Барселона под звуки смерти

Глава 1. Новая жизнь

Ранним утром возле здания Краснодарского аэропорта было непривычно тихо. Таксисты лениво покуривали, карауля прибытие очередного рейса, киоски с блинчиками и кофе ещё не открылись, а на парковку изредка заезжали автомобили. Водители высаживали сонных путешественников с горой чемоданов и тут же укатывали, чтобы не задерживаться на территории дольше бесплатных пятнадцати минут.

Ника стояла у дороги, ожидая шефа, и придирчиво разглядывала очередное селфи, третье за последние пять минут. Кожа опять вышла бледной, но ничего, программа с фильтрами это быстренько поправит. Улыбка задумчивая, таинственная, как и планировалось, наклон головы идеальный – не видно залысины за ушами. А вот идиотскую причёску исправит только время. Пройдёт месяцев пять-шесть, в худшем случае – год, волосы отрастут, и пацанская стрижка (или «ультракороткий гарсон», как с довольной рожей заявил вчера парикмахер) превратится хотя бы в каре. Зато новые серёжки смотрелись отлично! Серебряные кольца подчёркивали линию шеи, а перевёрнутый треугольник из зелёных камушков оттенял карие глаза. Но самое главное – на заднем фоне отчетливо виднелось «Аэропорт “Краснодар Пашковский”», можно даже геометку не ставить.

Решив, что лучшей картинки не добьётся, Ника набрала «Как вам мой первый рабочий день?» и запостила фото. Подумала секунду и добавила: #Испания2018 #БарселонаЖди. Пусть бывшие коллеги знают, что она не сидит дома, размазывая слёзы по ноутбуку, не оплакивает свою неудавшуюся карьеру и растаявшие финансы, из-за которых даже этот самый ноутбук пришлось продать. Пусть видят, что она готова к бою, выглядит на пять с плюсом и полгода больничных скитаний прошли бесследно. Пусть думают, что она абсолютно здорова. Правду всё равно никто не узнает. Никогда.

Прохладный ветерок обдувал открытые плечи, солнышко нехотя просыпалось, ещё пара часов и остывший за ночь город снова накроет нестерпимой жарой. Краснодарское лето в привычной манере наплевало на календарные даты. Ну и что, что начало сентября? Припекало и изматывало, как в разгар сезона. Но уже через три часа Ника будет в Домодедово, а оттуда прямой рейс в Барселону, где тоже жара и солнце, а ещё море, пальмы, вкуснейшая еда и работа. Работа, о которой Ника практически ничего не знала.

Вчера утром Женёк огорошила её, вывалив в любимой манере всю информацию разом: «Меня кладут в больницу на сохранение, а завтра командировка. Босс прибьёт. У тебя же виза ещё открыта? Билеты я поменяю, с отелем договорюсь, кошку Валерка покормит. Слетай, Ника, будь человеком. Развеешься, да и деньги тебе не помешают».

Последний аргумент был особенно веским. Ника потеряла работу четыре месяца назад. Ну как потеряла, шеф ради приличия подождал, когда её выпишут из больницы, а потом написал в вотсап, попросил заглянуть в отдел кадров за расчётом. Объяснил, что клиенты не станут работать с маркетологом, чьё имя в интернете мусолят направо и налево. Да, она не виновата в той аварии, да, дело не возбудили, судимости нет и вроде бы всё закончилось. Но пешеход мёртв, интернет бурлит, а её состояние никого не волнует. Всем плевать, что ей до сих пор снится тёмная фигура, бросившаяся под колёса, снится, как она вдавливает тормоз, как выкручивает руль. Снится собственный крик – наверное, последнее, что Ника отчетливо слышала в жизни.

Потом были полгода тишины. Заплаканное мамино лицо, папино «я во всём разберусь», которое Ника научилась читать по губам, и её собственное «никого не хочу видеть». Два месяца она провела в больнице, отходя от операции, из-за которой лишилась некогда длинных вьющихся волос. Гематома ушла, а слух так и не вернулся. Диагноз «нейросенсорная тугоухость четвёртой степени» звучал как приговор. В её внутреннем эквалайзере будто убрали низкие частоты, высокие же приглушили настолько, что угадывались лишь некоторые звуки и приходилось додумывать, о чём кричит собеседник.

Ещё почти три месяца она просидела дома, рыдая до головокружения, до тошноты, не представляя, как жить дальше, а порой задумываясь, стоит ли жить.

Продукты привозили родители, Баффка тёрлась о ноги, развлекая хозяйку со всей той эгоистичной любовью, на которую способны только кошки, Женёк приходила в гости и присылала подбадривающие сообщения.

Новенький слуховой аппарат, подаренный родителями, лежал на тумбочке, дожидаясь часа, который никогда не настанет. После двух попыток выйти с этой штуковиной в люди, Ника поняла, что больше не вынесет. В толпе звуки сливались в шуршаще-бухающую кашу, речь была почти неразличима. Приходилось переспрашивать, просить повторить погромче или вовсе стыдливо протягивать блокнот, объясняя, что ничего не слышит. Аппарат проблему не решал, а только приковывал сочувствующие и удивлённые взгляды.

От брата Ника узнала о ещё одном способе вернуться в мир «нормальных» – кохлеарной имплантации. Миха жил в Берлине, работал айтишником в медицинском центре «NewHear», вот и рассказал о технологии, которая, оказывается, уже шестьдесят лет дарила новую жизнь тем, кто лишился слуха. Изогнутая штуковина крепилась за ушной раковиной, а передатчик (круглая блямба диаметром сантиметров пять) цеплялась к голове, примагничиваясь к приёмнику, вживлённому под кожу. Внешняя часть с помощью микрофонов улавливала звук, кодировала, отправляла на электродную решётку, имплантированную в улитку. Дальше импульсы передавались на слуховой нерв.

Ника пришла за советом к сурдологу, и та подтвердила, что кохлеарная имплантация – отличное решение: «Будешь слышать почти как раньше! А за внешний вид не переживай: волосы отрастут, никто и не заметит!»

Ника понимала, что волосами такое уродство не скроешь, особенно, если блямб на башке будет две. Но разве это причина отказываться от возможности снова слышать? За шанс вернуться в мир «нормальных» она готова была целовать сурдологу ноги. Однако поцелуев оказалось мало. Имплант на одно ухо стоил тридцать тысяч евро, в идеале нужно было ставить два. Ника уже подумывала, кому бы сбагрить «лишнюю» почку, параллельно собирая бумажки для получения квоты (оказывается, существовал шанс выбить имплант у государства), когда произошло чудо.

В компании, где работал брат, запустили новую экспериментальную программу, и Миха договорился, чтобы в неё включили Нику.

Немецкие врачи предлагали кохлеарный имплант нового поколения. Им удалось уместить все внешние элементы в, казалось бы, обычную серёжку – аккуратное серебряное колечко. Приёмник под кожу не вживлялся, а значит не было никакой круглой блямбы на голове. Электроды, имплантированные в улитку, получали сигнал удалённо, без проводов и соединений.

Ну, а дальше была поездка в Германию, исследования, анализы и куча новых терминов, которые в той, прошлой жизни Нике никогда бы не пригодились. Перед операцией пришлось подписать кипу бумаг, навешивающих столько обязательств, сколько обычному человеку за сто лет не насобирать: отказ от претензий, памятку по уходу за инновационной разработкой, материальную ответственность, согласие раз в полгода приезжать на обследование и ежедневно вести онлайн-дневник. Но самой важной бумажкой было соглашение о неразглашении. О секретной разработке запрещалось рассказывать. Да Ника, в общем-то, и не собиралась, о последствиях той аварии знали только родители, брат и Женёк, с которых она взяла слово держать язык за зубами.

Потом была ещё одна операция. Очнувшись после наркоза, Ника поняла, что кохлеарные импланты уже внутри. Нет, она их не чувствовала, да и возможно ли ощутить инородное тело в черепной коробке? Импланты стали её частью. Сбывшаяся мечта писателя-фантаста – человек-киборг с номерным чипом в мозгу. Хотя нет, не в мозгу, врач объяснил, что импланты вживляются во внутреннее ухо. Никакой трепанации черепа и прочих пугающих процедур, аккуратный надрез за ухом, установка электродов в улитку и всё – отходи от наркоза и можешь быть свободна.

О том, что операция завершена, подсказывала повязка вокруг головы. А явившаяся чуть позже медсестра протянула ненавистный блокнот, в котором почерком брата значились самые важные слова в жизни: «Скоро будешь слышать».

Четыре недели Ника провела в Берлине, безвылазно сидя в квартире Михи и читая отзывы пациентов с обычными кохлеарными имплантами. Все в один голос утверждали, что звуки возвращаются, но не сразу. Кому-то хватало нескольких дней, у кого-то ушли годы. Зависело от того, в каком возрасте человек потерял слух и как долго жил без импланта. В любом случае коллеги по несчастью советовали набраться терпения, ходить на реабилитации, заниматься дома. А так же учиться читать по губам, это поможет уловить смысл, если чего-то недослышишь. Ника изучила несколько видеоуроков, поняла, как распознавать основные звуки, а затем раз за разом смотрела любимых с детства «Чародеев», пытаясь прочитать реплики героев по губам. Иногда получалось – субтитры подтверждали угаданные фразы, но чаще смысл ускользал и терялся.

А затем её пригласили на примерку серёжек. Первое подключение разочаровало. Ника будто очутилась в фильме «Кто подставил кролика Роджера»: медперсонал говорил мультяшными голосами, звуки казались электронными, ненастоящими. Потом были настройки, занятия с сурдологом, и две недели спустя она, наверное впервые за полгода, улыбнулась.

Ника вернулась из Германии десять дней назад и всё ещё привыкала к миру, вновь наполненному звуками. Её внутренний эквалайзер починили. Качественно, но не без дефектов: электронное звучание сгладилось, однако не пропало вовсе. Некоторые слова путались, воспринимались иначе. Например, она долго пыталась понять, чего хочет мама, вопрошающая: «Где живёт ёжик?», пока мозг обрабатывал, переводил, выдав наконец осмысленное: «Где лежит ножик?»

Но голоса и манеру речи близких Ника помнила, а потому многие слова не столько «слышала», сколько «узнавала». К незнакомым же людям приходилось привыкать: додумывать фразы из контекста или угадывать по движению губ. Особенно туго было в шумной обстановке – звуки смешивались, сливались, голова гудела от обилия скрипов, шуршания и бряцания. Речь при этом удавалось понять в лучшем случае наполовину.

Так или иначе, двигатели автомобилей снова ревели, птицы щебетали, туфли шаркали по асфальту, прохожие невнятно переговаривались, а диспетчер вещал, что открыта регистрация на рейс Краснодар-Домодедово. Однако новый шеф до сих пор не явился.

Цифры на экране телефона показывали без пятнадцати семь, вылет через час, ещё нужно было зарегистрироваться и пройти контроль. Да и не мешало бы разобраться с багажом: чемодан сдать, это понятно, сумочку в ручную кладь, а вот с «продуктом» придётся повозиться.

«Бери в салон, – настаивала Женёк. – В крайнем случае прикройся бизнес-классом шефа, скажи, что это его прихоть. Никуда не денутся, пустят».

Сумка-холодильник с восьмидесятью баночками чёрной икры стоила дороже всех Никиных вещей, включая китайский телефон, купленный на замену разбитому в аварии айфону. Конечно, она не собиралась сдавать такую ценность в багаж. Потеряют ещё! Однако на границе «продукт» нужно задекларировать, иначе конфискуют. В сумке лежала целая кипа бумаг, подтверждающих, что икра летит на конференцию.

Народу заметно прибавилось. Мужчины и женщины спешили зарегистрироваться на рейс, малыши спали в колясках или радостно щебетали на отцовских плечах, подростки с хмурыми лицами шествовали на почтительном расстоянии от родителей, подчеркивая свою самостоятельность.

Наконец в паре метров от Ники остановился чёрный автомобиль. Не нужно было смотреть на эмблему, чтобы узнать изящные изгибы порше, да и Женёк рассказывала про крутую тачку шефа. Ника попыталась приветственно улыбнуться, но застыла, удивлённо глядя на мужчину, вышедшего с пассажирской стороны: острый нос, голубые глаза, волосы почти полностью седые, только изредка проглядывают чёрные пряди. На вид моложе своих пятидесяти трёх, максимум сорок восемь. Всё сходилось с фотографией, которую Ника вчера рассматривала на сайте «Царской трапезы», но кто бы мог подумать, что новый шеф – коротышка!

Она сама до верхних полок дотягивалась только с табуреткой, однако Роман Валентинович Гордеев оказался сантиметров на десять ниже. Этакий щупленький дядечка в футболке-поло, лёгких брюках и со спортивной сумкой. Ника спохватилась, перестала удивлённо таращиться и, подхватив чемодан и поклажу с икрой, направилась к машине.

– Вероника Семённа? – новый шеф на американский манер протянул руку.

Ника не любила, когда её называли по имени-отчеству, особенно – когда сокращали «Семёновна» до просторечного «Семённа».

– Можно просто Ника, – она ответила на рукопожатие.

Раздалось пронзительное «би-и-ип», следом ещё одно и ещё. Порше перекрыл полосу, из-за чего уже образовался затор. Раздражённые водители призывали обнаглевшего коллегу к порядку. Роман Валентинович поморщился и поковырял в ухе.

– Разбибикались, клоуны!

С водительской стороны выбрался высокий полный парень лет двадцати пяти.

– Пап, даай ана аарвку заеду? Шашаем ше.

«Пап, давай я на парковку заеду? Мешаем же», – самой себе перевела Ника.

Нет, сын нового шефа не шепелявил и не глотал слова, однако сочетание: «незнакомый человек» плюс «нечеткая дикция» плюс «шумная обстановка» – давало помехи.

Прозвучало ещё одно громкое «би-и-ип».

– Да ты домой двигай, – буркнул Роман Валентинович, – мы с Вероникой Семённой сами справимся.

Удивительно, но речь нового шефа воспринималась отлично. Возможно, потому что он стоял поближе, возможно, говорил почётче.

Роман Валентинович улыбнулся Нике, а его сын тем временем извлек из багажника небольшую клетчатую сумку, с какими челноки мотаются за товаром.

– Точно справитесь? – он подошёл и перевёл неуверенный взгляд с Ники на сумку.

– Да чего тут справляться? – Роман Валентинович похлопал сына по плечу. – Давай, Ромик, езжай. За мамой присматривай, чтобы таблетки вовремя… ну ты сам знаешь.

«Ромик» кивнул и поморщился, услышав очередное «би-и-ип».

– Вероника Семённа, давайте я вам помогу, – Роман Валентинович выхватил у Ники сумку-холодильник. – И пойдёмте уже, регистрацию вот-вот закроют.

Он направился ко входу, оставив Нику с клетчатым недоразумением и чемоданом. «Ромик» сочувственно пожал плечами и убежал убирать порше.

– Стоило пять лет учиться в универе, чтобы таскать вещи всяких олигархов, – проворчала Ника.

Судя по острым углам, в клетчатой лежали коробки с листовками. Женёк предупреждала, что шеф их привезёт. Весила сумка килограммов пятнадцать, а из-за коротких ручек тащить её было неудобно. Ника чувствовала себя котиком из смешных роликов на ютубе: вечно залезут чёрт знает куда, а выбраться не могут. Чемодан, клетчатая, да ещё сумочка, которая, как назло, то и дело соскальзывала с плеча. Приходилось останавливаться и поправлять. В общем, когда она добралась до стоек регистрации, Роман Валентинович уже нервно поглядывал на часы.

Зарегистрировались они быстро, билет шефа в бизнес-класс открывал дорогу в обход очереди. Сотрудница авиакомпании хотела было развернуть Нику, мол, с экономом стой, как все. Но взгляд Романа Валентиновича работал не хуже вип-билета: девушка натянула вежливую улыбку, зарегистрировала багаж и выдала посадочный талон.

Икру пустили в салон, и Ника выдохнула, хоть одной проблемой меньше. Избавившись от багажа, они налегке проследовали к контролю безопасности, Роман Валентинович не преминул вручить Нике сумку-холодильник, а сам, запустив руки в карманы рассказывал, как ему повезло с «Женечкой» и как он расстроился, узнав, что она собирается в декрет. Нет, он конечно за Женечку рад! Однако она вот уже семь лет его правая рука и опора, как же он справится без неё и сумеет ли отыскать замену?

На последней фразе Роман Валентинович многозначительно посмотрел на Нику, давая понять, что одна командировка вовсе не означает, что Женечкина должность тут же перейдёт к ней. Ника вежливо улыбалась, хотя этот тип уже начинал её раздражать. Она дважды попросила не называть её «Вероникой Семённой», но Роман Валентинович будто издевался:

– Вероничка Семённа, милая…

Больше чем сочетание собственных имени-отчества Ника не любила разве что уменьшительно-ласкательное «Вероничка».

– Вероничка Семённа, купите мне бутылочку колы и сникерс. Не успел позавтракать.

Он уткнулся в экран телефона и пробубнил что-то ещё. Ника не расслышала, но уточнять не стала. После потери слуха появился дурацкий комплекс – стыдилась переспрашивать. Знала, что глупо, но не могла признаться, что плохо слышит.

Перекинув сумку с одного плеча на другое, поискала глазами ближайшее кафе. Женёк не предупреждала, что должность помощника директора подразумевает обязанности носильщика и секретарши. С другой стороны, Нике-то какого чёрта жаловаться? За время безвылазного сидения дома, в перерывах между слезами и штудированием форумов для «особенных» людей, она рассылала резюме во всевозможные конторы. Но оказалось, что никому не нужен глухой маркетолог хоть и с пятилетним опытом работы. К тому же до сих пор не утихла история о хирурге-самоубийце, бросившемся под колёса. Ника пыталась искать вакансии в других сферах, даже подумывала вспомнить специальность и пойти в юристы, но без слуха о работе в офисе можно было забыть. Она не представляла, куда податься, папка с отказами работодателей всё росла, хоть начинай коллекционировать, а деньги тем временем исчезали молниеносно, словно иностранные продукты с прилавков после введения эмбарго.

Думала, что придётся выживать на инвалидное пособие, которого с трудом хватало на коммуналку и корм для кошки. Как платить ипотеку? Чем питаться? Если бы она с самого начала знала о секретной разработке немецких учёных… но к тому времени, как Миха нашёл спасение, по сбережениям Ники отыграли похоронный марш. Чтобы съездить в Германию, пришлось продать на запчасти в хлам разбитую машину, но на этом денежное фиаско не закончилось – дома ждал очередной ипотечный взнос. Занимать у родителей было стыдно, и без того повисла тяжёлым грузом на их шеях: продукты, лечение, коммуналка – всё это мама с папой взяли на себя. Даже предыдущий взнос по ипотеке оплатили и утверждали, что ничего возвращать не нужно. Ника случайно узнала, что из-за неё они тоже влезли в долги (увидела на экране телефона папы сообщение от тёти). Пришлось прибегнуть к крайним мерам – оформить микрозайм. Хоть Ника и понимала, чем подобное чревато. Контора с говорящим названием «Деньги до зарплаты» драла конские проценты, но это давало небольшую передышку.

А потом так вовремя позвонила Женёк.

Не хотелось, конечно, чувствовать себя секретаршей после карьеры маркетолога с зарплатой в тысячу долларов, но что делать? Надо же как-то возвращаться к жизни. Поэтому Ника достала банковскую карту, которую Женёк вручила на корпоративные расходы, купила колу и сникерс и догнала Романа Валентиновича уже за паспортным контролем.

Шеф спрятал шоколадку в карман, посмотрел на бутылку колы и перевёл взгляд на Нику:

– Вероничка Семённа, милая, вы не выспались что ли? Или утром уши компотом чистили? Я же сказал не холодную! А это что?

Он выкинул бутылку в урну, быстренько вынул из карманов телефон-ключи-кошелёк, прошмыгнул под рамкой металлодетектора и вскоре затерялся в витринах магазинов.

Ника застыла, чувствуя, как краска заливает лицо от щек до самых ушей. Шеф, конечно, не специально выбрал метафору с компотом, но угодил точнехонько в болевое место – считай, обозвал глухой дурой. От стыда хотелось провалиться сквозь землю. А ещё от злости на себя (за то, что постеснялась переспросить) и на этого привередливого старикана (кто вообще пьёт колу тёплой?!).

Сгрузив сумки на ленту рентгеновского аппарата, она заняла место в небольшой очереди, стараясь не замечать, как сочувственно поглядывает на неё стоящий позади парень. Надписи на рамке металлодетектора приглашали людей с кардиомониторами, протезами и другими медицинскими устройствами пройти личный досмотр. Но Нику эти надписи не смущали. Хирург, делавший операцию, объяснил, что ей ничего не грозит, можно спокойно проходить контроль хоть в аэропортах, хоть в торговых центрах. Она уже проверила это, когда возвращалась из Берлина, а в случае вопросов всегда можно предъявить паспорт на кохлеарный имплант.

Поэтому, не задумываясь, Ника шагнула под рамкой. В правом ухе щелкнуло, засвистело, а в следующий миг в голове что-то треснуло. В глазах потемнело от боли.

Глава 2. Красная команда

Свист в правом ухе въедался в мозг, Ника сжимала голову, пытаясь унять боль, расходящуюся от виска ко лбу и затылку. Наконец догадалась снять серёжку, звуки сместились влево, свист пропал, но боль не унималась.

– Шоаами? – сотрудница службы безопасности, оказывается, всё это время поддерживала её под локоть.

Ника следила за губами женщины, пытаясь уловить смысл. Одна серёжка хуже справлялась со звуками, в голову закралась глупая мысль, что надо прибавить громкость.

– Вамохо? Выватача?

«Вам плохо? Вызвать врача?»

– Всё хорошо, – язык еле шевелился. Ника подхватила сумки, дожидающиеся на ленте. – Я… спасибо, мне просто нужно сесть.

Держась за стену, она добрела до магазинов и, пробираясь мимо прилавков с сигаретами, духами и шоколадом, думала только, как бы не упасть. Оставшиеся до посадки десять минут провела в туалете, пытаясь привести себя в чувство. Выпила обезболивающее и без конца звонила брату. Он-то должен понимать, что случилось. Может, имплант сломался? Вдруг это опасно? Вдруг ей нужно в больницу? Миха не отвечал, пришлось оставить сообщение.

Потом был перелёт в Москву. Нику тошнило, голова раскалывалась. Она уже пожалела, что села в самолёт, воображение рисовало, как чёрная жидкость из закоротившего импланта течёт во внутреннее ухо, а оттуда просачивается в мозг. Почему жидкость? Почему именно чёрная? Видимо, срабатывали какие-то затаённые страхи, и от этих мыслей голова болела ещё сильнее.

Неужели придётся отказаться от поездки? А что, если Миха скажет, что ей срочно нужно в Берлин? Надо было сидеть дома. Закрыться в своём уютном коконе и привыкать к импланту, а не мотаться по командировкам. Однако пустой холодильник и не менее пустой кошелёк не просто так вытолкнули её из зоны комфорта. За четыре дня в Барселоне ей обещали пятьсот евро, ещё двести Женёк выдала на командировочные расходы. Этих денег хватит не только на выплату микрозайма, но и на пару походов за продуктами.

Ника скучала по жизни, в которой на банковский карте всегда имелся запас. Она, не задумываясь, покупала дорогие вещи, обедала в кафе, ходила в фитнес-клуб, дважды в год ездила за границу. У неё была интересная работа: встречи с клиентами, маркетинговые стратегии, креативные рекламные кампании. Она скучала по пятничным посиделкам в любимом ресторане, когда они с девчонками уплетали рёбрышки барбекю под тёмное пиво.

После аварии ей прислали пару ободряющих сообщений, и на этом поддержка закончилась. Ещё бы, сбить человека! Плевать, что хирург со смешной фамилией Подставкин наглотался таблеток и, цепляясь за остатки сознания, вышел на дорогу, сломав не только свою жизнь, но и жизнь Ники.

«Считай, умер дважды, – писал в блокноте папа, – таблетки бы его убили. Оставил записку и ждал в кабинете, когда всё закончится. Но тут позвонила жена, у свекрови случился удар, вот Подставкин и ринулся домой. Ты не виновата, Ронюшка, держись, я всё исправлю».

Ловкин Семён Анатольевич, адвокат, известный не только в Краснодаре, но по всему округу, вытащил дочь из передряги. В таких ситуациях по умолчанию виноват водитель, но отец Ники сумел доказать, что она не могла избежать аварии. Обвинение не предъявили, дело закрыли за отсутствием состава преступления, однако от нападок прессы это не спасло. Имена Ники и сбитого пешехода полоскали в соцсетях и блогах, на местных телеканалах выступали псевдо эксперты, утверждавшие, что Подставкина прикончили и обставили всё, как самоубийство. Открыто говорили о подкупе следователя и всех, кого можно купить. Папину карьеру вывернули наизнанку, пытаясь доказать, что он всегда выигрывал дела взятками и связями.

Мутила воду, несомненно, жена сбитого хирурга. Она разузнала email Ники и прислала письмо, в котором обещала: «Так просто не отделаешься, тварь!» Ника раз за разом перечитывала послание, знала, что не стоит, но ничего не могла с собой поделать. Она прокручивала в голове те несколько секунд: промелькнувшая тень, визг тормозов, удар… если бы она заметила его раньше, если бы объехала… она знала, что не виновата, но не могла не думать об оставшейся без отца девочке-подростке, не могла забыть застывшее на дороге тело.

Ни один ещё перелёт не давался Нике так тяжело. В Домодедово она буквально выскочила из самолёта и направилась прямиком к туалетам. Умылась, проглотила ещё одну таблетку обезболивающего. Пока Роман Валентинович пил в кафе чай с куском шоколадного торта, нашла укромный уголок с незанятыми креслами и позвонила по видеосвязи брату.