Лиловые лепестки

Лета, верно, чересчур увлеклась, разглядывая жилище Гиласа, потому что тот с некоторым раздражением оторвал её от этого занятия.

– Не так уж велик мой дом, чтобы тратить полдня на его осмотр, – сказал он.

– У вас очень мило, – с улыбкой поспешила сообщить Лета.

– Благодарю, – церемонно кивнув, промолвил Гилас.

– А у нас дом из камня, – продолжала девочка. – Он на самой окраине, зато из окна виден луг, и чудо-роща, и Лазурная Змейка, и…

– Что-что? – вдруг перебил её Гилас. – Не послышалось ли мне? Что лазурное?

– Лазурная Змейка, – повторила Лета. Что такого она сказала? Отчего её новый знакомый изменился в лице? – Так мы называем речку, что течёт за городом. Она узкая и вьётся по лугу прямо как…

– Довольно, я понял, – снова вмешался Гилас. В голосе его слышалось недовольство. – Не самое удачное название, я бы сказал.

– Почему? – недоумённо спросила Лета. – Чем плохи змеи?

– Коварные, злокозненные существа, – пробурчал Гилас. – Ни капли добра от таких не дождёшься… Впрочем, не будем об этом. – С этими словами он уселся напротив и добавил: – Вот теперь, полагаю, настало время даров. Как ты назвала то, что принесла с собой?

– Ох, я ведь чуть не забыла про пирог, – немного смутившись, сказала Лета и, поспешно развязав бечёвку, положила свёрток на стол. – Не найдётся ли у вас тарелка?

– Найдётся. – Гилас кивнул, и в следующее мгновение перед Летой появился небольшой гладкий деревянный круг. На привычные ей тарелки он был не очень-то похож, но всё же вполне годился, чтобы положить на него кусок пирога.

Увидев угощение, Гилас совершенно переменился в лице. Он перестал недовольно хмуриться, исчезли подозрительность и надменность. Вместо них появилось спокойное любопытство, а в голосе его, когда он произнёс слова благодарности, Лета услышала мягкость.

С величайшей осторожностью, будто угощение было чем-то очень хрупким, Гилас отломил маленький кусочек пирога, положил его в рот, пожевал и глубоко вздохнул. Никогда ещё Лета не видела, чтобы кто-то ел с таким наслаждением. Она знала, что пирог исключительно вкусен, и сама очень любила мамину выпечку, но ведь это был всего лишь пирог – самое обычное дело. А Гилас ел так, будто это лучшая вещь на свете. Лета подивилась этому, и в душе её шевельнулась жалость: неужели Гилас ни разу в жизни не пробовал пирога? Судя по всему, так оно и было, и девочка решила, что это очень несправедливо.

«Нужно непременно принести ещё чего-нибудь вкусного», – подумала она и от этой мысли улыбнулась.

Гилас тем временем, съев ещё один кусочек, обратился к Лете.

– Что же ты сама не ешь, дитя? – спросил он. – Не годится мне одному вкушать такие яства.

– Нет-нет, это всё вам, – сказала Лета, улыбнувшись так тепло, как только могла. – Я этот пирог уже ела. К тому же я совсем не голодна.

– Не очень-то разумно отказываться от подобного лакомства, – заметил Гилас. – Однако дело твоё… Но кто же сотворил столь изумительное кушанье? Полагаю, твоя матушка?

Лета кивнула.

– Так я и думал, – сказал Гилас. – Цени это, дитя. Это великое счастье!

– Я знаю, – согласилась Лета. – Тётушка Селеста всегда говорит, что у мамы золотые руки.

– Как ты сказала? – не понял Гилас и, когда Лета повторила, задумался, а затем спросил: – Что за польза от рук из золота? Как же движутся её пальцы?

– О нет, это только так говорят, – объяснила Лета. – Кажется, это называется «образное выражение». На самом деле руки у мамы самые обычные.

– Весьма странно, весьма… – произнёс Гилас. – Впрочем, удивляться не приходится.

Пока он доедал пирог, Лета снова осмотрелась и спросила:

– И вы живёте тут совсем один?

Гилас кивнул.

– Как интересно, – сказала Лета. – Мне ещё никогда не доводилось видеть отшельцев.

– Кого? – удивился Гилас.

– Отшельцев, – повторила Лета. – Я читала о них в книжках. Это такие особые люди. Они забираются в какие-нибудь глухие необитаемые края, когда соседи начинают чересчур им докучать.

– Ты, верно, говоришь об отшельниках, – с усмешкой сказал Гилас. – Что ж, вероятно, меня можно так назвать, хотя докучливых соседей у меня никогда не было.

– А почему вы живёте в лесу? – спросила тогда Лета.

– А почему ты живёшь там, где живёшь? – ответил Гилас вопросом на вопрос.

– Ну… – Лета замялась. – Там мой дом.

– Именно так. – Гилас кивнул.

– Разве дом может быть в лесу? – удивилась Лета.

– Дом может быть где угодно, – сказал Гилас. – Он там, где живёт твоё сердце.

– Где живёт сердце… – задумчиво повторила Лета. – Да, неверное, так… Но ведь в городе красивее и удобнее, чем в лесу.

– Это как посмотреть, – возразил Гилас. – В городах чересчур много камня. Он угнетает, лишает сил, и потому мне там не место. Лишь в лесу могу я быть самим собой в полной мере.