Звезды падают вверх
Кольцов выждал, пока в череде машин – несмотря на ранний час, они уже неслись по магистрали – появится разрыв. Перебежал дорогу. На противоположной стороне улицы Ленина в этой части поселка не было домов. Здесь текла река Буран – прозрачная и летом мелкая. Каждый год она обильно разливалась, затапливая даже часть поселка, и всякое лето меняла русло. Поэтому в этой части никто ничего не строил, а берега Бурана служили пастбищем для коров и коз, прибежищем для рыбаков, влюбленных и выпивох. По берегам реки тянулись заросли по-южному буйной и цепкой растительности. Впрочем, неутомимая молодежь протоптала вдоль Бурана свои тропинки.
Иван выбежал на одну из них и ускорил бег.
Физическая нагрузка – вот что отвлекает от дурных мыслей. Хорошенько пропотеть – вот что ему надо, чтобы забыться. Не водку же пить.
Раз – два – три… Раз – два – три… Ноги работали исправно. Легкие, никогда не знавшие табачного дыма, мощно втягивали и выталкивали утренний воздух. Первые капли пота выступили на лбу, тельняшка стала прилипать между лопатками.
«Как же мне быть с Мариной?» – думал Кольцов. Думал против своей воли, как думал об этом все время после того, как они расстались, поскандалив, позавчера вечером. Думал, пока вел машину, ел, спал, купался, разговаривал с Васькой и Ирмой… И только когда пил – забывался. Но нельзя же пить, не переставая.
«Что же делать с ней – сучкой, потаскушкой, любимой, сексуальной, единственной?.. Уйти. Надо уйти… Уехать от нее. Уехать как можно дальше. Вычеркнуть ее из своей жизни… Хватит! Жить с ней – мучение… Но и без нее – тоже мучение».
Он вспоминал их последний разговор. Их последнюю ссору. Вспоминал со жгучим стыдом, опаляющим его изнутри.
Вспоминал, как он не сдержался – пожалуй, впервые в жизни. Как накатила на него слепящая, словно огненный шар, ненависть. Как он смотрел в ее бесстыжие глаза и на ухмыляющийся рот. И впервые доподлинно узнал, что она ему изменяет. Что он рогат. Что она трахалась с другими. И не с одним. И когда он уходил на полеты, и когда зарабатывал для нее деньги, и пока лежал в госпитале…
Он не мог понять, откуда узнал это. Она ничего не говорила ему. Ничего!.. Просто вдруг череда этих картин – мерзких, больных, бесстыжих – раз за разом, мгновенно сменяя друг друга, стала всплывать в его мозгу. Марина… Нагая… А сзади нее, пристроившись, с перекошенным лицом… Уф! Не думать, не думать об этом!.. Но опять против воли всплывало: Марина, мужчина лежит на ней сверху, у него волосатая спина, она изо всех сил обхватила ногами его ягодицы, ее лицо искажено криком… Образы в мозгу сменяли один другого – такие же ясные, явные, как позавчера вечером у них на кухне, на третьем этаже их дома в Азове-13… А Марина тогда сидела против него и ухмылялась…
Тогда, позавчера вечером, боль от внутреннего созерцания этих отвратительных и жестоких картинок, проносящихся в его мозгу – еще более отчетливых, чем если бы он вживую увидел их! – в какой-то момент стала нестерпимой. Боль, боль… Она быстро сменилась ненавистью. Подкатил огненный шар ярости. И, не помня себя, он закричал, пытаясь криком заглушить боль и гнев: «Шлюха! Шлюха!»
Марина тогда спокойно пожала плечиком:
– Ну шлюха. И что дальше?
Нет, он не ударил ее. Русский офицер не может ударить женщину. Но ярость его была столь огромна и невыносима, что Иван крикнул:
– Ненавижу тебя! Чтоб ты сдохла!
Он вложил в этот крик всю свою боль и всю искренность.
А потом выскочил из комнаты и дрожащими руками стал собирать чемоданы. Ровно через десять минут – прямой, успокоившийся, ненавидящий – вышел из дома.
Как полагал – навсегда.
Воспоминание снова грызло сердце, и, чтобы хоть как-то избавиться от него, Иван еще прибавил скорости.
Тельняшка уже насквозь пропиталась потом, а он все бежал и бежал, быстрее и быстрее, в ласковой сени растущих над рекой деревьев.
Бежал к морю. Бежал навстречу своей судьбе.
Он и не ведал, что в Азове-13 уже вовсю идет следствие по делу о смерти Марины.
Глава 2
СТРАННАЯ СМЕРТЬ В АЗОВЕ-13
Тот же день.10 часов 30 минут.Аэропорт Ростова-на-Дону.Капитан ПетренкоАзов-13 встретил капитана Петренко подобострастно, но неласково. Лейтенант, который ждал его прямо у трапа, потянулся взять чемодан. Когда Петренко отказался, встречающий только пожал плечами и пробормотал что-то нечленораздельное. Капитану показалось: «Была бы честь предложена…»
Петренко усадили на заднее сиденье потрепанной черной «Волги». Лейтенант сел спереди, рядом с шофером-сержантиком, и важно приказал ему: «Гони!» Окна в машине были раскрыты, в салоне гулял-шумел беспутный южный ветер.
Военный городок Азов-13 располагался от Ростова-на-Дону совсем в другой стороне, нежели Азов обычный, без номера. «Ох, как запутывали раньше вероятного противника», – усмехнулся про себя Петренко. Городок никогда не значился на советских географических картах. Теперь, при торжестве гласности, он на них, впрочем, появился – под уродливым именем Синеводск. Однако все называли его по старинке, Азовом с номером, а местные жители говорили о нем просто: «Городок».
После часа утомительной езды под раскаленным донским солнцем (дороги, впрочем, оказались здесь на удивление отменные) «Волга» подрулила к трехметровому бетонному забору. Солдатик на проходной немедленно открыл ворота и отдал честь.
Азов-13 оказался обычным военным городком, каких в Союзе были сотни, если не тысячи. Петренко и сам когда-то жил в похожих – пока отец был жив и его все переводили и переводили из одной части в другую. В скольких таких городках Петренко довелось учиться, привыкать к новой школе, приобретать друзей для игры в штандер-стоп и футбол?.. В четырех, кажется. Один находился под Благовещенском, другой – в Коми, третий – на берегу Балтийского моря, четвертый – в Московской области… И все были на одно лицо. Словно братья-близнецы от матери-Родины и отца – военно-промышленного комплекса. Точь-в-точь такие же, как этот Азов-13.
Унылые пятиэтажки. Разросшиеся тополя. Совсем старые кирпичные дома послевоенной постройки. На них – облезлые таблички: «ДОС-3», «ДОС-4»… «ДОС» – это дом офицерского состава, вдруг вспомнилась Петренко давно забытая аббревиатура.
Во дворах никого. Август. Полдень. Жара.
Проехали заброшенную водокачку, нелепо возвышающуюся над домами. Сквозь ее бурые стены прорастали деревья.
Петренко вдруг вспомнил точно такую же водокачку, и они, пацаны, играют возле нее в «расшибного». Монетки, звеня, отлетают от стены.
Какой азарт!.. Крыло ностальгии на секунду накрыло капитана. Он вроде бы даже расслышал звон разлетающихся монеток…
«Волга» остановилась перед кирпичным старым домом с номером на торце «ДОС-5». «Опять общага», – расстроился Петренко.
ДОС действительно оказался общагой. Петренко, сопровождаемый лейтенантом, долго шел по длиннющим коридорам. Краска на полах была стерта тысячами офицерских сапог и полуботинок. Где-то плакал-заливался ребенок.
Однако поместили Петренко в отдельный номер. Здесь имелся совмещенный санузел и даже холодильник. Номер был на удивление вылизан – видно, специально постарались для московского чина. Блестел всеми трещинами тщательно протертый стол, гордо возвышалась подушка в накрахмаленной наволочке, а унитаз закрывала буржуазная полосочка – пломба. Но воздух в комнате стоял унылый и затхлый: несмотря на жару, окна были закупорены. Сопровождающий лейтенант буркнул:
– Располагайтесь… Горячая вода – с шести до восьми утра и с шести до восьми вечера. Холодную иногда тоже отключают, так что наберите себе про запас в ванну… Вот тут, если надо будет слить, есть ковшик… Свет иногда тоже отключают. Но ненадолго. Зато – вот телевизор…
Лейтеха щелкнул выключателем. На черно-белом экране что-то зарябило. «Семь программ!» – с гордостью пояснил лейтенант.
Затем участливо спросил:
– Отдохнете с дороги?
Петренко, не распаковывая, зашвырнул чемодан в скособоченный шкаф и сказал лейтенанту:
– Немедленно отвезите меня к командиру части.
Лейтенант опешил:
– Но… мне надо уточнить…
Петренко безапелляционно повторил:
– Я сказал – немедленно.
Через пятнадцать минут он уже разговаривал с полковником Букаевым, командиром части, расположенной в Азове-13.
***Полковник Букаев оказался толстяком необъятных объемов. «Размер пятьдесят восьмой, а то и шестидесятый», – не преминул отметить про себя Петренко.
– Оперативно, оперативно, товарищ!..
– Капитан, – подсказал Петренко, пожимая руку командиру части.
Букаев, привставший для рукопожатия, облегченно опустился в огромное кресло. В кабинете работало три вентилятора – два настольных и один, с громадными лопастями, скрежетал под потолком. В порывах горячего сквозняка, сбиваясь с курса, неровно кружили мухи.
Петренко окинул цепким взглядом Букаева. Работа научила его составлять психологический портрет собеседника в считанные секунды. «Толстяк. И умело это использует. Прикидывается наивным, добродушным простачком. Хотя ох как не прост. Иначе не дослужился бы до полковника… – сделал предварительный вывод капитан. – Как его определить одним словом? Какую дать ему «рабочую кличку»? Чтобы лучше запомнился?» Петренко на секунду задумался, а затем откуда-то из подсознания, даже против его воли, в мозгу всплыло: Железный Пончик.
Петренко черканул в блокноте: «Полковник Букаев – Ж.П.»
Командир части тоже с минуту буравил Петренко заплывшими глазками и по-бабьи принялся причитать:
– Что же это делается, а? Какая беда случилась!.. Из Москвы человека прислали!
При этом он вглядывался в Петренко, следя за его реакцией.
Сергей отреагировал спокойно:
– Случилось – убийство. И наша с вами задача, – с нажимом сказал Петренко, – его раскрыть.
– Кольцов! Ванька Кольцов! Какой парень был! Умный, красивый!
Петренко пожал плечами:
– Почему – был? Его что, убили?
Букаев мгновенно отреагировал, совсем не смутившись:
– Просто жалко человека. Жена погибла. Такая трагедия!
«Ага, ты считаешь, что убийца – Кольцов! – подумал Петренко. – Интересно, знает ли Букаев, сколь странно погибла Кольцова?.. – задался вопросом Петренко и тут же ответил сам себе: – Конечно, знает. Иначе какой он командир части. А раз знает – значит, вскорости будет знать и его супруга-полковничиха. И собутыльники полковника… А там и весь городок. Потом и вся Ростовская область наполнится дикими слухами… А потом – вся Россия. В газеты попадем… Скверно… Надо пресекать утечку и – одновременно – создавать легенду».
– Полковник! – жестко сказал Петренко, намеренно игнорируя обращение «товарищ». – Вас предупредили, что во всем, что касается данного дела, вы подчиняетесь мне? И выполняете все мои приказания?
– Д-да… – промямлил опешивший Букаев.
– Ну так вот: если информация о том, как погибла Кольцова, выйдет за эти стены, с погонами можете распрощаться. Уволят с позором. Это как минимум. А то и под трибунал пойдете. Ясно?
Полковник сразу как-то обмяк.
– И еще, – продолжил Петренко, – мне нужны помощники.
– Лейтенант, который вас встречал…
– Я имею в виду нормальных помощников, – повторил капитан.
Толстяк пролепетал:
– Будут, будут… Все будет!..
***Генералу принесли шифровку в тот же день уже в 11.15.
Он внимательно просмотрел бумаги.
Ничего особо необычного в случившемся не было.
Простая публика даже не подозревает, сколько удивительного, непонятного, непознанного происходит в такой огромной стране, как Россия. Происходит еженедельно, ежедневно. Кое-что из так называемых чудес попадает в газеты. Что-то становится предметом пересудов. Многое вовсе остается незамеченным. Но практически все случившееся в итоге получает разумное, логическое, вполне материалистическое объяснение.
Практически все. Но – не все.
Шифровку, доставленную генералу, можно было бы оставить безо всякого внимания, если бы не то место, где событие произошло.
А что, если он – один из этих? Из тех немногих, кто остался?
От одной этой мысли генералу на долю секунды стало жарко.
Он нажал интерком, вызывая помощника.
***Благодаря личному участию самого полковника Букаева Петренко через пять минут получил в свое распоряжение отдельный кабинет. Он принадлежал начальнику особого отдела, убывшему в настоящее время в отпуск. Здесь стоял опечатанный сейф, имелось два вентилятора и два телефона. На полке синело полное собрание сочинений Ленина в пятидесяти пяти томах. На стене висел к тому же и ленинский портрет. Портрет огромный, казавшийся несоразмерно большим для такого кабинета. «Видно, раньше этот Ильич висел в красном уголке части, – мельком подумал Петренко. – Затем его приказали вынести, а особист к себе притаранил. Интересный, видать, фрукт этот особист».
Спустя три минуты в распоряжение Петренко прибыли помощники. Это были два молодых особиста – оба в звании старшего лейтенанта. Фамилия одного была Жуков, а второго – Дубов. Первого звали Саша, а второго – Паша. Или, напротив, Жуков был Пашей, а Дубов – Сашей? Словом, старлеи были так молоды, подтянуты и неразличимы между собой, что у Петренко даже не получилось придумать для каждого отдельную кличку. Обозвал он обоих одинаково, во множественном числе: «Грибочки».
Первому из них, кажется, Жукову, Петренко поручил умереть, но выяснить, куда мог уехать капитан Кольцов.
– Поспрашайте соседей, друзей, сослуживцев… Проверьте поликлинику – может, ему давали путевку в санаторий?.. И у него, кажется, есть машина?
– Так точно!
– Он на ней уехал?
– Предположительно.
– Тогда поговорите в гаражах. Может, кто из соседей по боксам знает куда… А потом – проверьте авиа– и железнодорожные кассы: не брал ли Кольцов билет…
– Только Ростов-Дон проверять?
– Пока да… И узнайте адрес его родителей – если они живы, конечно… Про братьев-сестер – тоже… И других близких… Может, адреса друзей Кольцова узнаете… И все, что нароете, немедленно сообщайте мне.
– Есть! Разрешите приступать?
– Валяйте.
«Грибочек номер один» вышел – сосредоточенный до важности.
Второму Грибочку Петренко поручил договориться о встречах, которые он решил провести непременно сегодня.
***Участковый Андрей Пивоваров отчаянно хлюпал носом и ежеминутно чихал, старательно отворачиваясь в сторонку. Он смущался из-за того, что предстал перед московским гостем в таком непрезентабельно простуженном состоянии, и нервно теребил промокший платок.
Петренко постарался отсесть на безопасное от вирусов расстояние. Участливо сказал, не утруждая себя холодно-вежливым «вы», – с участковым, хочешь не хочешь, нужно было устанавливать контакт:
– Да не щемись ты! – Петренко намеренно употребил южное просторечное слово, имеющее крайне широкий, в зависимости от контекста, диапазон значений. В данном случае «не щемись» было эквивалентом предложения: «Да не стесняйся!» – предложения, которое нормальными, литературными, словами один мужик в беседе с другим и не выговорит. – С кем не бывает! – по-свойски продолжил Петренко. – Где простыл-то так?
Участковый, опасливо ожидавший каверзных вопросов по делу, удивленно ответил:
– Раков в воскресенье ловили!
Петренко проговорил, усмехнувшись:
– Что, без прокладки ловили?
Андрей ответил – почему-то виновато:
– Да я за рулем был, какие уж тут прокладки…
– Много взяли?
– Два ведра. Слоны! Бо-ольшие! Но вчера…
Петренко рассмеялся. Ему нравился этот хитрован-казак с южным говором и простецким юмором.
Участкового, смуглолицего, с казацким чубом, Петренко, верный своей привычке давать каждому встречному-поперечному кличку-определение «для внутреннего пользования», почему-то захотел назвать: «Есаул-есаул, что ж ты бросил коня». Кликуха получилась несуразно длинной, поэтому капитан сократил ее до Есаул-Есаул. Тоже неплохо получилось.
– Ну, давай, участковый, к делу, – посерьезнел Петренко. – Труп ты обнаружил?
– Да. Вскрывал квартиру по звонку соседки из сорок второй.
– Тебе сказали…
– Что Кольцова с утра не подает признаков жизни. На встречу с подругой не пришла. Телефон не отвечает. Из квартиры вроде не выходила.
– И ты сразу примчался? Оперативно на сигналы реагируешь…
Есаул-Есаул слегка смутился:
– Не на все, конечно. Но про эту семью я давно знаю. У них там не все ладно. Скандалят часто, посуда летает, жена верещит… А при таком раскладе до беды недалеко.
Последнее предложение участковый произнес с каким-то социалистическим пафосом. Петренко скептически скривился:
– Взяли, значит, на заметку…
Участковый не растерялся:
– Конечно, у вас там, в Москве, о таких делах участковые не всегда в курсе. Но у нас-то – городок маленький.
– Ну, а труп?
Андрей гордо вскинулся:
– Я у нас на аэродроме таких видал. Точная картина – как парашют не раскрылся. С виду люди – целехонькие, а руки-ноги мягкие. Как будто костей вовсе нет. Так и у этой Марины было. Я еще при визуальном осмотре заметил, что у нее тело как-то странно вывернуто…
– Сам кого-нибудь подозреваешь?
Андрей поспешно ответил:
– Ну, муж… с которым они все ругались… он летчик. Бывший.
– Ну и как ты сам это представляешь?
Участковый – очень неуверенно – сказал:
– Странная получается картина. У нас в городке полетов уже два месяца не было. Позавчера тоже не летали… Досаафовские аэродромы есть в Батайске и в Каменске… Что, значит, выходит? Кольцов там взял самолет… Посадил в него супругу. Взлетел. Скинул ее… Потом сел. Поехал в район десанта. Нашел труп… Подобрал… Привез зачем-то в свою квартиру… Уехал… Глупо как-то…
– А он, Кольцов, вообще-то – как? В себе? Может, у него крыша съехала?
– Да он, конечно, странноватый… Особенно после того, как его комиссовали…
– За что комиссовали-то?
– Да по здоровью.
– А что с ним было?
– Вот он-то как раз, – участковый усмехнулся, – без парашюта брякался. Точнее – с парашютом, но он не раскрылся.
– И выжил?
– Ага. Как, почему – я толком не знаю. Но побился он сильно. Голова, ноги… В госпитале в Ростове полгода лежал… У него и сейчас шрамы… Ну, после госпиталя Кольцова и комиссовали…
– Чем он занимается?
– Когда чем. Частным извозом подрабатывает. Лекарства какие-то по аптекам развозит…
– Лекарства? Какие?
– А я знаю? Оно мне надо?.. Хер… этот… хербалайф какой-нибудь… Еще где-то подрабатывал… На рынке, что ли…
– А женка его? Ты говоришь, они плохо жили?.. А почему? Он пил, что ли? Гулял?
– Не, пить не пил. Это точно. После того как брякнулся, почти даже в рот не брал. Это я точно знаю. И не гулял, по-моему, тоже. У нас ведь городок. В одном углу, извините, пукнут – в другом веер достают.
– А Марина?
Участковый сделал секундную паузу.
– Да в том-то и дело, что ничего толком не знаю. Так, слухи только. От бабок на лавочке. Говорят, погуливала Марина.
– Погуливала… А кто у нее хахаль?
– Да черт его знает. Вроде бы даже не было постоянного… Но, говорят, любила она это дело… Солдатикам даже давала…
– Ого!.. Ну, а кто, например, из ухажеров мог ее замочить? У кого еще, может, были ключи от кольцовской квартиры?
– Вот это я тебе, капитан, сказать не могу, – с сожалением молвил участковый.
– Ну, а, может, у нее враги были? Или она задолжала кому? Она ж ведь на рынке торговала…
– Да какие там у нее деньги! Торговать-то она торговала… Но гроши там были невеликие. Когда полтинник в день… Когда стольник… Ну, два… За это не замачивают… Хотя…
– Что?
– Ладно. – Андрей подобрался. – Расскажу. В субботу, седьмого то есть, я задержал Леонида Плешакова, 1978 года рождения. Сын подполковника Плешакова. Студент Ростовского пединститута. Подрабатывает спекуляцией. Бизнесом то есть. Пьян был, как свинья, у Дома офицеров шатался с девками, «Мурку» горланил. Доставил я его в отделение… протокол оформлять не стал… отец… сами понимаете… Вытрезвил на скорую руку – из ведра окатил… Так этот Ленька, пока в обезьяннике сидел, пьяный в сосиску, много всякой ерунды кричал. И одну странную вещь ляпнул. Я никому не говорил пока. Он сказал: «Заказали нашу Кольцову. За большие долги заказали».
Петренко сделал в блокноте пометку: «Плешаков».
– А что ты, капитан, думаешь – как эту Марину убили? Что, в самом деле с самолета сбрасывали?
– Без понятия. Я уже себе мозги сломал.
– Ты подписку о неразглашении давал?
– Давал.
– Ну, так вот: именно об этом – в каком виде ты труп обнаружил – молчи! Даже жене ни гугу…
– Могила! – лживым голосом воскликнул участковый.
– …Но только тебе, Пивоваров, я могу рассказать, в чем дело, – продолжил Петренко, понизив голос.
Участковый – весь внимание – подался вперед.
– На одном из наших военных складов похищен яд, который оказывает подобное действие. Руки-ноги размягчаются, кости словно испаряются… Яд действует мгновенно… И у нас есть основания думать, что этот яд каким-то образом оказался дома у Кольцовых… Понял? Даже лица ее никто не мог узнать.
Участковый кивнул. Глаза его горели.
– Но об этом – никому ни слова. Информация – совершенно секретная, особой важности. Понял?
Участковый снова кивнул.
Петренко не сомневался, что рано или поздно тот проболтается. Расскажет в приливе чувств жене или выболтает друзьям по пьянке.
На то и было рассчитано.
Петренко вспомнил, как учил его дядя Володя – полковник Савицкий, когда он только поступил полгода назад на службу в комиссию: «Расследовать событие – это только полдела. Даже треть дела. Самое главное – обеспечить легендирование. Чтобы ни у кого даже тени подозрения не возникло. Чтобы все как один из числа тех, кто с событием сталкивался (а таких людей обычно бывает больше, чем ты даже можешь представить!), считали: ничего странного не случилось. Все в пределах здравого смысла. И привычной логики… Пусть люди спят спокойно«.
***Квартиру Кольцовых Петренко осматривать пока не стал.
Старлей-особист (Жуков?.. Дубов?.. Черт их поймет – в общем, Грибочек…) уже сговорился для него о встрече с подругой погибшей.
Она проживала в том же подъезде. Именно она всполошилась из-за отсутствия Кольцовой, а после позвонила в милицию и вместе с участковым обнаружила труп.
Соседка, Анастасия Журавлева, 1965 года рождения, к визиту особиста из Москвы подготовилась.
– Прошу в залу! – несколько игриво пригласила она.
«Залой» здесь именовали гостиную со стандартным набором мебели из стенки, горки и телевизора. В углу комнаты громоздились баллоны с закатанными помидорами, кабачками, салатиками, а также черешневым, малиновым, грушевым вареньем. Закатанных банок насчитывалось никак не меньше ста.
Подле дивана был сервирован столик в стиле «а-ля фуршет». Настя разложила в художественном беспорядке персики, яблоки, сливы и бутерброды-канапе, насаженные на шпажки.
– Чай? Кофе? – Настя постаралась задать вопрос с интонацией профессиональной официантки. – Чего покрепче не предлагаю, вы ведь при исполнении, но если хотите – есть водка, коньяк, херес…
– А квас имеется? – чуть иронически поинтересовался Петренко. Его слегка забавляла эта провинциальная комедия.
– Есть минералка, – смутилась женщина.
– Не откажусь.
Дамочка слетала на кухню и принесла запотевшую бутылку.
– Компотик, извините, не сварила. У нас тут такие события… Ну да что я вам рассказываю…
Петренко залпом осушил стакан ледяной воды с явным привкусом сероводорода и взял крошечный бутерброд с заплывшим от жары сыром:
– Ну, у вас прямо как в ресторане.
Женщина польщенно улыбнулась.
Петренко через силу проглотил бутерброд и сказал:
– Давайте знакомиться. Я – следователь главной военной прокуратуры, меня зовут…
– Бонд! Джеймс Бонд! – перебила его Настя, расхохотавшись, и откинулась на спинку дивана.
Сверкали загорелые коленки. Грудь так и рвалась наружу из легкого халатика.
Похоже, молодуха явно напрашивалась, чтобы столичный Джеймс Бонд тут же, на этом самом диване, кинулся на нее в совершенно джеймс-бондовском стиле. Петренко глянул на смуглые полные коленки гражданки Журавлевой и поймал себя на предательской мысли, что ему тоже этого хочется. «И грудь у нее знатная…» – помимо воли подумалось ему.
Капитан смутился и постарался отогнать наваждение.
– Сергей Петренко, – сухо представился он. – Сергей Иванович.
«А Настя на удивление в хорошей форме, – подумал он. – Всего-то через день после смерти лучшей подруги. Будто даже радуется, что в городке произошло событие. Да еще какое!»
– Джеймс Бонд, он же Сергей Петренко… – игриво вздохнула хозяйка.
– А вы, стало быть, Анастасия…
– Можно просто Настя, – поспешно добавила женщина.
Петренко решил не спешить с разговором по делу. Подумалось: «Какую же ей дать «внутреннюю» кличку? Такую, чтобы эта Настя Журавлева и через месяц вспомнилась?» Но что-то ничего не приходило в голову. Потом в мозгу вдруг безо всякой логики вспыхнуло: Золотые Шары. «А ведь и правда, – подумал Петренко. – Непонятно почему, но кличка явно подходит. Из-за грудей, что ли? Или из-за коленок?.. Ну, неважно. Подходит – и все. Пусть она будет Золотые Шары».