Детектив на даче

– Ты не отказывайся, не отказывайся! Я к тебе, может, больше не попаду, а Леночка, скорее всего, надолго за решетку. Сама знаешь, оказаться там легко, а выйти…

Глаза Людмилы наполнились слезами, и баба Шура поспешила успокоить подругу:

– Ты погоди реветь, Максимушка Леночке твоей помогает.

– Вы адвокат? – встрепенулась Людмила.

– Да нет, – досадливо отмахнулась баба Шура. – Откуда у нас деньги на адвоката? Компьютерщик он.

– Компьютерщик, – разочарованно повторила Егорова, и слеза скатилась по ее щеке.

– Он еще и Аннушкин внук.

– Аннушкин? – Если бы не закон всемирного тяготения, слезы Людмилы вернулись бы к своим истокам. Она даже улыбнулась слегка, несмотря на грустные известия. – Нашей Аннушки?

– Нашей, нашей!

– Как там она?

Костлявый локоть бабы Шуры толкнул Макса в бок, мол, не стой столбом, рассказывай. Он повторил на бис рассказ о жизни бабушки в городе.

Обе женщины внимательно слушали, изредка кивая. В части, которую он домыслил и приукрасил для бабы Шуры, Макс, вероятнее всего, путался в деталях, но она слушала так же внимательно, как и в первый раз. Похоже, подруги действительно были очень рады за бабушку, хотя и немного завидовали ей. Самую малость.

– Я тут подумала, – немного помолчав после окончания рассказа Макса, заявила Людмила, – может, ты бы женился на Леночке моей? Я бы дом в Вишняковке продала, свадьбу справили, как положено…

Ну что тут скажешь?

– М-м-м, – промямлил Макс, – а вот скажите, пожалуйста, Людмила… М-м-м…

– Андреевна, можно просто тетя Люся.

– Людмила Андреевна! Вы же работали в «Продукте». Действительно ли в сейфе могло находится восемь миллионов?

– Да кто ж его знает? Сейф стоял в хозяйском кабинете, маленькая такая комнатка без окон. Дверь всегда на ключ закрыта. Говорят, Николай Сергеевич, это хозяин, иногда туда баб водил, но я ни разу при этом не присутствовала. Скорее всего, это уже после закрытия магазина, когда я домой уезжала.

– Может, он и в этот раз кого-то приводил? – предположил Макс.

– Это у него надо спрашивать, не у меня.

– А насчет восьми миллионов? – напомнил он. – Какая, примерно, была выручка в день?

– Да какая там выручка? Тысяч двадцать-тридцать. В предпраздничные дни до полтинника набегало… У Николая Сергеевича была привычка постоянно прибегать и забирать из кассы деньги. Иногда с женой, с Викой. Заберут – и в район. Типа с поставщиками нужно рассчитаться, а куда на самом деле…

– Кстати, – Максиму вспомнилась огромная сумка Виктории Коноваловой, – а у жены шефа вашего могли быть ключи от сейфа?

– Чего не знаю, того не знаю. Я лично ни разу не видела, чтобы она в его кабинет заходила, но в подсобку часто заглядывала. Вроде как с проверкой.

– Я бы ее со счетов не скидывала. – В бабе Шуре проснулся сыщицкий дух. – Вполне могла деньги присвоить, в торбу положить, а потом магазин поджечь, чтобы следы уничтожить.

– А кто такой Илюха? – Макс вопросительно уставился на обеих собеседниц.

– Это брат Серея Коновалова, – пояснила баба Шура. – Бандит бандитом. В колонии сидел по малолетке. А чего ты спрашиваешь?

– Так Коновалов сказал, что деньги эти – их с братом общак.

– Общак, говоришь? Ну, тогда, может, Илья Коновалов грабил, а брат его прикрывал, магазин был вроде как для легализации доходов, – предположила Людмила Андреевна. – При мне он в хозяйский кабинет без брата ни разу не входил. Вдвоем – да, неоднократно. Зайдут, пошушукаются, иногда бутылку с магазина прихватят. Наверное, делили добычу.

– Короче, – подвел черту Макс, – если подтвердится, что восемь миллионов в сейфе действительно были, то взять их, кроме Леночки, могли Виктория, Сергей или Илья Коноваловы. А также другие жители Сёмёнова.

– Леночку сразу вычеркивай, – потребовала Людмила Андреевна.

– О’кей, – согласился Макс, но лишь для успокоения ее родственницы. Конечно, Леночка ему понравилась, даже очень. Но непредвзятость следствия никто не отменял.

– Ладно, пошли мы, – опомнилась баба Шура. – Надо еще в магазин зайти, пока народ с работы не пошел, а то будем два часа в кассу стоять. Чего-то соседки твои загуляли. – Она кивнула в сторону пустующих кроватей.

– Так они на дневном стационаре. Утром пришли, отстрелялись и ушли.

– Отстрелялись? – запнулся о непонятный термин Макс.

– Ну, уколы, таблетки, процедуры всякие поделали и вперед – дома дел невпроворот. А мне далеко ездить, вот и кукую тут.

– Вы это, – сказал Макс, перемещаясь к выходу, – если что нужно, звоните. Я привезу.

Он пошарил глазами по палате, обнаружил на одной из тумбочек изрядно замусоленную газету с кроссвордами и ручку, оторвал полоску бумаги и записал свой номер телефона.

– В любое время дня и ночи. – Макс подумал немного и конкретизировал: – Лучше, конечно, днем…

– Ты так и не сказала, что у тебя с рукой, – напомнила баба Шура.

– Обожгла. – Людмила достала из тумбочки какую-то штуку, оказавшуюся допотопным кипятильником в виде спирали. – Из розетки вытаскивала, да нечаянно дернула сильнее, чем нужно, вода расплескалась, и вот результат.

– Неужели сейчас еще такими пользуются? – Макс с недоверием переводил глаза с кипятильника на перебинтованную руку Людмилы. – Для чая же существуют кулеры!

– Спуститесь на землю, молодой человек! Какие кулеры? Где их взять?

Однако первое, что увидел Макс, когда они с бабой Шурой, попрощавшись с Леночкиной тетей, шли по больничному коридору к выходу, был новехонький кулер с красным и синим краниками и почти полной бутылью воды. В голове у него тут же зародилась какая-то мысль, и, не дав ей полностью созреть, Макс уже атаковал вопросами молоденькую медсестричку с бейджиком «Юля» на сияющем белизной халате:

– Здравствуйте, Юля! Скажите, пожалуйста, вы до какого часа работаете?

Девушка заулыбалась. При этом на щеках у нее образовались кокетливые ямочки.

– Я лично сегодня до шести.

– А вообще больница?

– Больница – круглосуточно. Мало ли что может с человеком случиться. Вызывают «Скорую» и везут к нам.

– То есть в любое время дня и ночи отсюда можно выйти и через какое-то время вернуться?

– Ну, теоретически да. Вообще то внизу стоит охрана…

– Хватит любезничать, пошли уже, – тычком локтя в бок напомнила о своем существовании баба Шура.

– Извините, Юля, надеюсь, мы еще вернемся к этому разговору, – пообещал Макс.

– И я надеюсь. – Девушка снова продемонстрировала ямочки на щеках.

Попытки задать вопросы охраннику, строгому дядьке лет пятидесяти, в камуфляже, с седой щетиной на щеках – еще пара недель, и можно играть Деда Мороза без грима, – с треском провалилась.

– Посещения до девятнадцати, потом дверь закрывается, утром с семи тридцати, – сказал он, как отрезал.

Похоже, это только в детективных фильмах на вопросы сыщиков все отвечают охотно и правдиво.

– Ты это зачем спрашивал? – поинтересовалась баба Шура, устраиваясь поудобнее на сиденье «Соляриса». – Уж не вздумал ли Люську подозревать?

– Типа того, – не стал увиливать от прямого ответа Макс.

– Ну конечно! Человек с разрезанным животом, по-твоему, будет скакать с канистрой вокруг магазина, ожидая, пока швы разойдутся. Так?

«Надо почитать, что за зверь такой – лапароскопическая операция», – подумал Макс.

– Чего молчишь? – разъярилась баба Шура.

Макс уже привык к ее одинокому клыку, но вкупе с перекошенным от гнева лицом выглядел он крайне зловеще. На его счастье, судя по навигатору, они подъезжали к супермаркету.

– А вот и магазин, – с облегчением провозгласил Макс, въезжая на парковку.

Странно, но для котов ассортимент еды был гораздо шире, чем выбор дошиков. Тут тебе и говядина, и утка с кроликом, и лосось с форелью, и курица с индейкой и ягненком. Лапша же была с курицей, говядиной, свининой и беконом. Присутствовал еще веганский вариант – с сыром, грибами и кимчи. Но Макс предпочитал мясо, а потому, побросав, не глядя, пару десятков упаковок в корзинку, направился к кассе.

– Что это ты понабирал? – загрохотал за спиной голос бабы Шуры.

– Это коту, – сообщил Макс.

– Коту? – не поверила баба Шура и чуть позже, увидев сумму на кассовом аппарате, еще более удивленно переспросила: – Ко-ту-у-у?

Сама она нагребла – и когда успела? – полную тележку каких-от круп, чаев, печенек и, когда Макс сгружал продукты в багажник, пояснила:

– Выгодно купила, со скидочкой, надолго хватит. Магазин-то теперь не скоро откроется.

К дальнейшему обсуждению интересующей его темы Макс не возвращался, опасаясь гнева бабы Шуры.

Оказавшись дома, он перво-наперво накормил Тима. Тот еду одобрил благодарственным «Ма-у-у!». Потом проверил, нет ли сообщений от менеджера проекта. К счастью, таких не оказалось. Макс вышел на крылечко, присел. Тим тут же подошел, одобряюще потерся лобастой головой.

– Ну и что мы теперь будем делать? Похоже, следствие зашло в тупик.

– Ма-а-а-а! – проговорил Тим и посмотрел в сторону забора тети Веры. Впрочем, никакой это был не забор, а так – одно название, невысокий штакетник, за которым долговязая мужская фигура в цветастых шортах бродила по колено в ботве и что-то собирала в пол-литровую стеклянную банку.

Видно, почувствовав взгляды кота и человека, фигура выпрямилась.

– Привет, сосед! – И Макс узнал участкового Никиту Прохорова.

– Здравствуйте! – Макса словно ветром сдуло с насеста. Он попытался вспомнить многочисленных детей соседки, чтобы определить, кем ей приходится Прохоров. – А вы тут живете? Наверное, тети Верин родственник?

– Почти! – усмехнулся Никита. – Внучатый зять.

– Вну…? – задумался Макс, перевел взгляд на банку и ужаснулся – в ней копошилось что-то черно-оранжевое. – А это что?

– Колорадский жук. Вот собираю. Пытаюсь хоть как-то помогать, – пояснил Никита.

– А химией не пробовали?

– Так для себя же, не на продажу.

«Лучше бы ты поджигателей ловил», – подумал Макс, а вслух сказал:

– Я тут, кстати, беседовал с местными жителями…

– Ну-ну, – усмехнулся Никита, – и что они?

– Они сомневаются, что Коновалов действительно мог насобирать восемь миллионов.

– Насобирать не мог, факт, – кивнул Никита, – но означенная сумма у него действительно имелась. Причем действительно на двоих с братом, Ильей Сергеевичем.

Он замолчал, насмешливо глядя на Макса. Как будто ждал, когда тот начнет задавать вопросы, чтобы послать его подальше, как охранник в больнице. Но не таков был Макс.

– Ну, тогда я знаю, кто поджег магазин и забрал деньги. То есть, наоборот, сначала забрал деньги, а потом поджег «Продукт».

Лицо Прохорова приобрело крайне заинтересованное выражение.

– И кто же?

– Сначала расскажите, откуда миллионы.

– Можно на «ты», – предложил Никита. – А с какой целью интересуешься?

– Тоже хочу. Устроит такой ответ?

– Вполне. Дом они продали материнский. Сам дом не особо много стоит, но к нему прилагается земельный участок очень большой с выходом на озеро. Один богатей из Рослани, Роман Викторович Леонтьев, облюбовал его под гостиницу. Долго обхаживал Коноваловых и уговорил-таки. Я договор купли-продажи своими глазами видел. Восемь миллионов. Теперь ты рассказывай!

Макс выложил свои соображения по поводу Леночкиной тети.

– Ну-у, – задумчиво протянул Никита, – подожгла и подбросила телефон? Не верится что-то. Но я уточню.

Тут Макс вспомнил реакцию на эту версию бабы Шуры, и где-то в глубине его души заскребся маленький червячок сомнения: а правильно ли он сделал, поделившись с Никитой своей версией? Как-то он совсем выпустил из виду этот злополучный телефон. Действительно, зачем Людмиле Андреевне подставлять племянницу? И все-таки, несмотря ни на что, возможность совершить преступление у нее была. Или нет? Надо все-таки почитать про эту операцию, уточнить, как скоро после нее можно носить двадцатилитровые канистры. Может, там было не двадцать литров, а, к примеру, десять. Или даже пять…

– А кто еще знал об этих миллионах? – спросил Макс.

– В том-то и дело, что никто. Само собой, братья Коноваловы, Леонтьев, нотариус, который засвидетельствовал сделку…

– А Виктория? Жена Коновалова?

– Ты, я вижу, в теме, – усмехнулся Никита. – О продаже она знала, а где находятся деньги – нет. Кстати, у троих Коноваловых и Леонтьева стопроцентное алиби – отмечали сделку в ресторане в Рослани. Вернулись на такси, когда все уже полыхало. Таксист подтвердил.

– А нотариус? Как его фамилия? – спросил Макс, сам не зная зачем, но какая-то неявная мысль на периферии сознания подсказывала, что эта информация может оказаться важной.

– Зачем это тебе? – пожал плечами Прохоров. – Нотариус и нотариус. Не думаешь же ты, что он устроил пожар?

– И все-таки?

– Савельев.

– У него, небось, и секретарша имеется…

– Небось. Фамилию не спрашивай, честно говорю – не знаю.

– И уборщица… – продолжал Макс.

– Ладно, заболтался я с тобой, а дела не ждут. – Никита потрусил баночку с жуками. – Сейчас в район поеду. Должны уже прийти результаты пожаротехнической экспертизы. Да и пальчики с канистры должны были пробить по базе.

Участковый побрел к зарослям картофельной ботвы, а Макс поспешил за информацией к более разговорчивому собеседнику – интернету. Оказалось, операция, которую делали Леночкиной тете, очень щадящая, без большого разреза, и обычно, если нет каких-то осложнений, больше недели в больнице не держат. Почему же Людмила Александровна так задержалась в палате? Не связано ли это с событиями в Сёмёново?

Разыскав номер больницы, Макс поинтересовался состоянием больной Егоровой.

– Нормальное состояние, – ответил ему недоброжелательный женский голос.

– А когда она планируется на выписку?

– Это вам надо обратиться к лечащему врачу. Завтра с двенадцати до двух, – и женщина с недоброжелательным голосом с размаху бросила трубку. Может, конечно, она и не бросила, а, наоборот, аккуратно положила, но Макс явственно услышал хлопок. Он обернулся и замер – в дверях в потоках яркого света стояла Леночка.

– Привет! Тебя отпустили? – Он радостно бросился к девушке, но та выставила руку в предупреждающем жесте.

– Стой где стоишь!

– Да что случилось-то?

– Где мой рюкзак?

– Он там, в гамаке. Лена!

– Зачем ты сказал участковому, что это моя тетя взяла деньги и подожгла магазин?

– Да нет же, это только гипотеза! Я подумал…

– Подумал? Что ты подумал? Я ведь знаю, что ты уходил в ту ночь. Только я, в отличие от тебя, никому ничего не сказала. – Леночкины глаза блеснули злыми слезами. – Я думала, ты… ты… А ты просто дачник!

Хлопнула дверь, отзвучали торопливые шаги, Макс остался один.

– Ма-а-а! – Нет, не один. Есть еще друг, который не бросит его из-за какого-то недоразумения.

Получается, Леночка считает, что это он украл чертовы миллионы! И значит, у него нет другого выхода, как найти настоящего поджигателя. Причем срочно, не дожидаясь санкций со стороны горячо уважаемого начальства.

Вот только как это сделать? Пока у него в наличии несколько версий – слабых, беспомощных, но за неимением других и эти сгодятся.

Ноутбук пискнул, оповещая о полученном сообщении. Макс метнулся к столу. Игорь, то самое недавно помянутое начальство, требовал срочно заапдейтить конфиг. Пришлось отодвинуть в сторону расследование и впрячься в работу. К величайшему удивлению Макса, процесс этот занял у него в разы меньше времени, чем обычно. Прямо вдохновение какое-то нашло, хотя до этого он считал, что вдохновение – это только у писателей или художников каких-нибудь. Но, похоже, в условиях жесткого цейтнота мозг функционирует по-другому, гораздо эффективнее. Даже магический триггер в виде кофе не понадобился. Надо будет непременно воспользоваться этим лайфхаком.

Вдохновение повлияло не только на рабочие мысли, но и на все прочие процессы в голове Макса. Закрыв ноутбук, он обратил мысленный взор на версии, которые хотел отработать, и вдруг понял, что они совершенно никуда не годятся. Просто хлам какой-то, а не версии. Чтобы попытаться вычислить поджигателя, он должен узнать как можно больше об основных фигурантах дела – семействе Коноваловых. Напрямик соваться к ним с расспросами не стоит: это не охранник в больнице, и одним посылом в известном направлении дело не ограничится, вполне может и до рукоприкладства дойти. Следовательно, стоит попробовать обратиться к более доступному источнику информации – бабе Шуре. Есть еще, конечно, альтернативный вариант – тетя Вера, бабушка-теща участкового.

– Как думаешь, нормальный вариант? – спросил Макс у Тима.

– Ма-а-а-у, – отозвался кот, в его голосе и умных глазах присутствовало явное одобрение.

К бабе Шуре Макс отправился пешком. Фразу о городе контрастов из старинного советского фильма вполне можно было применить к Сёмёново. Городом оно, разумеется, не было, но контрастов в наличии имелось предостаточно. Наполовину вросшие в землю бревенчатые одноэтажные домики с резными ставнями мирно соседствовали с замками, прятавшимися за высокими заборами, отличная центральная дорога, стоило лишь свернуть с нее, превращалась в грунтовку, которая осенью, зимой и весной грозила нанести средству передвижения тяжелые увечья. А люди? Та же баба Шура с подвесным ротанговым креслом, Леночкина тетушка по имени Люси (с ударением на последнюю букву), и таинственная потеряшка Мария-Луиза. Интересно, кстати, посмотреть на эту особу.

Размышляя таким образом, Макс миновал кафе «Уют», где во времена его детства продавали очень вкусные пирожки с повидлом. Сейчас уютом здесь вовсе не пахло, да и вообще ничем – по причине заброшенности заведения. На дверях кафе висел амбарный замок, а стекло в одном из окон заменяла табличка с надписью: «Место остановки последнего вагона». Еще сотня метров, и в воздухе отчетливо запахло гарью – приближался злополучный «Продукт», вернее, то, что от него осталось. А осталось немало – изрядно закопченное крыльцо, обуглившаяся дверь, на которой ярко выделялась бумажная ленточка с печатью, черные стены и окна с осколками стекол. Даже крыша не обвалилась.

Сам не зная, зачем, Макс подошел поближе. Наверное, этими действиями руководило то самое вдохновение, посетившее его недавно. Поковыряв пальцем ленточку на двери, Макс подошел к окну, огляделся по сторонам, поднял с крыльца неизвестно откуда взявшийся кусок арматурины и разбил остатки стекла. Он снова огляделся – никого – и нырнул в окно.

Весь пол был усыпан осколками, обугленными досками, закопченными консервными банками. Впрочем, последних было немного. Похоже, мало-мальски уцелевшие продукты рачительный хозяин из сгоревшего магазина вывез. Несмотря на яркий солнечный день, в помещении царил полумрак. Глядя под ноги, Макс направился к проходу в подсобку. Он сделал несколько шагов и остановился от неясного чувства опасности. Ему показалось, что в помещении «Продукта» кто-то есть. Но кто? Кому еще, кроме него, охота бродить по мусорке, рискуя в лучшем случае испортить обувь, а в худшем…

Ощущение чьего-то постороннего присутствия рядом усилилось. Макс прямо-таки ощущал чужое дыхание, причем оно было каким-то недоброжелательным. Где-то он читал, что преступник всегда возвращается на место преступления. Тогда ему это показалось бредом, каким-то штампом. Соверши он что-либо противозаконное, непременно обходил бы это место третьей дорогой. Даже смешно представить грабителя, обнесшего квартиру и вернувшегося туда. Где логика? Полная иррациональность.

В этот момент громкий хруст стекла под чьей-то подошвой оборвал цепь рассуждений Макса, и в следующее мгновенье из подсобки навстречу ему вышел мужчина. Сначала Максу показалось, что это какой-то маргинал – заляпанная камуфляжная куртка с выдранным карманом, помятое лицо с недельной щетиной без признаков мало-мальски благородного вида. Со второго взгляда в глаза бросились пуговицы на куртке – не абы какие, а дизайнерские, известного бренда, и руки, если и знакомые с физическим трудом, то лишь понаслышке. К тому же мужчина смутно кого-то напоминал.

– Какого хрена ты здесь шляешься?

Вообще-то, он выразился более экспрессивно: если снять происходящее на видео и выложить в интернет, пришлось бы всю фразу запикать.

– А вы? – спросил Макс. Может быть, это прозвучало излишне дерзко, но незнакомец ответил в той же выразительной манере:

– Я отчитываться не обязан. Это мой магазин.

Тут у Макса в голове все сложилось – это же Илья Коновалов, братец Николая. Бандит, сидевший по малолетке в колонии.

– Я помогаю следствию, – пояснил он. – Ищу улики.

– И какие это улики?

Тут бы Максу заткнуться и убраться восвояси как можно скорее, но недавно свалившееся на него вдохновение не позволяло это сделать.

– Улики, которые мог оставить преступник, – с вызовом ответил он и, покосившись на куртку Коновалова, добавил: – Обрывки ткани, например пуговицы…

Тут Максу в голову пришла совсем уже гениальная мысль, и он, нет чтобы промолчать, тут же ее озвучил:

– Восемь миллионов гораздо приятнее, чем четыре…

А потом он совершил совсем уж вопиющую глупость – повернулся к врагу спиной и пошел к выходу, на ходу обдумывая пути отступления. Вообще-то, существуют два способа спасаться от хищников – убегать или замереть, притворившись мертвым. Подобный способ описан в басне Льва Толстого «Два товарища». Надо упасть и сделать вид, что умер… Опробовать метод великого писателя Макс не успел – что-то тяжелое обрушилось ему на голову.

Очнувшись, он не сразу понял, где находится. Вокруг было совершенно темно, руки натыкались на что-то твердое, крошащееся под пальцами. В каком направлении двигаться – непонятно. Ясно только одно – двигаться нужно непременно. И он двигался. Извивался всем телом, пробовал ползти, натыкался на преграду, пытался оттолкнуть ее от себя, понимал, что это бесполезно, и начинал проделывать все то же самое, но в другом направлении. Наконец Максу удалось оттолкнуть от себя что-то тяжелое, и одна рука вырвалась на свободу. За ней вторая…

Вокруг по-прежнему было абсолютно темно. На какое-то мгновенье Макс решил, что ослеп, и страшно испугался. Как, спрашивается, он будет жить без компьютера? Потом вспомнил, что существуют специальные программы, которые обеспечивают доступ к большинству функций без зрительного контроля пользователя. Значит, не все потеряно. Можно воспользоваться предложением Леночкиной тети – жениться… Зато слепому можно никуда не ехать – лежи себе в гамаке под яблоней и представляй, что ты где-то на островах. Через месяц настанет лето, будет в наличии и тепло, и свет, и гармония, и любовь… И яблоки к тому времени поспеют – протяни руку и рви. А бабушкины яблоки ничуть не хуже райских фруктов. Хотя стоп! Леночка же обиделась… Да и на что ей слепой муж?

Макс пощупал глаза. Вроде на месте, только почему-то не открываются. Он потер их, приподнял пальцами одно веко и с облегчением вздохнул: зрение вернулось. Он лежал у стены рядом с кучей досок и прочего мусора. Очевидно, Коновалов решил, что убил его, и замаскировал труп, планируя ночью избавиться от него. Доставлять преступнику такое удовольствие Макс не собирался и попытался подняться. Мир медленно завращался, словно Млечный Путь вокруг черной дыры, к горлу подступила тошнота. И тогда Макс пополз к выходу, не разбирая дороги, прямо по стеклам и покореженным банкам. Осколки впивались в руки, но боли он не чувствовал. Ткнулся в дверь – закрыто. Он подполз к окну, через которое проник в магазин, кое-как взобрался на подоконник и кулем вывалился наружу. Тут силы оставили его вместе с сознанием.

Где-то надрывно завывала «Скорая».

«К кому это?» – шевельнулась в мозгу мысль, и почему-то очень захотелось посмотреть. Глаза по-прежнему не хотели открываться, и Макс помог им уже испытанным образом – приподнял веко пальцем.

– Живой! – радостно заорал чей-то голос, мгновенно опознанный Максом как бабин Шурин. – Живой! Ты, Максимушка, не шевелись. Вот уже доктор бежит. Сейчас он тебя вылечит.

Доктор – парень, наверное, одногодок Макса, ну, может быть, на год старше, – деловито ощупал его ноги-руки, заставил пошевелить пальцами, посветил фонариком в оба глаза, постучал молоточкам по коленкам.

– Что с ним, доктор? – спросила баба Шура.

– Ничего страшного. Кости целы. Порезы, ссадины. Похоже на легкое сотрясение. Отвезем в больницу, там точнее скажут.

– Нельзя мне в больницу! – как можно тверже произнес Макс. Получилось малость невнятно, но доктор понял.

– Это еще почему?

– Кот у меня. Умный очень. Тим. Как сэр Тим Бернерс-Ли. Основатель НТТР. Знаете такого? Его сама английская королева в рыцари посвятила.

– Бредит? – раздался голос участкового Никиты Прохорова.

Макс закатил глаза, чтобы увидеть его, и заявил:

– Это Илья Коновалов магазин поджег и деньги забрал.

– Знаю я, знаю, – кивнул Никита. – Это его отпечатки были на канистре. Как только эксперты дали заключение, Егорову сразу отпустили, а Коновалова объявили в розыск.