В ту же реку
На сей раз у дяди Пети посетителей не было. После приветствий он вдруг попросил:
– Лёшик, ты меня один раз уже сильно выручил. Спасибо тебе за то. Однако мне еще помощь нужна, кое-что сберечь надо. Ничего особенного. Вещички всякие разные, документики. Надежные знакомцы мои кто помер, кто далече, а другие или пропьют, или потеряют. Сам понимаешь, такое мне вовсе без надобности, память сохранить хочется. Пусть шмутки у тебя просто полежат, их и прятать не нужно. Возьмешься? Отплачу сполна, благодарность за мной не пропадет.
– Сохраню.
– Вот спасибо! – Исхудавшие пальцы достали из-под подушки завернутый в плотную бумагу сверток и сунули мне в руку. – Вот возьми, конфеток подружкам купишь. Бери, не стесняйся! Дают – бери, бьют – бери и беги! Хе-хе!
В свертке лежала еще одна запечатанная пачка десяток. Пока я пялился на нее, Чалдон довольно улыбался. Потом спросил:
– Любишь котлетки?[13] Хе-хе! Заработать еще пару косарей[14] хочешь?
– Хочу, – признался я, – если справлюсь.
– Справишься, дело несложное. Я попросил, чтобы тебе летом путевочку на юг, на море придумали. Отдохнешь, подлечишься, развеешься. Без родителей, правда. Их с работы никто не отпустит, а ты школьник, на каникулах птица вольная. Про денежку не думай, тебе на поездку дам. Я старый, мне недолго небо коптить осталось, девать бумажки некуда. Разве сотенными крышку гроба изнутри оклеить. Хе-хе! Поедешь отдохнуть?
– Спасибо! Поеду, конечно!
– Вот и славно! А я приятелю через тебя посылочку передам. Завезешь гостинчик по пути?
– Завезу, мне не трудно.
– Видишь, как удачно складывается! А он для меня, может, тоже что даст. Конфеточки там… Бутылочку… Ну, что там на материке из сладенького водится. Хе-хе! Вернешься, штучку[15] заработаешь. Ладно?
– Ладно.
– Еще одно дельце в поездке надо будет сделать. Кое-что оформить для меня должны. Документик тот надо будет у человечка забрать и сюда привезти. Не доверяю я почте. Вот тебе и второй косарик капнет. Там делов-то на пару дней, но послать мне некого. Лето. Самое горячее время. Люди денежку на весь год зарабатывают. Сделаешь?
– Сделаю.
– Отлично! Пугать тебя не буду, но болтать о наших делах не стоит. Никому, ни родителям, ни друзьям ничего не рассказывай. Понял?
– Понял.
– Марк остальное в свое время скажет. Я завтра в Питер, в областную больницу лечу. Однако к твоей поездке, думаю, вернусь. Но недели две-три там прокантуюсь точно. Почками сильно болею, застудился. Если б не ты… Ладно, иди, устал я. Навещать не надо, будешь нужен – сам позову. Кто спросит, о чем говорили, скажи – благодарил тебя Чалдон.
Старик закрыл глаза и, не отвечая на мои прощальные слова, затих, вроде как задремал. А я пошел на работу.
В конторе кооператива Зинаида Петровна заставила написать три заявления: о приеме на работу, о вступлении в члены потребительского кооператива и о выдаче промыслового охотничьего билета. На Севере с четырнадцати лет можно стать промысловиком. Еще пришлось заполнить несколько анкет, расписаться в приказе и в журнале за инструктаж по технике безопасности.
Приятным сюрпризом оказалось то, что на работу приняли с первого апреля, а сегодня 25-е число, святой день – аванс. В кассе получил 72 рубля, остальное выдадут в зарплату десятого.
Затем отправили к местному фотографу.
Самуил Яковлевич фотографировал меня раз двадцать, не меньше. В школьной форме и в клетчатом пиджаке, в разных рубашках, с взрослым галстуком и без него. Минимум половину фотографий сделал, надев на мою физиономию очки с простыми стеклами в толстой черной оправе. Смысл манипуляций от меня ускользнул полностью. Решил, что ищет лучший ракурс. Может, заметку в районной газете напечатают? Опять же очки я стал носить после пятидесяти. Ладно, со временем разберемся.
Затем попал под праздничную раздачу. Членам потребкооператива давали многократно руганные в перестройку заказы к Первомаю. На материке обязательно дали бы икру и красную рыбу, здесь они выглядели бы издевательством, по Камчатке такого добра навалом. Вместо них положили по килограмму дефицитных лимонов и чеснока. Остальное, как и везде – большая пачка индийского чая со слоном, две маленькие цейлонского, стограммовая банка растворимого кофе, палка сырокопчёной колбасы, круг полукопчёной, две жестянки шпрот и бутылка коньяка КВВК. Дефицитное великолепие запаковали в бумажные пакеты и сложили в авоську.
После продуктов настала очередь Федора Тимофеевича, продавца охотничьего отдела. Бывший промысловик скептически посмотрел на меня и призвал на помощь дядю Витю, местного слесаря, столяра, часовщика, иногда ювелира, словом, мастера на все руки, а при необходимости еще и оружейника. Они сказали, что Чалдон велел снарядить меня для промысла, а снаряжение следует начинать с ружья. Сельпозиум[16] решил, что давно валяющийся на складе ИЖ-56 «Белка» специально для таких охотников, как я, и придуман.
Пусть старая модель, зато настоящая конфетка, самое промысловое ружье. Верхний ствол нарезной, под мелкашечный патрон, нижний 28-й калибр. В комплекте оптический прицел ПВС-1. Увеличение 2,5-кратное. Горизонтальных отметок нет, вертикальные на 50, 75, 100 и 125 метров. Не сказать, что супер, но нормальный такой прицел. Можно стрелять и без оптики, целики на 25 и 50 метров закернены на заводе. Курок изогнут вправо, чтобы взводу не мешал прицел. Весит ружье чуть меньше трех килограммов без прицела или чуть больше с оптикой. Разбирается на три части, пакуется в жесткую сумку. К тому же ствол изначально рассчитан на латунные гильзы. Лучшего и искать не надо, для молодого охотника самое оно. Нет! Доработать, безусловно, придется, даже не вопрос. Антабки звенят, резиновый амортизатор на прикладе полезно иметь, и еще кое-что поправить необходимо.
В комплект к ружью доложили полста латунных гильз, пулелейку, машинку для набивки гильз, пробойник для пыжей, ну и другое по мелочи, нужное для снаряжения патронов.
Вторым оружием выбрали винтовку, мелкашку, специально для соревнований. На складе лежали ТОЗ-12, ТОЗ-16 и ТОЗ-17. Две однозарядки и магазинка на пять патронов, но ее даже не рассматривали. Сказали, магазин выпадает, винтовка не целкая, да и роскошество пять патронов разом отстреливать, только зря деньги палить. ТОЗ-16 – ценой в 18 рублей, для охоты. ТОЗ-12 – спортивная модель, для промысла самый бесполезный выбор. Слишком тяжела, стоит в два раза дороже, прицел не тот, и вообще… Однако раз еду на соревнования в район, выбор очевиден, придется ее брать.
Зато мелкокалиберных патронов отложили пять коробок по сто штук, чтобы тренировался.
Однако ничего из отобранного сразу не отдали. Заявили, как выправят охотничий билет, тогда и получу оружие на руки. А за время оформления документов дядя Витя пообещал быстро «посмотреть» ТОЗ, а после отрихтовать «Белку».
Пользуясь случаем, попросил совета, как заточить новый нож.
Сельпозиум переместился в мастерскую. Складень был осмотрен и одобрен. Однако точить мне его не доверили. Сказали, только зря испоганю лезвие. Мастер обещал сам наточить «к завтрему».
Милейшей души человек, за весь разговор ни слова матом, ни единого термина из блатного жаргона. Однако наколотая на большом пальце решётка с ромбом и черепом в центре положена только после «крытки», зоны тюремного типа. Доллар на другом пальце и медведь на правом запястье – признаки медвежатника. На левом запястье волк в индейском головном уборе из орлиных перьев, забыл название, сидит на льдине и воет на луну. Серьезный знак. Воровская масть «Один на льдине». На зоне такие держатся особняком, не склоняются ни к красным, ни к ворам, ни к сукам. Зато и получить могут от любого. Им тяжко приходится. Коли зек такой мастью отмотал срок, значит, крепкий и суровый человек, достойный всяческого уважения. Тату, выглядывающее из-под манжеты рубашки, – автомат ППШ, обвитый змеей. Не знаю, что значит наколка, но предпочитаю держаться вежливо.
Домой вернулся с триумфом. Оба родителя приветствовали эксплуатацию ребенка, а кооперативный заказ оказался лучше выданных в экспедиции. Особенно обрадовали кофе, коньяк и цейлонский чай.
За ужином рассказал про ружья и подаренную снарягу. Отчим слегка напрягся, мол, неудобно дорогие подарки брать, но затем махнул рукой. Услышав, что сменял финку, мама с чувством вздохнула: «Слава богу, избавился!», а затем легко и непринужденно прихватизировала выменянную четырехцветную ручку. Ей, видите ли, она для работы удобна! Ну и ладно, я не жадный.
Сомнения в правильности сего утверждения возникли, когда развернул подаренный сверток. Ничё так! Вторая тысяча за два дня, и еще пару, может быть, смогу заработать. Уложил пачку в тайник вместе с первой.
26.04.72
Следующий день начался с идиотского события.
Перед школой, за туалетом, где якобы учителям не видно курильщиков, Юра Пак хвастал своей первой наколкой. На запястье были грубо набиты две руки в рукопожатии, а над ними реял цветок. Татуха совсем свежая, воспаленная и болезненная. Однако Юрка был на верху блаженства и гордо хвастал:
– Мне сказали: «Кто набил себе такое, на зоне будет дружбаном авторитетов».
В памяти всплыли статьи в девяностых о лагерном быте. Может, за эту наколку его и зарезали в клубе?
– Юр, ты, конечно, крутой и всё такое прочее, но если вдруг тебя спросят «зачем набил», ответить сможешь? – спросил его.
– И отвечу! Ты, что ли, спрашивать будешь? – окрысился Пак.
– Не, я не буду. Мое дело сторона, мне твои дела по барабану, – отвечаю примирительно.
– Чё за шум, а драки нет? – К нам подошел Вова Крюк.
– Здорово, Вован! – протянул ему руку Юрка.
– Крюк! – предостерегающе крикнул я и похлопал по правому запястью.
– Откуда у тебя такой партак?[17] – поинтересовался десятиклассник, убрав руку за спину.
– Вчера в общаге был. Нажрались там, как свиньи, кое-кого отжарили, и потом мне наколку набили.
– Девки были? Или только тебя жарили? – Набычился Вова. – Пошел отсюда, пидор гнойный, чтобы у школы больше не появлялся.
Вова подал мне руку:
– Спасибо, Костёр, что предупредил. Чуть не заменехался[18].
Пак стал похож на вытащенную на берег рыбу. К нам подошли еще старшеклассники, а остальные ребята столпились чуть поодаль.
– Об чем базар? – подчеркнуто вежливо спросил Вася Зуб.
Его папа в свое время сильно посидел за неправое дело, теперь сын везде старался насаждать «правильные понятия».
Отвечаю сразу, чтобы не доводить до серьезных разборок:
– Да ни о чём. Увидел наколку, спросил «ответить сможешь?», он сказал, ответит. Я не спрашивал с него, не мое дело.
Зубов бросил взгляд на запястье Юрки и снял свою рукавицу.
– Что нарисовано на пальце?
Перстень. Большой прямоугольник, разделен пополам. Внизу шахматная доска, наверху восходящее солнце. Над перстнем надпись «ЗЛО».
– Ну… Заветы любимого отца, наверное. Из семьи блатных ты.
Пацаны такого толкования раньше не слышали.
Василий заявил:
– Наш пацан. По жизни понимающий. Уважаю, – и демонстративно подал руку.
После рукопожатия бросил Паку:
– Быстро чухнул отсюда, петушок. Здесь нормальные люди учатся. Хочешь толковища[19], хиляй к восьми в клуб.
Потом обратился к окружающим:
– Кто не знал и зашкварился[20], сейчас идет и моет руки хлоркой, по незнанке на первый раз такое прощается. Дальше с ним тереть западло.
Мне пришлось поручкаться со школьной верхушкой и постоять с ними, подождать, пока покурят. Ребята бросали любопытные взгляды, но никто не поинтересовался, откуда про наколки знаю. Только в классе Ким Коля спросил:
– Как узнать, к кому подходить нельзя?
– Если видишь крыс, свиней, птичек, пчелок, цветочки, ну и остальное в таком роде, лучше спросить у знающих, чтобы потом не мыкаться. Точки у рта, кочегар на заднице – верный признак петуха. Юрка набил себе знак пассивного… Ну, ты понял.
– А если большой крест с короной на груди? – поинтересовался незаметно вошедший Леонид Андреевич.
– Коронованный вор в законе. Высший воровской авторитет.
Тут учитель спохватился и закончил разговор:
– Поблагодарим Лёшу за столь познавательную беседу. Как мне кажется, из своих пятнадцати он отсидел в заключении лет десять, не меньше.
Ребята захихикали.
На перемене увидел Ваньку, пятиклассника. Он, как и я, любил книги и часто забегал ко мне взять очередной том из восстановленных. Подозвал парня к себе:
– Лётчиком стать хочешь?
– Ну? – настороженно спросил он.
– Не нукай, не запряг. Хочешь или нет?
– Хочу.
Сую полтинник.
– На перемене мухой слетай в магазин, купи молочных ирисок. Часть груза и сдача на горючку для самолёта. Но если узнаю, что куришь, уши оборву!
Пацан довольно кивнул. Ему хватит на кино, сладости, ну или какие там еще расходы бывают у пятиклашек.
Потом меня остановил Зуб.
– Сегодня на сходняк идешь?
– А нужно? Я же не при делах, это ты у нас за школой смотришь, тебе и карты в руки.
Пацану будто елей на душу капнули. Василий даже заулыбался от удовольствия.
– Ну не смотрю, а так…
– Присматриваешь. Вот и давай. Что я буду из себя под вора ряженого корчить? Мешать нормальным людям не по мне.
– Ты правильный пацан, заметил западло, братанов предупредил. А спросить и без тебя есть кому. Перетрем такое дело. Крюк на измене сидит, что Пак его спецом хотел зашкварить. Только ты вовремя рейсанул, а так бы он замазался.
На большой перемене, еще не успела дойти моя очередь к раздаче, как посыльный отдал кулек и, гоняя на ладошке сдачу, стал решать с приятелем, чем бы из сладкого догнаться после обеда.
Я сел рядом с подругой и спросил:
– Ир, ты же у нас вроде Лукина?
– Да, – настороженно согласилась она.
Высыпаю перед ней конфеты.
– А почему здесь написано неправильно? Иришка Молочная?
– Гы-гы-гы! – радостно заржал Юрка Семенюк. – Ириска Молочная! Ну ты, Костер, даешь!
От щек девочки можно было зажигать спички, однако Юркино посягательство на конфеты она пресекла на лету.
Между нами тут же вклинились Кимба с Юной, меня отодвинули на край стола. Ирка демонстративно в мою сторону не смотрит, но конфеты потребляет вместе с подружками и удовольствием.
Сокол подсел и наябедничал:
– Серега хвастает, что обдурил тебя. Твоя финка – настоящий ЧЕРНЫЙ НОЖ РАЗВЕДЧИКА!
Именно так, с придыханием и восторгом в глазах. То, что железо никакое и клейма нет, не важно. Главное, назвать и самому в это поверить.
– Значит, я лоханулся. Что делать? Бывает. Зато отчим финку не выбросил.
Жека ожидал другой реакции. Нет! На провокацию не поддамся, пусть думают, что надули.
По приходе в контору меня окликнул дядя Витя. Мой складень лежит у него на столе. Очищенный, смазанный, заточенный до остроты бритвы.
– Хорош! – оценил мастер, а в ответ на благодарности бросил: – Спасибо не булькает! – и выдал кусок линя с карабинами на концах, чтобы прикрепить один к антабке ножа, другой к шлёвке брюк.
Затем Зинаида Петровна повела на склад, где выдала спецодежду, мне по должности слесаря положено. Для работы внутри помещения – синий халат, черные хлопчатобумажные рабочие брюки с множеством карманов, такая же куртка, грубые кирзовые ботинки на шнурках. Для наружных работ – суконная шапка-ушанка, меховые рукавицы, валенки с галошами и ватная телогрейка. Зачем? Ладно халат, остальное я носить не буду. Однако положено, вот и выдали. Шмотки чуть великоваты, хотя искались маленькие размеры. Не дорос пока до взрослых кондиций. Рост относительно нормальный, но я слишком тощий.
Со стопкой спецодежды наконец удалось добраться до своего рабочего места – просторной комнаты с кульманом, длинным столом и эпидиаскопом для проецирования картинок. Стеллаж, пара табуреток, дерматиновый топчан и шкафы стоят по стенам.
Прошлого художника выперли в октябре. Как мне насплетничала добрейшая Зинаида Петровна, Марк Аркадьевич лично засек пьяного Володеньку чуть не лежащим на Симочке, работнице из пекарни, к которой заведующий был сам неравнодушен. Злодея изгнали за час. Сейчас он мыкается при клубе. Чтобы заработать, халтурит – рисует портреты на заказ и даже делает наколки «разным уголовникам».
Моя сентенция, что из душевных романтиков выходят законченные алкоголики, была принята и одобрена. Однако опытная женщина настойчиво посоветовала «не позволять себе» на работе.
Ну не знаю, каким человеком был художник, но наследство оставил шикарное. Самодельные шаблоны букв аж семи размеров, от сантиметра до двадцати. Заготовки стенгазет к любым праздникам на пару лет вперед. Библиотечка «В помощь художнику-оформителю сельского клуба» с заложенными закладками на полезных страницах. Краски, кисти, перья, ватман, холсты на рамах не в счет. Около сотни загрунтованных фанерок одного размера для табличек на дверь и чуть меньше накладок на них из оргстекла. Имущество аккуратно разложено и хранится в образцовом порядке, лишь немного запылилось.
В отдельной тумбочке лежат личные вещи прошлого хозяина кабинета. Три застиранных синих халата, пакет черно-белых фотографий самого непристойного содержания, коробка с десятком презервативов, три бутылки питьевого спирта, картонный ящик с двадцатью плоскими фляжками по 0,33 литра поганого трехзвездочного коньяка и, венец этого собрания, коллекция из четырех женских трусиков. Эстет – он и на Севере эстет. Однако трусики придется тишком выкинуть сегодня же. Не поймут люди, если найдут их в моих вещах. До матери дойдет, она себе такого напридумывает! Верняк скандал устроит.
Завернув одну из фляжек в старую газету, вернулся в мастерскую.
– Я же пошутил, – сказал дядя Витя, внимательно разглядывая презент, но, чтобы меня не обидеть, принял его.
Среди заготовок я выбрал ватманский лист с первомайской темой. На плакате пришлось подправить лишь чуть размазанную краску на лозунге. Подкраской и занялся.
Однако новую спецодежду предпочел поберечь. Накинул халат старого художника, размером в два меня, и развел гуашь. Я не профессиональный оформитель, однако пять лет в институте научат черчению и заполнению форм чертежным шрифтом. Пятнадцать лет работы в НИИ закрепят навыки. А пятилетнее рисование плакатов для школы, где учился мой ребенок, заставит стать живописцем. Когда часа через полтора дверь распахнулась и в комнату вошел триумвират руководителей, я докрашивал восклицательный знак в последнем из трех лозунгов на плакате. Рисунок красной гвоздики, цветущей на фоне алого стяга, реющего на ветру, выдуваемого пограничником из медного горна, трогать не решился. Надеюсь, сюжет был навеян художнику только легкими наркотиками.
– А что?! Очень неплохо! – одобрила главная бухгалтерша.
– Я даже не ожидала, – согласилась Зинаида Петровна.
– Молодец, – резюмировал Марк Аркадьевич, – очень хорошо. А к девятому мая успеешь что-нибудь нарисовать?
Пришлось пообещать.
Вечер посвятил отработке комплекса упражнений. Что ушу, что нунчаки пошли удивительно легко. У меня создалось впечатление, что былые рефлексы и мышечная память никуда не делись, а просто настраиваются на новое тело. Хотя его еще долго придется тренировать. Жаль, много времени отнимают домашние задания. Можно было бы на них и забить, но, думаю, не стоит.
27.04.72
В четверг перед школой меня тормознул Зуб и после взаимных приветствий степенно объявил:
– Вчера на сходняке перетерли вопрос. Юрка продул в буру[21] своё фуфло[22], теперь он проткнутый пидор и водиться с ним нормальным пацанам западло. Макар дал слово никому не рассказывать, а татуху набил, чтобы с него самого потом спросу не было.
Пацаны молча слушали. Я раньше бы лезть побоялся, но сейчас спросил:
– Зуб, тут другой вопрос. Из пятого «Б» Жиган с младшеклашек мелочь трясет. Оно, конечно, дело не мое. Однако не раз сам слышал, как он говорил, что на общак собирает. Я не спрашиваю, кто его поставил, у меня другой интерес – кому он навар сдает?
Ребята тему поддержали, многие слышали от Жигана такое, но никто не вмешивался. Василий изменился в лице. Он, как и все, был в курсе, но с такой стороны на дело не смотрел. Трясти мальков непрестижно, хуже, чем у валяющихся пьянчуг по карманам шарить, однако всё же допустимо. А вот недошедшие до общака деньги – это даже не косяк[23], это полный… в общем, без мата не скажешь. Сейчас Зуб обязан решить вопрос. Коли взял на себя роль смотрящего, будь добр соответствовать, ведь потом с тебя самого спросить могут.
– Так он крыса! Молодец, Костёр! Тут не толковище, а сразу прави́ло[24] собирать надо!
Чтобы разрядить обстановку, спрашиваю:
– Про первое упоминание в русской литературе вора в законе кто помнит? Мы его проходили.
Народ дружно напрягся. Я выдал:
– Александр Сергеевич Пушкин. Евгений Онегин. Первая строка первой главы. Мой дядя… – выразительная пауза, – самых честных правил… Причем «правил» – глагол.
Дружный гогот ребят был мне наградой. С возгласами «А чо, может, Пушкин про Зуба написал!» мы пошли на занятия.
В классе Ирка на меня не смотрела. Совсем. Но на приветствие ответила, а когда пришел Ким и бросил ей «Привет, Ириска!», недовольно зыркнула. А я что? Я ничего! Это они сами после вчерашних конфет ее так зовут. Правда, Молочная не прижилось, слишком длинно. Зато Ириска пришлась народу по душе.
На первом уроке наша классная Мария Ивановна проинформировала об исключении Юрия Пака из школы за пьянство. Все всё поняли, самым непонятливым о причине шепнули на ушко. Урок начался, и про Юрку забыли.
На перемене Коля Ким отвел меня в уголок и рассказал:
– Юрка говорит, что ничего не знал. Он с Макаром на «просто так» играл. Потом напился и заснул. А когда проснулся, его на наколку уговорили и опять налили стакан. Проснулся глушняком, ничего не помнит. Может, и не было ничего?
– Может, и не было. Коль, никогда не играй на «просто так», это и есть игра на задницу, развод простаков. Если бы Юрка выиграл, ему бы сказали, что это ты на «просто так» играл, а мы играли без интереса.
– Ты только пацанам не говори, а то будут считать зашхеренным. Я с Юркой утром виделся. Его вальты[25] накрыли, башню напрочь снесло. Он хочет Макара завалить. Говорит, лучше сдохнуть, чем пидором жить. Что делать?
– Не знаю.
– И я не знаю. Ментам стучать западло. Может, обойдется?
– Колян, честно скажу, едва ли обойдется, сам понимаешь, дело больно гнилое.
– Понимаю. Вечером с его отцом попробую поговорить.
Нет, не обошлось. Только пришел на работу, меня отправили обедать в местную столовую. Посадили у кухни, накормили до отвала, и пышнотелая заведующая тетя Даша рассказала про главное событие дня.
Пока его домашние были на работе, Юрка взял отцово ружье, патроны с картечью и пробрался в общагу. Только Макар зашел туда на обеденный перерыв, сразу получил в живот заряд из двух стволов. Пока живой, но врачи сказали «безнадёжен».
Кольку Большого, друга Макара, Пак подловил у магазина. Его бил в голову. С трех шагов из дробовика трудно промазать.
Потом убивец перезарядил ружье, прямо на улице разулся, сунул стволы в рот и нажал пальцем ноги на гашетку. От головы ничего не осталось.
Менты ругались! Столько трупов в один день в поселке давно не видели. Из района группу вызвали. Спрашивается, зачем? И так всё ясно.
Да, еще! Один приезжий смылся. Тот, который на Петра напал. Чалдон мужикам рассказал, кто его подрезал, те выдвинулись искать шустрика. Однако приезжий ждать не стал, не то смог сбежать, не то спрятался где, а наши его не нашли. Хотя, может, только говорят, что не сыскали. За Чалдона многие впишутся, за него что угодно сделают. Башку шустрику могли оторвать свободно. Однако нет тела, нет дела, и милиция типа не в курсах.
Накормив, меня отправили делать стенд к девятому мая, а Пак… Ну да, жалко. Однако дела делать надо.
Кстати, деньги за еду не взяли, сказали, с получки разом за весь месяц разом вычтут.
Первомайский плакат уже висит на стенде. Он сильно поднял мой авторитет, народу плевать, кто делал, главное – результат. Новый попросили повесить до понедельника. От меня нужна основа, лозунг, если смогу, картинка и подписи к фотографиям ветеранов. Честное слово, я бы и сам попробовал нарисовать, хоть от истории с Юркой трясет, но готовый плакат был в наследстве. Показал его нашему фотографу. Самуил Яковлевич быстро наклеил фото и карандашом наметил подписи, а я их переписал красной тушью. С трудом, но конца дня управился. Как-то трудно привыкнуть, что после войны прошло меньше тридцати лет и ветераны еще работают рядом с тобой.
После работы получил «трофей», батон еще теплой колбасы из колбасного цеха и из пекарни два горячих кирпича хлеба, белый и черный. Быстрый выпуск газеты зарекомендовал меня как «трудягу». Коллектив принял за своего, а свои с работы тянули, что могли. Лозунг был при СССР «на работе ты не гость», к нему часто добавляли «унеси хотя бы гвоздь». Сам грешен, в институте радиолюбительством занимался, думаете, детали покупал?