Черно-белый танец

Ненавижу их всех: и маму с бабкой – вот ведь накаркали про ее карнавальный костюм! И Сеньку-пирата ненавижу – он тоже ее рванью назвал. А особенно мерзкого Валеру с его пустыми глазами. «Да я… Да я все деду скажу! Он ему устроит! Дед что угодно может! Его скоро в ЦК выберут! Он этому Валере такое устроит! Эта скотина вообще из университета вылетит!»

Настя почувствовала, что на глазах снова проступают только что смытые слезы. Нет, надо бежать, пока в туалет никто не пришел. Куда вот только – бежать? Ладно, главное – отсюда. Прочь с поганого факультета.

Настя вышла из туалета, пробилась сквозь толпу ряженых и вышла в морозный вечер.

У памятника Ломоносову однокурсники давили водочку.

– Настька! Дуй к нам! Мишка «андроповку» наливает!

Настя никогда раньше не пила водки. Ну вот, как раз самое время начать! Она решительным шагом приблизилась к памятнику:

– Наливайте!

– Эк, хватила! – заржали однокурсники. – Куда наливать-то? Хлещи, как все – из горла.

Из горла так из горла. Настя сделала щедрый, на полный рот, глоток. Неужели она сможет эту дрянь проглотить?.. Но проглотила, закашлялась, прикрыла рот ладонью… Ну и дрянь!

– Что, пробирает? Еще хлебнешь? – веселились однокурсники.

– Н-нет… Спасибо, ребят… Мне идти надо.

– Куда? Карнавал же!

– Да у мамы в министерстве концерт, – соврала Настя первое, что пришло в голову. – Просила быть…

– Ну, тогда иди. Да не забудь там водочку отлакировать, – заржали сокурсники.

Настя с облегчением покинула факультетский двор. На улице – темень, редкие фонари светят еле-еле, и только звезды на кремлевских башнях горят ярко, будто налиты свежей кровью.

«Куда же идти? Только не домой! Начнется там: а что так рано? А почему грустная? Костюм не оценили? А мы ведь тебя предупреждали!»

Водка мягко плескалась в желудке, притупляла обиды… И хотелось сотворить что-нибудь необычное. Из серии: «Ну уж от Капитоновой мы такого не ожидали». Например, поехать на улицу Кирова, найти там хипов и потребовать: «Принимайте в свою компанию». Нет, страшно. Да и хипы в Москве редки, а по такому морозу, наверно, и вовсе по флэтам расползлись. Может, сесть на поезд и уехать в другой город? Скажем, в Питер? Да у нее с собой денег – только десятка, даже на обратный билет не хватит.

«Нужно пойти и напиться, – вдруг решила Настя. – Напиться окончательно, вдрызг. Чтобы забыть обо всем. В конце концов, мне уже почти восемнадцать, а я до сих пор только шампанское пила… Ну, и водку – вот прямо сейчас. Водка, конечно, – гадость. Но есть же всякие вина, ликеры…»

Идея ее захватила. Только где в Москве можно напиться? Не в ресторан же в одиночку идти. Поехать, что ли, в общагу? Сеня говорил, там с выпивкой все тип-топ, всегда наливают… Только ведь все – на карнавале, кого она там найдет? Да и не хочется их видеть, мерзких журфаковцев.

И тут Настю осенило: она пойдет в «Москву»! Девчонки рассказывали: заходишь в гостиницу с центрального входа, говоришь швейцару, что в бар, поднимаешься на второй этаж – и пьешь себе спокойненько вкусные коктейли. «Место спокойное, – заверяли однокурсницы. – Барыги, конечно, встречаются, но они тихие, не пристают. А коктейли там – обалденные».

«Коктейль, наверно, вкуснее, чем водка, – решила Настя. – А моей десятки на много хватит».

…Швейцар посмотрел на нее удивленно, но в гостиницу пропустил. Настя без труда нашла бар: очень симпатичный. Стойка с кожаными табуреточками, полки украшены аляповатыми бутылками из-под диковинных напитков (все бутылки, впрочем, пусты).

Настя взяла себе «шампань-коблер» и два эклера – всего-то рубль пятьдесят за все про все. За стойкой решила не сидеть. Все столики были заняты, только в самом углу нашелся пустой, с единственным стулом. Ну и очень хорошо: подальше от всех, а раз стульев нет – никто к ней не подсядет.

Настя пригубила свой «коблер» – куда вкуснее, чем водка! – и украдкой оглядела публику. М-да, а народ-то тут не очень… За соседним столиком сидят четверо хмурых парней. Парни что-то тихо обсуждают, настороженно оглядываются по сторонам. В загончике имелась и еще одна мужская компания – трое восточных товарищей. Те говорили громко, пили много и сплевывали шелуху от орехов прямо на пол. Два оставшихся столика, на Настин взгляд, опасности не представляли. За одним сидела немолодая парочка с бутылкой шампанского. По вороватым взглядом видно: любовнички, муж уехал в командировку. А за другим столом помещались две ярко накрашенные девушки в коротких, не по сезону, юбках. «Проститутки», – догадалась Настя. Живых проституток она видела впервые и осмотрела их костюмы и боевую раскраску с интересом. Поначалу и девицы тоже косились в ее сторону. Но Настя вела себя смирно, глазами по мужикам не стреляла, да и одета была скромно. И продажные девицы интерес к ней утратили.

«А коктейль-то вкусный, – порадовалась Настя. – Рот не обжигает, горло не дерет». Она расправилась с ним почти залпом. Даже эклеры не съела. Тут же сходила к стойке и заказала второй. Этот уже пила медленнее, цедила через соломинку. На душе постепенно теплело, проблемы-беды отступали. «Что я, в самом деле, расстраиваюсь из-за какого-то идиота? Да этот Валера мизинца моего не стоит! И глаза у него – совершенно безумные. Не зря же говорят, что на нашем факультете экзотики полно: даже наркотики можно достать. Да этот Валера – наркоман, а вовсе не принц! Вот и чудненько. Есть за что его прихватить. Так что деда мы в это дело впутывать не будем. А о том, что он наркоман, сообщим, куда следует».

Настя прихлебывала коктейль и поражалась метаморфозам: в темном баре вдруг стало очевидно светлее. Ярче заблестели глаза у посетителей, вроде бы отмылся затоптанный пол и даже серо-шоколадная глазурь у ее эклеров приобрела насыщенный, глянцевый черный цвет. И чего она раньше не ходила по барам?

Незаметно закончился второй «коблер», и Настя снова отправилась к стойке. Восточный человек с соседнего столика крикнул вслед:

– Эй, красавыца! Прытармазы!

– Я знаю меру, – надменно ответила Настя. И поразилась: простая фраза далась ей с трудом, слова мешались-проглатывались, словно говорил поздний Брежнев.

На всякий случай Настя все же съела эклеры. И с новыми силами приступила к коктейлю. Подумалось: «Жаль, что я курить не умею. Вон как проститутки шикарно смотрятся – с коричневыми длинными сигаретками…»

Восточные люди к ней больше не приставали. Зато компания серьезных мужчин наконец закончила свою тихую беседу. Мужики откинулись на стульях и шумно потребовали водки. Видно, их сборище было влиятельным: бармен не поленился поднести бутылку прямо к столику.

– А вон той – шампанского, – вдруг приказал один из них. И указал на Настю.

Бармен угодливо кивнул и явился с бутылкой так быстро, что Настя даже опомниться не успела.

– Спа…спасибо… я н-не хочу, – пропищала она, удивляясь, что язык перестал слушаться вовсе.

– А тебя не спрашивают! – загоготал второй мужик. – Пей, раз дают.

Третий молча встал, подошел к ее столику. Тихо произнес:

– А ну не ломайся! Шалава…

Настя вскочила. Кажется, ее шатало. Мужчина загородил ей дорогу. Она попыталась его обойти, но гад перемещался легко и все время оказывался у нее на пути. Наконец, наигравшись, мужик схватил ее за руку.

– Все, цыпочка. Шутки кончились. Пойдем, посидишь с нами.

Настя стала вырываться. Парень усилил захват, и руку будто сдавило тисками.

Публика в баре безучастно наблюдала за представлением.

«Все. Пропала», – мелькнуло у Насти в голове.

И тут она услышала знакомый возмущенный голос:

– Настя! Это еще что за дела?!

Парень слегка ослабил хватку, и ей удалось вырваться.

– Сеня! – закричала она.

И побежала к нему – так быстро, как не бегала никогда.

Мужики ее не преследовали. Один только выкрикнул вслед с угрозой:

– Попробуй, покажись еще здесь…

А Сеня ловко подхватил ее под руку и потащил прочь.

Единственный этаж Настя одолела с трудом – ноги заплетались и подкашивались. Сеня молчал – только поддерживал ее все крепче и заботливее. Швейцар, распахивая дверь, глумливо сказал:

– Ну, понравилось у нас? Приходите еще.

Сеня не удостоил его ответом. А Настя и ответить-то не могла. Перед глазами все плыло, а во рту вдруг возник неприятный металлический привкус – с чего бы? Коктейль вроде сладким был…

– П-постой, С-сеня, – с трудом вымолвила она. И опустилась на корточки. Ей нужно полежать – совсем немного, пару минуток.

Сеня грубо подхватил ее под мышки и поставил на ноги. Прошипел:

– Ты что, спятила? Мусора кругом!

– Н-но…

– Стой! Стой прямо, я сказал!

И Сеня принялся надевать на нее дубленку. Только сейчас Настя заметила, что вышла она раздетой. Ее дубленка висела в баре, на крючке у входа, – когда же Сеня успел ее взять? Настя не помнила. Ничего себе, уже провалы в памяти начались…

– Пошли потихоньку, – приказал Сеня. – Машину поймаем. Я тебя домой отвезу.

– Нет! – выкрикнула Настя.

Двое милицейских внимательно посмотрели в их сторону.

– Да не ори ты! – простонал Сеня.

– Я не поеду домой, – упрямо сказала Настя.

– Хорошо, не поедешь домой. Давай только уйдем отсюда.

К счастью, до дороги было два шага. Сеня поднял руку, подзывая такси.

– Т-только п-посмей с-сказать, что на Б-бронную, – выдавила Настя.

– Да понял я, – отмахнулся от нее Сеня. И спросил остановившегося водилу: – На Шверника поедем?

…В тепле машины Настю заклонило в сон. Но стоило закрыть глаза, как с ней начинало твориться что-то ужасное. К горлу подкатывала тошнотворная волна, и такси, казалось, начинало качаться с боку на бок, словно утлая лодчонка.

– Эй, не спи, Настя, – тревожно сказал Сеня.

– Т-тут так воняет, – простонала она.

– Можно, я открою окно? – спросил Сеня у водителя.

– Открывай, – буркнул тот. – Смотри только, чтобы девчонка твоя машину мне не изгадила.

Сеня подтолкнул Настину голову к открытому окну, приказал:

– Дыши! Глубоко вдыхай, ртом!

Морозный воздух обжигал горло, в глаза били колкие снежинки. Но Настя все дышала и дышала – она поняла: Сеню надо слушаться.

Минут через пять действительно стало полегче. Настя обернулась к Сене:

– Ф-фу, что это такое со мной было?

– Да ничего особенного. Напилась, – спокойно пояснил он. – Еще чуть-чуть – отключилась бы. Скажи спасибо, что я вовремя подошел.

– Спасибо, – покорно произнесла Настя. – Но как… как ты узнал?

– Да случайно. Видел, что ты вдруг с карнавала убежала… А потом я покурить вышел, у Ломоносова наших встретил. Они и сказали: набулькалась водки из горла и пошла на какой-то концерт. В министерство. Что-то я не припомню, чтобы мать тебя раньше на концерты брала… Да и не бывает у нее там, по-моему, никаких концертов.

Настя промолчала.

– Ну, я забеспокоился. Спросил у ребят, куда ты на самом деле отправилась. А они за тобой, оказывается, следили. Видели, как ты у забора минут десять стояла. И потом почесала – по проспекту Маркса в сторону Пешков-стрит. Мишка мне сказал: такой походочкой только Зимний штурмуют. Или – в «Яму» идут. Ну, я и пошел тебя искать… В «Космос» заходил, в «Московское». А потом – про «Москву» подумал. Вовремя пришел, а?

Настя вздохнула. От мыслей о парнях в баре ее снова начало мутить.

– А что тем парням от меня было надо?

Сеня хохотнул:

– Ну и вопросы! Подумай чуть-чуть – может, догадаешься?

Настя покраснела и промолчала. Сеня сказал:

– Ладно, проехали. Ну, рассказывай: с чего ты вдруг в алкоголизм ударилась?

– Да ни с чего, – пробурчала Настя. Не говорить же Сеньке правду! – Просто надоело все. До смерти. И универ, и предки, и Москва… и вообще все, вся жизнь. Такая тоска кругом!

– А «коблер», значит, смыл все печали, – задумчиво произнес Сеня. – Ну ладно, я понял. Девочка решила бороться с депрессией старым, как мир, способом.

«Зачем таким надменным тоном говорить-то?» – возмутилась Настя. Но оставила реплику при себе. Сегодня у нее, пожалуй, права голоса нет.

– Ну и что мне с тобой теперь делать? Может, все же домой, а? Ты вроде протрезвела… А если предки запах учуют – скажешь, что на карнавале все пили.

– Нет, – отрезала Настя.

– Ну нет так нет, – не стал спорить Сеня. – Значит, только в общагу, больше некуда. Ряженкой тебя напою. От похмелья помогает. Ну а дальше – решим, что делать.

До общежития на улице Шверника добрались быстро.

Миновали подозрительную вахтершу. Бабка потребовала с Насти студенческий билет, переписала фамилию и взяла слово «чтобы без этих штук, а в двадцать три ноль-ноль – попрошу на выход».

Сениных соседей в комнате не оказалось: «Они у меня гуляки, до утра беситься будут!»

– А ты не гуляка? – строго спросила Настя, присаживаясь на Сенину постель. Она бы с удовольствием села на стул или в кресло, да только в маленькой комнатухе иных горизонтальных поверхностей, кроме как кроватей, не имелось.

– Не, я не по этой части, – усмехнулся Сеня. – Это ты у нас – так нагулялась, что еле сидишь… Да ты приляг, не бойся. Не буду я на тебя бросаться. Пойду лучше в холодильник схожу.

– Куда-куда?

– Холодильник у нас общий, всемером скинулись. В шестьсот восьмой комнате стоит, у них там замок самый крепкий.

Сеня отсутствовал долго, вернулся с бутылкой ряженки и чаем в целлофановом пакете. Объяснил:

– Ряженка – от похмелья. Чай – для тонуса. У девчонок стрельнул. Только две ложки отсыпали, жадины… Сейчас буду тебя в норму приводить.

Чувствовала себя Настя плохо. Голова кружиться перестала, но ноги до сих пор тряслись, а в желудке дрожала противная муть.

– И чего это меня так… развезло? – Настя с трудом выговорила непривычное слово.

– А с того! Кто же градус понижает, коктейль после водки пьет? Да и коктейлей, кажется, было принято на грудь немало. Два? Три?

– Три, – вздохнула Настя. – Но они вроде совсем не пьянящие. Сладенькие, вкусные…

– Самый опасный продукт, – авторитетно заверил Сеня. – Нет ничего хуже, когда пьешь, а градуса – не чувствуешь.

– Ты, я гляжу, знаток, – подколола Настя.

– Поживи в общаге – и не такое узнаешь… Ну, давай – сначала ряженку, залпом, а потом чайку крепенького.

«Антипохмельная терапия» а-ля Челышев сработала. Ноги трястись перестали, в голове тоже прояснилось. Настя вдруг увидела себя словно со стороны: сидит, подобрав ноги, на Сенькиной постели, в пустой общежитской комнате. А Сеня пристроился на краешке, держит ее за руку, по-докторски смотрит в глаза…

«Эх, не попасть бы мне из огня да в полымя», – забеспокоилась Настя.

А Сеня ласково погладил ее по руке и взглянул на часы:

– Почти одиннадцать, пора двигать. Давай, выгребай карманы: попробуем на такси наскрести. А то у меня, извини, – только рупь в наличии. Рваный рупчик.

…Домой Настя вернулась в полночь. Мама и дед уже спали, только бабушка выглянула из своей комнаты:

– Ну, нагулялась?

«Нет, не совсем», – подумала Настя. Ее не покидала мысль: «Зря я послушалась Сеньку. Зря встала с его кровати и покорно ушла… А маме с бабулей могла бы позвонить. И сказать, что мы к сынку-Аграновскому ушли продолжать. Они мне давно велели к Аграновскому присматриваться, из-за его папани, конечно…»

Настя твердой походкой прошла в свою комнату. Она знала: бабушка смотрит ей вслед и внимательно отслеживает: не качнет ли внучку? Не тяпнула ли она лишку на карнавале?

«Спасибо Сеньке – не качает».

В своей комнате Настя подошла к окну, откинула портьеру. И улыбнулась: Сеня стоял внизу, у подъезда. Как и обещал: ждал, пока она благополучно доберется до квартиры. Его черную куртку потихоньку укутывали белые хлопья снега.

Настя распахнула форточку, выкрикнула в морозную ночь:

– Ты – как шахматная доска!

В маминой комнате послышалось шевеление, и Настя поспешно захлопнула окно, схватила книгу, прыгнула на кровать.

На пороге показалась Ирина Егоровна, строго спросила дочь:

– Кому ты кричала?

– Принцу, мама, – счастливо улыбнулась Настя.

И подумала: «Вот дура! Как же я раньше-то его не замечала?!»

Смысл жизни оказался прост.

А внешне – ничего не изменилось. Совсем ничего.

Все та же квартира, и университет, и античная литература (ну зачем будущему корреспонденту нужны Овидии и Горации?), и прежний, из прошлой жизни, будильник с визгливым звонком…

Только теперь, когда будильник будил ее к первой паре (а за окном – темень, и топят неважно – хоть и блатной дом), Настя думала: «А я сегодня увижу Сеньку!» И вскакивала, бодро мчалась на кухню, на запах дедова кофе.

Егор Ильич наливал ей чашечку, усмехался:

– Что, прижилась в университете? Смотрю, повеселела… И к первой паре стала ходить.

Настя опускала глаза:

– А у нас гайки закрутили. За посещаемостью как звери следят.

– Да уж, за вами глаз да глаз нужен, – соглашался дед. И, кажется, посматривал на Настю подозрительно. А она изо всех сил старалась погасить блеск в глазах и принять скучающий, равнодушный вид.

…Подруга Милка никогда не скрывала от собственной матери своих поклонников. Кого только не водила в дом: и безумновзглядых художников, и непризнанных поэтов, и даже молчаливых крепышей из автосервиса. И со всеми Милина мама дружелюбно беседовала, а некоторым странствующим (например, из Питера) путникам даже предоставляла кров. А у Насти дома совсем не так. Издавна повелось: только Эжен гость желанный. А прочие парни – немедленно подпадают под въедливый рентген маминых и бабушкиных взглядов. И расспросов. А покинув их квартиру, подвергаются беспощадной обструкции. Один – икнул, у второго – «глаза ушлые», третий – в слове «звонить» ударение неправильно ставит.

Примечания