Люси открывает рот, но собеседник так упрям и глядит на нее с такой насмешкой, что она не находит чем ему возразить.
– Послушайте, милая, вы очаровательны, поверьте… Вам повезло: вы зарабатываете на жизнь, причем неплохо, особенно не утруждаясь, пользуясь доверчивостью недоумков. Но имейте по крайней мере уважение к этому трудному для меня моменту – смерти брата-близнеца.
В голове у Люси вертится столько слов, что они застревают в горле. Вместо уговоров она горестно вздыхает, отворачивается от Тома и решительным шагом идет прочь. Габриель спешит за ней.
– Очень вас прошу, мадемуазель Филипини, не опускайте руки так быстро! Сделайте что-нибудь! Не надо меня сжигать, мне необходимо вскрытие!
Она не отвечает.
– Мой брат – самовлюбленный кретин.
Она ускоряет шаг.
– Не обрекайте меня на этот ужас, умоляю! Я впервые умер и еще не разбираюсь, как быть.
Она уже дошла до своей машины, тронулась с места и выезжает с больничной стоянки.
– Пожалейте отчаявшегося мертвеца, которому нужно выяснить причину своей смерти!
Она упрямо закусывает губу.
– Прекратите строить из себя жертву!
– Строить жертву?! Меня убили! Хотеть узнать больше совершенно естественно!
– У каждого свои маленькие проблемы, это не повод донимать ими окружающих. Вообразите, что будет, если все жертвы убийств вздумают выяснить, как с ними расправились! Хотите знать правду? Это болезненное любопытство, больше ничего.
Она нажимает на клаксон, спугивая другую опасно маневрирующую машину. Габриель Уэллс, чувствуя ее раздражение, больше не смеет ей докучать. Но его по-прежнему сверлит вопрос, с которого он собирался начать свой роман и который с тех пор не дает ему покоя:
Почему я мертв?
10Оказывается, молодая женщина-медиум живет в сотнях метров от дома Габриеля Уэллса, в особняке, смахивающем на кукольный домик. В витой чугунной ограде угадываются сказочные сюжеты, калитка открывается в садик, где растут фруктовые деревья и зеленеют овощные грядки. Кирпичный фасад дома затянут плющом, из каминной трубы на крыше поднимается дымок.
Внутри изящно расхаживает дюжина кошек. Одна подкрадывается к писателю, напрягая дрожащие острые ушки.
– Она меня видит? – удивляется Габриель.
– Мяу, – отвечает вместо хозяйки сама кошка.
Над камином висит фотография в рамке, на ней пара на фоне заката. Это сама Люси в бикини, при ней загорелый мужчина с накачанными бицепсами и безупречно плоским животом. Пара нежно обнимается.
Рядом другие фотографии той же пары. Она позирует в райских кущах, на белоснежных пляжах, среди кокосовых пальм и зарослей бамбука, то обнимаясь, то нежно глядя друг на друга.
Люси накладывает кошкам еды, и они бегут к кормушкам с задранными, как антенны, хвостами. Некоторые благодарно трутся о лодыжки своей хозяйки.
В углу гостиной разместились гимнастические тренажеры, над ними красуется плакат: «Ублажай свое тело, чтобы душе хотелось в нем остаться».
Люси садится по-турецки на круглую подушку и закрывает глаза. Над ее головой прорезается канал света.
Габриель различает под потолком круговерть блуждающих душ. Они проникают в тело Люси через поясницу, взбираются по позвоночнику до макушки и там втягиваются в луч света, играющий роль лифта.
Когда в окрестностях не остается ни одной, Люси размыкает веки, делает несколько вдохов и выдохов и трясет ладонями, как будто смахивает с них капли воды.
– Осмелюсь спросить, что это за странный ритуал? – осторожно произносит он.
– В больнице целая стая метущихся душ. Они заметили меня и пожелали, чтобы я помогла им «вознестись».
– Как вы это делаете?
– Я получаю предложения моей Иерархии.
– Вашей Иерархии?..
– Это, так сказать, возвышенные души, живущие над блуждающими, но не покидающие наш нижний мир, чтобы следить за происходящим на Земле.
Вымыв в ванной лицо и руки, молодая женщина-медиум, гладя кошку, приступает к объяснениям:
– Вы находитесь на первом уровне, называющемся «Нижний Астрал». Выше расположен «Средний Астрал», над ним – «Верхний Астрал». Моя Иерархия сообщает о зародышах, пригодных для блуждающих душ, чувствующих готовность к перевоплощению. Обычно она предлагает мне «выгодные сделки». Многие это знают, поэтому, почувствовав мое присутствие, торопятся ко мне. Но некоторые блуждающие души проявляют строптивость. Иерархия требует, чтобы я переломила их упрямство. Иногда у меня получается, иногда я терплю неудачу. Бывает, я провожаю блуждающую душу до тоннеля света, ведущего к перевоплощению, но в последний момент она проявляет нежелание двигаться дальше и поворачивает назад.
Она пожимает плечами и продолжает:
– Это жесткое правило: дух сохраняет свободу воли. Я должна его убедить, поэтому необходима Иерархия для ведения дипломатических переговоров с колеблющимися.
Люси удаляется в свою кухню в сельском стиле, с деревянной мебелью, и возвращается с целым подносом таблеток, порошков и сиропов.
– Это еще что такое?
– Витамины, микроэлементы, эфирные масла, гомеопатия.
– Арсенал ипохондрика! Понятно, что́ привело вас к врачу.
– Я ценю привилегию оставаться в живых и очень стараюсь, чтобы это дольше продлилось. Если вы называете это ипохондрией – ваше дело. Только не забывайте, до чего вас довело наплевательское отношение к собственному здоровью…
Люси приступает к приготовлению салата. Она нюхает овощи, потом моет их, мелко режет и располагает в тарелке в замысловатом порядке. К этой композиции добавляются зерна люцерны, все посыпается толченым кунжутом и сдабривается ореховым маслом.
– Знаю, вы ничего не чувствуете и лишились желания и даже потребности в пище, но я другая. К тому же нахождение в таком «заряженном» месте заставляет все время «подавлять помехи», отсюда постоянное чувство голода.
Она с явным удовольствием ест свой салат, громко хрустя.
Габриель Уэллс, паря над молодой женщиной, наблюдает, как она жует, глотает, иногда давится. Ему кажется, что все это осталось далеко в прошлом, его мучает ностальгия.
Дождавшись, пока она насытится, он возобновляет беседу:
– Я не прочь побольше узнать о мире Нижнего, Среднего и Верхнего Астрала.
Резкий звонок в дверь безжалостно прерывает их разговор.
– Глядите-ка, явился раньше времени, – удивленно бросает Люси.
– Кто это? Вы кого-то ждете?
– Ваша каждодневная работа – сочинять истории, моя – выслушивать их. Увы, при всей моей любви к вашим книгам я не могу посвятить вам все свое время. Вынуждена вас покинуть, здесь мой первый на сегодня клиент. Знаю, вас не выставить. Если хотите присутствовать при приеме, я бы попросила вас уважать мой труд и ни в коем случае не вмешиваться. Договорились?
Габриель вертится вокруг нее:
– Собственно, я не имею ни малейшего представления о вашей работе. Ужасно интересно узнать, что это такое. Уж не продолжает ли ваше ремесло дело сестер Фокс?
11. Энциклопедия: сестры ФоксТри дочери пастора Фокса, основоположницы современного спиритуализма.
Свое призвание они обрели в марте 1848 г. в Гайдсвилле, штат Нью-Йорк, где младшие, 12-летняя Кейт и 15-летняя Маргарет, по их словам, как-то раз услышали стук в подвале их дома, уже пользовавшегося дурной славой.
Они объяснили, что установили связь с мертвецом, прозванным ими «Сплитфутом» («Расщепленная Нога»), отвечавшим «да» или «нет», когда они показывали на буквы алфавита на листочке. Блуждающая душа именовалась якобы Чарльзом Б. Росмой, так звали разносчика, убитого пятью годами раньше. По его словам, убийца спрятал труп в подвале дома, где теперь жила семья Фокс.
Говорят, что взрослые, которых сестры Фокс уговорили обыскать подвал, нашли там волосы и обломки костей, признанные экспертизой человеческими. Дело наделало шума и прославило сестер Фокс.
Старшая, Лия, устроила им турне по США, собиравшее все более внушительные толпы. Многие видные люди того времени становились их приверженцами. Сотни, а потом тысячи поклонников сестер Фокс тоже якобы заговорили с мертвыми. Пошла мода на столоверчение и на «говорящую доску» Уиджа с буквами алфавита, позволявшую умершим отвечать на вопросы. В 1852 г. в одних США насчитывалось уже 3 миллиона официальных спиритуалистов.
Явление с быстротой молнии распространилось на Англию (этому поспособствовал создатель Шерлока Холмса Конан Дойл), Францию (при помощи Виктора Гюго и Аллана Кардека, основателя спиритизма), Россию (благодаря Распутину) и Южную Америку.
Три сестрицы Фокс зарабатывали каждым своим выступлением огромные деньги. В 1852 г. Кейт вышла в Англии замуж за богатого адвоката, уговорившего ее показаться английскому специалисту, выводившему на чистую воду мошенников с паранормальной нивы, – Уильяму Круксу. Тот побывал на сеансе и засвидетельствовал отсутствие какой-либо возможности обмана.
Маргарет тогда же вышла за геолога, умершего спустя пять лет в экспедиции и оставившего ее безутешной вдовой. Горе она заливала выпивкой.
Через несколько месяцев скончался и муж Кейт, после чего та тоже впала в алкоголизм.
Младшие сестры, теперь беспросветные пьянчужки, поссорились со старшей, Лией, возглавившей движение спиритов, приобретшее всемирный масштаб. Желая ей напакостить, Кейт и Маргарет решили открыть с нью-йоркской сцены всю правду: стуки, обозначавшие «да» или «нет» и исходившие якобы от духов, на самом деле производились самими сестрами, щелкавшими суставом большого пальца ноги в туфле. В доказательство своих откровений они продемонстрировали свой трюк перед врачом и признались, что Лия заставляла их выступать с единственной целью – обогащения.
Рационалисты ликовали, но движение спиритов уже слишком разрослось, чтобы это разоблачение могло с ним покончить; его адепты принялись утверждать, что признание вырвали у сестер угрозами. Кейт и Маргарет еще пуще запили и обнищали. Маргарет, правда, попыталась возобновить свою карьеру и, вернувшись на сцену, снова стала утверждать, что обладает необыкновенными способностями. Однако вызванный этим возрождением интерес быстро сошел на нет, и она умерла в 1893 г., всего через несколько месяцев после кончины своей сестры Кейт, в возрасте 55 лет, в непролазной нужде.
В 1904 г., через 11 лет после их смерти, дети, игравшие в подвале дома в Гайдсвилле, обнаружили за стенкой человеческий скелет. История наделала много шуму и придала всемирному движению спиритов второе дыхание.
Эдмонд Уэллс, Энциклопедия относительного и абсолютного знания, том XII12Первый клиент Люси – внушительный господин в безукоризненной «тройке». Его сопровождает высоченная собака породы афганская борзая. У хозяина и у питомца одинаковый скомканный волосяной покров бежевого окраса, одинаковые длинные и худые ноги, похожи они и блеском глаз, и странноватым видом. Хозяин отличается разве что перстнями на всех пальцах.
Он падает в кресло, словно полностью лишился сил.
– Меня зовут Уильям Кларк. Я англичанин, я купил замок Мериньяк. Там живет привидение, я чувствую его враждебное присутствие, особенно по ночам: оно регулярно нарушает мой сон, и я раз за разом бужу жену. Это начинает сказываться на наших отношениях. Даже моя собака – и та нервничает.
Собака зевает.
– Вы – наша последняя надежда.
Клиент излагает свою проблему таким тоном, словно речь идет о борьбе с крысами или муравьями. Он уточняет:
– Я уже обращался к священнику, занимающемуся в епископстве экзорцизмом, но это не помогло. Мне сказали, что в этом деле нет никого лучше вас. Друзья, прибегавшие к вашим услугам, остались очень довольны. Похоже, только вы умеете по-настоящему разговаривать с мертвецами. Умоляю, избавьте меня от этой напасти!
Люси кивает и зажмуривается. Вызов бесплотного существа – процесс из нескольких этапов. Наконец оно появляется – худосочная, немного женоподобная эктоплазма в изысканном облачении.
– Вы – привидение из замка? – обращается к нему Люси.
– Барон де Мериньяк, семнадцатый носитель титула, счастливый владелец замка, – сухо представляется он.
– Новый собственник хочет, чтобы вы убрались. Он говорит, что теперь это его земли.
– Какое бессовестное утверждение! Вот уже восемьсот лет, на протяжении семнадцати поколений, моя семья живет в этом замке, передавая его от отца к сыну. По чистой случайности последний отпрыск, к тому же незаконнорожденный, пристрастился к покеру и проиграл доставшееся ему наследство. Не может быть даже речи о том, чтобы чужестранец, не имеющий даже косвенного отношения к нашей семье, похитил у меня мой замок. Скажите ему, что это ему положено по моей воле как можно быстрее убраться, в противном случае ему не избежать бед.
Габриель замечает, что у Люси дрожит левое веко, что, скорее всего, означает: «Чувствую, это непростое дельце». Она кашляет в кулак и поднимает на клиента глаза.
– Что ж, месье Кларк, по вашей просьбе я вызвала привидение, обитающее на ваших землях. Оно согласилось говорить со мной, а значит, с вами. Оно настаивает, что оно – барон Мериньяк и что замок – его родной дом, потому что принадлежит его семье уже семь поколений…
– Не семь, мадемуазель, а семнадцать, нельзя ли быть повнимательнее?
– Прошу прощения, семнадцать поколений. Поэтому он не желает уходить. Наоборот, его горячее желание – чтобы исчезли вы.
– Я приобрел этот замок на деньги, заработанные годами тяжкого труда в сфере финансов. У меня на руках все юридические документы. Он принадлежит мне по праву.
Прозрачный аристократ, висящий под потолком, пожимает плечами.
– Это всего-навсего испачканные чернилами бумажки. Я же выступаю, украшенный семейным гербом, от имени Истории с ее несчетными драмами; вы представить себе не можете, что творилось в этом замке! Моя прабабка умерла при родах на той самой кровати, которую этот олух вознамерился превратить в бар с крепкими напитками. Мой дед палил во фрицев из ружья из окна второго этажа, которое этот новый собственник задумал замуровать. Я уж не говорю о столетнем дубе, который он собрался спилить, чтобы вырыть на его месте бассейн! Этот человек не только вор, но и варвар без капли уважения к историческому наследию нашей страны. О том, чтобы уступить ему наши владения, не может быть речи. Ко всему прочему, он – англичанин, пожиратель вареной говядины с мятным соусом. Не удивлюсь, если он окажется потомком негодяев, в битве при Азиркуре трусливо осыпавших стрелами французских рыцарей, к которым принадлежал самый давний мой предок.
– Ну что, понял он, что придется оставить меня в покое? – нетерпеливо осведомляется клиент.
Люси наклоняется к нему и шепчет, как будто стараясь, чтобы ее не услышал аристократический призрак:
– Ответ барона де Мериньяка сводится к тому, что факт уплаты денег агентству недвижимости не придает никакой законной силы вашему обладанию этим имением.
– Но оно мое! – восклицает живой.
– Нет, мое!
– Пусть привидение проваливает!
– Пусть даже не мечтает! Я никогда не уйду!
– Он говорит, что в данный момент не имеет такого намерения, – лаконично переводит Люси.
Кресло англичанина окружают кошки. Пугать его они не собираются, им достаточно продемонстрировать численность. Борзая снова зевает, показывая ширину и глубину глотки, а также отсутствие всякого интереса к смехотворным соперникам, которых она легко могла бы смахнуть своей длинной лапой.
Люси подыскивает слова, сплетая и расплетая пальцы.
– По-моему, вам следует вступить в переговоры, месье Кларк. Начните с того, что перестаньте называть его «привидением»: неприкаянные души этого не терпят. Лучше использовать слова «барон» и «господин барон». Почему бы вам не поделить замок? Оставьте ему часть, к которой он привык, а себе возьмите остальное. Я бы выступила посредницей по части работ в саду, конкретно – при решении вопроса рубки столетнего дерева, которая сильно его раздражает.
– И речи не может быть о каких-либо переговорах с этим облачком ядовитых паров! Хватит с меня переговоров с агентством недвижимости, загнавшим мне замок втридорога. Мне пришлось истратить все накопления, и я не хочу отказываться от части собственности ради прихоти этого паразита, которого даже пощупать нельзя!
Люси корчит неприязненную гримасу и еще ближе наклоняется к англичанину:
– Настоятельно вас прошу не оскорблять его, иначе ситуация усугубится.
– Кем меня обозвал этот ростбиф? Облаком испарений? Паразитом? На себя бы полюбовался, шмат гнилого мяса!
Габриель удивлен открытием: оказывается, существует расизм, направленный против мертвых, и расизм, направленный против живых. Но он предпочитает не вмешиваться.
– Понимаете, месье Кларк, требования барона Мериньяка, напоминающего, что это и его дом, тоже надо принимать во внимание.
– Юридически у него нет никаких прав. Он попросту сквоттер!
– Хотите привлечь его к суду? Добиться, чтобы его выселил судебный исполнитель или полиция? – насмешливо спрашивает Люси.
– Нет, вы! Вы – моя полиция по борьбе с привидениями. Потрудитесь вымести из моего замка этого надоедливого типа.
– Следите за своей речью, он нас слышит. Как бы вам объяснить… Испанские конкистадоры, высадившиеся в 1492 году в Америке, тоже располагали официальными бумагами, передававшими им в собственность берега, к которым они пристали… При этом индейцы жили там уже не одно столетие.
– Не вижу никакой связи!
– Конкистадоры тоже взялись искоренять докучавших им дикарей. Но с точки зрения индейцев они были чужестранцами, с воровскими целями посягнувшими на землю, где они родились и где испокон веку жили их предки. Вопрос точки зрения, не более того.
Уильям Кларк хмурится.
– Я никуда не уйду. Раз вы не в состоянии помочь мне выгнать привидение, я обращусь к более квалифицированному медиуму. У меня их целый список. Есть другие специалисты, не такие известные, но, наверное, более умелые.
– Поймите, месье Кларк, я не очень представляю, что еще вам порекомендовать, кроме дипломатии. Ожесточение ничего не даст. В любом случае, не уверена, что вы сможете возобладать. Так или иначе, привидение находится у себя дома. Это его территория, он знает ее как свои пять пальцев.
Раздосадованный англичанин привстает в кресле.
– Вы что же, на его стороне?
– Нет, просто пытаюсь найти наилучшее решение для всех.
– Это уже чересчур! Не стану терять здесь больше ни секунды.
Посетитель встает, его удивленная собака, повернув морду к двери, – тоже.
– Так или иначе, вы должны мне за прием сто пятьдесят евро, – напоминает Люси.
– Я очень разочарован! Зарубите себе на носу, вы обо мне еще услышите.
Уильям Кларк достает купюры и презрительно кидает их на пол.
Люси обращается к неприкаянной душе:
– Поверьте, я огорчена. Я сделала все, что могла.
– Отныне с сантиментами покончено. Больше я не стану заботиться об его выживании. Есть люди, которым так и тянет отвесить то, чего они недополучили в детстве.
– Не пойму, о чем вы.
– Например, об оплеухах.
– Давайте без жестокостей, – просит она. – Очередной тупица, только и всего.
– Впредь я буду тыкать его носом в его собственные противоречия.
Блуждающая душа барона готовится ретироваться, но тут замечает другую блуждающую душу – писателя.
– Турист? – осведомляется барон.
– В некотором роде. Я скончался сегодня утром.
– Неужели? Ну, так готовьтесь к куче сюрпризов.
– Признаться, я и сейчас не жалуюсь на скуку.
– Почему же вы здесь?
– Хочу выяснить, кто меня убил.
– Типичное занятие новопреставленного…
Барон делает реверанс и, указывая на женщину-медиума, дает понять, что Габриель в хороших руках.
13Люси сбрасывает туфли и падает в кресло. Звонит ее мобильный телефон, но она не обращает внимания на звонки. Ее окружают кошки, соревнующиеся за право лизнуть ей руку. Габриель, вертясь вокруг своей оси, снижается и приближается к ней.
– Вы должны мне помочь, мадемуазель Филипини.
– Надеюсь, хоть вы не будете меня упрекать в недостаточном профессионализме.
– Повлияйте на материальный мир, эта способность есть только у вас.
– Каким образом?
– Разберитесь с моей смертью.
– Я не следователь.
– Без вас я как без рук. Все равно что рыба-прилипала без акулы.
Она косится на снова принявшийся звонить телефон, видит, кто звонит, и нажимает отбой.
– Знаете, для новопреставленного вы ведете себя вполне прилично. Большинство жалуются на судьбу и напрочь забывают о чувстве юмора. А у вас оно хоть как-то теплится.
Соображая, как к ней подольститься, он вспоминает фразу, которую от нее слышал: «Каждый находится в плену истории, которую рассказывает себе о себе самом». Выходит, он не проявляет к ней никакого сострадания. С самого начала он ее использует, не проявляя к ней самой ни малейшего интереса. Точно так же поступают все ее клиенты, эгоистично считающие самой главной на свете проблемой свою собственную.
– Расскажите мне свою историю, мадемуазель Филипини.
– Надо же, вы вдруг перестали созерцать собственный пуп?
– Простое любопытство духа, чей путь окончен, к тому, чей путь только начинается…
Люси выходит в свою комнату, возвращается с огромной матерчатой куклой-клоуном и сажает ее в кресло.
– Я воспользуюсь этой куклой, чтобы понять, куда мне смотреть. Смотрите ей в глаза, чтобы поймать мой взгляд. Так нам обоим будет удобнее беседовать.
Женщина-медиум смотрит на оскаленную клоунскую физиономию, и у Габриеля наконец создается впечатление, что она смотрит на него.
– Вы действительно хотите узнать мою историю?
Она закутывается в шаль, подпускает к себе кошек и начинает спокойно рассказывать о своей жизни.
14«Я родилась в Савойе. У моего отца была бойня домашней птицы. Мать помогала ему с бухгалтерией, готовила еду, занималась хозяйством. Я была у них единственным ребенком.
С восьмилетнего возраста у меня начались мигрени. Я уходила в себя, застывала, сидела в темноте – случалось, по два дня кряду. При любом шуме, при любой вспышке света я вскакивала, и у меня начинала раскалываться голова, наступала стадия невыносимой гиперчувствительности.
Меня водили по всем окрестным врачам, я глотала все мыслимые и немыслимые лекарства, но ни одно существующее средство не помогало. Из-за постоянных пропусков занятий в школе я все больше отставала. Я была хуже всех в классе, соседи смотрели на меня как на инвалида, хотя никто не знал толком, в чем моя проблема. Со мной разговаривали как с умственно неполноценной.
Однажды я заявила отцу, что хочу удрать из нашего городка, где все воротят от меня нос. Тогда он рассказал мне сказку про козу месье Сегина. До сих пор ее помню: «Бланкет говорила, что скучает, что ей надоело на ферме. Как-то раз она взяла и сбежала в горы и там повстречала молодого козлика. Несколько часов они провели в забавах. Когда наступила ночь, месье Сегин позвал ее в свой рожок, но она не захотела возвращаться в тесный хлев и осталась в горах. Там на нее напал волк. Всю ночь она отважно дралась за свою жизнь, но к утру ослабла, и волк ее разодрал». Закончил отец словами, чтобы я не тревожилась за свое будущее, потому что он передаст мне семейное дело.
Сказка сильно на меня повлияла, но я терпеть не могла бойню, пропитавшую зловонием всю мою одежду и волосы. Поэтому, преодолев свой страх перед волками, я, достигнув совершеннолетия, подалась в Париж. Сначала я устроилась официанткой в вегетарианский ресторанчик и поселилась в комнатушке в мансарде у Восточного вокзала, на седьмом этаже без лифта, с туалетом на лестничной площадке.
Работа была изнурительная, зато клиенты, по большей части постоянные, оставляли хорошие чаевые. Однажды явился красивый незнакомец, человек благородного вида, хорошо одетый, но немного робкий. Он был один, раньше в вегетарианские рестораны он не заглядывал. Вышло так, что я первой познакомила его с новым питанием, исключающим употребление в пищу «трупов». Это выражение вызвало у него смех, у нас возникла взаимная симпатия, и мы договорились о свидании после моей работы. Он работал в сфере финансов, хорошо зарабатывал, но иногда сталкивался с этическими проблемами, так как сомневался в порядочности босса.
Его звали Сами Дауди. Я первой взяла его за руку. Потом мы впервые поцеловались. Мне было всего восемнадцать, я была девственницей. Мы раз десять встречались, прежде чем легли в одну постель. И только переночевав вместе раз десять, он предложил мне заняться любовью. Это было что-то невероятное, мне казалось, что он пробуждает мое застывшее тело, озаряет его светом изнутри. Меня забавляла его робость, он то и дело спрашивал: «Я вас не побеспокою?» – как будто все время боялся причинить людям неприятность.