Все до последнего страхи

Глава 7

Агент Келлер вставила ключ в замочную скважину двери небольшого дома, смахивавшего на ранчо, пока у фонаря над ее головой кружили мотыльки. Ридингтон в штате Нью-Джерси отнюдь не считался элитным городком, что вполне ее устраивало. С учетом зарплаты агента ФБР здесь хотя бы цены не были запредельные. К тому же в окружении семей рабочего класса и молодых пар, заимевших свой первый собственный дом, она чувствовала себя в безопасности.

В прихожей она услышала доносящиеся из кухни голоса и остановилась. Тихо положила ключи в чашу на столике и неслышно пошла вперед, осторожно ступая по деревянному полу и стараясь избегать скрипучих половиц.

У двери на кухню шум стал громче. Трещало, будто играли на маракасах.

И веселое хихиканье.

Келлер незаметно заглянула внутрь.

У плиты стоял Боб, готовя попкорн, который нужно помешивать на огне в воронке из фольги. За его действиями зачарованно наблюдали близнецы: Майкл в пижаме с динозавром, а Хезер в хлопковом халатике с диснеевской принцессой.

Боб быстро помешивал кукурузные зерна в формочке из фольги, пока дети вертелись из стороны в сторону с той же скоростью, с какой орудовал он. Вдруг мужчина остановился, и двойняшки замерли на месте: Майкл – вскинув руки, как пугало, а Хезер – вовсю стараясь сдержать смех. Зашипело масло, и Боб стал выписывать сковородой широкие восьмерки, а дети вращать бедрами в такт, будто кружа невидимые обручи.

Келлер почувствовала, как ее затопила волна нежности. Боб начал лысеть и ничуть не напоминал стильных, лощеных молодых агентов ФБР. На его голове красовался старомодный венчик густых черных волос. Из футболки с изображением какой-то группы выпирал пухлый живот, но их детям он внушал такой же трепет, что и кинозвезда своим фанатам. Самой Келлер, впрочем, тоже.

Некоторые девушки хотят выйти замуж за мужчин, похожих на их отцов. Келлер подозревала, причина несчастий такого множества семей кроется в том, что женщины ищут идеализированные версии первого в своей жизни мужчины. Однако сама она в отношении родителя никаких иллюзий не питала. Если ее отец был ловким, энергичным юристом, уделявшим слишком много внимания собственной внешности, то Боба можно было по праву назвать папой-домоседом, который… Ну, просто взгляните на него. Отец считал, что демонстрировать чувства – удел слабаков, в то время как у Боба вся душа была нараспашку – он в открытую плакал, когда смотрел фильмы и школьные спектакли детей. И если отец, следуя старейшему на свете стереотипу, завел интрижку с секретаршей, то Боб был верен ей, как лабрадор. Но самое главное – отличался невероятной добротой.

– Мама! – хором заорали близнецы, наконец заметив, что она подглядывает за ними из-за двери.

Келлер опустилась на колени. Когда дети бросились ее обнимать, она ощутила лучшее чувство на земле.

Боб переставил попкорн на незажженную конфорку, подошел к ней и поцеловал.

– А мы будем смотреть «Холодное сердце»! – заявила Хезер.

– Опять? – Келлер подняла на мужа глаза. – Вам давно пора лежать в кроватках.

– Мамочка, ну пожалуйста! – взмолился Майкл.

– Папа нам разрешил! – вклинилась дочь.

– Дайте маме хоть минутку отдохнуть. У нее сегодня был долгий день. – Потом Боб взглянул на Келлер. – Тебе что-нибудь приготовить?

– Я перекусила сэндвичем.

– Может, тогда немного вина? – предложил он, разрезая фольгу и высыпая попкорн в пластиковую миску.

– А вот это с удовольствием.

Мужчина посмотрел на двойняшек.

– Включайте фильм, мы сейчас придем.

Майкл схватил миску и вышел из гостиной, сестра последовала за ним.

– Ешьте понемногу, подавиться попкорном проще простого, – крикнул отец им вслед.

Келлер села за небольшой кухонный стол. Боб достал бокал и поставил его перед женой. Затем продемонстрировал бутылку со словами: «Только лучшие вина из коллекции Trader Joe’s»[8], фальшиво имитируя французский акцент, и налил ей.

Женщина сделала бокалом несколько круговых движений, поднесла к носу и немного отпила, пробуя напиток на вкус.

– Не Whole Foods[9] 2019 года, конечно, но все же сойдет.

– Я так понимаю, денек выдался еще тот? – спросил муж, устраиваясь рядом с ней.

Из груди Келлер вырвался тяжкий вздох.

– Я отвезла парня на север штата в тюрьму Фишкилл, чтобы он рассказал обо всем брату.

– Как он?

– Ему двадцать один. Его родители, брат и сестра погибли, а старший брат сидит в тюрьме. И не забывай о том цирке, который устроили журналисты.

Боб кивнул.

– У меня из головы никак не идет его семья, – продолжала Келлер. – Их мальчик был ровесником наших близнецов.

Боб накрыл ладонью руку жены.

– Раз уж мы о них заговорили… Что-то они подозрительно притихли. Я сейчас вернусь.

С этими словами он вышел из кухни, а когда вернулся, на его руках крепко спали близнецы.

– Ой… а я так хотела с ними пообниматься.

– Смотри на вещи оптимистично. Тебе и правда хотелось пересматривать «Холодное сердце»?

Боб разнес детей по их спальням и вернулся.

– Прости, я все время пропадаю на работе в последнее время.

– Тебе не за что извиняться.

Келлер допила вино, и он налил ей еще.

– Думаешь, это как-то связано с компанией его отца?

Проводимое расследование об отмывании денег фирмой Marconi было единственной причиной, по которой Келлер привлекли к этому запутанному делу с Пайнами.

– Сомневаюсь. Эван Пайн в компании был мелкой сошкой, – ответила она. – И в список допрашиваемых попал только потому, что его уволили.

Те, кому указали на дверь, всегда с охотой поливают грязью бывших работодателей.

– Но совпадение, согласись, довольно странное, – заметил Боб. – Компания водит темные делишки с картелем, а потом вдруг в Мексике погибает целая семья.

– Фишер тоже так сказал, но это притянуто за уши. Ему просто хочется провести связь, чтобы подключиться к громкому делу и обратить на себя внимание высокого начальства.

– Значит, по-твоему, это банальный несчастный случай?

– Я этого не говорила.

Сезон 1/Эпизод 3

«Вы, чертовы идиоты»

ТЕМНЫЙ ЭКРАН

На фоне шепота толпы звучит голос СУДЬИ, сообщающего, что присяжные вынесли вердикт.

ПОСТЕПЕННО ПОЯВЛЯЕТСЯ ИЗОБРАЖЕНИЕ

КАДРЫ ИЗ ЗАЛА СУДА

Судья зачитывает вердикт, зрительские ряды отзываются смесью одобрительных возгласов и плача. Звучит призыв к порядку. В этот момент встает человек, гневно тычет пальцем в судью, прокурора, адвоката защиты и, наконец, в скамью присяжных.

ЭВАН ПАЙН

Вы чертовы идиоты! Позор вам всем!

СУДЬЯ

Успокойтесь! Я не допущу беспорядков в зале суда.

ЭВАН

Он невиновен. Вы все придурки! Уроды!

Рядом с Эваном Пайном появляются ДВОЕ ОХРАННИКОВ, завязывается драка, в результате чего его выволакивают из зала суда.

ЭВАН

Он невиновен. Мой сын невиновен!

Глава 8

До этого

Эван с любопытством вглядывался в человека с безумным взглядом. В мятой рубашке и с растрепанной шевелюрой тот больше походил на бездомного уличного проповедника, решившего устроить проповедь в метро. А если нет, то на одного из тех фанатичных экспертов, которых так любят показывать по кабельному телевидению.

– С приходом эры ДНК, – вещал тот, – мы поняли то, что многие до сих пор не в состоянии принять: за решеткой сидит огромное число невиновных. И знаете, что я вам скажу? Примерно четверть из них сами себя оговорили. Так что, когда вам говорят, что невиновные не сознаются в преступлениях, которых не совершали, все это чушь собачья. Причем подростки сознаются гораздо чаще взрослых. По результатам одного исследования с использованием ДНК выяснилось, что сорок процентов оговоривших себя – дети…

Кликнув мышкой ноутбука, Эван поставил видео на паузу. Чушь собачья. Этой фразой он обычно никогда не пользовался. Впрочем, это не помешало ему произнести ее перед двадцатью миллионами зрителей. Как-то раз он совершил ошибку, взявшись читать комментарии на одном из форумов, посвященных документальному фильму.

А папаша-то совсем сбрендил.

Настолько опустошен, что уже ничего не соображает.

Свободу Дэнни Пайну!

Нашел из-за кого переживать, твою мать. Надеюсь, его сын сгниет за то, что сделал с этой несчастной девушкой.

За кадром режиссеры фильма Джуди и Айра Адлер поддерживали бушующий в груди Эвана огонь и действовали из лучших побуждений, веря в невиновность Дэнни. Однако впоследствии Эван все равно на них злился, не в состоянии ничего с собой поделать, за то, что они выставили их личную жизнь на всеобщее обозрение. За то, что подали ему ложную надежду. Он кликнул мышкой, и его лицо снова пришло в движение.

За кадром раздался голос Джуди:

– Но если Дэнни не имел к этому отношения, откуда ему было знать, что Шарлотте раскроили череп камнем?

– Ничего он не знал, – зло ответил Эван, – все подробности преступления ему скормили те два копа. Боже, вы бы хоть запись посмотрели.

На экране пошли печально известные кадры допроса. На них Дэнни, понурив голову, сидел за столом в допросной без окон после того, как копы рано утром увезли его из дома. Эвана, уехавшего по делам, в городе не было. Лив бегала по делам и пропустила звонки от Мэгги.

Здоровенный полицейский, детектив Рон Сэмпсон, оглушительно хлопнул по столу ладонью. Дэнни поднял опухшее, заплаканное лицо.

Вторая полицейская, детектив Венди Уайт, с завитой челкой, модной году этак в 1985-м, начала допрос:

– Просто расскажи нам, что ты сделал, и мы с этим покончим. Ты сможешь уйти домой.

– Я ничего не делал.

– Хватит врать! – вскричал Сэмпсон голосом, выдававшим злость, вызванную многочасовыми допросами.

В груди Эвана кольнуло чувство вины: ни одной живой души – ни его самого, ни Лив, ни адвоката – не оказалось рядом, чтобы помочь сыну. За какие-то две недели до этого Дэнни исполнилось восемнадцать. Формально он уже считался взрослым, поэтому копам не нужно было ставить в известность родителей. Но так или иначе, полети Эван другим рейсом или окажись Лив тогда дома, все могло бы… На этой мысли он себя оборвал, не желая опять двигаться по этому пути.

– У нас имеются твои отпечатки пальцев на камне, – продолжал Сэмпсон, играя плохого полицейского.

Ложь.

– Просто расскажи нам правду, и мы отпустим тебя домой, – добавила Уайт. – Мы поговорим с твоими родителями и во всем разберемся. Я не сомневаюсь, заранее ты ничего не планировал.

Дэнни покачал головой.

– А давай засадим его за решетку. – гнул свое Сэмпсон. – Уверен, сокамерники здорово развлекутся с таким упрямым красавчиком, как он.

– Нет, еще рано, – тихим голосом возразила Уайт. – Дэнни, расскажи нам правду, и мы отпустим тебя домой.

– Хорошо… – наконец произнес парень в слезах, совершенно выбившись из сил.

– Что «хорошо»? – переспросила Уайт.

– Я это сделал.

– А конкретнее? – Сэмпсон положил руку Дэнни на плечо, чтобы успокоить. – Расскажи нам, что ты сделал с Шарлоттой.

– Я ударил ее камнем.

– Молодец, – одобрила Уайт. – И как именно ты воспользовался камнем?

– Я… э-э-э… я его бросил в нее.

Эти слова прозвучали скорее как вопрос.

– Дэнни, тебе не хуже меня известно, что такой большой камень ты бросить не мог. – Сэмпсон резко убрал руку с его плеча, – Ну все, с меня хватит.

С этими словами он встал, громко проскрипев стулом по линолеуму, и демонстративно вытащил наручники.

– Так как же ты воспользовался тем тяжеленным камнем? – настойчиво продолжала Уайт, будто пытаясь опередить своего напарника.

Дэнни покачал головой и неразборчиво что-то пробормотал.

– Ты уже признался, к тому же у нас есть доказательства. Ты себе поможешь, только если расскажешь нам, что сделал с ней.

– Я ударил ее камнем, – сглотнул Дэнни застрявший в горле ком.

– Куда именно? – уточнил Сэмпсон, усаживаясь обратно за стол.

– По голове.

– Умничка, – произнесла Уайт, – делаешь успехи.

– А сколько раз ты ударил ее камнем? – продолжал Сэмпсон.

– Один.

– Хватить нам уши притирать, – произнес тот. – У нас есть доказательства.

– Просто расскажи нам правду, мы закроем этот вопрос, и ты сможешь отсюда уйти, – сказала Уайт. – Одним ударом ты не смог бы так размозжить ей голову.

Дэнни подавил рвущиеся наружу рыдания.

– Расскажи нам, как все было, и покончим с этим, – повторила Уайт.

– Два раза.

– Нет, – возразил Сэмпсон.

– Три, – ответил Дэнни.

– Отлично, молодец, Дэнни, ты действительно делаешь успехи, – сказала Уайт. – Теперь расскажи нам почему? Может, всему виной стала ссора на вечеринке?

Он кивнул, не отрывая от пола глаз.

– Умничка, Дэнни.

– А потом ты погрузил ее на тачку и отвез к ручью, так?

– Ну да, – ответил Дэнни и положил голову на стол.

Копы переглянулись, Сэмпсон едва заметно кивнул Уайт. Именно этого они и добивались.

Дэнни поднял голову, посмотрел на детективов и тихо спросил:

– Теперь я могу пойти домой?

Ткнув пальцем в клавиатуру ноутбука, Эван закрыл видео. Сколько бы он ни смотрел его, в жилах все равно закипала кровь, а кулаки сжимались. Память по-прежнему хранила воспоминания о том, как плакал Дэнни, когда Эвану наконец удалось добраться до полицейского участка. Нет ничего более душераздирающего, чем слезы собственного ребенка. Дэнни сидел, будто контуженный, и все спрашивал, когда ему можно будет пойти домой, переживал, что к понедельнику ему надо готовить какой-то школьный проект.

Эван схватил стоявшую на кухонной стойке бутылку и налил большой стакан шотландского виски. Это помогало не хуже – и даже лучше – сеанса психотерапии, который он посетил днем.

В доме стояла гробовая тишина. Лив с Томми уехали к ее отцу в Небраску. Тот опять создал кучу проблем дому престарелых, в котором жил, и теперь Лив надо было убедить их его оттуда не вышвыривать. Мэгги отправилась с ночевкой к подруге. Так что более подходящего момента даже желать нельзя было.

Солнце начало садиться, и по кухонной стойке медленно поползли тени. Он опять кликнул мышкой, открыл сайт банка и проверил сберегательный счет. Меньше двух тысяч долларов. Лучше ему от этого не стало. На следующей неделе предстояло платить ипотечный взнос. Свою аферу – десятки тысяч, потраченные на юристов и частных детективов для Дэнни – он умудрился скрыть. Но вскоре предстояли выплаты. Эван представил Лив, когда она увидит баланс. Когда узнает, что его уволили, а он только делал вид, будто ездит на работу.

Эван представил лицо своей жены. Тревогу, которая сменится яростью, когда она настоит на том, чтобы проверить остальные счета, и узнает, что от денег, отложенных на учебу Мэгги, осталось лишь двенадцать тысяч триста тридцать два доллара. Слишком мало даже для того, чтобы оплатить проживание в общежитии Массачусетского технологического института.

Закрыв сайт, он установил время автоматической отправки электронного письма, чтобы Лив только завтра получила просьбу позвонить в полицию и позаботиться, чтобы Мэгги оставалась у Харперов до тех пор, пока не увезут его тело. В нем также говорилось, где на его компьютере хранятся предсмертные записки к каждому из их детей, равно как и сведения о его страховом полисе, выплата по которому, как он удостоверился, будет произведена даже в случае самоубийства. На кругленькую сумму в десять миллионов долларов.

Ему вспомнилось предупреждение доктора Сильверман. Эти препараты могут зародить в мозгу иллюзию о том, что есть только один выход.

Но это была не иллюзия. Все началось, когда у него в ухе раздался шепот. Голос рассудка, закравшийся в подсознание: «Без тебя им будет только лучше». Он делал это ради них, чтобы оградить от финансового краха. Чтобы избавить от необходимости жить со сломленным человеком. Вот что ему без конца внушал тот голос. Хотя глубоко в душе он понимал, что все это совсем не ради них.

А ради него самого.

Чтобы перекрыть кран хлещущего фонтаном отчаяния.

Эван высыпал в руку горсть таблеток, швырнул в рот и запил виски. Он проглотил их с таким трудом, что ему пришлось подавить рвотный позыв. Потом налил себе еще стакан, быстро выпил и стал ждать, когда подействует лекарство.

Эван не был набожен, но ему нравилась сама идея организованной религии – с упором именно на ее организованность. Как финансист он ценил слаженность и порядок. Кроме того, его привлекали религиозные обряды и традиции, призванные сделать человека лучше. Живя в Небраске, они по настоянию Лив каждое воскресенье отправлялись в церковь. В свое время, когда его жене было десять, вера помогла ей справиться со смертью матери. А после ареста Дэнни и их переезда в Нейпервилл, штат Иллинойс, ему попросту недоставало на все это терпения.

Тем не менее, ожидая действия лекарства, он все же произнес: «Прости меня, Господи. Ради всего святого, прости. И позаботься о них».

И в этот момент, будто в ответ на его мольбу, раздался телефонный звонок. Но это был непривычный рингтон.

Эван посмотрел на экран. Звонили по FaceTime. Обычно этим сервисом он не пользовался и номер узнать не мог. Хотел было его проигнорировать, но, если это божественное вмешательство, лучше уж ответить.

Он провел пальцем по экрану, но ничего не увидел. В этот же момент до него донеслась музыка и гомон толпы, будто из ночного клуба или бара. В небольшом окошке в правом верхнем углу экрана маячило его собственное лицо. Прямо как в том документальном фильме. Изображение качнулось в сторону, и на экране появилось женское лицо. На него падала тень, но Эван каким-то образом разглядел на нем страх. Женщина быстро шагала, то и дело наталкиваясь на людей, из крохотных динамиков доносилось ее прерывистое дыхание и приглушенная музыка. Наконец она остановилась под приглушенным источником света.

Вместе с ней в груди остановилось и сердце Эвана. Он не мог сделать вдох. Не мог думать. Лишь потянулся вперед, приблизив к экрану лицо.

Девушка что-то произнесла в камеру, но слов ему разобрать не удалось. Электрический разряд пробежал по каждому нерву его тела из-за ее лица – рыжеватая блондинка с веснушками и небольшим шрамом на лбу. Эван сжал кулаки и протер глаза. Нет, этого не может быть.

Потом нащупал кнопку и добавил громкости.

Девушка на экране повторила свою фразу, на этот раз вполне отчетливо.

– Помогите.

В этот момент ее схватила за волосы чья-то рука, телефон резко дернулся в сторону, и все пропало.

Эван несколько раз моргнул, пытаясь осознать произошедшее. Подбежал к раковине, сунул в рот два пальца, и его стошнило. Коричневая жидкость и капсулы лекарства, так и не успевшие раствориться.

У него подкосились ноги, голову заволокло туманом. Он не мог сказать из-за чего – от потрясения или того, что некоторые таблетки уже успели проникнуть в кровь. Ему нельзя было отключаться. Сначала он должен понять, что только что видел.

Схватив свой айфон, Эван прогуглил номер. Вызывающим абонентом оказался «Moloko Бар», расположенный в мексиканском Тулуме. Он нажал на кнопку вызова. На экране отразилось его собственное лицо, но звонок остался без ответа.

«Ответь, – думал Эван. – Прошу тебя, ответь мне, Шарлотта».

Глава 9

Мэтт пытался уснуть, но в его голове лихорадочно пробегали мысли. Довершали дело диванные пружины Ганеша. Уставившись в растрескавшийся потолок квартиры, Мэтт вслушивался в звуки Нью-Йорка. Кошачий вой (ему показалось, что это кошка), вой сирены вдалеке, грохот мусоровозов. Он никак не мог разобраться в своих ощущениях. Его одолевала не просто тоска – смесь из чувства вины, скорби и угрызений совести, – но и нечто более знакомое: глубокое, нерушимое одиночество, ставшее после ареста брата его постоянным спутником.