Кари Мора
– Этот ящик, который ты видел, – он большой?
Старый садовник ткнул в план своим толстым пальцем:
– Ящик примерно вот тут. Для масштаба у меня был только череп, да и картинка мутная. Пожалуй, побольше очень большого холодильника. Вроде той здоровенной машины для приготовления льда на рыбном рынке «Касабланка».
– Пещера большая, так что дыра в волноломе тоже должна быть большая, – заметил Антонио.
– Достаточно большая, чтобы вытащить такую машину, как на рынке? – скептически отозвался Капитан.
– Начо Непри запросто вытащит, со своей большой баржи с мощной лебедкой, – ответил Антонио. – Он лебедкой и краном и посерьезней штуки тягает, все-таки камень возит… Если мы его уговорим.
– Надо посмотреть на ту дыру под причальной стенкой. Какая там глубина во время прилива? – спросил Капитан.
– У самой стенки футов восемь, – ответил Антонио. – Могу заглянуть из-под воды, со стороны залива.
– Катер понадобится?
– Нет, я могу попасть туда с суши, с соседнего участка, где сейчас бассейн делаю. Там будет удобно в воду слезть.
– Завтра высшая точка прилива – за полчаса до заката, – сказал Марко. – Очень удачно. Облачности по прогнозу не предвидится. Лунная дорожка с залива будет им прямо в рожи светить, даже еще и водорослей приливом нагонит. Только не лезь в эту дыру, Антонио. Просто проскользни под травой и загляни внутрь. Баллоны заправлены?
Антонио кивнул и поднялся уходить.
Старый садовник приветственно поднял стакан:
– И да, Антонио. Gracias, что подвез.
– De nada[33], – отозвался тот.
– Хотя, должен сказать, кормить всю эту ораву в «Джумбо» стало мне в копеечку, – заметил Бенито. – И там пузо набили, и с собой еще взяли… Ни стыда ни совести. Антонио… escúchame joven[34]: будь поосторожней. Бобби-Джо будет тебя искать.
– Если Бобби-Джо действительно такой невезучий, то он меня действительно найдет, – улыбнулся Антонио.
Капитан Марко отправился домой – жил он в скромной квартирке совсем неподалеку от гавани.
Бенито раскочегарил свой старый пикап и тоже двинул до дому. Мусоросжигательную печь на площадке тушить не стали, и на темной земле перед ее приоткрытой дверцей по-прежнему гуляли отсветы пламени.
* * *Дома Бенито дожидалась его Люпе – вернее, ее бесплотный дух, обитающий в маленьком садике, который она разбила за домом. Он сразу ощутил ее присутствие, глядя на мигающих в темноте светлячков и светящиеся под лунным светом белые соцветия. Бенито налил стаканчик «Флор де Канья» себе и еще один – для нее. Не спеша выпил оба, сидя в садике вместе с Люпе. Того, что они там были вместе, было для него вполне достаточно.
* * *Кари и Антонио сидели на старом автомобильном сиденье у самого края причала и смотрели на небо. Откуда-то издалека по воде доносилось глухое уханье басов.
– Чего тебе хочется? – спрашивал Антонио. – Чего бы тебе хотелось иметь?
– Я хочу жить в месте, которое будет принадлежать только мне, – отозвалась Кари, прикусывая ломтик лайма и бросая его обратно в стакан. – В доме, в котором всегда чисто, – до чего только ни дотронешься. Где можно просто ходить босиком, и полы такие, по которым приятно ходить босиком.
– Одна? Сама по себе?
Пожав плечами, она кивнула:
– Если у моей кузины тоже будет хороший дом и если за ее мамой будет обеспечен хороший уход. Я хочу свой собственный дом. Чтобы было так, что закрываешь дверь – и блаженная тишина. Ты сам себе хозяин. Слышишь, как дождь стучит по крыше, и знаешь, что ни капли не протечет тебе на кровать – только цветы в садике вымокнут.
– Ну вот, уже и садик.
– Cómo no?[35] Мне хотелось бы, чтобы было где посадить цветы. И не только цветы. Представляешь: выходишь утречком на воздух, срываешь какую-нибудь зелень – и сразу на кухню. Рыба в банановом листе – объедение! Включаешь в кухне музыку на полную громкость, когда только ни захочется, или даже наливаешь себе стаканчик, пока готовишь, танцуешь у плиты…
– А парень? Разве тебе не нужен парень?
– Для начала я хочу, чтобы у меня была собственная дверь. А дальше, может, я для кого-нибудь ее и открою.
– Представь, что я поднялся к тебе на крыльцо и стучу. Тук-тук, это я, Одинокий Антонио!
– Это ты-то «Одинокий Антонио», Антонио? Antonio Soltero?
Ром дарил приятное тепло.
– Нет, я не Antonio Soltero. По крайней мере на данный момент. Если я вдруг стану soltero[36], то кое-кому придется покинуть страну. На это я пойти не могу. Я получил гражданство благодаря службе в морской пехоте. Ей его так не получить. Приходится ждать. Мы с ней друзья, и я жду вместе с ней. Мы с ее братом служили вместе. И мы его потеряли. – Антонио похлопал по татуировке в виде глобуса и якоря у себя на руке. – Semper Fi[37].
– Эта, про верность, хорошая. Но ведь у тебя есть и другие татуировки?
– Это ты про «Десять колокольчиков»? Я тогда был совсем пацан. Это совершенно другая школа. Совершенно другие знания. И не в чем мне перед тобой оправдываться.
– Что правда, то правда.
– Я просто вот что скажу: когда все, чем я занимаюсь, будет, типа того, по-честному, то как тебе? Тогда ты меня со своего крыльца так просто не выкуришь.
Со стоящих по берегам реки судов доносилась музыка, там и сям тлели экраны телевизоров. И вдруг посреди всей этой едва различимой какофонии – удивительно красивая тема из «Нарко»[38]. По воде до них доносился скорее только ритм конги, чем сама мелодия.
У Антонио был голос – как он сам считал, довольно неплохой. Он посмотрел ей прямо в глаза и запел:
Я – огонь, что пылает в груди, Я – прохлада воды на губах. Я как крепость, как башня, как меч, Что целебный источник хранят…
На миг его заглушил теплоходный гудок.
Ты – тот воздух, которым дышу, Свет луны на просторе морском…
Под луной проплывали тучи, и вместе с ними по реке медленно плыли серые и серебряные пятна. На мгновение показалось, что по ее поверхности можно пройти, не замочив ног.
Из печи вырвался сноп искр.
Кари поднялась и поцеловала Антонио в макушку. Он повернулся было к ней лицом, но опоздал.
– Мне пора домой, Antonio Soltero, – мягко произнесла она.
Глава 9
Единственными родственниками Кари в Майами были ее старенькая тетя Шасмин и кузина Хульета со своим маленьким ребенком.
Пока Кари сидела без работы, она жила у них, в муниципальной многоэтажке неподалеку от Клод-Пеппер-уэй в Майами. Мужа Хульеты задержала иммиграционная служба, когда тот, как и положено, совершенно добровольно явился туда для регистрации. Сейчас он находился в изоляторе временного содержания «Кроум», ожидая депортации за выписку необеспеченного чека.
Как и многие жители Майами, которые прибыли в США практически на своих двоих, Кари о подробностях своей жизни особо не распространялась. Только Марко и Антонио было известно, что у нее есть кузина и где та проживает.
Поздно вечером она вошла в здание с черного хода, открыв дверь собственным ключом. Тетя, кузина и ее малышка уже спали. Первым делом Кари проверила, в порядке ли тетя Шасмин, давно прикованная к постели. Заглянула в иссохшее лицо, кажущееся еще более смуглым на фоне белой подушки и простыней. Глаза Шасмин были открыты, и на Кари уставились огромные бездонные зрачки. Они словно затягивали Кари куда-то вглубь. В лице тети она видела смутное сходство с лицом собственной матери, а иногда вдруг узнавала знакомые черты в проносящихся по небу облаках. Ей казалось, что Шасмин пытается поведать ей какой-то секрет, пытается вспомнить что-то важное, чтобы сообщить ей – что-то, что понятно только тем, кто уже достаточно долго успел пожить на этом свете, – хотя Кари прекрасно сознавала, что ни вспоминать, ни рассказывать здесь по сути некому.
Руки до сих пор пахли оружейной смазкой и металлом. Перед тем как подсесть к спящей малышке и прислушаться к ее тихому дыханию, Кари долго оттирала их лаймовым соком и отмывала с мылом. Она уже почти совсем забыла эти запахи и медный привкус войны – словно монетку засунули под язык…
* * *Когда Кари исполнилось одиннадцать, ее под дулами автоматов забрали из родной деревни и призвали в РВСК – Революционные вооруженные силы Колумбии[39].
Там ей дали военную подготовку, сфотографировали в полевой форме юного бойца Новой Колумбии. В обязательном порядке имплантировали под кожу гормональный контрацептив длительного действия и стали использовать там, где требовались ее лучшие качества – проворство, сообразительность и сила. При этом Кари оставалась обычным ребенком среди прочих детей на партизанской базе в глубине лесов, занимающих бóльшую часть колумбийского департамента Какета.
Для самых маленьких поначалу это было нечто вроде летнего лагеря. Офицеры уверяли детей, что те всегда могут вернуться домой, если им не понравится в армии. Но на деле никакой обратной дороги не было.
В свободные от военной подготовки часы они просто играли – дети есть дети. Среди них было много сирот, оставшихся без крыши над головой, которые были бесконечно благодарны за любое проявленное к ним внимание. Когда прекратились авианалеты, по ночам в лагере даже устраивали танцы. Секс между подростками не вызывал у старших особого неодобрения, а вот брак и беременность находились под строгим запретом. Офицеры говорили сопливым девчонкам, что они замужем за революцией.
Многим малолеткам, поступившим из глухих деревушек, музыка и мелькание разноцветных дискотечных огней представлялись настоящим волшебством.
А потом, где-то через месяц, во время одной из таких вот ночных лесных дискотек одна юная пара решилась бежать из лагеря. Обоим было по тринадцать лет – и это оказалось уже вторым серьезным нарушением воинской дисциплины, педантично зафиксированное командирами. Патрули перехватили влюбленную парочку прямо на отмели реки Какета, которую те пытались перейти вброд. Держа их в лучах ручных фонарей, дозорные отправили вестового в лагерь. Вскоре весь его личный состав собрался на берегу.
Команданте, сверкая очками, в которых отражался свет фонарей, произнес речь – о том, что в последнее время было уже несколько случаев дезертирства и что пора положить этому конец. Двое подростков ежились в перекрестье направленных на них слепящих лучей – мокрые до нитки, на дрожащих ногах, руки стянуты за спиной белыми пластиковыми стяжками. Под промокшей и прилипшей к телу одеждой девчонки явственно торчал выступающий животик – она была на первых месяцах беременности. На земле рядом с ними валялся вещмешок, набитый едой. Со связанными руками они не могли даже просто прикоснуться друг к другу. Просто стояли вплотную, прижавшись головами.
Команданте объявил, что дезертирство – наихудший из проступков. Заслуживают ли они наказания? «Судите их сами! – выкрикнул он. – Заслуживают ли они наказания? Они бросили вас и украли вашу еду! Поднимите руки, если вы считаете, что они должны быть наказаны!»
Судя по лесу рук, и взрослые, и большинство юных бойцов считали, что да, нарушители должны быть наказаны. Кари тоже потянула вверх свою маленькую ручку вместе с остальными. Да, они заслуживают наказания! Выпороть их? Оставить без завтрака? Отправить в наряд по кухне вне очереди, в помощь Кари? Команданте повелительно взмахнул рукой. Бойцы столкнули парнишку с девчонкой на отмель и расстреляли. Поначалу стрелки вроде замешкались – никому не хотелось стрелять первым. Команданте прикрикнул на них. Один выстрел, второй… А дальше автоматы загремели практически беспрерывно. Дети повалились лицом вниз, потом перевернулись в воде лицом наверх, потом опять лицом вниз, в окружении расплывающегося вокруг них густо-красного пятна, и медленно поплыли вниз по течению. Один из солдат сапогом отпихнул мертвую девчонку, которая зацепилась за корягу. Над их тоненькими запястьями высоко торчали свободные концы белых пластиковых стяжек. Они плыли лицом вниз, бок о бок, и за ними по воде, словно распустившаяся красная шаль, тянулся длинный кровавый след. Кари разрыдалась. Большинство детей тоже визжали и плакали. Из лагеря неподалеку по-прежнему доносилась жизнерадостная танцевальная музыка.
До чего же они тонкие, эти детские руки! До чего же высоко торчали над этими тоненькими запястьями упругие концы стяжек! Когда Кари слышала слово «ужас», перед глазами у нее каждый раз вставала именно эта картина.
Эти одноразовые пластиковые хомуты – вставил хвостик в замок-трещотку, затянул, и уже не снимешь – были тут повсюду, одинаково в ходу и у партизан, и у их основных противников, «парамилитарес» – военизированных ультраправых группировок. Едва ли не у каждого на поясном ремне висели целые связки таких стяжек, чтобы можно было в любой момент связать пленного. Пластик не гниет, и на валяющихся в джунглях скелетах они сразу выделялись своей яркой белизной даже на фоне побелевших костей. Когда Кари вдруг натыкалась в лесу на труп, ее начинало выворачивать наизнанку, и даже не при виде его изъеденного разложением лица или тяжко взлетающих с него грифов, набивших желудки падалью, – ее начинало мутить от одного только взгляда на яркие пластиковые хомуты, охватывающие запястья. Партизан специально учили, как ими пользоваться – как связать пленного, продевая хвостик стяжки в замок одной рукой, как ослабить замочек, чтобы освободиться, вставив в него простенькую отмычку, обычный ключ или просто ноготь, как перепилить пластиковую ленту ботиночными шнурками… Белые стяжки на запястьях часто виделись Кари в кошмарных снах.
Но только не сегодня, только не в эту ночь в Майами, в кресле рядом с младенцем в доме сестры. Ей было видно из окна, как пластиковые стяжки на запястьях Бенито перерезали и старик остался в живых.
Она могла думать только об одном. Всё прислушивалась к размеренному посапыванию малышки и потихоньку задремала сама.
Глава 10
Клиника «Анхелес де ла Мизерикордия», в которой лежал Хесус Вильярреал, – больница для бедных, что расположена на оживленной торговой улице. В полдень ко входу в больницу подкатил черный «Рейнджровер». Шумная уличная толпа тут же охватила его со всех сторон; торговцы с тележками, ругаясь и отпихивая друг друга, бросились к шикарной машине.
Исидро Гомес, крупный и краснолицый, выбрался с переднего пассажирского сиденья. Всего лишь повелительно мотнув подбородком, расчистил место на тротуаре. Распахнул заднюю дверь, из которой вылез его босс, – дон Эрнесто Ибарра, сорока четырех лет, известный желтой прессе как «Дон Тефлон» – мужчина среднего роста в тщательно отутюженном льняном френче.
Когда дон Эрнесто в сопровождении Гомеса проходил переполненным больничным отделением первого этажа – убогим, с потертыми линолеумными полами и длинными рядами коек, кое-где отделенных друг от друга матерчатыми занавесками, – многие пациенты узнавали его и окликали по имени.
Хесус Вильярреал лежал в одной из двух маленьких отдельных палат на дальнем конце отделения. Гомес завалился туда без стука. Через минуту появился обратно, вытирая руки антибактериальной салфеткой. Кивнул дону Эрнесто, который зашел внутрь.
Хесус Вильярреал вытянулся на больничной койке – изможденный старик, живьем угодивший в капкан из окружающих его поручней и переплетения пластиковых трубок. Он стянул с лица кислородную маску.
– Все осторожничаешь, дон Эрнесто, – произнес Хесус. – Уже и умирающих обыскиваешь? Этот здоровенный кабан тебе нужен, чтобы шмонать больных в койках?
Дон Эрнесто улыбнулся ему:
– Ты ведь стрелял в меня тогда в Кали.
– Это был чисто бизнес, и, кстати, ты тоже в меня стрелял, – ответил Хесус.
– Я до сих пор рассматриваю тебя как опасного человека, Хесус. Считай, что это комплимент. Но ничто не мешает нам стать друзьями.
– Ты – преподаватель, дон Эрнесто, ученый человек. Ты можешь отлично научить, как лучше всего воровать. Но в школах вроде «Десяти колокольчиков» не учат таким вещам, как дружба.
Дон Эрнесто задумчиво изучал Хесуса, распростертого на больничной койке. Глядя на старика, вертел головой, наклонял ее так и эдак – словно ворона, примеривающаяся к лежащей на земле ягодке.
– Осталось тебе недолго, Хесус. Ты позвонил мне, и я пришел, потому что уважаю тебя. Ты был капитаном у Пабло, и ты никогда его не продавал, но он все равно ничего тебе не оставил. Давай воспользуемся временем, которое у тебя пока есть, и поговорим, как мужчина с мужчиной.
Старик несколько раз вдохнул кислорода из маски – в дополнение к тому, что подавался через трубку, подведенную к носу.
– В восемьдесят девятом я привез золото Пабло в Майами – спрятал подо льдом на своем траулере. Полтонны золота, а сверху рыба – в основном морской окунь. Тридцать золотых слитков того типа, который называют «Гуд деливери»[40] – по четыреста тройских унций каждый, все с серийными номерами. Еще те, что по двадцать пять кило, плоские такие, но они не из чистого золота, а из сплава Доре[41], в Инириде на шахтах такие льют. Плюс целый мешок десятитоловых[42], по сто семнадцать граммов – не знаю, сколько их там было. – Хесус на минуту примолк, с трудом втягивая воздух. – Тысяча фунтов золота. Я могу сказать, где оно. Ты в курсе, сколько может стоит тысяча фунтов золота?
– Около двадцати пяти миллионов американских долларов.
– Что ты мне за это дашь?
– А чего ты хочешь?
– Денег, и еще неприкосновенности для Адрианы и мальчишки.
Дон Эрнесто кивнул:
– Claro[43]. Ты знаешь, что за свои слова я отвечаю.
– Без обид, дон Эрнесто, но мой принцип – денежки вперед.
– Позволь мне столь же учтиво поинтересоваться, кому еще ты продал эту информацию, помимо Ганса-Петера Шнайдера.
– Сейчас уже нет времени подлавливать друг друга. – Хесус поморщился. – Он уже нашел тайник, в котором спрятано золото. Но он не сможет открыть его и при этом остаться в живых, пока я не скажу ему, как это сделать. Однако он вполне может попытаться перевезти его в другое тайное место.
– И при этом останется в живых?
– Скорее всего, нет.
– Там что, ртутный замыкатель? Датчик наклона? Перекосишь – взорвется?
Хесус Вильярреал лишь поджал губы. Они у него все растрескались, и поджимать их было больно.
– Короче, ты можешь объяснить, как он открывается, – резюмировал дон Эрнесто.
– Да. Сейчас я расскажу тебе, какие могут быть сложности, а когда ты вернешься с dinero efectivo[44] на руках, мы обсудим, как их можно решить.
Глава 11
Принесенная ветром африканская пыль окрасила восход в Майами в розовые тона. Когда над морем поднялось солнце, окна на противоположном берегу залива Бискейн оранжево засияли.
В прибрежном дворике дома Эскобара, возле дыры в газоне стояли Ганс-Петер Шнайдер с Феликсом.
Умберто уже успел расширить дыру, поработав ломом и лопатой. Из темноты снизу до них доносились размеренные чавкающие звуки – с каждой волной в подземную пещеру через размытую стенку плюхала очередная масса воды, и дыра выдыхала нечистый воздух. Воняло так, что приходилось отворачиваться.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Хесус – испанский вариант имени Иисус. – Здесь и далее прим. пер.
2
Это, по сути, скорее довольно узкая (не более 15 км) прибрежная лагуна, в северной своей части разделяющая длинную косу, на которой расположен Майами-Бич, и собственно город Майами. А вот упоминающийся далее Северный Майами-Бич, несмотря на название, находится еще глубже на материке, к западу от города.
3
Пабло Эмилио Эскобар Гавирия (1949–1993) – знаменитый колумбийский наркобарон, глава Медельинского наркокартеля, один из богатейших людей планеты. Убит в 1993 г. в перестрелке с колумбийским спецназом.
4
Был в биографии знаменитого американского изобретателя и такой сомнительный рекламный трюк, в 1903 г. Кстати, это не единственная подобная казнь в Америке – в 1916 г. за убийство дрессировщика повесили на подъемном кране слониху Мэри.
5
Вообще-то это культовое для любителей сверхскоростных катеров место больше известно как Thunderboat Row или же Gasoline Alley, – там, в частности, располагалась знаменитая верфь Cigarette, и там мафиози убили ее основателя – конструктора и гонщика Дона Аронау. Сейчас это практически пустырь, отрезанный от воды автострадой.
6
Песенка I’m singin’ in the Rain («Поющие под дождем») из знаменитого одноименного киномюзикла.
7
Название белковой структуры, стабилизированной одним или двумя ионами цинка, термин из области биохимии и генетики.
8
Наверное, стоит упомянуть, что дом Эскобара на западном берегу Майами-Бич действительно был – по адресу Норт-Бэй-роуд, 5860. Снесли его только в 2016 г. При сносе нашли два больших потайных сейфа – правда, без всяких сюрпризов. И винтовая лестница в нем тоже имелась. Цвета он был розового, если что.
9
Напряжение сети переменного тока в США – 120 вольт, 220-вольтовые розетки, подключенные через конвертер, – большая редкость.
10
«Любовь» и «ненависть» (англ.).
11
Чулета – говяжья, свиная или баранья котлета вокруг отруба реберной косточки.
12
Ламантин – травоядное водное млекопитающее размером с крупного тюленя. Несмотря на защитные меры, ламантины по-прежнему включены в список исчезающих видов.
13
Привет!
14
Большое спасибо.
15
Спасибо, красотка! – Здесь и далее – пер. с исп., если не указано иное.
16
Простите!
17
Никому ни слова, старина. Ясно?
18
Конечно, сеньор.
19
Мамаша.
20
Оскорбительная надпись с расистским подтекстом, обычно сопровождается флагом Конфедерации.
21
Хозяин, начальник.
22
С нами Бог! (Нем.).
23
Работяга.
24
Порядок – длинный (нередко более километра) трос с поплавками, к которому более короткими отрезками троса (поводцами) крепятся корзины-ловушки.
25
Парни.
26
Говнюков, засранцев.
27
Бесплатный транспорт! Всех развезу по домам!
28
Поехали со мной! Остановка у буфета «Джумбо»! Все, что только душа пожелает!
29
Все бесплатно!!!
30
Ты не пьяный за рулем?
31
Наверное, многие помнят, что при нормальной разборке «калаша» курок остается на боевом взводе и не мешает установить затворную раму с затвором, но у автора так. Очевидно, кто-то из братков Шнайдера, разобрав автомат, случайно нажал на спусковой крючок.
32
Было много шуму.
33
Не за что.
34
Имей в виду, юноша.
35
Почему бы и нет?
36
Это слово употребляется не только в значении «одинокий», но и «холостой».
37
Semper Fidelis – «Всегда верен» (лат.); известный девиз, в том числе морских пехотинцев США.
38
«Нарко» – американский криминальный сериал (2015), очень популярный в испаноязычных странах, поскольку изначально снимался на испанском языке. Один из основных персонажей – Пабло Эскобар.
39
FARC (Fuerzas Armadas Revolucionarias de Colombia), она же «Армия народа» – леворадикальная повстанческая группировка, внесенная рядом стран в список террористических организаций.
40
«London Good Delivery» – один из самых известных и распространенных размерно-весовых стандартов золотых слитков.
41
Золото-серебряный сплав, получаемый на золоторудных месторождениях и отправляемый на аффинажные заводы для последующей очистки.
42
Тола – традиционная индийская мера веса золота (0,375 тройской унции, или 11,6638 г).
43
Конечно.
44
Наличные деньги.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги