Cosa Nostra. История сицилийской мафии
Моя книга посвящена прежде всего истории сицилийской мафии и ее деятельности на Сицилии. Некоторые из широко известных американских мафиози – к примеру, Лаки Лучано и Аль Капоне – будут встречаться нам на последующий страницах потому, что историю сицилийской мафии невозможно рассказать, не упомянув о мафии американской, которую сицилийская и породила. За последние два столетия Соединенные Штаты стали настоящей питательной средой для организованной преступности, однако лишь часть «подвигов» организованной преступности в США совершалась и совершается мафией. На страницах этой книги американская мафия предстает во всем своем подобающем великолепии. Не будем забывать, что с берегов крошечного треугольного острова в Средиземном море история мафии в США – во всяком случае, ранних этапов этой истории – предстает в истинном свете.
Мафия на Сицилии стремится к богатству и власти, культивируя искусство безнаказанно убивать людей и организуя сама себя уникальным способом, благодаря которому она представляет собой нечто среднее между теневым государством, незаконным предприятием и тайным обществом наподобие франкмасонов.
«Коза ностра» выступает как государство, поскольку стремится обладать определенной территорией. С согласия мафии в целом каждая семья (по-итальянски эти семьи чаще всего именуют cosca) устанавливает нечто вроде теневого кабинета министров на территории, которую она контролирует. Для мафиозной семьи доходы от «покровительства», то есть рэкета, являются столь же существенной статьей бюджета, как налоговые поступления – для реального государства. Разница состоит в том, что мафия предпочитает «облагать налогом» всю экономическую деятельность, как легальную, так и нелегальную: оптовики и грабители покорно выплачивают ей надлежащий процент (pizzo). Отнюдь не редки ситуации, когда мафиозо покровительствует и владельцу автосалона, и банде угонщиков, «пасущихся» при этом салоне. Так что единственной стороной, получающей прибыль от любой сделки, оказывается именно мафия. Подобно государству, мафия приписывает себе власть над жизнью своих «граждан». При этом мафия вовсе не является альтернативным правительством: она существует, проникая в государственные структуры и используя силу и слабость государства в собственных интересах.
«Коза ностра» – деловое предприятие, поскольку она ориентирована на получение прибыли, хотя бы и через устрашение. Впрочем, она редко добивается существенных успехов в своей «правительственной» деятельности. Большая часть доходов от рэкета возвращается в дело для поддержания криминальной активности: средства идут на подкуп адвокатов, судей, полицейских, журналистов, свидетелей и политиков, а также на поддержку тех мафиози, которые волей обстоятельств оказались в тюрьме. «Коза ностра» выплачивает огромные суммы ради того, чтобы, как полагают некоторые «мафиологи», создать своего рода бренд устрашения. Этот мафиозный бренд используется на всех товарных рынках, от мошенничеств с недвижимостью до контрабанды табака. Как правило, чем коварнее, опаснее и прибыльнее рынок (самый характерный пример здесь – рынок оборота наркотиков), тем выше прибыль мафиози, за спиной которых высится всемирно известный и несокрушимо надежный бренд устрашения.
«Коза ностра» является тайным обществом, поскольку вынуждена весьма тщательно подходить к отбору своих членов и налагает жесткие ограничения на их поведение в обмен на привилегию считаться членом мафии. Основные требования, выдвигаемые «Коза нострой», состоят в следующем: быть скромным, уметь подчиняться и быть беспредельно жестоким.
История организации поистине замечательна. Однако история мафии – это не только повествование о ее делах, о поступках «людей чести». До Фальконе и Борселлино великое множество других людей погибли, сражаясь с мафией. Некоторым из них посвящены страницы этой книги, ибо история мафии – это и история ее вражды с сицилийцами и другими людьми, противостоявшими ей с момента ее возникновения. История мафии также охватывает людей, которые, по разнообразнейшим мотивам, от рационального страха до политического цинизма и откровенного соучастия в преступлениях, выступали в поддержку криминального синдиката.
Но даже история мафии, включающая в себя все упомянутые аспекты, оставляет без ответа целый ряд вопросов. Поскольку всякий за пределами Италии знает (или думает, что знает), что такое мафия, не может не вызывать изумления факт, что информация о сицилийской мафии получила подтверждение только в 1992 году. Каким же образом столь могущественная криминальная организация столько времени оставалась практически неуловимой? Частично объяснение этому находится в отсутствии свидетельских показаний. Мафия выживала и процветала благодаря тому, что запугивала свидетелей и ставила в тупик или подкупала полицию и суды. В прошлом власти (и историки мафии, шедшие следом) слишком часто оказывались в таком положении, когда им только и оставалось, что пересчитывать трупы и удивляться непостижимой логике, лежавшей в основе очередного кровопролития.
На самом деле проблема весьма серьезна, и коренится она в самом сердце итальянской системы управления. Выражаясь очень мягко, итальянское государство в минувшие полтора столетия демонстрировало по отношению к сицилийской мафии редкостное безразличие. В тех немногих случаях, когда государственные институты вспоминали о существовании мафии, воспоминания оказывались мимолетными. А когда – случалось и такое – память не подводила чиновников, их действия не имели и намека на эффективность. Раз за разом Италия упускала возможность осознать факты, за подтверждение которых впоследствии заплатили своими жизнями Фальконе и Борселлино. Мафия была тайной, выставленной на всеобщее обозрение. По этой причине тщетные попытки итальянского государства заметить мафию представляют собой куда более занимательную историю, нежели очередное повествование в романтическом жанре «плаща и кинжала», повествование о нескольких индивидуумах, вознамерившихся во что бы то ни стало скрывать истину. По той же самой причине моя книга есть не только история мафии, но и история неумения и нежелания итальянского государства осознать очевидное и вести с ним борьбу.
Существует достаточное количество фактов, подтверждающих, что мафиозная проблема актуальна для Италии и по сей день. В тот период, когда я писал свою книгу, пожизненный сенатор Италии, семь раз становившийся премьер-министром страны Джулио Андреотти был обвинен в организации с помощью мафии убийства шантажировавшего его журналиста. (Стукач Томмазо Бушетта, бывший «босс двух миров», выступал в качестве ключевого свидетеля.) Другой громкий случай связан с именем человека из рекламного бизнеса, в 1993 году основавшего политическое движение «Форца Италия» – нынешнюю партию премьер-министра и медиамагната Сильвио Берлускони. Допрос одного из перебежчиков дал основания полагать, что между «Форца Италия» и «Коза нострой» существовали тесные контакты. Разумеется, эти обвинения были незамедлительно опровергнуты, да и вряд ли стоит торопиться с заключениями по итогам допросов, не получивших судебного подтверждения. Тем не менее, все эти обстоятельства заставляют не только приподнимать от удивления брови, но и задаваться вопросом: как же Италия ухитрилась загнать себя в подобное положение?
Историки, попытавшиеся найти ответы на этот и другие вопросы сразу после показаний Бушетты, совершили замечательное открытие, лить усугубившее ситуацию с игнорированием итальянским государством существования мафии. Бушетта был далеко не первым мафиози, нарушившим знаменитый код молчания мафии – омерту; он был даже не первым из тех, чьим словам поверили. Информаторы появились практически одновременно с возникновением мафии. Вдобавок с самого начала «люди чести» вели уклончивый и зачастую интимный диалог с представителями власти – полицейскими, магистратами, политиками. Сегодня историки в состоянии восстановить обрывки этого диалога; нам открывается захватывающая, невероятная картина – картина соучастия государственных чиновников Италии в преступлениях мафии.
Даже после того, как стало известно о перебежчиках из мафии, оставалась проблема восприятия: как понимать и истолковывать то, о чем они сообщали. Полицейские и магистраты решали эту проблему с незапамятных времен и вплоть до судебного процесса по результатам расследования Фальконе и Борселлино. С какой стати кому бы то ни было верить профессиональным преступникам, у которых имеются тысячи причин лгать? Показания против мафии зачастую отвергались на том основании, что они не являются надежными доказательствами для суда – и для исторического исследования. Признания «людей чести», даже признания pentiti всегда весьма запутанны и противоречивы. Кстати сказать, обманчиво само слово pentito (буквально «раскаявшийся»): истинное раскаяние «человека чести» – невероятная редкость. На протяжении всей истории мафии ее члены, как правило, давали показания государству ради того, чтобы отомстить другим мафиози, предавшим первых или победившим их в стычке. Признания являлись последним оружием проигравших. Бушетта остался в проигрыше и потому его показания, как и показания других pentiti, не могут служить образцом достоверности.
Кроме того, в показаниях Бушетты есть и еще кое-что – нечто, превратившее их из субъективной версии событий в своего рода современный Розеттский камень. Бушетта объяснил следствию, как мыслят «люди чести», изложил диковинные правила, которым они следуют, и описал причины, по которым мафиози часто пренебрегают этими правилами. «Босс двух миров» и в тюрьме ощущал силу этих правил и яростно отрицал тот факт, что стал pentito и перестал быть «человеком чести». Урок, преподанный Бушеттой магистратам и историкам, состоит в том, что кодекс мафии следует принимать всерьез (из чего отнюдь не вытекает, что этот кодекс соблюдается мафией при любых обстоятельствах).
Томмазо Бушетта не уставал подчеркивать важность одного из правила кодекса «Коза ностры». Это правило касалось отношения к правде. Благодаря Бушетте мы теперь знаем, что правда для мафиози – вещь одновременно бесценная и губительная. При приеме в сицилийскую мафию кандидат в том числе клянется никогда не лгать «заслуженным людям», вне зависимости от того, к какой семье они принадлежат. Единожды солгав, «человек чести» вступает на короткую дорогу к ванне с кислотой. В то же время удачно сконструированная ложь может быть чрезвычайно могущественным оружием в постоянной борьбе за власть внутри «Коза ностры». Результат очевиден: острая паранойя. Как объяснил Бушетта: «Мафиозо живет в страхе перед осуждением – не по законам обычных людей, но по злонамеренным сплетням, циркулирующим внутри «Коза ностры». Страх, что кто-то скажет о нем дурное, преследует его постоянно».
Учитывая данное обстоятельство, нас уже нисколько не удивляет тот факт, что все «люди чести» прекрасно умеют хранить молчание. Прежде чем сделаться государственным свидетелем, Бушетта как-то провел три года в одной камере с другим мафиозо, который убил еще одного «человека чести», близкого друга Бушетты. На протяжении этих трех лет враги не обменялись ни единым оскорблением, они даже вместе праздновали Рождество. Бушетта знал, что его сокамерник осужден «Коза нострой» на смерть; невозможно догадаться, знал ли этот человек о своей неизбежной участи. Он был убит вскоре после того, как вышел из тюрьмы.
«Люди чести» предпочитают ничего не говорить тем, кто заранее не осведомлен о предмете разговора; общаются они посредством шифров, намеков, обрывков фраз, каменных взглядов, жестов и значимого молчания. В «Коза ностре» не принято спрашивать о чем-либо, выходящем за пределы необходимого; никто даже не выражает вслух своего недоумения. Судья Фальконе заметил как-то, что «истолкование знаков, жестов, загадочных фраз и пауз составляет одно из главных занятий мафиози». Бушетта был весьма красноречив, когда пояснял, что значит жить в таком мире:
«В «Коза ностре» существует обязанность говорить правду, но также и принято о многом умалчивать. И эта сдержанность, эти вещи, о которых молчат, лежат на “людях чести” как неотвратимое проклятие. Из-за них все взаимоотношения становятся абсурдными, фальшивыми».
«Люди чести» не желают вести откровенных разговоров, а еще – в тех случаях, когда они о чем-либо говорят между собой, разговоры никогда не бывают пустыми. К примеру, если мафиозо А говорит мафиозо Б, что убил предпринимателя Х или что политик Y на крючке у «Коза ностры», он, вполне возможно, говорит правду; если же нет, значит, его слова – тактическая ложь, которая сама по себе значима не меньше, чем правда. Поэтому начиная с Бушетты мафиози уже не воспринимались как исключительно ненадежные свидетели, однако их показания требовали творческого анализа. Разобраться в показаниях мафиози, «раскаявшихся» или «закоренелых», означает отыскать истину в переплетении правды и тактической лжи и подобрать другие свидетельства, подтверждающие или опровергающие полученный результат. Это – необходимое условие написания достоверной истории мафии. Ее история складывается на основании сведений из традиционных источников – из полицейских досье, государственных запросов, газетных репортажей, воспоминаний, признаний и так далее. Но во множестве этих документов, воспроизводят ли они дословно высказывания «людей чести» или представляют собой лишь бледные тени этих высказываний, обнаруживаются, подобно окрашенным кровью каплям воды, следы смертоносной игры, каковой, собственно, и является жизнь мафии.
Поскольку в любой истории, не говоря уже о книге, которая осмеливается заглянуть в изолированный мир сицилийской мафии, непременно присутствует элемент сомнения, моя книга не может служить последним и решающим доказательством вины или невиновности людей, упомянутых на ее страницах; история мафии не есть ретроспективный судебный процесс. Впрочем, выводы, к которым я прихожу, в той же мере не являются и догадками. Неправильно (да и бесполезно) пытаться заключить давно умерших исторических персонажей в воображаемую тюрьму, однако мы можем проследить в десятилетиях характерный «запах мафии» – есть такое итальянское присловье, – до сих пор весьма отчетливый.
В истории мафии множество персонажей и множество слоев. Соответственно отдельные главы этой книги излагают собственные истории – от солдат к боссам, из света в тень и обратно, от убийц к жертвам, врагам и соратникам, от беднейших из бедных до наиболее могущественных. В одной или двух главах, в связи с недостатком исторических свидетельств, мафия остается тем, чем часто представлялась: зловещей призрачной силой.
Прежде чем перейти к рассказу о происхождении мафии, необходимо вкратце охарактеризовать жизнь внутри «Коза ностры», жизнь, которой управляет неуклонно соблюдаемый кодекс мафиозной чести. Недавние перебежчики открыли нам глаза на образ мышления современных мафиози; раньше об этом ничего не знали. Разумеется, использовать наше знание о вещах наподобие кодекса чести, дабы заполнить неизбежные пустые места в истории мафии, значит существенно упрощать ситуацию. При этом с годами становится совершенно очевидным, что знаменитая криминальная организация Сицилии на протяжении 140 лет с момента своего основания почти не менялась вместе с окружающим миром. Не было доброй мафии, которая вдруг «испортилась» и озлобилась. Не было традиционалистской мафии, которая затем осовременилась, организовалась и приобрела деловую хватку. Мир менялся, но сицилийская мафия лишь адаптировалась к этим переменам; сегодня она – та же самая, какой была при своем возникновении: тайное общество, добивающееся власти и богатства через культивирование искусства безнаказанного убийства.
«Люди чести»
Бесчисленные фильмы и романы придали мафии зловещее очарование. Эти повествования оказались столь убедительными потому, что драматизировали повседневность, добавляя к ней холодок по коже, возникающий из сочетания опасности и непревзойденной хитрости. Мир кинематографической мафии есть мир, в котором конфликты, ощущаемые всеми и каждым – между соперничающими амбициями, обязательствами и семьями, – становятся вопросами жизни и смерти.
Будет одновременно ханжеством и ложью утверждать, что мафии, изображаемой в фильмах и романах, не существует; она существует, но она стилизована. Мафиози, подобно всем прочим, обожают смотреть телевизор и ходить в кино, дабы полюбоваться на стилизованные версии их повседневной жизни на экранах. Томмазо Бушетта был без ума от «Крестного отца», хотя считал, что сцена в конце фильма, когда мафиози целуют руку Майклу Корлеоне, не соответствует действительности. Конфликтующие между собой обязательства, которые движут Майклом Корлеоне в исполнении Аль Пачино, – амбициозность, ответственность, долг перед семьей, – на самом деле идентичны тем, которые определяют жизнь настоящих мафиози.
Принципиальное отличие реальности от вымысла состоит в том, что никакое очарование кинематографа не выдерживает столкновения с ужасающей реальностью «Коза ностры». Менее очевидно, но не менее важно то обстоятельство, что история Майкла Корлеоне повествует о моральной угрозе неконтролируемой власти, тогда как настоящие сицилийские мафиози подчиняются кодексу чести, ограничивающему свободу их действий. «Человек чести» может манипулировать этими правилами, переписывать их и даже иногда пренебрегать ими, однако он всегда помнит, что именно эти правила обеспечивают ему то или иное положение в глазах старших. Отсюда вовсе не следует, что кодекс мафиозной чести имеет сколько-нибудь прямое отношение к чести в представлении обычных людей. В «Коза ностре» слово «честь» наделено совершенно особым значением, оправдывающим многие поступки членов мафии, в том числе и «подвиги» Джованни Бруски – того самого человека, который несет ответственность за взрыв у Капачи.
В «Коза ностре» Бруска был известен под прозвищем «lo scannacristiani» – «тот, кто режет глотки христианам». На Сицилии слово «христианин» – синоним слова «человек»; в мафиозных кругах быть христианином означает быть «человеком чести». Бруска входил в состав «отряда смерти», подчинявшегося непосредственно боссу боссов, главе корлеонцев Коротышке Тото Риине. После взрыва в Капачи Джованни Бруска не бездельничал. Он убил босса семьи Алькамо, который начал оспаривать власть Риины; через несколько дней после этого убийства люди Бруски задушили беременную подругу жертвы. Затем Бруска прикончил чудовищно богатого бизнесмена – и «человека чести», не сумевшего воспользоваться своими политическими связями, чтобы защитить мафию от «макси-процесса».
Дальше было только хуже. «Lo scannacristiani» дружил с другим «человеком чести» Сантино Ди Маттео, чей маленький сын Джузеппе часто играл с Бруской в семейном саду. Все это происходило до того, как Сантино Ди Маттео решил поделиться тайнами «Коза ностры» с государством: он первым среди мафиози рассказал властям, как было спланировано и осуществлено убийство Фальконе. Выполняя распоряжение вышестоящих, Бруска похитил сына Ди Маттео из гимнастического зала и продержал его в заложниках в погребе целых двадцать шесть месяцев. Наконец в январе 1996 года, когда Джузеппе исполнилось четырнадцать, Бруска приказал задушить мальчика, а тело его растворить в кислоте.
«Lo scannacristiani» был арестован 20 мая 1996 года в сельской местности близ Агриженто. Четыреста полицейских окружили двухэтажный, похожий на коробку дом, где укрывался мафиозо. Около 9 утра группа численностью в тридцать человек проникла в здание через двери и окна. Бруска сидел за столом вместе с семьей и смотрел по телевизору передачу о Джованни Фальконе, четвертую годовщину со дня смерти которого отмечали в Италии накануне. В спальне полиция обнаружила платяной шкаф, битком набитый одеждой от Армани и Версаче, и большую красную сумку с 15 000 долларов в итальянской и американской валюте, а также два сотовых телефона и различные драгоценности, в том числе часы от Картье. На столе в гостиной лежал пистолет с коротким стволом – пластиковый муляж, оружие сына Бруски, Давиде.
Ныне Бруска сотрудничает с полицией. По его собственному, устрашающе неопределенному признанию, он убил «гораздо больше сотни, но меньше двухсот человек». Вот что он заявил по поводу смерти Джузеппе Ди Маттео:
«Если бы у меня было время подумать, или успокоиться, как бывало в других случаях, тогда, наверно, появилась бы маленькая надежда – один шанс из тысячи, из миллиона, – что парень останется в живых. Но что уж теперь рассуждать, как оно могло бы выйти. В тот момент я просто не успел задуматься».
В сицилийской мафии пугает то, что люди наподобие «lo scannacristiani» отнюдь не считаются в ней отщепенцами. Их действия вполне совместимы с мафиозным кодексом чести, с тем, как, по представлениям «Коза ностры», должны вести себя заботливый муж и любящий отец. До того дня, когда он решил отдаться под защиту государства и поведать о своих преступлениях, все действия Бруски, включая убийство ребенка немногим старше его собственного, воспринимались другими мафиози как вполне справедливые и «честные».
После взрыва в Капачи ряды перебежчиков стали пополняться, причем некоторые из «раскаявшихся» оправдывали свое решение тем, что киллеры наподобие «lo scannacristiani» предали традиционные ценности и кодекс чести. Томмазо Бушетта прибегнул к тому же доводу: «Не я оставил “Коза ностру”, а “Коза ностра” бросила меня». Но это утверждение по меньшей мере спорно, поскольку в рядах мафии предательство и жестокость всегда прекрасно сочетались с кодексом чести. Джованни Бруска – куда более типичный мафиозо, чем могло бы показаться со слов некоторых перебежчиков.
Новая «послекапачийская» волна pentiti позволила исследователям получить подтверждение ряда сведений о внутренней культуре мафии – сведений, предоставленных Бушеттой и его соратниками. Сегодня ясно, что кодекс чести представляет собой гораздо большее, нежели просто свод правил. Стать «человеком чести» означает приобрести новую личность, вступить в новый этический универсум. Честь мафиозо – знак этой новой личности, этой новой этической принадлежности.
Томмазо Бушетта вкратце изложил Фальконе мафиозный кодекс чести в 1984 году. Он рассказал об инициационном обряде, в ходе которого кандидат приносит клятву молчания и верности до самой смерти, держа в руках горящий образ (обычно изображение Благовещения). Прежде слухи об этом диковинном ритуале считались народными домыслами; эта часть показаний Бушетты до сих пор кажется противоречащей здравому смыслу. Однако из признаний Бушетты, «lo scannacristiani» и других мафиози стало совершенно очевидно, что члены мафии принимают подобные ритуалы всерьез, как вопросы чести, жизни и смерти.
Обряд посвящения показывает, что честь, как статус, полагается заслужить. До тех пор пока он не стал «человеком чести», кандидат в мафиози находится под пристальным наблюдением и проходит испытания: почти всегда необходимым условием для вступления в мафию является совершение убийства. В период подготовки кандидату постоянно напоминают, что, пока не пройден ритуал, он – никто, «ничто, помноженное на нуль». Поэтому инициация зачастую оказывается важнейшим событием в жизни мафиози. Сжигание священного образа символизирует смерть обычного человека и его возрождение в качестве «человека чести».
При посвящении кандидат приносит клятву повиновения; это первая опора кодекса чести. «Посвященнный» всегда послушен своему капо; он никогда не спрашивает: «Зачем?» Один из способов осознания необходимости полного подчинения является одновременно самым главным испытанием: имеется в виду способность убивать женщин и детей. Сицилийская мафия всегда выказывала трепетное отношение к подобным случаям; мафиози не упускали случая упомянуть о том, что и пальцем не касались ни детей, ни женщин. Следует признать, что многие «люди чести» и вправду стремятся придерживаться этого принципа.
Разумеется, «Коза ностра» не убивает младенцев направо и налево – не в последнюю очередь из-за того, что такие убийства могут подпортить ее имидж и отпугнуть от нее даже ближайших сторонников. Тем не менее, Джузеппе Ди Маттео был далеко не первым ребенком, погибшим от рук мафиози. Устранение женщин и детей признается бесчестным только в случае, если оно было совершено без необходимости; насущной же эта операция становится, когда на кону оказывается жизнь мафиозо – между тем, нередко бывает, что человек подвергает собственную жизнь опасности, просто вступив в «Коза ностру»…
Как почти все преступления мафии, убийство Джузеппе Ди Маттео было совершено с общего согласия. Смерть мальчика оказалась частью стратегии, избранной лидерами «Коза ностры» для борьбы с перебежчиками, признания которых ставили под угрозу всю организацию. А поскольку решение было принято коллегиально и сделалось, тем самым, частью политики организации, не исполнить его означало бы нарушить кодекс чести.
Здесь и пригодилась клятва повиновения. Мафиозо, осуществивший приговор и своими руками задушивший Джузеппе Ди Маттео по приказу Бруски, позднее объяснял суду: