Чёрный, как тайна, синий, как смерть

Глава 7

Лисьи коготки

18 мая 1912 г., суббота

Уткнувшись в свои бумаги, Каби аккуратным почерком делал очередную запись в присутственной книге своего начальника. За годы совместной работы Ленуар так и не нашёл с ним общего языка. Слишком многое их разделяло. Взять хотя бы прошлую неделю. Сыщик лично участвовал в захвате банды Бонно, одна пуля даже продырявила его шляпу. А Каби только рапорт об этом писал. Причем со слов Пизона, потому что у сыщика так и не возникло желание об этом рассказать.

– Ленуар, у входа в префектуру вас ждет какая-то мадемуазель, – процедил сквозь зубы Каби и снова уставился в свои бумаги.

– Спасибо, Каби. Надеюсь, мне не надо расписываться в получении этого важного сообщения, – бросил ему Ленуар. От духоты в приемной ему всегда становилось дурно.

Оказавшись на свежем воздухе, Ленуар сразу понял, почему секретарь сегодня снова был таким мрачным. К сыщику подошла молодая женщина с большими карими глазами, из разряда тех, с которыми бедный Каби, наверное, встречается только в своих беспокойных снах. Из-под широкополой шляпы с рыжим пером выглядывали короткие каштановые волосы. Шею и плечи обволакивали белые кружева, переходящие в районе груди в длинное приталенное платье с двумя рядами пуговиц. Новый пиджак в форме дневного смокинга органично дополнял весь ансамбль, но обувь явно была поношенной. Девушка захлопала длинными ресницами и улыбнулась. Очаровательное…

– Господин Ленуар? Меня зовут Николь Деспрэ, я работаю на газету Le Petit Parisien, – прервала девушка мысли агента Безопасности. Очаровательные создания журналистикой не занимаются! К тому же всех главных репортёров Парижа Ленуар знал. Эта женщина была либо новенькой, либо не работала журналисткой.

Он молча повернулся и пошёл к своему велосипеду производства фирмы «Ласточка». Девушка не растерялась, подобрала платье и быстро засеменила рядом.

– Мне стало известно, что именно вы займётесь расследованием загадочного и ужасного убийства Софии фон Шён. Она ведь дочь посла могущественной Германской империи! Можете ли вы поделиться с нашими читателями своими первыми заключениями о том, каким образом злодеи расправились с невинной девушкой? Почему её оставили в лодке одну во мраке ночи? Встречались ли вы уже с безутешными родителями жертвы?

У Ленуара даже дух захватило от такого количества журналистских клише. Ему всегда казалось, что у подобного рода писак где-то внутри всегда был открыт словарик, из которого они выбирали только самые употребительные сочетания слов. Обиднее всего было то, что девушка всё-таки была настоящей журналисткой и, как это делают набившие руку репортёры, уже в вопросах предлагала готовые ответы косноязычному полицейскому. Ему же отводилась роль сухой функции, созданной для выражения только количественных данных. Может, её перевели в Париж из другого города?

– Мадемуазель Деспрэ, я вам не мешаю заниматься вашим делом, не мешайте, пожалуйста, и вы мне. У меня нет времени давать вам интервью. – Ленуар отвязал свою «Ласточку» и закинул ногу на педаль.

– Господин Ленуар, подождите! Я опытная наездница, давайте поговорим на ходу. Тогда это совсем не отнимет у вас времени, – при этом журналистка кое-как устроилась на багажнике «Ласточки» и уцепилась своими тонкими пальцами за велосипедное седло.

Какая настырная! Хорошо, раз дамочка настроена так серьёзно… Может, поездка по каменной мостовой отобьёт у неё желание совать нос не в свои дела?

Ленуар опустил правую ногу на педаль и поехал к набережной прямо через лужу.

– Можете начинать своё интервью, мадемуазель Деспрэ, – сказал он.

Заметив, что подол платья уже заляпан грязью, девушка тихонько чертыхнулась, но потом спохватилась и задала вопрос:

– Скажите, известно ли уже, с кем бедняжка Софи провела вечер накануне своей трагической гибели?

– Это мы попытаемся выяснить в первую очередь, – ответил Ленуар.

– Значит, мы сейчас направляемся на своём ве-ло-си-пе-де к Вильгельму фон Шёну? – подпрыгивая на очередных камнях, продолжала донимать вопросами журналистка.

– Именно туда я и направляюсь. Однако боюсь, что вас к нему не пустят, – сворачивая на Новый мост, ответил Ленуар.

– Говорят, девушка была босая, в одном платье. Были ли на ней ещё какие-то предметы, подозрительные следы?

– Никаких предметов не обнаружено, как и насильственных следов смерти.

– А почему для расследования этого дела выбрали именно вас, господин Ленуар?

От неожиданности господин Ленуар чуть не врезался в автомобиль. При этом руль повело в сторону, и агент Безопасности вместе со своей спутницей полетел в лужу.

– Так, на этом наше интервью можете считать оконченным! – вставая и отряхиваясь, проговорил он.

– Ленуар, я не виновата, что вы даже с велосипедным рулем не можете справиться! Вы только посмотрите, во что превратился мой костюм?! – закричала на него журналистка. Всё лицо её было перепачкано, и на сей раз обошлось без писательских клише.

– Я не просил за мной увязываться, мадемуазель Деспрэ! Следите лучше за чистотой вашего платья, а не за ходом полицейского расследования! – Ленуар оттащил «Ласточку» на тротуар и осмотрел велосипед. – Из-за вас мне теперь тоже придётся ехать домой и переодеваться. Ещё и колесо лопнуло.

Девушка поднялась на тротуар и протянула сыщику часы Софии фон Шён.

– Это выпало у вас из кармана, господин Ленуар. Эти часы принадлежали жертве? Почему вы сказали, что на ней ничего не нашли? – спросила журналистка, осматривая часы.

– Происхождение этих часов вас не касается, – сухо ответил Ленуар, забирая улику из рук нахальной дамочки и поворачивая к дому. Журналистка не отставала.

– Часы висели у неё на шее или она носила их в сумочке?

– Мадемуазель Деспрэ, я же сказал, что интервью окончено. Я живу здесь, на перекрёстке де Бюси, и не намерен приглашать вас к себе в гости. Всего хорошего!

– Вы говорите, что делаете свою работу, но я ведь тоже занимаюсь своей работой! Господин Ленуар… – начала было журналистка, но, увидев его выражение лица, она вытерла белой перчаткой нос и бросила её на дорогу, словно вызывала сыщика на дуэль. Ленуар заметил, как у женщины увлажнились глаза, но в следующий момент она развернулась и решительно застучала каблучками обратно в сторону Нового моста. Бывают же такие приставучие дамочки!

Между тем Ленуару действительно нужно было переодеться. Не являться же в германское посольство в перепачканном костюме. Он быстро пошёл в сторону дома, продолжая злиться на молодую журналистку. В какой она, сказала, работает газете? В Le Petit Parisien? Что ж, посмотрим.

Ленуар махнул продавцу в газетном киоске и купил последний номер. Затем он оставил «Ласточку» во дворе дома и поднялся к себе на последний этаж.

Служанка ещё не убирала, поэтому в апартаментах агента Безопасности царил полный кавардак. Вчера Ленуар пытался воссоздать расположение французских и немецких войск в битве при Божанси в декабре 1870 года – весь стол до сих пор был заставлен фигурками солдатиков.

Отец Ленуара умер от ран, полученных во Франко-прусской войне, и им с матерью приходилось трудно. Она начала давать уроки музыки чужим детям. На няньку денег не было, поэтому пятилетний Габриэль в это время подолгу сидел дома один. Сначала ему было очень страшно. Порой даже казалось, что мама ушла и никогда больше не вернётся. В такие минуты очень хотелось плакать, но он ставил перед собой часы и просто считал минуты до прихода мамы. Она всегда возвращалась.

А потом из Лиона в Париж снова вернулся дядя Дюрок. Он-то и подарил племяннику его первых солдатиков. На ночь мама читала Габриэлю получаемые по подписке книги Жюля Верна и «Историю Пелопонесской войны» Фукидида, а днем Габриэль разыгрывал услышанные истории с фигурками солдатиков.

Сыщик аккуратно сложил солдатиков в угловую стеклянную витрину, которую когда-то купил у отца Элизы, и пошёл умываться и переодеваться в чистый чёрный костюм. Подкрутив перед зеркалом усы, он сел за стол, убрал оттуда оставшиеся колоды карт и рисунки и разложил перед собой купленный номер газеты. На второй полосе нашлась интересующая его статья:

Трагедия в первой немецкой семье Парижа

Дочь посла Германской империи в Париже, семнадцатилетняя София фон Шён, была найдена в пятницу утром мёртвой. Её бездыханное тело было обнаружено в лодке в Буживале и доставлено в морг. Настоящая трагедия в семье фон Шён.

Буживаль давно притягивает к себе свободомыслящую молодежь, но где начинаются и где заканчиваются пределы этой свободы? Кто защитит наивную девушку, попавшую в адский вертеп ночной жизни, если даже дочери посла Германской империи уготован такой печальный удел? Дело поручено префектуре полиции, и мы будем регулярно и подробно рассказывать нашим читателям о ходе расследования.

Вильгельму фон Шёну шестьдесят один год. Он приехал в Париж из Берлина, где три года занимал пост статс-секретаря министерства иностранных дел. Это неудивительно. Сегодня судьба всей Европы решается в Париже. Как известно, посол Италии Титтони, посол России Извольский и посол Испании Перес Кабальеро-и-Феррер тоже раньше заведовали внешней политикой своих стран, а теперь служат в столице Франции.

Сын президента Торговой палаты Вормса, Вильгельм фон Шён рано осиротел. Его мать вышла замуж за брата покойного мужа, художника. Сам фон Шён женился на Фрейне де Грут, дочери бельгийского посла Шарля де Грута, и получил в Гессе дворянский титул.

Вильгельм фон Шён знаком с Францией с 1887 года, когда служил советником посла в Париже. Он прекрасно знает историю нашей страны и чувствует дух нации. В 1900–1905 годах фон Шён занимал должность посла в Копенгагене, а затем ещё год – в Санкт-Петербурге. Посол изъясняется по-французски, знает испанский, английский и русский. За выдающиеся заслуги в заключении выгодных для Германии соглашений император Вильгельм II пожаловал ему баронский титул. А сегодня ставит на барона фон Шёна, чтобы тот прикрывал его тыл во Франции.

Однако невозможно ратовать за мир в Европе, бросая вызов нашей стране за её пределами. В прошлом году немцы уже показали своё истинное лицо. Тогда наши войска, пытаясь защитить европейцев в Марокко, оккупировали Фес. В ответ на это правительство Вильгельма II ввело в Агадир свою канонерскую лодку SMS «Пантера», показывая свой грозный кулак и открыто заявляя об империалистических планах. Ясно одно: после «прыжка «Пантеры» всем соседям кайзера придётся считаться с его претензиями не только на лидерство в Европе, но и с его притязаниями на наши колонии.

После Агадирского кризиса стало понятно, что без серии мер по дополнительному вооружению страны и союза с Англией мы не сможем противостоять возрастающим запросам Германской империи. Как сказал в своей речи от 10 февраля 1912 года Жорж Клемансо: «Мы хотим мира, мы стремимся к миру, потому что он нужен нам для восстановления нашей страны. Но если нам навяжут войну, отступать мы не будем».

Пацифистское влияние Вильгельма фон Шёна на кайзера заметно ослабевает. Мы ценим попытки посла усмирить горячие головы немецких адмиралов и сохранить в Европе мир, но долго ли ему удастся удерживать это шаткое равновесие, когда в Париже погибла любимая дочь?

Читайте нашу газету, и всё узнаете.

Глава 8

Безутешный отец

Ленуар подошёл к зданию германского посольства на набережной Сены и представился. Швейцар кивнул орлиным носом, провёл во двор и попросил подождать. Посольство располагалось в великолепном особняке, который когда-то принадлежал Евгению Богарне, пасынку Наполеона и вице-королю Италии. Но после победы над армией корсиканца его за полцены купила Пруссия, и с тех пор здесь обитали германские дипломаты. Гостей до сих пор встречал египетский портик, напоминающий о знаменитой кампании Наполеона в Средиземном море. Ленуару всегда казалось странным, что немцы выбрали в качестве резиденции для своих послов один из самых ярких образцов французского ампира. Похоже, их совсем не смущало, что над входом были вылеплены две змеи, а само здание являлось памятником Наполеону, покорившему сто лет назад всю Европу. Чем они руководствовались? Чувством прекрасного? Или это был прагматический выбор, потому что особняк Богарне находился недалеко от королевского дворца Тюильри? Впрочем, немцам всегда были свойственны и созерцательность, и прагматизм… Во время Парижской коммуны дворец Тюильри сожгли, а германское посольство продолжало стоять.

– Мсье Ленуар? – обратился к агенту Безопасности швейцар. – Пожалуйте за мной, господин посол готов вас принять.

Ленуар подумал, что его поведут через чёрный ход, но он ошибся… Они вошли через главный портик. Между лестницей и сияющим своей новизной лифтом стояла статуя девушки. В руках у неё был журавль. В Древней Греции журавлей считали символами долголетия и бдительности. Хм, бдительные немцы, следящие за легкомысленными французами. Неплохой символ «дружеских» отношений двух стран.

После залитой солнечным светом лестницы Ленуара повели через великолепные, но тёмные апартаменты. Чувствуя на себе взгляды работников посольства, Ленуар подумал, что, наверное, так и должны выглядеть тёмные силы, определяющие ход международной политики. Невидимые кузнецы европейского будущего.

Наконец слуга открыл тяжёлую двойную дверь и доложил о прибытии полицейского. Посол сидел за столом и жестом пригласил сыщика занять место напротив.

– Мсье Лепин предупредил меня о вашем визите, – сказал он низким голосом, выразительно раскатывая букву «р». Чёрный цвет костюма Вильгельма фон Шёна подчёркивал белизну его аккуратно уложенных седых волос и усов. Его усы и губы растянулись в дипломатически точной улыбке, но верхняя часть лица не двигалась, словно набрякшие веки и мешки под глазами её парализовали. Посол погладил алмазную булавку для галстука в форме лебедя и посмотрел на Ленуара. Его глаза блестели.

– Признаться, я не ждал вас так скоро и уж тем более в обеденный перерыв. В Париже ведь обед всегда по расписанию, – сказал фон Шён, постукивая пальцами по столу. – Тем лучше. В свете случившегося у меня совершенно пропал аппетит. Наши журналисты уже подливают масла в огонь, называя смерть моей дочери убийством на почве национальной ненависти.

– По-вашему, это не так? – спросил Ленуар.

– Господин полицейский, по-моему, не существует стран, которые любят своих соседей, но это не повод для убийства. В сложившихся обстоятельствах…

– Вы имеете виду смерть вашей дочери?

– Да, в сложившихся обстоятельствах в моём положении особенно важно сохранять спокойствие. Конечно, я не собираюсь печатать свои портреты на шоколадных обертках, чтобы ублажать ими французов, как это делал мой предшественник, князь Гуго фон Радолин. Но и использовать смерть Софии как рычаг для запуска военных действий я тоже не намерен. Есть более действенные способы разрешить франко-германские противоречия.

– Какие?

– Продолжать вести диалог. Например, я согласился сегодня вас принять и ответить на ваши вопросы. – Фон Шён вытащил алмазную булавку, а потом снова проткнул ею шёлковую ткань своего галстука.

– Благодарю за оказанную мне честь. Господин посол, когда вы видели дочь в последний раз? – Ленуар решил не тратить государственное время зря.

– Во вторник вечером. Она приходила домой на ужин, – ответил фон Шён. Он откинулся на спинку кресла и мягко опустил руки на подлокотники из красного дерева, которые были сделаны в форме выгнувших шеи лебедей.

– Значит, София с вами не жила?

– Нет, по приезде во Францию мы сначала отправили её во французский пансион мадам Перро. Однако София взбунтовалась. Сказала, что там воспитывают одних святош.

– Вы перевели девушку в другой пансион?

– Да, она попросила нас перевести её в английский пансион миссис Дженкинс. Там училась дочь одного из работников посольства, поэтому я согласился. Если бы только заранее знать, к чему это приведёт…

– Вы считаете, что жизнь в пансионе оказала пагубное влияние на вашу дочь? – спросил Ленуар. Германский посол сжал правой рукой шею лебедя на своём кресле, бросил взгляд на морские часы на письменном столе и вздохнул.

– Считаю… Дело в том, что у миссис Дженкинс, наоборот, девушкам разрешалось очень многое. Конечно, они изучали музыку, танцы и английский язык, но, кроме этого, читали газеты и обсуждали права женщин.

– Обсуждали права женщин?

– Да, мне казались эти игры забавными и развивающими ум юных девушек. Я даже спорил несколько раз со своей супругой, которую пугали все эти новые веяния. Как дочь бельгийского дипломата, она считала, что девочки из приличных семей не должны увлекаться подобным вольнодумством.

– И как же это, с вашей точки зрения, повлияло на вашу дочь?

– По-моему, Софию всегда отличала широта взглядов. Но когда ты живёшь в Петербурге или Берлине, эта широта взглядов значит не то же самое, что в Париже. Там она выражалась в умении отстаивать своё мнение, поддерживать разговор в обществе, а здесь… Здесь София научилась обманывать ради каких-то вздорных похождений с местными художниками и поэтами. – Услышав это, Ленуар невольно сжал губы. По сути, он тоже, получается, был частью этих «вздорных похождений». – Бедная девочка! София говорила, что идёт домой, а сама шла гулять по Парижу со своими новыми приятелями. Как же я сразу не уследил…

Голос фон Шёна сбился. Посол кашлянул и отвел отсутствующий взгляд в сторону.

– Вы думаете её убил один из них? Вы кого-то подозреваете? – продолжал задавать вопросы Ленуар.

– Если хотите знать моё мнение, её убили не художники, а парижское декадентство! Париж – опасный город. Он меняет суть каждого человека. София была впечатлительной девочкой, увлекалась литературой и искусством. А здесь всё обернулось лицемерием и обманом!

– Вам известно, с кем именно встречалась София?

– Когда я узнал, что она уходит из пансиона «домой», я послал нашу консьержку, мадам Юнг, проследить за ней. Выяснилось, что София тайно посещала собрания каких-то художников. Тайно! Вы можете себе такое представить? Во вторник у нас состоялся серьёзный разговор на эту тему. Вот до чего мою девочку довели новые парижские веяния… Это я её проморгал… Я был слишком погружён в работу и ничего не заметил.

Фон Шён посмотрел на одну из стен своего кабинета, где рядом с портретом Вильгельма II размещалась небольшая фотография молодого человека, похожего на самого фон Шёна.

– Это ваш сын? – проследил за взглядом посла Ленуар.

– Да, это Вильгельм фон Шён. Мой сын, – ответил посол.

– А где он сейчас?

– Он уже закончил учёбу и теперь работает в дипломатическом корпусе в Берлине. Он тоже очень любил Софию. Смерть сестры стала для него большим ударом. Я уже не говорю о Берте, моей супруге… – В голубых глазах посла застыли слёзы.

– Господин фон Шён, как вы знаете, София была обнаружена в лодке без признаков физического насилия. С вашей точки зрения, какова была причина её смерти?

– Я не намерен выполнять за вас вашу работу. – Казалось, вопрос Ленуара быстро заставил посла взять себя в руки. – Я ведь не агент префекта полиции, или как вы там называетесь? В любом случае живой Софию мне никто уже не вернёт.

– Может, девушка чем-то болела?

– У неё был туберкулёз, но доктора говорили, что состояние дочери стабильно. Мы собирались отправить её на лето в Ниццу.

– Когда точно неизвестна причина смерти, обычно проводится вскрытие. Разрешите ли вы провести вскрытие тела вашей дочери? – спросил Ленуар.

– Об этом не может быть и речи. Вы и так уже похитили у меня жизнь Софии. Уродовать её тело я не позволю. Её сегодня же перевезут из морга к нам домой. Моя девочка достойна того, чтобы её похоронили с соблюдением всех традиций. – Фон Шён выглядел сейчас особенно усталым и сломленным. Казалось, что он цеплялся за похороны дочери как за последнюю возможность сохранить лицо. – А теперь, если не возражаете, я займусь своей работой, а вы своей.

– Вы отец, это ваше право, – сказал Ленуар, пропустив мимо ушей последние слова фон Шёна. Затем он вынул из кармана свой вчерашний трофей и спросил: – Господин посол, вам знакомы эти часы?

Посол посмотрел на часы и быстро перевёл взгляд на Ленуара.

– Откуда они у вас?

– Часы были найдены в Буживале, – не вдаваясь в подробности, ответил сыщик.

– Если они были на Софии, то по закону мне должны были их вернуть ещё в морге.

– Они были не на Софии, а в лодке, где она лежала. Французская полиция соблюдает законы своей страны, – твердо сказал Ленуар, глядя фон Шёну в глаза. – Так вам знакомы эти часы?

– Эти часы мне подарил император Вильгельм, когда я получил баронский титул. Видите на них корону? Теперь это баронская корона рода фон Шёнов. Я думал, что потерял часы, и был бы признателен, если вы мне их вернёте. – Посол явно подыскивал слова, чтобы сдержать прилив раздражения. – И я понятия не имею, что эти часы делали в лодке, где была найдена София!

Ленуар встал, поблагодарил посла за внимание и поклонился.

– Прошу прощения за неприятный разговор, но это моя работа. На время расследования часы останутся у меня. Примите мои глубочайшие соболезнования по поводу смерти вашей дочери.

Габриэль развернулся к двери и прямо на ней увидел рельеф с изображением Дионисия, сидящего на пантере. Такие барельефы обычно украшали во дворцах парадные столовые. «Какая ирония судьбы, что посол Германской империи занимает кабинет в бывшей столовой. Просто какая-то закулисная кухня!» – подумал сыщик и сразу отогнал эту мысль как слишком предвзятое отношение к официальному представителю европейской державы.