Уютные люди. Истории, от которых на душе тепло

И стало тепло на сердце у всех, отлегла тревога. Так действует на людей уют. Есть уютные люди, у которых дар такой, – создавать уютную обстановку. И в уюте можно расслабиться, почувствовать себя лучше, ощутить защищенность от тягот жизни. Поэтесса Цветаева уют презирала; дома у нее было очень неуютно и грязно, об этом современники писали. У Эдит Пиаф денег было много! Но дома не просто неуютно было; даже мебели не было. Мебель брали напрокат, когда гости приходили. Ахматова тоже не слишком была озабочена уютом; к ней приходила подруга Лидия Чуковская, старалась хоть как-то прибраться и создать уют. Все эти женщины были не очень счастливы в личной жизни. И в целом – не очень счастливы… Без уюта, даже самого крошечного, нет приюта. Нет психологического убежища.

Создать уют не так уж трудно. Нужны приятные маленькие вещицы, без которых можно и обойтись, – но именно они создают уют. Это символы уюта, красоты и удобства: скатерть, подушечка, вазочка, пушистый плед. Посуда красивая. Обязательно нужен кусочек природы: цветы, аквариум, даже просто картинка с красивым видом природы. Это очень полезно для человека, ученые это давно заметили. Комфорт и небольшие удобства создают уютную атмосферу. А уют укрепляет психологическую защиту, помогает расслабиться и набраться сил. Даже рабочее место можно сделать уютным и только «своим»; в своем уютном маленьком домике вы будете защищены. И работать сможете более продуктивно.

…А мужчина в купе почувствовал огромную симпатию к уютной девушке. И ощутил нежность и доверие – эти чувства связаны с уютом. В жизни надо держаться поближе к тем, кто умеет организовывать жизнь и создавать атмосферу уюта даже в купе. Это сильные духом люди, способные противостоять хаосу и тревоге. Маленький уют приносит большие счастливые перемены, любовь и здоровье. И так хорошо, когда есть рядом уютный человек, от которого веет теплом…

В санатории отдыхали дети;

разные дети после лечения. Одна девочка сидела за столиком и рисовала: перед ней стояли баночки с гуашью и стакан с водой, чтобы кисточку мыть. И слепой мальчик случайно толкнул стакан с грязной водой. Рисунок залило, он был испорчен! И девочка закричала на мальчика, тоже толкнула его. Мальчик извинялся, он же случайно… А мама девочки извинилась перед мальчиком и увела дочку в комнату. Она предложила кое-что попробовать, эксперимент поставить. Поиграть в одну полезную игру. Девочка радостно согласилась. Мама завязала ей глаза шарфиком, как при игре в жмурки. И сказала: «Налей воды в стакан!»

Сначала это было весело. Это игра! Но через пять минут девочка поняла, что это не очень-то весело и интересно; сделать что-то наощупь почти невозможно. И темно. И тревожно; маму не видно. Вдруг мама ушла? Девочка стала снимать шарфик, а мама сказала: «Подожди минутку. Подумай, каково было бы всегда ходить с завязанными глазами и ничего не видеть?..» Девочка подумала и заплакала. А мама тотчас развязала шарфик и ничего больше не сказала. Девочка и так все поняла. Через опыт.

Иногда люди делают ошибки не специально. Они не видят, вот в чем дело. Они лишены того, что есть у нас: образования, опыта, таланта, воспитания, способности чувствовать тонко или способности любить… Они не нарочно причиняют нам зло, такие люди. Иногда с них можно снять шарфик; обучить, разъяснить, показать, – и они поймут! А иногда нельзя им разъяснить или показать. Невозможно. Они по-прежнему будут опрокидывать что-то или толкать; даже без злого умысла. Они не видят душой. Их можно только остановить или словами сказать: «Осторожнее! Сейчас вы все разрушите или сами больно ушибетесь!»…

…А девочка подружилась со слепым мальчиком; она стала ему помогать и опекать его. Играть с ним… Он оказался очень добрым и даже не вспоминал об инциденте. Мальчик-то как раз прекрасно видел – душой. А девочку мама научила видеть, завязав на пять минут глаза. Научила понимать и сочувствовать. Но не всех можно научить; не всем это дано. Некоторых людей надо просто принимать такими, какие они есть. И понимать, что они не нарочно разбивают стаканы и портят что-то; они не видят. Глазами видят, а сердцем, душой – не видят. И можно только самим проявить осторожность; мягко отстраниться. Потому что другого способа нет.

Неля работала так – ненормированный рабочий день

А работа была очень ответственная, она инспектировала крупные организации. Сутками сидела за компьютером и сверяла отчеты. Начальник был токсичный человек, он создал такую атмосферу, как на войне. И сотрудники все были нервные, ожесточенные. Платили хорошую зарплату, но Неля даже не успевала тратить деньги… Выматывающая работа. В итоге Неля заболела. Все верно: уйти с работы она не могла просто так. Вот организм и выдал решение – тяжелую болезнь.

Нелю прооперировали, она долго болела, а потом подала заявление об увольнении. Она больше не могла. И она стала проживать деньги, которых хватило не очень надолго, – ведь лечение и лекарства тоже только условно бесплатны. Все надо покупать и оплачивать.

Она стала ходить гулять в скверик у дома, бледная и слабая. И искать работу. Жить-то надо на что-то. И тут обнаружилось ужасное: как только Неля пыталась разместить свое резюме, у нее сжималось горло, она задыхалась, в глазах темнело… Вроде панической атаки. Причем это состояние возникало именно во время размещения резюме на вакансии финансового специалиста, – хоть в какой организации. Начинался страшный приступ.

Отчаянное положение! Жить-то на что-то надо. Где деньги брать? Надо работать. Хотя сил маловато, но кому какое до этого дело…

Неля решила поехать в другой город и лично поговорить в одной организации. Раз невозможно резюме оставить и ответить на вакансию. А денег мало! Бензин стоит дорого. И Неля зашла на сайт, где можно брать попутчиков, – есть такой сайт. Довезешь людей до другого города, получишь деньги, – бензин окупится. А в другом городе тоже берешь попутчиков в обратный путь. Это был решительный шаг, но другого способа уже не было, деньги почти кончились.

В общем, Неля проехала в декабре по нашим дорогам пятьсот километров на машине, хотя чувствовала себя не очень. Ее растрясло, швы болели, спина ныла… Ухабы и рытвины. И стемнело рано, и снег пошел. Но попутчики оказались очень хорошими: муж с женой и пожилой мужчина. Спокойные, вежливые, доброжелательные.

Неля приехала в другой город, а в организации ничего не вышло. Бывает так. Она доехала до набережной и в проруби увидела одинокую утку. Купила булочку и покормила утку… Вот и все впечатления. Даже погулять не успела, пора обратно ехать – попутчики нашлись. И снова прекрасные люди: мужчина с Кавказа и две женщины с большими сумками. Все добродушные и спокойные. Дорога была еще сложнее, Неля же страшно устала. Но доехали благополучно. И деньги остались; вышло где-то три тысячи кроме топлива.

Это мало, конечно. Но все равно деньги. А главное, Неля стала себя хорошо чувствовать. Прошла тревога, депрессия, боли прошли, аппетит появился. Она еще раз поехала в тот город с попутчиками. Только уже взяла четверых. А потом обратно вернулась. И немножко заработала. А потом снова поехала.

В общем, она полностью выздоровела, а в другом городе познакомилась с мужчиной-попутчиком, славным человеком, заслуженным тренером. У него права забрали за «встречку» по ошибке, вот он ездил и хлопотал насчет прав. Прекрасный человек оказался.

Права вернули. И вообще все стало хорошо. Если путь закрыт, надо ехать в объезд. Надо другие пути искать. А географический способ лечения – это как раз поездки. Хотя с ними связаны тяготы и усталость, конечно. Зато результат изумительный получился…

О великодушии

самая пронзительная история вот какая. Когда прошло «смертное время», первая блокадная зима, голод остался. И блокада осталась. И бомбежки. Но весной истощенные люди под бомбами стали копать огородики и сажать семена. Даже в центре Ленинграда были грядки. А один заводчанин получил крошечный участок земли на окраине. И посадил капусту. Все лето он после работы ходил на свой огородик и капусту поливал. Каких трудов это стоило изможденному голодному человеку – Бог знает. Трудно представить.

Он считал свои кочаны и представлял, как заквасит капусту и будет зимой есть. Это спасет от голода и от цинги.

Он пришел осенью – а капусту всю украли. Всю. До последнего кочана.

И человек был потрясен и расстроен; нет слов, чтобы описать его состояние. А потом он добрался домой на слабых ногах и записал в дневнике: мол, капусту украли у меня. Но я уже не печалюсь. Свой же украл, ленинградец. Значит, он будет сыт и переживет зиму. Не фашист украл, а свой. Ну, пусть поест и выживет.

Много великого и ужасного в блокадных дневниках. Но эта история про капусту – она все объясняет. Всю душу человека показывает.

Автор дневника выжил. Может, поэтому и выжил – за великодушие ему награда досталась. Жизнь. Это много – жизнь. И капуста – это много. Это тоже была почти жизнь…

Может быть, есть страна

для нас. Наша страна. Наш Изумрудный город. А там живут люди – наши люди. Сродственники. И там живет наш человек, которому мы тоже снимся по ночам. И поэтому он не может никого любить. Старается, но не может. Это же наш человек. И в нашем общем доме пустует комната – наша комната. А на нашей веранде стоит наше кресло…

Все это мечты и фантазии, просто сны. А может, и нет. Потому что мне вполне реальная женщина пятидесяти лет рассказала историю из жизни. Она жила в своей стране сорок восемь лет. Вполне хорошо. Работала преподавателем, имела приятелей, нормально зарабатывала. Только семьи у нее не было. Так вот вышло – не смогла она никого полюбить. В юности были увлечения, но ничего серьезного не получилось. Так шла жизнь. Она свыклась. Все хорошо, да? Только ее не очень-то любили и понимали, эту Олесю. С детства. Терпели, уважали, не обижали, но как-то не понимали и не любили…

А два года назад она купила путевку в одну страну на море. Совершенно обычную путевку в недорогой отель. Раньше она бывала за границей; по работе ездила в Европу, ездила в Россию. А в эту страну поехала первый раз в жизни. Обычная поездка на море.

Она приехала и почувствовала запах страны. Он был таким несказанно прекрасным, что у нее увлажнились глаза. Пока ехали на автобусе в отель, она взгляд не могла отвести от пейзажа. Она узнавала и дорогу, и залив, и деревья, и маленькие домики… В отеле она оставила вещи и спешно отправилась в ближайшее селение. Там все рядом. Подошла к дому, – на крыльце сидел старик, разговаривал о чем-то с двумя женщинами в длинных платьях и в платках. К своему изумлению рассказчица поняла, о чем они говорят. Не слова, но смысл уловила. Старик с бородой, в шапочке, посмотрел на нее. И женщины посмотрели внимательно. И стали улыбаться, протягивать руки, приветствовать, словно давно ее знали. И приглашать в дом.

Она безбоязненно зашла и пила с ними чай из маленьких стаканчиков. Они говорили, а она понимала смысл и кивала в нужных местах. А потом расплакалась от любви и восхищения. Так плачут, вернувшись домой из долгого путешествия. Из пятидесятилетнего путешествия…

Долго перечислять все радости узнавания. И радость встречи со своим человеком, – ее описать невозможно. А Олеся его встретила там. Она уехала в эту страну, вот как получилось. Съездила домой, уладила все вопросы, собрала деньги, нашла работу удаленную, и уехала. За два месяца выучила язык. Взяла и выучила. Но она его скорее вспомнила.

А потом вот познакомилась со своим человеком. Вернее, узнала его. Он работал учителем и жил один в своем доме с садом. Не встретил свое счастье до шестидесяти лет. А потом встретил. Вернее, дождался и узнал.

Как это возможно? Никто не знает, не так ли? Может быть, потому человек и несчастлив, и одинок иногда, что он живет среди чужеземцев. Говорит на чужом языке и общается с чужаками. Хорошими, добрыми, но совершенно чужими… А где-то есть его родная страна и родные по духу люди. И они его ждут. Хотя уже и не надеются на встречу. И позабыли, что ждут.

Пусть дождутся.

Если бы у Льва Толстого был интернет,

он бы непременно комментарии писал. Интернета не было, приходилось писать длинные статьи. Но вот точно говорю; непременно писал бы комментарии. Под статьей о премьере оперы Вагнера он вот что написал бы:

«Все это глупо, балаганно, так что удивляешься, как могут люди старше семи лет серьезно присутствовать при этом… Больше я уже не мог выдержать и выбежал из театра с чувством отвращения, которое и теперь не могу забыть».

Хорошо сказано. Ядовито так. Мастерски.

А Шекспиру он написал бы: мол, удивляют глупости и безнравственности вашей пачкотни. «Безнравственность» – капслоком. Потому что в статье Толстой это слово дважды подчеркнул. И добавил, что глупые люди, как вороны на падаль, слетелись читать Шекспира. И раскаркались: «Ах, это гениально!». А на самом деле Шекспир – просто мусор.

А Пушкину Толстой написал бы такой комментарий: «Пушкин – это киргиз». И пояснил так: мол, «крестьянин, торжествуя», – что за бред? С чего крестьянину торжествовать? Поехал в лавочку за табаком, а Пушкин и рад стараться. Заныл свою песнь, как киргизский акын: что вижу, то пою!

И это я ни капли не придумываю. Это Толстой на самом деле писал такое. Только в статьях. Комментарии были недоступны.

Впрочем, Шекспир, Вагнер и Пушкин тоже от него не отставали. И тоже других комментировали, да еще как!

Нет, все-таки хорошо, что интернета тогда не было. И приходилось изливать яд чернилами на бумаге. Это долго. И хорошо, что большая часть населения просто не умела писать и комментировала устно…

Ах, лучше бы, право, написал хороший детский рассказ Толстой-то. А Пушкин – прекрасное стихотворение. А Вагнер вместо того, чтобы бедного Ницше комментировать, написал бы оперу. А Шекспир – пьесу…

Но интернета не было тогда. Это хорошо. А то не узнал бы мир ни Толстого, ни Пушкина… Они бы так увлеклись ядовитыми комментариями, что позабыли бы о своем таланте.

Лучше свое писать. Эссе, пьесы или музыку. А в перерывах подбадривать и поддерживать других талантливых или просто добрых людей. И хороших произведений стало бы больше. А злобы и зависти – меньше…

Когда все хорошо, может стать скучно

Жил человек с любящей женой, все хорошо было. Даже очень. А потом стало скучно. Все приелось, мещанский быт, одни и те же слова и объятия… Или на работе все хорошо шло. Деньги платили, относились по-доброму. А потом стало скучно. Все одно и то же, нет ярких красок, все надоело. Старый друг стал скучным. Заранее все знаешь, что он скажет. Скучной стала жизнь…

Хорошее – оно может стать скучным. Потому что оно хорошее. Скучное здоровье, скучные деньги, скучная дружба, скучная забота, любовь скучная. Это так бывает, когда все очень хорошо. Когда счастье. Скучное такое счастье. Однообразное.

И человек знакомится с новой интересной женщиной, не чета жене! Веселая и искрометная. Бросает работу и начинает рискованный бизнес. Это интересно и вдохновляет. И новых друзей находит, энергичных оригиналов. Теперь все не так скучно, наоборот, масса впечатлений. А потом он страшно пожалеет о том, что наделал. Когда его обманут, предадут, используют, бросят, кинут, пренебрегут им. Потому что он скучный. Или еще по какой-то причине.

Кончится скучное счастье. Придет болезнь или утрата случится. Внесет разнообразие в скучную жизнь.

О, как будет жалеть человек о своей скучной жизни! Как будет он молить вернуть ему скучное счастье, когда близкие рядом, когда ничего не болит, когда все так однообразно и буднично, так хорошо!

Но он сам выпросил это у судьбы. Он не ценил хорошее. Не благодарил за мир и покой. Капризничал. Жаловался на скуку.

Мирная жизнь – она скучная. И хорошие, любящие люди – они приедаются. Но ценить все это по-настоящему человек начинает только тогда, когда потеряет навсегда.

Две женщины среднего возраста вспоминали «лихие девяностые»

Они тогда были подростками. И обе, – какое совпадение! – жили в поселках. В разных, но очень, очень похожих. Все российские поселки похожи друг на друга.

Женщины вспоминали бедность и недоедание, – тогда многие плохо жили. Отцы пили, зарплату не платили на предприятиях… А в каждом поселке стоял магазинчик. «Коммерческий магазин» – так их называли. Вроде киоска. И там чего только не было, на витрине! Жвачка, разноцветные конфеты, какая-то удивительная колбаса-салями, газировка, игрушки… Только стоило все это дорого, а денег не было совсем.

И одна женщина рассказала, что ей хотелось этот прелестный магазинчик сжечь, разломать, ограбить! Она ненавидела этот магазин, но ее как магнитом тянуло к нему. В душе она мечтала разрушить магазин. А вторая рассказала, что темным унылым вечером она подходила к магазинчику и рассматривала витрины. И восхищалась замечательными вещами, которые видела. Она мечтала иметь такой же магазинчик. И в душе благословляла это чудесное, сказочное место, – ведь от него делалось как-то теплее и светлее…

Как вы думаете, кто из них добился успеха? А кто так и остался в поселке, в бедности и прозябании? Нетрудно догадаться. Девочка, которая любила магазинчик, хоть и не могла там что-то купить, жила хорошо. В достатке. А девочка, которая мечтала магазин сжечь, – плоховато жила. И ненавидела богатых. И другую женщину обругала за ее глупые детские мечты и нынешнее богатство. Небось, наворовала себе!

Это старинный способ. Увидели хорошую вещь или счастливого человека – благословите его своими словами. Постарайтесь получить хорошие впечатления и найти добрые слова. Их можно мысленно сказать. Благословите и поблагодарите. «Какая красивая машина! Сколько труда вложили в нее создатели! Она прекрасна, пусть ездит долго и остается такой же прекрасной!», – это нетрудно подумать, правда?

Но некоторым трудно. Невозможно. Они проклянут и машину, и владельца, пожелают им всего самого дурного. И сразу предположат, что хозяин машины – подлец и вор. Поэтому у них, у этих людей, никогда не будет ничего хорошего. Даже если им подарят машину, она от них уедет. А деньги – уплывут…

О хороших вещах надо говорить хорошо. Ничего, что пока их у нас нет. Счастье и богатство приходят к тем, кто умеет их ценить. Хорошие вещи приходят к тем, кто не хочет их разломать или сжечь. Это древняя гавайская техника благословения, – другого слова не подобрать. Говорите хорошо о хорошем. Радуйтесь, что оно есть в мире. И оно придет в вашу жизнь. Счастье, любовь, деньги… Все это есть в магазинчике. А значит, мы когда-то сможем это купить.

Мэрилин Монро случайно нашла записи мужа

Там было написано, что он в ней разочаровался. И еще много такого. Он же драматург был, этот Миллер, вот и записывал свои чувства. Написал, что Мэрилин его разочаровала. Он ее не любит. Брак был ошибкой. Много всего написал, а она прочитала.

И Мэрилин не стала устраивать сцены или истерики закатывать. Она погрузилась в печаль. Снова попала в свою сумрачную комнату, где монстры шевелятся по углам и очень холодно. Она так и написала в своем дневнике; мол, нет у меня злобы. Это нормально, что меня хотят бросить. Это просто отчаяние. Это всегда так бывает; унижение и отчаяние. Меня всегда предают, и это нормально, так и должно быть.

Когда нет ни злости, ни ярости, ни обиды, – это значит, человек привык к предательствам и просто вернулся в свою сумрачную комнату с монстрами. Он привык к своей комнате; очень самонадеянно было выходить оттуда, не так ли? Все равно приведут обратно. Так в детстве Мэрилин передавали из одного приюта в другой, от одних приемных родителей – другим. Это нормально. Еще одно унижение и снова отчаяние. Лучше уж вовсе не выходить из своего мрачного убежища. Оставаться в своем сумрачном приюте.

Ференци написал о том, что душа ребенка горит сначала, как одинокая свеча в темной комнате. Если прикрыть свечу рукой, – в комнате станет в два раза темнее. Сумерки и полумрак. Вот что происходит с жизнью ребенка, которого предают, унижают, обижают, бросают, не любят… Он привыкает потом к этому сумраку. Так и живет. Но об этом никто не знает.

И каждый раз, когда его возвращают от солнечного света в мрачную комнату, он просто говорит себе: «Это нормально. Меня и должны бросать, предавать, разочаровываться во мне. Вот моя комната, не надо больше выходить из нее и верить приглашениям погулять по солнечному саду. Меня снова вернут в мою страшную комнату!»

В конце концов человек просто гасит свечу. Как Мэрилин. По крайней мере, так не видно монстров. И перестает мучить слабая надежда. Сумрак превращается в тьму.

Единицы выходят на свет. Любовь спасает, спасает близкий и преданный человек рядом. Это бывает. Но не очень часто…

Диккенсу подали на обед

в ресторане невкусный паштет. Вроде пирога такого. Писатель съел вкусные блюда, а паштет есть не стал, но официант все равно включил паштет в счет.

На следующий день Диккенсу вновь к обеду подали паштет. Тот же самый. Диккенс отрезал кусочек, но есть не стал. Официант снова включил паштет в счет!

А потом официант снова подал паштет Диккенсу. Починил и подал. Вставил отрезанный кусочек и замазал салом. И снова включил паштет в счет.

Диккенс стал сопротивляться молчаливо. Он выливал в паштет остатки вина и чая, тушил сигары, кости куриные втыкал… Официант терпеливо чинил паштет, очищал и снова подавал к столу. И включал его в счет!

Так длилось неделю, пока Диккенс плыл на корабле. В конце концов он паштет выбросил за борт. Уничтожил решительно! И правильно сделал. Официант был побежден.

Если какая-то ситуация неприятная, проблема повторяется, надо ее решать. Терпение не поможет. Нет смысла делать вид, что все в порядке. Ведь еще и платить заставят…

Иногда единственный способ избавиться от паштета – выбросить его за борт. И громко возмутиться, как матрос на броненосце «Потемкин». Действовать надо решительно и смело, если кто-то повадился нас кормить паштетами. Надо решать ситуацию поскорее. Только так можно избавиться от проблемы.

Когда говорят, что нужны помощники,

часто имеют в виду «рабы». Когда говорят, что помогать надо для воплощения идеи, часто идея проста – надо бесплатно поработать на благо этого человека.

Идея хорошая, спору нет. Только лучше бы ее прямо выражали. Без обращения к совести, без давления на жалость, без туманных описаний счастливого будущего. Обычно в другом мире.

«Мне нужна помощь!» – значит, вам не заплатят ни копейки. Вот что это значит. Но после этих слов даже спросить об оплате неудобно. Кто же берет плату за помощь? Помогают даром, от сердца, бесплатно!

Только вот «помощью» работу называть не надо. Это разные вещи. Накормить голодного или довести до дома слабую старушку – это помощь. А бесплатно работать по специальности или строить дом начальнику – это работа. Или носить кого-то в паланкине – тоже работа. Или в свое свободное время принимать пациентов. Или обои клеить.

Лучше прямо сказать: «Я хочу, чтобы вы бесплатно на меня поработали». Но это так грубо звучит! И могут отказаться. Даже скорее всего откажутся. А «помощь» – звучит совсем иначе, правда?

Вот где «помощью» называют бесплатный труд, там и рабство близко. Обычно так бывает, к сожалению…

Запомнится главное;

я помню. Мне лет двенадцать было; подросток. А подростки угловаты и неловки, они еще не привыкли к новому телу. Дедушке в Академии наук на юбилей подарили такую громадную, довольно уродливую штуку из яшмы и малахита с серебряными вставками – письменный прибор. Он занял треть большого стола, за которым мы с дедушкой занимались. У нас общий стол был. Ну, и я этот чудовищный и дорогой прибор как-то уронила. Хотя он тяжелый был и громоздкий. Этот жуткий каменный цветок, так сказать, упал и разбился на тысячу кусков. Там же все было филигранно вырезано из камней, вот они и стали хрупкими. Ба-бах! Дедушка прибежал в комнату. И увидел, что я жива-здорова. Махнул рукой, сказал: «Эх!», и пошел за веником. И мы с ним все убрали. Я бормотала извинения напополам с оправданиями; а дедушка сказал, что все это пустяки и ерунда. Главное, что мне на ногу это тяжелое изделие не упало. Вот это – важно, да.

И с папой в то же время мы как-то жарили кабачки. Папа не очень в кулинарии разбирался, да и я тоже. Мучительный был процесс, скажу я вам. Мы чистили кабачки, потом вынимали семена, потом резали на ломтики, потом обваливали в муке и жарили в подсолнечном масле. Дым, шкворчание, мука, масло брызжет… А в итоге медленно-медленно растет горка пожаренных ломтиков на блюде. Мы на блюдо складывали поджаренные кабачки. На блюдо кузнецовского фарфора.

Ну, и в конце процесса, когда все было готово, когда горка стала большой, я это блюдо и уронила. Бац!

Папа был исключительно аккуратен. Он соблюдал гигиену и санитарию всегда, он же был врач и ученый. Все знают, что на полу – полчища микробов и бацилл! Поэтому и осколки блюда, и кабачки – все мы аккуратно сложили в ведро, помыли пол и пошли выбрасывать мусор. А по пути зашли в магазин и купили банку консервированной солянки. Ей и поужинали.