Львиное сердце
Инге стало понятно, почему особняк неведомого Максима Максимыча подобен неприступному замку. Интересно, как старушка умудряется сбегать из этой крепости?
В это время соседские ворота с лязгом раскрылись, и оттуда выскочила женщина лет пятидесяти, явно в расстроенных чувствах. Одета она была во что-то, похожее на форменный костюм медсестры, во всяком случае на ней красовался голубой халат и такой же колпак, из-под которого выбивались темные, с проседью, волосы. Ее увядшее лицо было заплаканным.
– Еленочка Аркадьевна, – пронзительно завопила она и кинулась навстречу старушке, которая, поддерживаемая Баженовым, уже подходила к воротам. – Еленочка Аркадьевна, ну что ж вы творите, голубушка моя!
– Лилечка, – слабо вякнула старушка.
– Дома, дома Лилечка! – заверила ее медсестра. – Дома, а как же! За своим столиком сидит, кашку манную кушает!
Она отпихнула от старушки Баженова, который от неожиданности даже потерял равновесие и схватился за забор, и, причитая и ахая, коршуном утащила свою подопечную во двор особняка. Оттуда еще некоторое время был слышен ее пронзительный голос:
– Сейчас, сейчас, голубушка! Сейчас таблеточку, чайку горячего, укольчик…
За всем этим вихрем движений и звуков Инга не сразу обратила внимание на второго человека, вышедшего из ворот неприступного замка. Это был высокий осанистый мужчина средних лет, с породистым лицом и красиво подстриженными светлыми, с проседью, волосами. Его внешность слегка портил только перебитый нос. Видимо, в жизни этого человека были кулачные бои или боксерские поединки. Очевидно, это хозяин дома, и с трудом верилось, что похожий на киноактера красавец – сын полубезумной иссохшей мумии по имени Елена Аркадьевна…
Он не спеша подошел к ним и широко улыбнулся. Настя тут же выскочила вперед и суетливо зачастила:
– Максим Максимыч, вот эти двое Елену Аркадьевну привели, ага! А я уж вам позвонила, знала, что вы с утра их ищете, ага!
Красавец слегка поморщился:
– Спасибо, Настя. А вам, молодые люди, особенное спасибо. Мама, знаете ли, больна. Возраст… все мы, возможно, такими будем… Мои люди ищут ее, но совсем в другой стороне. Где она была и как вы нас нашли? Мама что-нибудь вам рассказала?
Он вопросительно переводил взгляд с Баженова на Ингу. Баженов молчал, он стоял хмурый, засунув руки в карманы. Инга принялась объяснять:
– Она была у дороги, недалеко, на огоньковой поляне, плакала. Вот Леша – он услышал. Ваша мама ничего не рассказала, она только плакала и звала Лилечку… Леша догадался, что она отсюда, из этого поселка. И он уговорил ее пойти домой…
– Да, да… – Максим Максимыч нахмурился. – Лилечка – это моя сестра… Она пропала много лет назад. Страшная трагедия… Мама не перенесла…
Он шагнул к Баженову и протянул ему руку.
– Алексей, я страшно признателен вам и вашей подруге. Чем я могу отблагодарить вас? Может быть, денежная компенсация? Во сколько бы вы оценили свой благородный поступок?
Баженов неохотно вытащил правую руку из кармана.
– Не стоит благодарностей, – процедил он. – Простое дело, за что тут благодарить? И денег за это не берут. Увидите нищего – милостыню подайте…
В это время Инга увидела – с Настей творится что-то непонятное. Лицо ее стало испуганным, она расширенными глазами смотрела в сторону и делала руками знаки, как будто стараясь о чем-то предупредить. Инга удивленно обернулась и застыла…
Позади нее, в двух шагах, стоял человек.
Это был странный человек, никак не вписывающийся в яркую, цветастую, отлакированную картинку элитарного благополучия. Высокий костистый мужчина неопределенного возраста, с загорелым лицом, заросшим темной бородой, и длинными неопрятными темными волосами. На нем был долгополый, болотного цвета плащ с капюшоном и резиновые сапоги. На правом плече висел плоский ящик на брезентовом ремне. И у него были странные глаза – темные, навыкате, с белками в красных прожилках. Взгляд этих глаз был странный – упорный, пристальный, ищущий… Слишком упорный, так не смотрят обычные люди. И этими странными глазами он смотрел именно на Ингу.
По спине у нее пополз холодок страха и инстинктивного отвращения к чужому безумию. По лицу незнакомца бродили тени каких-то мыслей, но он молчал, и все остальные тоже, как будто загипнотизированные. Инга не могла оторвать взгляд от этого странного лица и глаз, буравящих ее насквозь.
Баженов вдруг шагнул вперед, схватил Ингу за руку и потянул, отодвигая ее назад и вставая между ней и странным незнакомцем. Тот наконец оторвал взгляд от Инги, прикрыл глаза темными выпуклыми веками, мелко покивал, как будто в чем-то согласился сам с собой, резко повернулся и пошел прочь размашистым валким шагом. Инга смотрела ему вслед и чувствовала, как оцепенение спадает с нее. Она длинно выдохнула воздух, застоявшийся в легких. Похоже, пока этот тип смотрел на нее, она и дышать-то не смела…
– Свят, свят! – негромко заголосила Настя. – Вы бы, Максим Максимыч, сказали Афанасий Иванычу, чтоб не выпускали они Владика без присмотра! А то ведь страх какой, а если стукнет ему в голову да нападет на кого?
Максим Максимыч, не проронивший за время инцидента с незнакомцем ни звука, слегка поморщился и развел руками:
– Это не мое дело. Господин Оброков убежден, что Владлен неопасен, и он не намерен ограничивать его свободу. Это его право!
И, обращаясь к Баженову и Инге, он произнес уже другим, извинительным тоном:
– Вот видите, какие человеческие экземпляры водятся в нашем милом городке! Это сын одного из наших соседей, очень уважаемого человека. Такая трагедия! Двое старших детей совершенно нормальны, да и Владлен до недавнего времени был блестящим молодым человеком, в юности прекрасно учился. А потом… Шизофрения, загадочная болезнь, никто от нее не застрахован… Что тут поделаешь!.. А вам, молодые люди, еще раз приношу свою огромную благодарность, особенно вам, Алексей! Разрешите пожать вашу руку!
Баженов, с каменным лицом, весьма неохотно, пожал вновь протянутую ему руку, развернулся и пошел прочь. Инга виновато улыбнулась Максиму Максимовичу и Насте, попрощалась и побежала за ним.
Она догнала Баженова на выходе из поселка и на этот раз пошла рядом с ним. Как ни странно, вся ее неприязнь к нему куда-то улетучилась. Вместо нее появилось чувство невольного уважения и благодарности.
То, что Баженов защищал ее от странного психа, пронзительный взгляд которого она до сих пор ощущала на себе, тронуло Ингу. Она не ожидала от него такого рыцарства. Надо же какой! Вовсе не пустой мажорик, которому все до лампочки, а нормальный парень, с правильными мужскими инстинктами!
И в деле с несчастной старушкой, найденной на огоньковой поляне, Баженов тоже повел себя как настоящий мужик. Услышав с дороги плач, он не прошел равнодушно мимо, а остановился, бросился на помощь и потом быстро сориентировался, сообразил, что к чему… Она, Инга, и не услышала бы ничего, проскакала мимо, а если бы не проскакала, то растерялась бы, не знала, что делать… Нет, Баженов – молодец, а она-то всегда считала, что он просто красавчик-пустозвон, и больше ничего. Интересно, почему это она так считала?..
Даже то, что он соврал несчастной старушке, будто ее дочка нашлась, теперь не казалось Инге жестокостью. Старушка все равно не осознает реальности, для нее поверить, что Лилечка жива, – утешение. Та женщина, которая присматривает за ней, сказала точнехонько то же, что и Баженов, а уж она-то наверняка знает, как успокаивать свою подопечную…
И этому лощеному господину, «владельцу замка», Лешка ответил хорошо. Она так не смогла бы…
Инга молча шагала рядом с Баженовым. Они вышли на основное шоссе. Остановка автобуса была почти рядом с поворотом на «Сосновый рай». Просто навес со скамейкой – видно, народ здесь бывает редко. Хлипкие боковые стенки не были разрисованы дикими граффити, земля около скамейки не заплевана и не закидана окурками, даже урна стояла чистая, заполненная только дождевой водой. Это было объяснимо – вряд ли обитатели элитного поселка, и даже их обслуга, приезжают и уезжают рейсовым автобусом… Но расписание рейсов висело, и, согласно ему, ближайшего автобуса придется ждать часа два…
Они посмотрели друг на друга. Баженов надул щеки и шумно выдохнул:
– Фу-у! Ну и что будем делать?
Инга молча пожала плечами. Что делать? Ждать, что же еще?
– Эх, кофейку бы! – мечтательно вздохнул Баженов.
– Ага, и яблочного пирога еще от Наташкиной стряпухи, – поддела его Инга и с досадой стукнула кулаком по столбику навеса. – Вот же день какой неудачный! Вместо бассейна, тенниса и буржуйских деликатесов – потерянное время, запертые ворота и парочка сумасшедших на десерт!
– Да-а, – согласился Баженов. – Многовато психов для одного «рая»! Как говорится, богатые тоже плачут… Слушай, Гусь! Чего мы тут будем торчать два часа, пыль глотать? Пойдем, по лесу погуляем, что ли… У тебя прививка есть от энцефалита? А то клещи давно проснулись!
– Прививка есть, – сказала Инга, неохотно поднимаясь со скамейки. Ей не слишком хотелось тащиться в лес и кормить там комаров, но торчать здесь одной не хотелось еще больше. – Мы с Алей часто ездим на дачу, там этого добра полно!
– Аля – это кто?
– Тетка моя, папина сестра. Она меня всего на пятнадцать лет старше, поэтому просто Аля…
Они сошли с шоссе, пересекли широкую поляну с длинной стелющейся травой и редкими пушистыми елочками и углубились в лес. Настроение у Инги улучшалось с каждой минутой. Лес принял их в свои объятия, окружил запахами травы и хвои, разноголосым птичьим звоном. Лесные цветы радовали глаз. Веселых рыжих огоньков здесь было мало, не то что на той полянке, где они нашли старушку Елену Аркадьевну, зато здесь в изобилии росли колокольчики, незабудки, медуница и еще какие-то синенькие цветы, названия которых Инга не знала. Попадались даже саранки – сибирские орхидеи…
Комары, конечно, покусывали, но по одному, роями не налетали. Словом, почти ничто не мешало наслаждаться природой…
– Смотри-ка, уже земляника цветет! – Баженов слегка толкнул Ингу и показал на кустик белых цветочков с желтыми серединками.
Инга присела на корточки и раздвинула траву.
– Даже ягодки уже есть, только зеленые! – сказала она и вдруг замерла, уставившись в одну точку.
Баженов мельком глянул на ее лицо и уже не смог отвести глаз. Сердце его на мгновение остановилось, а потом ударило так сильно, что он глубоко, прерывисто вздохнул. Ему показалось, что он увидел это лицо в первый раз.
Это была не та обыкновенная девчонка со слегка азиатской мордочкой, с которой он бок о бок провел пять лет в аудиториях, студенческих столовках, на общежитских тусовках, на которую обращал внимание, только когда требовалось занять конспект или учебник, к которой он не питал ни малейшего интереса, никак не выделял из общей массы…
Ее лицо осветилось изнутри теплым, тихим, нежным светом, слегка раскосые черные глаза широко распахнулись, губы заулыбались, ярко блеснули ровные, красивые зубы, на щеках загорелся нежный румянец. Затаив дыхание, она смотрела куда-то, и Леша Баженов понял: он отдал бы все на свете, чтобы кто-нибудь так же посмотрел на него… Да нет, не кто-нибудь, а именно она…
– Ты чего? – шепотом спросил он, боясь вспугнуть этот тихий нежный свет. Но она улыбнулась шире, став еще прекраснее, и прошептала в ответ:
– Бурундучок! Вон там, у дерева, видишь? Лопает чего-то! Милый такой!
Он и сам уже увидел полосатого зверька, который, сидя на задних лапах, передними запихивал что-то себе в пасть и быстро, потешно жевал.
Надо же! Всего-навсего смешной зверек, мелкая лесная живность…
Какое у нее, оказывается, удивительное лицо, как прекрасный, чуть экзотический цветок! Почему он раньше этого не видел?..
Бурундук услышал их шепот и словно растворился в траве. Лицо Инги стало обычным, но Баженов уже знал, что никогда больше он не будет смотреть на нее прежним равнодушным взглядом. Сердце гулко билось в груди, ему почему-то стало радостно и тревожно.
– Леша, ты чего? – спросила Инга, почувствовав его волнение.
– Ничего, все нормально, – буркнул Баженов, отвернулся и пошел вперед.
Ему нужно было прийти в себя. Когда Инга догнала его и пошла рядом, он постарался не смотреть на нее, но взгляд все равно притягивался как магнитом. Вот черт, заворожила она его, что ли? Краем глаза он видел ее, и все в ней ему нравилось – то, что она такая высокая, ему по плечо, тоненькая, длинноногая, то, как легко она двигается, словно плывет над землей. И то, что на ней не было никаких украшений, кроме маленького золотого крестика на невесомой цепочке, тоже почему-то нравилось ему. Даже то, что ногти у нее на руках подпилены совсем коротко и не накрашены. Она нравилась ему все больше и больше. Он ничего не понимал. Его всегда привлекали девчонки совсем другого типа. Он стал вспоминать их, и все они сейчас казались ему какими-то… пресными, что ли… Точно, она его заколдовала… вместе с чертовым бурундуком…
Они шли по солнечному лесу, лениво отмахиваясь от комаров. Молчать было как-то неловко, и Инга придумывала тему для разговора. Но Баженов неожиданно заговорил сам:
– Слушай, Гусь, я ж тебя с окончания универа не видел. И не слышал о тебе ничего. Ты сейчас где? Нормально устроилась?
– Нормально, – ответила Инга. – Я в НИИЛе работаю, в отделе гематологии.
– Это у Свейковской? – присвистнул Баженов. – Крутая дама! Тяжело с ней?
– Да нет, нормально. Она мне даже подработку разрешает, я еще цитологию веду у третьего курса в нашем универе.
– Да ты что! У мамы Алии?
– Ну да, у Каримовой, – засмеялась Инга. – Мы ее как раз вчера с Наташкой вспоминали. А ты как устроился? Я о тебе тоже ничего не слышала… Знаю только, что в Академгородке живешь…
– И работаю там же, в «Биопробе». Я туда всегда хотел. У меня дед там работал… Только ты не думай, что я по блату, как дедов внучок, я сам по себе…
Надо же! Баженов работает в Институте биологических проблем, там, где когда-то работали ее родители!
– А мы тоже раньше в Академгородке жили, у меня папа и мама в «Биопробе» работали. А кто твой дед, я, может быть, слышала о нем?
– Ну, если жила в Академе, должна была слышать. Одинцов, Дмитрий Сергеевич, доктор наук, профессор…
– Да ладно! – изумилась Инга. – До чего тесен мир! Папа и мама работали у Дмитрия Сергеевича, мне Аля рассказывала!
Баженов присвистнул:
– Гу-усь! Да мы же с тобой почти родственники! Это надо отметить! Слушай, план такой: мы, когда в город приедем, расходиться по домам не будем. Чего дома сидеть в такой денек? Двигаем в кафешку, я знаю одну клевую, и кутим по поводу воссоединения почти родственников. Я, кстати, угощаю!
– Хороший план, – одобрила Инга. – За исключением последнего пункта. У меня тоже деньги есть. Кутим вскладчину!
То, что она опять вылезла со своими деньгами, огорчило Баженова. Значит, не видит в нем мужчину, не желает одалживаться, гордая вся из себя! Ну ничего, не все сразу…
Инга смотрела под ноги и думала, что через недельку-другую здесь будет полно земляники – цветущие кустики попадались то и дело. А вон на том уже завязалась крупная ягодка, и не зеленая, а белая, даже с розовым бочком! Ее, пожалуй, можно сорвать и съесть, почувствовав во рту неповторимый вкус и запах лесной земляники. Инга нагнулась и потянулась к кустику…
Что-то просвистело над ее головой и глухо ударило о ствол дерева. Она машинально выпрямилась, чтобы посмотреть, но тут началось что-то странное.
Кто-то резко дернул ее в сторону, повалил и упал сверху, прижимая к земле. Инга дернулась и попыталась закричать, но ей зажали рот. Перед глазами была только земля, трава, сухие веточки и хвоя и еще какой-то мелкий лесной сор…
Она снова задергалась, замычала, и голос Баженова хрипло сказал ей в ухо:
– Тихо, тихо, Гусь, кто-то стреляет в нас!
Стреляет? И в этот момент она снова услышала те же звуки – свист и глухой удар, потом снова, снова…
Баженов откатился, вскочил, рывком поднял ее и волоком потащил куда-то. Она извернулась, встала на ноги и побежала сама. Она ни о чем не спрашивала. Инстинкт сказал ей, что сейчас нужно довериться Баженову. Тот тащил ее за руку. Они бежали, петляя между елок, потом скатились в неглубокую ложбинку, пронеслись по ней, почему-то повернули назад и стали взбираться по склону. Сердце у Инги колотилось где-то в горле, она то и дело падала, но Баженов подхватывал ее, ставил на ноги и снова заставлял бежать. Наконец они вломились в гущу каких-то кустов, продрались сквозь ветки, которые хлестали и царапали их, протиснулись в самую чащу и, тяжело дыша, свалились на землю. Баженов приложил палец к губам.
– Ты мне можешь что-нибудь объяснить? – еле слышным шепотом спросила она, когда немного отдышалась.
Баженов помотал головой. Он зачем-то ощупывал и обшаривал карманы, что-то ища, даже вывернул карманы по очереди. Видимо, нужного он не нашел, растерянно посмотрел на Ингу, вздохнул и только потом ответил:
– Сам ничего не понимаю. Кто-то стрелял. Судя по всему, в нас. Если бы ты не наклонилась, он попал бы в тебя. Это не охотничье ружье, да и вообще не ружье. Скорее всего пистолет. С глушителем…
– Откуда ты знаешь?
Баженов усмехнулся:
– Можешь поверить. Я, можно сказать, вырос на стрельбище. Отец военный, мотались по гарнизонам всей семьей. Могу по звуку отличить…
– А что нам теперь делать? Мы от него убежали?
Баженов опять помотал головой.
– Трудно сказать. Смотря сколько их, какого возраста…
– Ты думаешь, он не один? – спросила Инга, леденея от ужаса.
– Скорее всего все-таки один, стреляли из одного оружия. Мы сейчас тут посидим, подождем… Он… или они… видели, куда мы побежали. Скорее всего пойдут следом. Они должны пройти мимо нас, – мы им след проложили, а потом назад повернули. Они вон туда пойдут, видишь? Мы их увидим – кто, сколько, как вооружены… И тогда уж поймем, что делать…
– Может, лучше не ждать, а бежать дальше?
Баженов досадливо почесал затылок:
– Может, и лучше, только… Понимаешь, Гусь, я телефон посеял…
– Телефон? – поразилась Инга. – Ты можешь жизнь потерять, а тебя телефон волнует?!
– Да нет, – досадливо поморщился Баженов. – У меня в телефоне есть навигатор! Вот ты сейчас можешь сказать, где мы и в какой стороне дорога?
Инга отрицательно помотала головой. Она поняла.
– Вот и я не знаю, – продолжал Баженов. – Пока бежали, не до ориентиров было. Знаешь, как мой батя говорит о таких ситуациях? Сначала спасайся, потом разбирайся! Вот я и думал, что потом разберусь, по навигатору…
– Я поняла, – сказала Инга. – Мы заблудились… Ничего, Леша, если уцелеем, то дорогу-то как-нибудь найдем!
– А ты молодец, – сказал Баженов. – Не паникуешь. И бегаешь здорово, легко, как будто летишь! Настоящий дикий гусь! Ничего, Гусь, прорвемся!
Они посмотрели друг на друга, заулыбались и тихо, шепотом, посмеялись. У Инги стало легче на душе. Она вдруг поверила, что они и в самом деле не пропадут. И кличка Гусь вдруг перестала ее обижать. Она и звучала-то теперь по-другому, совсем не пренебрежительно, нет. Забавно, тепло, по-дружески…
Человека, который охотился на них, они заметили одновременно. Он вдруг вывернул из-за ели, с той стороны, откуда они бежали до тех пор, пока не повернули назад. Человек быстро шел, то всматриваясь в землю у себя под ногами, то поднимая голову и озираясь вокруг. На нем был длинный, болотного цвета плащ, а лицо скрыто черной маской-балаклавой.
– Смотри, это же тот самый псих, – сдавленным шепотом вскрикнул Баженов. – Точно он! Плащ тот же самый, видишь? Инга! Инга!
Инга не отвечала. Что-то случилось с ней при виде этого черного лица. Где-то, когда-то она уже видела его, это уже было с ней…
Что-то сдвинулось, стронулось с места – то ли пространство, то ли время, и наступила ночь, тело пронзил холод, повалил снег, и детский голос пронзительно закричал: «Мама! Мама! Мама!»
Баженов увидел, как лицо ее исказилось в гримасе ужаса и застыло, глаза остановились, кровь отлила от щек и губ, они стали серыми, и вся она будто окаменела.
Это длилось только мгновение, в следующую же секунду она очнулась и глубоко задышала, зашевелилась.
– Эй, Гусь, ты чего? – шепотом спросил Баженов.
Она взглянула на него, потрясла головой и задышала уже нормально. С лица сошла бледность, оно стало прежним.
– Прости, – прошептала она. – Накатило что-то, сама не пойму. Страшно стало…
– Не бойся, – подбодрил он ее. – Мы его видим, а он нас – нет, значит, мы уже в выигрыше!
– Зато у него оружие, а у нас нет, – возразила она.
Баженов промолчал. Что тут скажешь, она права…
– Видишь, это он, тот псих из «рая», – повторил Баженов. – Как его? Владик, Вадик?.. Какого черта ему от нас надо?
– Ну да, он, – подтвердила Инга. – Только маску зачем-то надел… Зачем? Мы же все равно видели его лицо… Глупо…
– Да не так уж и глупо, – возразил Баженов. – В случае чего, попробуй докажи, что это он! Похоже, никакой он не псих, соображает неплохо…
– Я не понимаю, чего он хочет? – прошептала Инга. – Убить нас? За что?
– Чем-то мы ему очень не понравились, – задумчиво сказал Баженов. – Ты его точно никогда раньше не видела?
Инга прикрыла глаза и постаралась как можно точнее вспомнить лицо давешнего психа. Воспаленные, в красных прожилках глаза, будто вываливающиеся из орбит, снова глянули на нее… Абсолютно незнакомое лицо…
Инга молча покачала головой:
– Нет. Точно не видела, никогда…
Охотник, видимо, определился с направлением. Он перестал озираться и размашистой походкой двинулся вперед. У него была пластика сильного и ловкого человека, четко координированные движения, и это не внушало оптимизма. За ними охотился кто-то опасный, пугающий…
Он прошел мимо них и, не меняя направления, скрылся за деревьями. Баженов, не отрываясь, смотрел ему вслед и как будто что-то просчитывал в уме. Потом он тихо скомандовал:
– Гусь, пошли! – и стал осторожно выбираться из кустов.
Инга, не говоря ни слова, полезла за ним. Острая колючка впилась ей в локоть, и она прикусила губу, чтобы не вскрикнуть. Они выползли из кустов и снова побежали.
По ее ощущениям, они пересекли путь охотника, некоторое время двигались перпендикулярно ему, затем свернули и пошли параллельным курсом. Теперь они как бы заходили ему в тыл, оставаясь несколько в стороне. Они бежали почти бесшумно, – пришло второе дыхание, глаза как будто стали зорче, а слух острее.
Баженов, мчавшийся впереди, вдруг поднял руку. Инга теперь без слов понимала его. Она остановилась и присела, снова увидев охотника.
Человек в балаклаве был впереди и немного в стороне от них. Он стоял, то ли прислушиваясь, то ли присматриваясь, то ли раздумывая, куда идти. Теперь он был виден справа, и Инга рассмотрела в его правой, опущенной, руке пистолет с длинной насадкой на стволе. Ну да, это глушитель, она видела такие в фильмах…
Инга и Баженов ждали, затаив дыхание и не шевелясь. Она понимала Лешин замысел. Они пойдут за этим человеком. Это опасно, но, пожалуй, разумно. Во‐первых, так он будет у них на глазах, во‐вторых, он их куда-нибудь да приведет, по крайней мере к выходу из леса. Уж он-то должен знать, где выход…
Между ней и Баженовым установилась странная общность. Они как будто стали единым целым. Все, что они видели, слышали, ощущали, все, о чем думали, было общим. Чтобы понимать друг друга, им не были нужны слова. Они просто переглядывались и все читали друг у друга в глазах.
Сейчас они безмолвно спросили друг друга – почему он медлит? Охотник по-прежнему стоял неподвижно, словно в нерешительности, только голова в балаклаве медленно вращалась по сторонам, как радар, сканирующий пространство. Видимо, он потерял их след и не знал, куда идти дальше…
Прошло еще несколько томительных минут, он все-таки зашевелился и двинулся вперед. Он шел, не оглядываясь, сначала медленно, потом быстрее, и они тронулись вслед за ним.
Это оказалось трудно. Охотника нельзя было выпускать за пределы видимости, иначе он в своем болотном плаще мог легко затеряться в пестроте леса. Но они слышали его – треск сухих веток под ногами, шорох раздвигаемых кустов… Значит, и он мог слышать их – как назло, в лесу почему-то стало тихо, птицы примолкли. Но если вооруженный человек мог позволить себе шуметь, то они-то нет…
Инга короткими перебежками двигалась вслед за Баженовым. Пот тек у нее по спине, к мокрому лицу липла паутина, ноги налились тяжестью. Она мечтала о том, чтобы человек, идущий далеко впереди, хоть на несколько минут остановился и дал им передохнуть…
Ей казалось, что они идут так уже бесконечно долго, и она совсем выбилась из сил. Вдруг Баженов опять остановился и поднял руку. Инга замерла. Он повернул к ней разгоряченное, напряженное лицо и прошептал:
– Инга, осторожно поворачивай и иди назад. Старайся идти по своим следам…