Разморозка
Когда проводились первые опыты по крионике, доктора не знали – смогут ожить их пациенты в дальнейшем или так и останутся замороженными кусками мяса. Поэтому в лед шли люди с неизлечимыми болезнями, несчастные страдальцы, которым осталось жить два понедельника. Они уже приговорены к смерти, им всё равно. Так и было: спали в ожидании пробуждения существа с раковыми опухолями размером с теннисный мяч, спали подхватившие СПИД рок-звезды, спали толстосумы, которым даже всё состояние не помогало вылечиться от смертельных заболеваний. Спали и ждали своего часа. Оживут ли люди после разморозки? Этого не знал никто.
Не знали, пока не получилось оживить замороженное животное. Люди со всего мира следили за пробуждением сурка Джона, а этот зверек даже не осознавал своей значимости для огромных двуногих созданий, которые суетились возле него днями напролет. Его заморозили. И он стал первой размороженной ласточкой. Спустя две недели хомяк ожил и даже смог завести потомство, клетки почти полностью восстановились, соображал не хуже прежнего, единственно – иногда замирал на месте на несколько секунд, но это такие мелочи, по сравнению с тем, что он смог вернуться к жизни, которая была до заморозки. Акции криодепозитариев взлетели на астрономическую высоту, люди поверили в мир будущего!
Никто не знал, кому первому пришла в голову идея использовать преступников-смертников на благо общества. Замораживать и разбирать людей на запчасти. Но была бы идея, а исполнители найдутся – замороженные органы оттаивали и долго ещё служили своим новым хозяевам, пока прежние лежали в ледяных гробах. Своеобразные доноры-Белоснежки…
Темнота… космическая темнота черной дыры… полное отсутствие света…
Стуки и царапание за стенкой… Мозг живет… Всё тело заморожено, но мысли продолжают двигаться… Медленно, как улитка по стволу двухсотлетнего баобаба… Холода нет, тепла нет… ничего нет… лишь изредка стук и царапанье.
Редкие периоды проблесков… вроде бы они есть, а вроде и нет – замороженный мозг не успевает фиксировать. Так летом можно увидеть далекую тучу и тонюсенькую, не толще волоска, молнию и в этот момент задаться вопросом – а была ли молния, или это зрение сыграло шутку?
Игорь находился в анабиозе долгое время. Очень долгое. Для бабочек-однодневок пронеслось семьдесят три тысячи пятьдесят жизней. Двести лет одиночества. Лишь редкие стуки за стенкой составляли компанию.
Кто это? И стучали ли вообще? Может это галлюцинации? А может он сам чья-то галлюцинация?
Голова профессора Доуэля могла щуриться, болтать, шевелить ушами – хоть какое-то развлечение. Игорь лежал в камере без движения. Он даже не знал – есть у него органы или остался один мозг? Кусок бывшего преступника. Секунды сливались в минуты, минуты в дни, дни в года. Два столетия… Он успел пожалеть, что не выбрал смерть.
Всего две секунды боли… и свободен. Две секунды или два столетия… Как говорят одесситы: «Это две большие разницы!»
Однако всё рано или поздно заканчивается и также закончилось пребывание в состоянии заморозки. Сознание приходило постепенно. Сначала пришла боль. Жуткая, рвущая на части, словно в тело вцепились миллионы пассатижей и каждый потянул в свою сторону. Забирались под кожу, вытягивали сухожилия, немилосердно обрывали волокна тугого мяса.
Темнота и жгучая боль – вот два спутника, которые поприветствовали Игоря. Дикий крик снаружи дал понять, что кто-то ещё размораживается. Крик Игоря заполнил холодное пространство камеры. Тело понемногу приобретало чувствительность. В каждую молекулу тела втыкались раскаленные иглы, они отбрасывали ненужные атомы прочь, а те упорно лезли обратно, на привычные места. Крики рвались один за другим, Игорь даже не пытался их сдерживать – так больно не было никогда. А кричал ли он? И кричал ли кто-то другой? Или это снова галлюцинация?
Крышка криогенной камеры отъехала в сторону. Игорь попытался зажмуриться от яркого света – не получилось. Он сумел только подумать об этом, за двести лет мышцы атрофировались и пришли в полную негодность. Если к этому прибавить заледеневшую кровь, то можно понять состояние Игоря.
Он не видел ничего – корка льда покрывала глаза, он не слышал ничего – толстые пробки закрыли ушные проходы. Только слепящее пятно белого света… Оно было нестерпимо ярким, обжигающим. Оно причиняло боль ничуть не меньшую, чем оттаивающее тело и… сознание Игоря провалилось в спасительную темноту. Туда, где оно находилось около двухсот лет. К знакомым и родным галлюцинациям…
Две фигуры в костюмах из серебристой ткани вызвали бы у Игоря ассоциацию со старинными водолазами, если бы он их увидел. Хотя нет – шлемы были в полтора раза меньше и не скручивались толстые шланги для воздуха. «Водолазы» осмотрели лежащих людей, переглянулись.
– Они ещё живы… – глухо раздалось из-под забрала.
– Прекрасно, значит, у нас появились очередные кандидаты на Игры Огня, – последовал ответ второго «водолаза».
Одна из фигур показала на синий круг в центре заброшенной лаборатории. Пришельцы синхронно пробежали пальцами по приборчику, напоминающему наручные часы, и под контейнерами возникли неровные черные пятна. На вид это напоминало разлитый черничный сок.
«Сок» застыл в мгновение ока и фигуры вытянули руки с прибочиками-часами вперед – в такой позе со времен Советского союза ставили памятники дедушке Ленину. Застывший «сок» оторвал от пола тяжелые камеры, и они поплыли пушинками именно туда, куда им указывали пародии на советского вождя.
Черные кляксы донесли контейнеры до круглой платформы. Фигуры в костюмах нажали на приборчики и кляксы растаяли в воздухе, словно их и не было. Серые ящики остались лежать на синем круге.
Одна из фигур осмотрела помещение, в её черном стекле шлема отразились облупленные стены в потеках, искривленные столы с неработающими старинными компьютерами, склянки разбитых колб. В здании царили хаос и запустение, какое бывает на заброшенных складах, откуда в спешке эвакуировали сотрудников. Клочья паутины трепетали на ветру. Свежий поток воздуха врывался в разбитые окна и гонял по грязному полу бумажные обрывки.
Вторая фигура в это время пыталась привести в рабочее состояние платформу разморозки. Увы, старинный компьютер отказывался подавать признаки жизни. Из отверстия процессора выполз недовольный таракан и уставился на фигуры в костюмах. Когда же один из «водолазов» потянулся к нему, то насекомое шмыгнуло прочь, соскочило со стола и успешно запуталось в густой сети. Толстый паук поспешил к пиршеству, неожиданно упавшему с неба.
Блестящий костюм вновь вернулся к компьютеру. Пальцы коснулись «часов», раздалось сухое потрескивание. Потрескивание усиливалось, по пыльному экрану монитора запрыгали мелкие искорки. Загудел блок процессора. Паук испуганно отпрянул от бурчащей коробки, и таракану едва не удалось вырваться на свободу, но голод преодолел страх и паук вернулся к своей жертве. Теперь таракану несдобровать!
Фигура у монитора показала раскрытую ладонь. Потом загнула один палец, второй, третий… Когда же ладонь превратилась в кулак, фигура нажала на клавишу запуска.
– Процесс дефростации запущен. Полная разморозка произойдет через двадцать пять минут! – грянул из скрытых динамиков женский голос.
Фигуры присели от звука и оглянулись в поисках источника.
– Техникам занять свои места! Нач… – зеленые лучи вырвались из приборчиков-часов и динамики вспыхнули голубоватым пламенем. На грязный пол упали тяжелые капли расплавленной пластмассы.
Синюю платформу накрыло куполом силового поля. Такое поле считалось устаревшим и его давно нигде не использовали, но в заброшенном здании с выцветшей вывеской «Проект «П» оно ещё функционировало. Из центра платформы фантастическими змеями вырвались шланги и впились в металлические бока.
Фигуры наблюдали сквозь мерцающий экран силового поля, как из контейнеров возник зеленоватый дымок. Ни одного звука. Возможно, что силовое поле не пропускало наружу не только запахи. Зеленый дымок заполнял барьер, скрывал под собой контейнеры. Потом платформы открылось ещё одно отверстие. Дым начал исчезать в нём подобно джинну, который выполнил загаданное желание и должен вернуться обратно в лампу Алладина.
По экрану монитора протянулись две ровные полоски – две параллельные линии, которые по аксиоме никогда не пересекаются. Одна синяя, другая красная. Они хранили параллельность до тех пор, пока последние клочки газа не ушли в отверстие. В силовом куполе засверкали молнии, и фигуры инстинктивно отпрянули от платформы. Молнии облизывали стенки контейнеров, забирались внутрь и прохаживались по лежащим телам. Сцена напоминала древнейшую картину «Франкеншейн», только в фильме было всё более громоздко и пугающе. Линии на экране монитора сломались и пошли рисовать скалы и ущелья. То вверх, то вниз. То вверх, то вниз.
В край контейнера вцепилась красная распухшая рука…
Молнии прекратили дикий танец, и синеватый силовой купол растаял в воздухе. Два «водолаза» выставили приборчики по направлению к контейнерам – неизвестно, какое состояние ума окажется у оживших людей. Раздалось тихое поскуливание и шорохи…
Из дальнего контейнера показалось отекшее лицо молодого черноволосого человека. Он оглядел безумными глазами заброшенное помещение, взгляд остановился на двух фигурах. Губы человека шевельнулись. При попытке перехватиться, он упал обратно на дно контейнера. Гул ударил под ржавые своды потолка, пробежался по облезшим стенам, перескочил на склянки. Второй контейнер отозвался царапаньем, над краем поднялась и пропала рыжая всклокоченная шевелюра. Человеку тоже не удалось выбраться наружу…
Два «водолаза» приблизились к платформе с размороженными людьми. Они скользили по воздуху в полуметре над полом на круглых синих дисках. Казалось, что гравитация не волнует этих существ. Они зависли рядом с металлическими параллелепипедами. Черные стекла шлемов заглянули внутрь.
В контейнерах шевелились два искалеченных человека: у черноволосого не хватало руки и обеих ног, у рыжеволосого отсутствовала нижняя челюсть, правая нога по колено отхвачена безжалостными хирургами, культи рук елозили по гладким стенкам. Подобно черепахам, которых перевернули на спину, люди пытались выбраться из своих гробов. Они смотрели на странных посетителей в блестящих костюмах и пытались что-то сказать.
Фигуры переглянулись и та, что поменьше ростом, коротко кивнула. Из приборчиков вырвались зеленые лучи, коснулись лба людей, и инвалиды затихли. Они лежали как две размороженные курицы, которых умелый повар разделывал на куски. Синева кожи придавала им большее сходство с полуфабрикатом. Лишь грудные клетки вздымались в такт дыханию.
«Черничный сок» вновь разлился под контейнерами и понес ящики к выходу. Рядом парила одна из фигур. Выход уже не казался таким белым и стерильным, как при вхождении в него двух молодых и полных сил заключенных. Он потемнел и оплавился, будто принял на себя взрывную волну ядерного удара.
Вторая фигура проследовала за караваном до выхода и остановилась. Перчатка вытащила из скрытого отделения скафандра небольшую черную коробочку, напоминающую детский игральный кубик с буквами, и нажала единственную красную кнопку. Затем коробочка полетела внутрь помещения, а фигура в блестящем скафандре поспешила вон.
Огромный комплекс, весь в дырах и трещинах, с осевшим правым углом, просто перестал существовать. Только что он возвышался подобно прыщу на носу юнца, и вот в одно мгновение пропал. Никаких истаиваний, никакого съеживания, никакого взрыва – был и пропал. Лишь ровная яма десяти метров в глубину напоминала о его присутствии.
Кругом шелестел густой лес, птицы перекликались между собой и перепрыгивали с места на место, озирая непонятную дыру в земле. Ничего не выдавало того, что здесь недавно гнездился комплекс с названием «Проект П». Кругом девственная чистота нетронутого леса, лишь в воздухе покачивается темно-зеленая площадка, напоминающая увеличенный в десятки раз альбомный лист бумаги. На неё-то и встали контейнера со спящими калеками. Рядом опустился первый «водолаз» и повернулся назад. К яме.
Второй скафандр высматривал хотя бы один предмет, созданный человеком. Не обнаружив ничего похожего, фигура в скафандре вытащила ещё один кубик, на сей раз голубой, и метнула его на дно резервуара. Затем фигура поплыла по воздуху по направлению к платформе. Она не одну сотню раз видела, как ровные ямы наполняются чистейшей водой, как со дна поднимаются зеленые водоросли, как между скользких нитей начинают скользить блестящие бока зеркальных карпов. По бокам ямы выстрелили в небо гладкие стебли камышей. За несколько секунд на месте недавнего комплекса образовалось озерцо правильной прямоугольной формы. На ровную гладь воды опустился желто-зеленый лист березы.
Очередное адское наследие прошлого ликвидировано, можно возвращаться домой. Безмолвным призраком фигура подплыла к платформе и остановилась рядом с первой. Кивок шлема и платформа поплыла вперед и вверх.
Контейнеры прижались боками друг к другу, инвалиды в них спали также беспробудно, как двести лет до этого. Платформа скользила по воздуху, минуя кусты, обходила деревья, пока не поднялась выше крон. Фигуры на платформе напоминали сказочных владельцев ковра-самолета, а контейнеры походили на сундуки с богатством. Всё так и было, если бы сказку рассказывал робот по имени Шахерезада…
Путь платформы шел над заросшим лесом, в тени которого безбоязненно прыгали зайцы, шуршали листвой ежи, двигали черными носами пугливые лисы. Птицы провожали взглядами странный объект и возвращались к своим делам. Упитанная мышь юркнула между коряг огромной ели, когда платформа на миг закрыла луч солнца. На заросшей валежине грелся толстый уж, он поднял треугольную голову и проводил немигающим взглядом темный прямоугольник.
Ничего, абсолютно ничего не напоминало о присутствии здесь людей. То, что было построено около двух веков назад полностью скрылось под зелеными насаждениями. Ни грамма асфальта, ни крупинки бетона – девственная природа. И над этой темно-зеленой чистотой летела темно-зеленая площадка.
Бескрайнее синее небо взирало на зеленую поверхность. Солнце пригревало по-летнему жарко, и вскоре одна из фигур сняла с головы шлем. Показалось скуластое девичье лицо. Ветер подлетел и запутался в густых каштановых волосах. Девушка зажмурилась от удовольствия, конопушки собрались в кучку у задорно приподнятого носа. Ярко-зеленые глаза осматривали проплывающие внизу деревья. Она глубоко вдохнула и с удовольствием выдохнула.
Вторая фигура показала на шлем, на что девушка лишь склонила голову. Земляничного цвета губы раздвинулись и на солнце сверкнули белые зубы.
– Перестань, Дрианна! До дома ещё далеко, а когда ещё представится шанс вдохнуть старинных бактерий? – голос девушки напоминал мелодичное журчание ручья.
– Сиатра, надень обратно. Если заболеешь, то вряд ли будешь допущена до теста. Неизвестно, что принесли нам предки, – глухо проворчала вторая фигура.
