Крестный папа

ГЛАВА 1

Парень пристально смотрел на нее из глубокого проема двери соседней квартиры и свистящим шепотом отдавал приказания:

– Открывай дверь… Только тихо… И не дергайся…

При других обстоятельствах Лариса послала бы его куда подальше, сопроводив свое послание каким-нибудь презрительным всплеском вроде: «Да пошел ты!..» или «Щщас, ага!». Однако сейчас обстоятельства сложились явно не в ее пользу.

Он стоял, как-то странно опершись о дверь Ольги Ивановны, находящейся на гастролях где-то в Испании, будто был уверен в том, что дверь за ним не откроется и оттуда не выскочит с истошным визгом хозяйка квартиры. Но, может быть, у него просто не было времени об этом подумать? Или ума не хватило?.. Он привалился спиной к двери известной пианистки, и, нацелив на Ларису пистолет, не переставал приказывать:

– Открывай дверь немедленно, сука! Или я сейчас башку тебе размозжу!..

– Какая разница – сейчас или потом, – все же разлепила она губы и, бросив пакеты с продуктами на пол, принялась дрожащими пальцами нашаривать замочную скважину.

С освещением на их лестничной клетке было просто беда. Нет-нет, у Ларисы был вполне фешенебельный район. Дом из новых архитектурных серий. Да и люди в нем практически все приличные. Но застекленные оконные проемы на лестничных клетках стали в последнее время настоящей проблемой. Кому-то, Ларисе до боли в животе хотелось узнать – кому, ужасно не нравились, и этот «некто» разбивал их с потрясающим постоянством раз в неделю, все больше по понедельникам. Начальница местной жилищной конторы всякий раз багровела лицом, неистово трясла кудряшками и, призывая на голову злоумышленника всевозможные кары, приказывала заменить разбитые стекла целыми. Но на прошлой неделе она неожиданно заболела и легла в больницу. Ее заместитель, флегматичный парень лет двадцати восьми, на все жалобы жильцов вяло пожимал плечами и в конце концов приказал забить окна фанерой.

– Так будет надежнее и… теплее, – ухмыльнулся он, увидев вытянувшиеся лица жильцов.

– Но ведь темно будет, – попытался возразить кто-то.

Сей возмущенный глас не был услышан предприимчивым работником коммунальной службы города, и окно заколотили. И вот уже семь дней Лариса пробиралась белым днем почти в полной темноте, потихоньку сквернословя в адрес этого инициативного заместителя, издавшего к тому же распоряжение о включении света в подъездах лишь в темное время суток…

Ключ дважды повернулся в замке, дверь плавно распахнулась, и, подхватив с пола брошенные ею пакеты, Лариса переступила порог своего жилища.

– Входи, коли настаивал, – буркнула она, не оборачиваясь.

По мягкому щелчку за спиной поняла, что он вошел следом за ней и тихонько запер дверь. Скажите пожалуйста, какая осмотрительность! Не хлопнул, толкнув ее ногой, как это обычно проделывала сама Лариса, а осторожненько так прикрыл и почти беззвучно повернул замочное колесико.

Боится! Точно боится! Скрывается от кого-нибудь! Наверняка от милиции. От кого же еще можно скрываться с такой «пушкой»? Хоть и темно было на лестничной клетке, но у страха, как известно, глаза велики и всевидящи, что и помогло ей рассмотреть и пистолет, и глушитель. Это вам не ракетница и не стартовая безделушка, это было профессиональное орудие убийства, не производящее оглушительного грохота и не привлекающее к себе внимания. Вот только что ему понадобилось от нее? Неужели на чердаке не мог скрыться? Там только что черти не живут – такой кавардак устроили жильцы, не желавшие расставаться со старыми вещами и мебелью. Спрятался бы в старом комоде той же Ольги Ивановны и отсиделся бы до ночи. Комод знатный. Большой и скрипучий. Помнится, поднять его на последний – девятый – этаж с их третьего стоило ей не одной сотни долларов. Что же до начальницы ЖЭКа, то она была одарена дополнительно за то, что с пониманием отнеслась к ностальгическим всплескам пианистки, захламляющей общественные места барахлом…

– Чего замерла? – прохрипел ей в спину парень и слегка подтолкнул к двери кухни. – Иди вперед…

Вот сволочь, а!!! Ее, в ее же собственной квартире, в ее же собственную спину да дулом тыкать!!! Взять бы что-нибудь потяжелее да шандарахнуть ему по башке, чтобы вел себя прилично!

– И не думай так много, – уловил он ее гневные флюиды. – Пусть лошадь думает, у нее голова большая…

– Слушай, ты!! – не выдержала она и, развернувшись к нему, обрушила-таки на него гневную тираду: – Какого черта?! Напросился в гости, так веди себя хотя бы прилично! Мало того, что ты напугал меня до полусмерти, явившись словно черт из табакерки! Мало того, что своим дурацким пистолетом размахиваешь! Так ты еще!..

Она запнулась на мгновение, переводя дыхание.

– Так что я еще? – криво усмехнулся он бескровными губами.

– Так ты еще… не представился, черт бы тебя побрал!!! – заорала она, окончательно потеряв самообладание.

Среагировал парень моментально. Вскинув руку, он уперся дулом ей в щеку и, хмыкнув чему-то своему, потаенному, проговорил:

– Игорь… Меня зовут Игорь. Официально Игорь Ильдарович. А если еще раз попытаешься крикнуть или просто повысить голос на меня…

– То ты вышибешь мне мозги, так, что ли? – перебила она его, крепко зажмурив глаза. – Узнаю глас Востока. Ладно, молчу. Только прекрати все время тыкать в меня этой «пушкой»! Мне страшно!

– Мне тоже…

Сказано это было тихо, голосом, совершенно лишенным эмоций, но, даже не видя его лица, Лариса сразу ему поверила. Она буквально пару минут назад думала о том же, и тут, как бы в подтверждение, это его заявление.

– Кого боишься? Милиции? – сглупила она, подталкиваемая любопытством. – Так они тебя все равно найдут.

– Это почему же? Сдашь меня ментам? Ты глазки-то открой, – попросил он впервые с момента своего присутствия. – И посмотри на меня. Сдать меня, что ли, собралась? Так это глупо…

– Это почему? – вторично допустила она просчет.

– Ничего не выйдет. Из квартиры я тебя не выпущу. А это… – Он указал на телефонный аппарат на стене. – А это сейчас выйдет из строя.

С этими словами он сдернул аппарат со стены и, не обращая внимания на ее сдавленный вскрик, со всей силы припечатал его об пол. «Панасоник» разлетелся на мелкие части, превратившись из изящной вещицы в маленькую кучку бесполезной пластмассы.

– Двести долларов, – прошептала она, глядя остановившимися глазами на разбитый аппарат.

– Что? – не сразу понял он.

– Двести долларов! – чуть повысила она голос и посмотрела на Игоря. – Я заплатила за него двести долларов! Тебе это о чем-нибудь говорит?

Он отрицательно мотнул головой, все с той же кривоватой ухмылкой продолжая наблюдать за ней.

– Плохо, черт бы тебя побрал! Плохо! Я экономила на сладком! Я не покупала себе пирожных целый месяц! Понятно тебе или нет?! А ты его… вот так, одним махом… Можешь в меня выстрелить, но ты – сволочь!!!

Демонстративно обойдя его стороной, Лариса прошествовала к своему любимому месту за столом в самом углу комнаты и с глубоким вздохом опустилась в высокое кресло.

Пусть стреляет! Пусть!!! Но она не может позволить какому-то самозванцу разгромить ее квартиру. Это ее первый и единственный собственный дом в жизни. Он с таким трудом достался ей. С таким великим надрывом обставлялся. На каждую вещь она была готова молиться. А он об пол…

Вспомнив унижение, испытанное ею при покупке этой квартиры, Лариса едва не заплакала.

Произошло это ровно три года назад. Произошло, как, впрочем, многое в ее жизни, совершенно случайно. Лариса ехала в переполненном донельзя троллейбусе на задней площадке и задыхалась от июльского зноя и запаха распаленных этим зноем тел. Две дородные дамы, едва не распластавшие ее на заднем стекле, вели весьма оживленную беседу о каких-то лишних и недостающих метрах. Ларису они очень раздражали. И не только тем, что не дали себе труда воспользоваться с утра дезодорантом, не только тем, что ехали до той же самой остановки, что и она, а скорее тем, что сам предмет разговора, являлся для нее тем больным зубом, вокруг которого постоянно крутится язык. Она упиралась в них локтями, переступала с ноги на ногу, буравила дам сердитым взглядом, но те, ничего не замечая, продолжали спорить. Кончилось это тем, что она прислушалась, вникла в суть их разговора и, когда троллейбус остановился на нужной им всем остановке, Лариса пошла следом за ними. Ровно неделю она отслеживала этих бойких подруг. Ровно семь дней собирала по крупицам информацию о только что сданном в эксплуатацию доме. И уже через десять дней стояла в приемной холдинговой строительной компании с конструктивным предложением решения их внезапно возникшей проблемы.

– Вы понимаете, что говорите? – высокомерно приподнял бровь управляющий, не удостоив ее взглядом. – Я предпочитаю вести предметный разговор, а не слушать пустячный лепет студентки.

– Я вас понимаю, – Лариса широко улыбнулась, да так, что за ушами что-то подозрительно хрустнуло. – И хочу отметить, что студенткой перестала быть ровно год и месяц назад. И разговор наш будет коротким и всеобъемлющим. Насколько мне известно, заказчики двух квартир отказываются заселяться, так как их не устроило новшество вашего архитектора.

– Допустим, – управляющий раздраженно пожевал губами. – Кто же знал, что его идея нам так дорого обойдется! В результате его сумасбродства у нас появилась парочка недовольных заказчиков и некая невостребованная жилплощадь… Черт знает что! Судебных исков нам только не хватало!

– Все можно устроить самым наилучшим образом, – поспешила она заверить его и принялась расстилать на столе управляющего собственные чертежи. – Мы переносим вот эти две стены сюда и сюда, – ее карандаш порхал по ватману. – Результат налицо: здесь лишние два метра убираются, здесь – добавляются. Несущих плит там нет, я узнавала. Небольшая перепланировка внутри: здесь и здесь, и все! Проблем нет!

– Да что вы?! – Скептически скривив тонкие губы, управляющий посмотрел на ее стоптанные кроссовки. Его взгляд поднялся по застиранным джинсам и немного задержался на выцветшей футболке. И когда он вперил свой немигающий взгляд в ее глаза, то Ларисе захотелось стать недосягаемой его взору. – А вы кто вообще такая?! Что за бред вы мне здесь несете?! Какой перенос стен?! Вы вообще представляете себе все это в денежном эквиваленте?!

– Д-да, я посчитала, – промямлила она и подсунула ему измятый в городском транспорте лист бумаги со сметой расходов на перереконструкцию. – Это не так уж дорого. Если сравнить с неприятностями, которые могут возникнуть, то это не так уж дорого…

– Пошла вон! – Он побагровел и брезгливо отшвырнул от себя ее расчеты. – Посчитала! Чертежи, понимаешь! Пошла вон, дилетантка!

Лариса, позеленев от унижения, злости и тщетности своих усилий, попятилась к выходу. Она совсем уже было скрылась за дверью, когда его последняя фраза ее остановила.

– Кому мы сможем спихнуть ту конуру, у которой отрежем одну комнату, уменьшим другую и превратим кухню в банкетный зал? – спросил управляющий, ни к кому конкретно не обращаясь и шаря по столу в поисках чего-то им утерянного. – Это надо же!..

– Мне! – сразу повеселела Лариса, останавливаясь и вновь прикрывая дверь. – Мне! Я для того и затеяла все это, чтобы купить эту, как вы изволили выразиться, конуру!

– Вы?! Ничего не понимаю! – Он нашел наконец очки и, водрузив их на нос, посмотрел на нее как на умалишенную. – А вы представляете, сколько она может стоить?

– Да.

– А что за эти деньги в другом районе вы смогли бы купить вполне сносную хрущевку из двух, а может быть, и из трех комнат?

– Да.

– Тогда почему? Не понимаю…

– Я не хочу хрущевку. Мне нравится именно этот район и именно этот дом. Я согласна, что после перестройки эта квартирка будет несколько тесноватой, но мне она нравится.

– Почему? – Ей показалось, или действительно в его глазах появился какой-то интерес. – Объясните…

– В ней много солнца, – робко пробормотала Лариса, почувствовав вдруг ужасное смущение от своей полудетской затеи. – Эти огромные окна вбирают в себя столько света. Там будет радостно жить…

– А до сего времени радости в вашей жизни не было, – констатировал он полунасмешливо. – И солнца не было, и света. И вообще выросли вы в подземелье. Так?

– Вы почти угадали. – Ей отчего-то стало противно ощущать присутствие рядом с собой этого сытого холеного бизнесмена, насмехающегося над ее давней мечтой.

Что он мог понять? Что прочувствовать своим холодным, расчетливым сердцем? Разве можно было вложить в его прагматичный разум такие понятия, как сострадание и жалость?..

Лариса молча кивнула ему и второй раз двинулась к выходу. Но и на этот раз уйти ей не удалось. Управляющий догнал ее почти у самой двери.

– Извините, – просто, без былого высокомерия, пробормотал он. – Оставьте у секретаря свои координаты. Мы проведем расчеты, и если то, что вы мне нарисовали, окажется возможным, с вами свяжутся.

– Сколько вам понадобится времени? – не постеснялась спросить она.

– О, его у нас практически нет…

Разыскали ее уже через три дня. Моложавый крикливый мужчина, имеющий привычку все время размахивать руками, представился ей, назвавшись главным архитектором. Он сразу взял быка за рога, заручившись ее подписями на всех имеющихся документах. Лариса внесла залог и уже менее чем через месяц въезжала в свою квартирку. Из всей мебели у нее были раскладушка, письменный стол и маленький холодильник, который мог уместиться на широченном подоконнике ее кухни.

С той поры прошло три года. Жилище ее преобразилось до неузнаваемости, претерпев множественные дополнительные архитектурные изменения. Дизайном она также занималась самостоятельно, находя в этом особую прелесть и удовольствие.

И вот теперь какой-то, бог знает откуда свалившийся на ее голову ублюдок смеет рушить то, что она так кропотливо и любовно создавала!

– Сволочь! – отчетливо повторила она и более чем вызывающе посмотрела на Игоря Ильдаровича. – А теперь стреляй!

С этим тот не спешил. В который раз хмыкнув, он подошел к столу и занял кресло напротив нее. И опять Лариса подивилась тому, как он это сделал. Складывалось такое впечатление, что у ее непрошеного гостя нарушена координация движений. Неловкая поступь. Вялое движение рук. Осторожное приседание. Он бережно разместился в кресле и лишь тогда смахнул крупные капли пота со лба.

– Что, так страшно, аж пот прошибает? – решила поинтересоваться она, озадаченная его реакцией на свой выпад.

И опять он не прореагировал, лишь поднял на нее глаза и медленно, будто взвешивая каждое слово, начал говорить:

– Слушай меня внимательно. У меня очень мало времени.

«Слава тебе господи!» – едва не вырвалось у Ларисы, но она благоразумно промолчала.

– Из дома можешь выйти, если что… – Уточнять он не стал. – В ментовку не вздумай соваться. И вообще никому ни слова. Все должно быть в норме, я просто уверен. Если надумаешь меня продать, мне все равно кому, то смерть твоя будет страшной и не мгновенной. Короче, просить будешь о смерти. Не смотри на меня глазами глупой курицы, я потом тебе все объясню. Потом… Сейчас нет времени… Мне надо… Немного…

Глазами глупой курицы! А как еще ей на него смотреть, интересно? Сидит себе, несет полнейший бред. Да к тому же вроде как спать собрался. Во всяком случае, голову на стол опустил и пистолет, кажется, выронил. Лариса нагнулась под стол. Да. Все верно. Пистолет выпал из ослабевших пальцев и лежал невостребованный у его правого ботинка, дорогого, к слову сказать.

Она заерзала на своем месте. Нарочито громко громыхнула креслом, вставая, и подошла к парню вплотную. Абсолютно никакой реакции.

– Эй ты!!! – достаточно громко позвала она и слегка толкнула его в плечо. – Ты чего это?

Тишина.

Нормально, нет?! Что ей теперь делать?! Выскочить в коридор и начать звать на помощь? Или, может быть, попытаться вытащить его на лестничную клетку и оставить там? Так где гарантия, что он в этот самый момент не откроет глаза и не выхватит свой пистолет? Стоп! Он же его выронил! Надо воспользоваться моментом…

Лариса встала на четвереньки и, осторожно протиснувшись между ножками стола, двумя пальцами ухватилась за глушитель. Так, так, так, куда же его теперь? Не в ведро же мусорное. Мусоропровод вычищают регулярно. Вдруг кому-нибудь досужему понадобится покопаться на предмет обнаружения интересных вещичек, и вот тут-то…

Ох, господи! От всего этого можно легко свихнуться. Что нагородила себе, что напридумывала! В ведро его, да упаковать получше. Она схватила со стола кухонное полотенце, обмотала им пистолет в несколько слоев. Затем сунула в полиэтиленовый пакет и, брезгливо морщась, зарыла на самом дне мусорного ведра. Пусть теперь этот умник поищет. Вряд ли ему с такими холеными руками и ухоженными ногтями придет в голову мысль покопаться в помойном ведре. А если и придет, то будет уже поздно. Не тратя времени на долгие размышления, Лариса схватила ведро и выскочила с ним на лестничную клетку. Буквально ощупью опустилась туда, где было немного посветлее, и с легким сердцем послала содержимое ведра в жадно распахнувшийся зев мусоропровода.

Все! С этим покончено! Теперь этот мерзавец не столь опасен. Только вот что с ним прикажете делать? С чего бы это он вдруг решил задремать? Если только…

Черт! А ведь действительно. И эта его странная поза в коридоре на момент «знакомства». И эта неестественная скованность движений. Неужели все настолько просто и этот Игорь, как он соизволил представиться, ранен? Но этого не может быть! Нет, конечно же, это возможно, просто этого не может случиться с ней! С ней, такой умной, рассудительной, прагматичной. Вот с Лялькой, с той – да. С той – сколько угодно! Но с ней – никогда! Ни разу в своей жизни Лариса не совершила необдуманного поступка. Ни разу не открыла рта, не просчитав последствий сказанного слова. А тут такое…

Нет, она не может позволить каким-то образом втянуть себя в подобную историю. Ее только-только налаживающаяся жизнь, за которую ей пришлось так много выстрадать, не может быть пущена под откос каким-то неудачливым киллером, возомнившим, что ее дом может стать пристанищем для его израненного тела.

Набрав полную грудь воздуха, Лариса схватила кресло за спинку и резко откатила его от стола. Как и следовало ожидать, парень тут же сполз на пол и распластался у ее ног лицом вниз. Он не был огромным, но все же ей пришлось попотеть, пока она переворачивала его на спину. Голова парня с глухим стуком опустилась на пол. Правая рука откинулась далеко в сторону. При этом пола спортивной куртки распахнулась, и Лариса увидела то, что и ожидала увидеть. От плеча и почти до самого пояса на светлой рубашке расплылось огромное темное пятно, которое ничем, кроме крови, быть не могло.

Итак, он действительно ранен. И в ее подъезде скрывался от своих преследователей или преследователя, если тот был один. Впрочем, какая разница? Весь ужас заключался в том, что он оказался именно в ее подъезде, на ее лестничной клетке и именно в тот момент, когда ей, неразумной дурехе, понадобилось заскочить на пять минут домой, чтобы оставить там покупки. Хотела же проехать мимо, так нет. Что-то подтолкнуло ее под самое колено, и Лариса нажала на тормоз.

«Судьба…» – проскрипел бы один из сатирических персонажей ее любимого юмориста.

А ей-то что теперь прикажете делать?! А если он умрет?!

От этой мысли ее едва не стошнило. Представив, как она вытаскивает под покровом ночи коченеющий труп на улицу, Лариса начала тихонько поскуливать.

– Сволочь такая! – Подрагивающими пальцами она принялась расстегивать на нем рубашку. – Угораздило же тебя! Что мне теперь делать? Выбросить тебя к чертям собачьим?! Или ментам сдать?!

При мысли о милиции ей сделалось противно. Этот отключившийся за ее столом киллер, бормотавший что-то об отмщении или о чем-то в этом роде, мог бы и не предупреждать ее насчет органов правопорядка. Ибо эта инстанция была последней из тех, где Лариса захотела бы попросить о помощи. Сколько она себя помнила, перед ее глазами не прекращалось вечное мельтешение погон и кокард этой назойливой братии. Казенные протокольные фразы. Лишенные истинного сострадания слова сочувствия, и, что самое отвратительное, – это безотвязное их желание постоянно присутствовать в ее жизни.

Нет, к ментам нельзя. Тогда к кому? Друзей в этом городе у нее можно было по пальцам перечесть. Почти все они были из числа ее новых коллег, и соваться к ним с подобной проблемой было по меньшей мере неразумно. Позвонить Ляльке? Так у той только-только медовый месяц начался. Ни к чему омрачать ей долгожданный праздник. Девочка с раннего детства мечтала о состоятельном, благонадежном супруге и сейчас буквально млела от счастья, воплотив свою мечту в действительность. Нет, Ляльку трогать нельзя. Как, впрочем, и никого другого…

Пуля прошла навылет, раскурочив мышечную ткань предплечья и вызвав сильное кровотечение. Осторожно ощупав все вокруг раны, Лариса немного повеселела, не обнаружив никаких уплотненных или горячих участков. Нужно было только промыть, перевязать и… ждать. Чего ждать, она бы и самой себе затруднилась ответить. Может быть, ночи, может быть, следующего утра, а может быть, чего-то еще, что опять вернет ее жизнь в прежнее спокойное русло.

– Утро вечера мудренее, – разрезая кухонным ножом его одежду, беспрестанно шептала она, словно это были слова молитвы. – Уж извини, браток, приходится портить твой гардероб. Хотя зачем я все это делаю? Не знаешь? Вот и я тоже не знаю. Очухаешься и снова захочешь меня убить. Но уж нет! Я этого не допущу. Как только минует опасность, я отвезу тебя подальше и оставлю под высокой сосной, как Аленушку из сказки. А ты лежи и жди, когда к тебе Серый Волк явится. Как только все будет нормально…

Но нормально не стало. К вечеру Игорь принялся метаться на ее широкой тахте, звать кого-то по имени и беспрестанно всхлипывать. Ларисе в этот момент до боли в сердце захотелось поменяться с ним местами. Насколько проще лежать в беспамятстве, не ощущая реальности, а не стоять в каменеющем бессилии с широко раскрытыми от ужаса глазами и не замирать при мысли, что жизнь твоя в одночасье пущена под откос.

– Пить хочу, папа, – Игорь широко раскрыл глаза. – Папа, дай пить…

Лариса склонилась к самому его лицу и провела влажной губкой по его губам. Он жадно слизал влагу и попросил:

– Еще… Открой окно, мне жарко…

Окно Лариса открывать поостереглась. Кто знает, что подумают обитатели соседней квартиры, услышав его стоны. Не захотят ли разузнать поподробнее о ее госте? Или, к примеру, посодействовать, вызвав участкового. Нет, надо срочно что-то делать. У парня жар. Может, грязь в рану попала, может, еще что. Она же не медик. Пусть была лучшей в сандружинницах, помощь неоднократно первую оказывала при порезах и ушибах, но это не одно и то же…

Лариса вернулась в кухню, служившую ей одновременно и столовой, и гостиной, выдернула на пол нижние ящики высокого шкафа и принялась рыться в лекарствах. Где-то был у нее пенициллин. Она точно помнила, что был. Прошлой зимой сильно переболела гриппом. Что бы не ложиться в стационар, пришлось делать самой себе уколы каждые три часа. Может, это выход?..

ГЛАВА 2

– Серый, мы все облазили кругом, нет его. – Высокий мужчина средних лет обескураженно причмокнул и еще раз повторил: – Нет его нигде, понимаешь? Как сквозь землю провалился. Чтоб его… Все так было продумано. Все просчитано. И так вляпаться!

– Суки вы все! – почти спокойно констатировал тот, кого назвали Серым. Невысокий лысоватый мужчина сорока пяти лет от роду опрокинул в себя рюмку коньяка и, нацелив на говорившего узловатый палец, злобно прищурился. – Во-первых, я тебе не Серый, а Серафим Владимирович. Во-вторых, когда я тебя научу работать, а, падла?! А в-третьих, если к утру мы не отыщем Игоря и бабки, то нам всем… Всем, усекаешь? Нам всем хана! Ильдар, он ведь шутить не будет.

– Понимаешь… – попытался оправдаться тот.

– Заткнись!!! – рявкнул Серафим. – Ты хоть соображаешь, какую операцию провалил?! Ты что должен был сделать?! Ты, падла, должен был Игоря перед папашей подставить: сынок сваливает в неизвестном направлении с крутыми бабками. У них сейчас как раз семейный конфликт достиг наивысшего предела. Все было вовремя и к месту. А ты упустил и бабки, и сынка! Что я должен делать теперь?! Пулю пустить себе в лоб?! Или, быть может, тебе?!

Он налил себе еще рюмку коньяка и задумчиво повертел ее в пальцах. Проблема, свалившаяся ему на голову, была столь огромна, что сразу осознать всю грандиозность ее последствий было не под силу даже ему. Если этот пацан действительно выживет и сумеет добраться до отца, то о смерти ему, Симке, можно будет только мечтать. Ильдар слыл страшным человеком. Врагов своих карал безжалостно и изощренно. Он никогда не опускался до расстрела из автоматов по движущимся мишеням. Ему подавай что-нибудь эдакое – восточное и все больше из Средневековья.