Угол близко – пара шагов, но отсюда его не ждут. А десять метров не то расстояние чтобы мазать или долго целиться. На вскидку, от бедра…
Первому досталось в шлем – повезло, отделается контузией.
Второму вошло в левый бок, между грудной и спинной пластинами жилета. Жаль мужика – не жилец.
Третий успел опасно повернуться, вскидывая короткоствольный полицейский «Мухобой», идеальный для тесных помещений с опасностью разгерметизации. Короткий окрик «не стрелять!» он игнорировал. Семен, впрочем, тоже.
Коленная чашечка, локоть, правая кисть… Трех выстрелов было жаль, но хотя бы «мухобой» теперь не опасен.
Остатки баллона Семен вогнал в инспектора, который кроме запоздалого приказа не успел совсем ни чего. Форменный китель, совсем не то что бронежилет, но и пистолет уже бил не сильнее травматика, теряя мощь с каждым выхлопом. Вот только пяток таких пуль у кого угодно отобьют охоту вставать на ноги.
– Жус! Ко мне! – крикнул Семен.
Та уже бежала навстречу, как-то ухитряясь не перекрыть линию огня.
– Придурок!.. – она попыталась отвесить ему оплеуху, но на этот раз Семен перехватил руку, – Ты что наделал, Сикорский?! Нападение на сотрудника при исполнении!.. Они же тебя даже брать не собирались!.. Да ты теперь труп ходячий, Сема!
Семен немного вывернул кисть, Жустин пискнула и затихла.
– За мной, – коротко бросил он, отступая за угол, и увлекая ее за собой.
Последний раненный полицейский левой рукой тянулся к «Мухобою», давать ему шанс не стоило.
– Сикорский! – инспектор пытался приподняться на локте. – Сикорский, стойте! Послушайте её, я хочу только поговорить!.. Отставить огонь, идиот!..
С последними словами Семен отшатнулся, и в стену коридора хлестко простучала короткая очередь «Мухобоя». Обшивка пошла вмятинами, по полу запрыгали деформированные, не дающие рикошетов шарики боезапаса.
– Брать не собирались? – процедил Семен. – Вот теперь верю. Не отставай!
Не выпуская ее руки, он побежал. Этот маршрут тоже был выверен и просчитан заранее. Мимо вакуум-переборок, перекрываемых по команде с пульта, обходя оживленные перекрестки с обилием камер наблюдения, огибая контрольные пункты передачи воздушного довольствия из одного сектора в другой… Прочь из спальных районов и глубже, глубже. Туда где перекрыть что либо решаться лишь в случае полномасштабной облавы, либо реальной разгерметизации, где наблюдение ведется только за весом, скоростью и количеством, но ни как не за отдельными людьми, где даже инспектор Содействия может получить власть лишь официально подчинив себе всю полицию, спец– и техслужбы «Луны-Сортировочной». На нижний грузо-транспортный горизонт – часть бывшей системы доставки топлива, боеприпасов и прочей военной амуниции со складов на стартовые площадки.
Семен тащил едва успевающую перебирать ногами Жустин по коридорам и лестницам, прыгал с этажа на этаж через люки системы вентиляции, даже впихнул пару раз упирающуюся Жус в раструб мусоропровода… Скорость была важнее скрытности, и они бежали классическим драпом, без оглядки. Распугивая немногих полночных прохожих, кого разряженным пистолетом в руке, а кого и просто бешенным взглядом… Получалось быстро пожалуй даже быстрее чем в расчетах. Но Семен все равно не верил, что они успеют.
Свою главную ошибку он осознал уже на полпути, когда возвращаться стало поздно. Он оставил инспектора в сознании. Нет, убивать было не обязательно, но засадить рукояткой по темечку – в самый раз. Потому что дойти до корабля, как ни торопись – минут пятнадцать-двадцать, а ему нужно лишь пару слов в телефон, чтобы поднять на ноги всю полицию, перекрыть коридоры (ну не обойдешь ты все переборки, как ни извращайся!), а то и вовсе остановить работу порта. Лерские грузовики сделают несколько лишних витков по орбите, каботажная мелочь задержится на пару часов на грунте. Ерунда. Первым правительство выплатит неустойку, на вторых попросту наплюют. Зато департамент получит то, что хочет. Верняк. Без вариантов. Потому что куда ты, в общем-то, денешься на безатмосферном спутнике?
Закрываясь локтем от ревущего воздушного потока в лицо, Семен съехал по очередному воздуховоду, пнул последнюю на пути решетку и вывалился в широкий полутемный тоннель. Тут же сгруппировался, вскочил и подхватил свалившуюся следом Жустин. Не очень удачно – та пискнула приложившись коленкой о грунт. Нет, не о пол – именно о грунт. Тоннель в свое время был вырезан в скале и в силу своего назначения в декоративном интерьере не нуждался.
– Ну? – взвизгнула близкая к истерике Жустин, – Что дальше, партизан? Ты хоть понимаешь, что здесь мы и сдохнем?..
– Для начала голову ниже! – скомандовал Семен, перекрикивая быстро нарастающий шум. – Вагонетки идут с интервалом в полминуты – не важно, пустые или полные! Монорельс низко, не пригнешься – снесут скальп!
Жустин послушно упала на корточки, обхватив голову руками. Семен просто прижался к покатой стене, пропуская мимо лица, что-то большое, быстрое, оглушительно громкое.
– Отсюда налево, – произнес он, когда грохот изношенной колесной подвески утих до уровня возможности разговора. – Недалеко, минут пять. Там выход к техникам. Возьмем пустолазники и в корабль.
– Вот там нас и повяжут, – огрызнулась Жустин.
– Могут, – согласился Семен. – А может, и нет. Давай вперед, и про голову не забывай.
Тоннель был темным, автоматический транспорт в освещении не нуждался. Редкие дежурные лампы могли сойти лишь за смутные путеводные ориентиры – когда одно пятно бледного голубого света оставалось позади, прямо по ходу едва начинало брезжить следующее. Про пять минут Семен преуменьшил. Про техников – наврал. Надежда была лишь на плохое чувство времени Жустин в условиях стресса. На последнем этапе бегства людей следовало избегать особенно тщательно.
Насчитав три десятка обогнавших их вагонеток, Семен почувствовал, что пространство вокруг расширилось. Оценить пройденное расстояние в темноте было трудно, но по времени вроде все сходилось.
Стена за спиной вдруг кончилась как обрезанная и потерявшая равновесие Жустин, вцепилась ему в плечо.
– Что это? – Резко бросила она. – Мы где?
– Развязка, – спокойно пояснил Семен. – Здесь должна быть большая развязка. На «Луне-44» была отличная система снабжения. Полностью автоматическая, почти невозможно что-нибудь своровать. Леры очень любят здесь разгружаться. Ни когда не интересовалась такими подробностями?
– Ковыряться в железках – твоя работа, – отрезала та.
– И прокладывать курс, – подсказал Семен.
– Да.
– И спускать курок.
– Да… Черт, я же не об этом!
– Ладно, проехали. Здесь пока направо.
– А дальше?
– Дальше посмотрим.
Но Жустин не унималась.
– К каждой площадке ведет свой коридор, так?
– Да. Грузовые элеваторы автоматические, люки и контейнеры унифицированы. Нас ни кто не увидит. Голову ниже!..
Они уже вошли в новый тоннель, по которому, грохоча, надвигалась очередная вагонетка. На этот раз спереди.
Потом попалась новая развилка. Семен подумал и свернул налево. Вагонетки стали попадаться реже – поток из главной транспортной артерии базы, рассасывался по капиллярам. На очередной развилке, пока Семен изучал едва различимую в свете далекой лампы маркировку четырех сходящихся в единый пучок тоннелей, Жустин вдруг произнесла:
– Ни чего не понимаю.
– Я тоже, – согласился Семен. – Как сейчас помню, на «С-43» швартовался… А тут «В» и сразу «D»…
– При чем тут швартовка? Я про инспектора!
– Да?.. – рассеянно переспросил Семен. – Ну и что там про инспектора?..
– Почему мы до сих пор на воле? – в лоб спросила Жустин. – Покушение на сотрудника Содействия! Десять минут в «спальнях» и еще столько же в катакомбах… Да из этих туннелей уже воздух должны были откачать!
– Во-первых, после того мусоропровода они могли нас потерять. А во-вторых…
– А во-вторых – все это чушь, Семен! Уж тебе ли не знать – на Луне потерять человека нельзя! А уж тем более двоих и с оружием. По пути из «спален» твой пистолет опознали с десяток камер!
– В грузовых туннелях камер нет. Только сканеры электронных меток на контейнерах.
– Да черт с ними с камерами! Любой мало-мальски опытный полицейский вычислит нашу цель за десять секунд! А в инспектора Содействия дураков не берут.
– Правильно. Вот теперь ты знаешь, что я чувствовал, глядя, как эскорт-охраники разворачиваются обратно к Лерону.
– Не бывает? – переспросила Жустин.
– Не бывает, – согласился Семен. – Так, сюда пошли. «В» дальше раздваивается, найдется и наша буква.
Буква нашлась почти сразу, десятка через два шагов. Новый боковой тоннель полностью тонул во тьме, маркировки здесь было уже не различить.
– Ты бы, партизан, хоть фонарь захватил, что ли… – пробормотала Жустин.
– А ты бы лучше мне позвонила, прежде чем открывать полиции, – огрызнулся Семен. От осознания ее правоты получилось грубовато. Любая дверь на «Сортировочной» перед полицией открывалась сама собой, а фонарь он вполне мог приготовить заранее, так же как и лаз в соседнюю квартиру. Ну, вот не подумал! Нельзя же предусмотреть абсолютно все!
Жустин фыркнула и первой шагнула в темноту.
– Голову ниже!.. – напомнил Семен, и поспешил следом ведя рукой по стене, вслух отсчитывая ниши элеваторов.
На третьем десятке он все-таки сбился, когда над головой промчалась заблудшая вагонетка. Кому-то на стоянках малотонажников именно сейчас понадобилось обслуживание!
– Тина! – жалобно позвал Семен, – Тина, стой! Надо вернуться, я сбился со счета.
– Ну и что? – раздалось из темноты впереди. – Велика важность…
– Ты тоже считала? – с надеждой ухватился он.
– Нет. Но ты же говорил цифры. Где-то 33 или 34..
– Нужно точно. Не то выйдем наверх в чистом поле… – Семен прикусил язык, едва не сболтнув лишнего. Но Жустин на оговорку внимания не обратила.
– Не надо точно, – проворчала она. – Там свет за углом. Начнешь оттуда считать.
Семен сглотнул и поспешил обогнать слишком легкую на ногу спутницу. Свет за углом это хорошо… если он от дежурной лампочки. А если нет? Полиция ведь прихватить фонари не забудет.
Считать заново не пришлось. Дежурная лампочка горела строго напротив элеватора с маркером «С-43». Ручное управление механизмами подачи грузов, оставленное на всякий пожарный случай, пришлось очень кстати.
– Лезь сюда, – распорядился Семен, указав на решетчатую платформу. – И послушай, пожалуйста, внимательно. Я сейчас нажму кнопку, и мы поедем вверх. Далеко, метров сорок. Хватайся и держись… ну вот за эту железку что ли. Так… Наверху будет шлюз с очень быстрым циклом декомпрессии.
– Декомпрессии? – выдохнула Жустин. – Семен, какого черта?..
– По-другому ни как, Тина, – быстро проговорил он. – Надо будет минутку потерпеть, понимаешь? Это грузовой шлюз. Хорошо, что он вообще есть, станции не выгодно терять воздух при перекладке контейнеров. Цикл действительно быстрый – секунд двадцать, не больше…
– Семен…
– Главное, зажмурься!.. – перебил тот, не давая возможности возразить. – И не пытайся удержать воздух в легких, выдохни изо всех сил. Поняла меня!
– Поняла… Семен! Там же за шлюзом открытый грунт!..
– Люк подачи стандартизирован с корабельным! Элеватор впихнет нас в корабль, и оставит на платформе. В корабле грузовой шлюз тоже очень быстрый.
– Декомпрессия… – прошептала Жустин. Страшнее слова для жителей лунных баз не было. – Ты так уже делал?
– Нет. Но ребята говорили, что делали.
– Кто?
– Пауль, из доковой бригады, – честно сказал Семен. – Безо всякой погони, на спор. Попытался задержать воздух и неделю провалялся в госпитале с кровоизлиянием в легких.
– И сдох там! – крикнула Жустин. – Я видела этот выпуск новостей!..
Вот на это Семен ни как не рассчитывал. Он прыгнул на платформу, прямо навстречу Жустин, пытавшейся проделать прямо противоположное, подхватил, прижал к вертикальной стойке. Кнопку запуска подъемника пришлось пнуть ногой.
– Пусти, идиот! Да пусти же, я останусь!.. – инспектор департамента Содействия Оккупационным Силам явно был менее страшен, чем открытый грунт.
– Поздно, Жус? – заорал он в самое ухо. – Уже поздно, слышишь? Дороги назад нет! Помни, что я сказал! Глаза зажмурить, воздух выпустить!.. И рот открой, не то барабанные перепонки наружу выдавит! Да чему я тебя учу, в конце концов!?.
Элеватор действительно работал быстро, без излишних церемоний, свойственных предупредительным пассажирским лифтам. Стартовое ускорение едва не поставило их обоих на колени. Финальное торможение – почти бросило к закрытому пока внешнему люку. Нижние створки сошлись с лязгом голодных металлических челюстей, и воздух с ревом рванул сквозь решетку вакуумного насоса.
Жустин закричала, и Семен как-то отстраненно отметил, что это хорошо: вдохнуть снова ей будет уже нечем, значит, задержка воздуха в легких не грозит.
Так, что же дальше?.. Десять секунд и внешние створки распахнуться так же стремительно, как закрывались нижние. За ними приемный шлюз корабля… Либо – открытый грунт. Мало ли почему? Ошибся с номером стоянки, борт перегнали по требованию инспектора… Это все, это конец. Не такой уж мучительный, кстати, больше пятнадцати секунд в сознании на открытом грунте еще ни кто не продержался. Тело еще будет рвать судорога, сердце, надрываясь, две минуты сможет качать кровь, мышцы и мягкие ткани успеют наполниться испаряющейся внутри самой себя жидкостью и раздуться вдвое…
Но мозг этого уже не почувствует. Легче чем в рубке эсминца, сгорающего под огнем лерской лазерной батареи. Быстрее и гуманнее чем от лучевой болезни после удара гамма-ускорителей флагмана «Карающая десница»… Вот только все равно не хочется!
Ну… Ну же!..
Внешние створки распахнулись беззвучно – воздуха в шлюзе уже почти не было. Декомпрессия навалилась многотонным прессом. Сразу отовсюду, на каждую клеточку парализованного страхом тела – именно так сбитое с толку сознание интерпретировало полное отсутствие атмосферного давления. Семен успел открыть рот, но уши все равно заложило плотнейшим войлоком вакуума – человек не привык к настолько идеальной тишине.
Космос коснулся обнаженной кожи прохладным влажным языком – с поверхности тела интенсивно испарялась влага. Жгучего, обжигающего холода не было. Вопреки заблуждениям не покидавших пределы атмосферы обывателей, вакуум не холодный. В нем вообще нет температуры – нельзя ведь измерить температуру пустоты. Ни единой молекулы, способной поделиться энергией с градусником, или отобрать хоть капельку тепла у живого тела… Лишь прохлада испаряющейся влаги, да еще будто ледяной воды набрал в носоглотку – со слизистых испарение шло интенсивнее.
И бешенный, не замутненный фильтрами свет низкого закатного солнца, ослепляющий прямо сквозь веки! Ни чего, терпимо…
Вот только было бы, чем дышать!
Легкие сокращались и расширялись судорожно, рывками. Такого не испытывает даже утопающий, в его грудь хоть что-то поступает. Но на открытом лунном грунте…
Семену казалось, что он все еще держится за балку платформы, еще прижимает к настилу Жустин, еще мыслит и даже может быть что-то контролирует… На самом деле судорога уже бросила его на железо. Пальцы скребли по пустой грудной клетке, и царапины немедленно исходили красным туманом сквозь разодранную рубашку. А глотка до спазма надрывалась в последнем, безнадежном крике… Крике, которого не было.
Потом откуда-то сверху наползла массивная тень, жесткий металлический лязг отозвался во всем теле, и сознание наконец-то милосердно отключилось.
Кто-то звал его по имени. Кто? Зачем? Кому это может быть важно в этой багровой тьме, пронизанной болью каждой мышцы, каждой ткани тела?
Непроизвольное сокращение грудной клетки – через горло свистит такой вязкий, такой сладкий воздух… Воздух корабельного шлюза, пропитанный неистребимым резко химическим запахом загружаемых сюда топливных элементов из пирокинетика.
Натужное биение сердечной мышцы, толчками качающей боль в головной мозг. Раз… Раз… Раз… Неизбежно. Если жив – терпи. И ни какого выбора… Слава тебе господи!
– Семен…
Он вслушался. Сложная это штука – подсознание, такие вот у него тупые шутки. Потому что откуда здесь?.. В разгерметизированом грузовом шлюзе?..
– Семен…
Черт. Черт!..
Он рывком сел, разлепил до сих пор рефлекторно сжатые веки.
– Семен… Где?.. Семен…
Жустин лежала тут же, у самого бока. С поджатыми к животу коленями, закрывая покрасневшими ладошками лицо.
– Где мы?.. Семен, где?..
– Здесь, – выдохнул он сквозь шершавое словно наждак горло. – Тина, я здесь! Все кончилось. Поднимайся, надо идти.
Непослушными, толстыми, как сосиски, пальцами он взял ее за руки. Ни чего, могло быть хуже. Не затянутые одеждой части конечностей после минутной декомпрессии легко раздувались вдвое.
– Поднимайся, Тина. Некогда…
– Семен, – она всхлипнула радостно и одновременно как-то виновато. – Семен, я… Прости…
Он уже и сам видел. Жустин опустила ладони и послушно села. Широко раскрытые глаза удивленно смотрели в переборку за его спиной. Белок подернулся плотной кровавой сеткой, зрачок расширился во всю радужку. Что стало с сетчаткой, страшно было даже подумать.
– Ты смотрела? – зачем-то переспросил он. – Черт! Зачем, Жус?!.
– Страшно стало, – сказала она. – Очень страшно. Хотела увидеть корабль. Прости…
– Так… – пробормотал он. – Так, без паники, Жус. Это лечится. Только доберемся до… до…
Он прикусил язык, сообразив, что до нормальной клиники они доберутся теперь очень не скоро. Возможно и вообще никогда.
– На базах Профсоюза есть «мясники», – сообщила Жустин. – Есть даже хорошие. Скарлатина говорил, он однажды поломался на перегрузке…
– Это хорошо, – Семен сморщился и мимолетно порадовался, что она не видит его лица. Все-таки Скарлатина известный враль. – Очень хорошо, Жус. Вставай, нам надо в рубку. Можешь встать-то?
Цепляясь за его плечо, она поднялась на ноги и внезапно повернулась к нему лицом – на голос.
– Ты не представляешь, как это красиво! Совсем не то, что через стекло…
– Угу… – он потянул ее к трапу. – Как в том анекдоте: красиво, но недолго. Идем, идем…
– Я солнце видела, Семен, – непонятно произнесла она, помедлила, словно ожидая реакции. – Ты знал, что на Луне оно багровое, когда не за стеклом?
Семен сглотнул. Стекловидное тело, похоже, наполнилось кровью, прежде чем Жустин успела перевести ни чем не защищенный взгляд на солнце. Иначе этот взгляд точно стал бы последним.
Не дождавшись ответа, она вздохнула, как-то буднично с облегчением.
– Можешь не спешить, капитан, инспектор не станет блокировать порт.
– Это почему?
– По тому же почему не стал останавливать систему доставки. Он, конечно, попробует нас задержать, но в тихую. Широкая огласка ему почему-то словно кость в горле, а это всегда снижает темп.
Семен сморщился, закусив губу. Плохо. Как плохо-то, черт! Что может быть хуже такой степени секретности?
– На орбите нас ждет фрегат СОС, – уверенно сообщил он. – Условно демилитаризованный.
Жустин споткнулась о ступеньку короткого трапа на единственную жилую палубу корабля, некогда гордо именуемую боевой.
– Фигня, – бодро заявил Семен. – Лучше десяток фрегатов на орбите, чем один инспектор на тверди.
Он почти силком протащил Жустин десять шагов по коридору до рубки, пригнул рукой голову перед низким люком, усадил в кресло оператора-маскировщика. Поторапливаться все-же стоило, несмотря на ее уверенность в обратном. Руки пробежались по пульту: тумблеры, кнопки, ползунки… Ни модного голографического интерфейса, ни интерактивного голосового управления. Этот корабль строился во времена, когда надежность, функциональность и дешевизна ценились куда больше эргономики, удобства и прочих потребительских качеств.
Малый засадно-диверсионный корвет был, в общем-то кораблем одноразовым. Мелкой разменной монетой для штабных адмиралов и командиров линейных кораблей. Выдвинуться в избыточно запыленный район, провести разведку боем, остаться в заслоне, прикрывая отход потрепанной эскадры… Вероятность возвращения из первых трех вылетов – шестьдесят пять процентов. Из следующих пяти – меньше тридцати. «Десятку» разменивали единицы, которых считали уже не в процентах, а поголовно.
Округлый, цельнолитой корпус, аппаратура из стандартных блоков, двигательная установка, простейшая, но в виду малой массы корабля – эффективная. Не подлежащая перезарядке сменная кассета отчаянно кусачих ракет. Три марсианских верфи, конвейерный цикл производства: полтора десятка машин в сутки, почти как снаряды к пушкам линкоров. Некоторые аналитики до сих пор считали, что своей практической победе Земля была обязана не столько превосходству традиционных флотских единиц, сколько поточному производству диверсионных корветов, сама вероятность замаскированного присутствия которых на пути флотов, заставляла лерских архиепископов-флотодержцев задерживать наступления, терять время в сложных обходных маневрах, менять трассы переброски подкреплений… Частенько как раз при этом и нарываясь на коварный залп в спину. В итоге диверсионный корвет оказался единственным типом из всех земных кораблей, который леры сразу после оккупации потребовали полностью пустить под нож. Условие было выполнено почти без исключений. Почти…
…Пульт вздохнул и ожил. Боковая контрольная панель вспыхнула целым полем зеленых лампочек. Именно лампочек, безо всяких мониторов состояния и компьютерного контроля систем. Простота – мать надежности. Семен скользнул взглядом по самым важным. Загрузка топлива – зеленая, давление в отсеках – зеленая, зажигание – зеленая, питание бортовой сети – пока еще желтая, но это нормально… Загрузка боезапаса – к сожалению красная. Все как обычно.
– Пол ста пятый к старту готов, – прокомментировал Семен. Для самого себя, не включая радио. Не хватало еще впутать ни в чем не повинного и наверняка знакомого диспетчера местного пункта управления.
– Что? – Жустин дернулась в кресле. – Уже?
– Уже, – подтвердил Семен. – Прижмись к спинке и расслабься. Будет перегрузка.
Не дожидаясь ответа, он рывком замкнул пакетный переключатель зажигания, одновременно выводя рукоять управления напряжением магнитного поля на максимум.
В топливных элементах – четырех литых трубах из пирокинетика – синхронно треснули свечи электрического запала. Четыре языка пламени, пока еще слабых, не способных преодолеть лунную гравитацию, лизнули плиты между опорами корабля. Часть раскаленной плазмы хлынула в отводной канал, раскручивая турбину генератора. Примитивную газовую турбину… Индикатор питания бортовой сети на контрольной панели перемигнул на зеленый, обмотки электромагнитных катушек всосали энергию, окутав горящий в холостую пирокинетик магнитным полем…
Что происходило в топках двигателей после этого, ни кто из землян не знал. Чи-при, по цене доставки продающие топливо всем без исключения расам, скорее всего не знали тоже. Важен лишь результат: структурированный магнитным полем пирокинетик превращался в «абсолютное топливо» с бешенной калорийностью и огромным ресурсом. Плутоний-239 в сходном по массе количестве мог дать энергии лишь немногим меньше, однако создать реактивный двигатель из оружейного плутония пока еще ни кому не удалось. Как, впрочем, и бомбу из «абсолютного топлива»…
Кресло снизу вверх ударило по пятой точке. Плиты летного поля вздрогнули, вспоминая былые старты сверхдредноутов. Бывший корвет сорвался с поверхности, словно взрывом сброшенный с лика земного спутника. Акселерометр рывком прыгнул к цифре «6», и Семен потянул вниз регулятор поля, немного сбрасывая тягу. Будь он один, предпочел бы довести перегрузку до «восьмерки», но Жустин…
Ни чего, сойдет. Так над Луной даже полиция не летает. Минута такого ускорения и… Нет догнать их мощный крупный корабль смог бы. Но попробуй найди! Немного сменить курс, немного подстроиться под «рельеф»…
– Пол ста пятый, контроль Содействия, – гаркнул вечно включенный динамик приемника. – Пол ста пятый, ответить контролю Содействия.
Семен скосил глаза в сторону нужного тумблера. Потом на пустой монитор локатора. Эх, все-таки надо было запустить системы!..
С учетом перегрузки улыбка получилась просто дьявольская.
– Пол ста пятый… Сикорский, отвечайте. Содействием санкционирован огонь на поражение. Десять секунд на размышление.
– Семен, – выдавила Жустин. – Не будь снова идиотом…
Он попробовал собрать растянутые в улыбке губы.
– Расслабься, Жус… Я начну маневрировать… Будет тяжело, но ты не бойся. Главное – не бойся, поняла?.. Через две минуты мы оторвемся и уйдем в стелс-режим.
– Через две минуты… – выдохнула Жустин, – мы станем пеплом…
Семен проглотил рвущееся с языка проклятье. Нет, она была не вполне права. Всего лишь где-то на девять десятых. Фрегат департамента Содействия – читай: эсминец военно-космических сил обороны Земли. Формальная смена ранга разумеется ни как не сказалась на боеспособности. А вся демилитаризация заключается в присутствии на мостике лерских наблюдателей, задача которых сводится к объявлению протеста при попытке обстрела кораблей приписки Лерона-прайм.