И вот ты стоишь на берегу и думаешь:
Плыть или не плыть».
«Мы хотим видеть дальше,
чем окна дома напротив.
Мы хотим жить,
мы живучи, как кошки.
И вот мы пришли заявить о своих правах, да!
Слышишь шелест плащей? Это мы».
Мама долго не могла понять, почему я хожу с выдвинутой вперед челюстью. Фирменное цоевское «МЫЫЫ!» заряжало меня, формировало волю и разум. Все его песни, конечно, про нас – пацанов из панельных многоэтажек, в которых выросла вся страна. Недавно мы с друзьями задались вопросом – что еще держит постсоветское пространство? Почему мы не перестали понимать друг друга с казахами, армянами, белорусами и даже украинцами? Русский язык, русский мат, водка, память о войне – перечисляли долго, но в какой-то момент кто-то сказал: «Цой», а другой добавил: «Жив». Он – действительно часть нашего общего культурного кода. Цой зацепил всех – и мажоров из элитных лицеев, и ребят с окраин. Потому что если ты пришел в этот мир, чтобы чего-то добиться, то жизнь постоянно будет ставить тебя в положение «последнего героя», который снова и снова стоит на берегу и думает, «плыть или не плыть».
Рокер
Мне было лет 12, когда мы с родителями поехали в Северную столицу России. Питер произвел на меня неизгладимое впечатление. Подъезды и дворы, каналы и площади, люди, молодежь – все будто бы дышало свободой и творчеством. То, что я слышал в песнях Цоя, то, что смотрел в фильмах и книгах о нем, – вдруг ожило и стало явью.
В один из дней я пошел к нему на могилу. Ни телефона, ни денег, ни карты города у меня не было, и я прошел в своих поисках километров двадцать, вдыхая запах города, а потом на перекладных возвращался домой.
Я ходил по музыкальным рынкам – это было невиданное царство. На свои скромные сбережения покупал кассеты с музыкой, которую в Тольятти было не достать. В наушниках играли «Мумий-Тролль», «Кино», «Metallica», «Limp Bizkit»…
Знаете, как говорят про некоторые события, которые нельзя «развидеть»? Теперь я на личном опыте узнал, что может быть по-другому. Что жизнь не ограничивается серыми или серо-голубыми девятиэтажками в квадратных кварталах, стиль одежды – спортивными штанами с борсеткой, а прическа – стрижкой под «бокс».
То тут, то там тусовалась молодежь в кожаных куртках, с длинными волосами. На площадях играли уличные рок-группы. Эта непередаваемая атмосфера свободы и романтики произвела на меня мощнейшее впечатление.
Питер я привез с собой в Тольятти в виде джинсовой куртки с яркими нашивками и топорщащимися вихрами на голове, которые решил больше не стричь.
Я стал все глубже погружаться в рокерскую субкультуру, постепенно отрастил длинные волосы, купил толстовки с символикой группы «Metallica», начал учиться играть на гитаре. Я ощутил не просто новое дыхание, а свежий ветер! Музыка, новые друзья, тусовки, сейшены, концерты, алкоголь. Школа, учеба, оценки – все начало уходить на второй план.
Это был протест против серой действительности, против правильной жизни родителей, против «правильных пацанов» со своими понятиями. На другой чаше весов оказались гопники, мажоры и обыватели. Теперь мне было что им противопоставить.
Мне казалось, что для человека с зарождающимся интеллектом серьезных альтернатив в Тольятти не было. Если в Москве и Петербурге в это время цвели рейвы с новой электронной музыкой и наркотиками, то здесь – только наркотики.
Моя внутренняя перестройка началась с плохо отрефлексированного эпатажа. Я стал дружить со старшеклассниками. Мне льстило, что они приняли меня, как равного: ведь в этом возрасте даже разница в один год – пропасть между смертными и богами.
Помню, как-то у нас возникла идея не просто слушать музыку, а создавать ее. Я стал лидером группы. На мне были тексты и вокал. Паша – старшеклассник, сын начальника налоговой полиции города, играл на соло-гитаре. Мы нашли барабанщика, а мой друг Денис стал бас-гитаристом. Не один вечер мы провели в поисках названия группы и в конце концов придумали – ПСИХОГЕН.
Почему «Психоген»? Потому что тексты, которые я писал в тот момент, в полной мере отражали то, что происходило в моей голове. А в ней бушевала внутренняя революция. Я быстро превратился из гадкого утенка в заводилу. Тусоваться со старшеклассниками, ходить на рок-концерты, пить алкоголь, вырваться из-под родительского контроля и выделиться на фоне всех своих сверстников – вот чего мне тогда хотелось.
Ирокез
Как-то раз к нам в школу из Москвы приехали выпускники нашего элитного лицея – студенты престижных вузов МИФИ, ВШЭ, МГУ. Один из них был с ярко-зеленым ирокезом. Это произвело на меня впечатление! Раньше я видел такое только в клипах легендарных «Rammstein», а здесь – живой человек, родившийся в том же городе, что и я.
Около недели во мне созревала решимость и, наконец, пересилив страх перед родителями и обществом, в один из понедельников… я пришел в школу с ирокезом. Буквально через 5 минут весь этаж заполнился учениками. Все просто офигели.
– Серега, ни хрена себе! Круто! Вот это да!
– Вот это урод!
– Сережа, ты что с собой сделал?!
Уроки были сорваны. В рекреакции появилась фигура нашей директрисы:
– Ты что себе позволяешь, Лекторович?! Немедленно домой и, пока не сострижешь, в школе не появляйся!
– Не имеете права, это мое дело, какую прическу носить!
Она быстро разогнала всех по занятиям, а меня отправила домой. Я хорошо учился, и она вообще-то неплохо ко мне относилась. Но это было за гранью ее понимания.
Ирокез я не состриг. Дома притворился больным, якобы у меня начался отит, и две недели провел на больничном, пока волосы вокруг ирокеза хоть немного не отросли. После я просто разгладил его и пошел учиться, а, выходя из школы, еще пару недель ставил его обратно, чувствуя себя неимоверно крутым.
Именно тогда произошел случай, который во многом определил мою личность на многие годы вперед и впервые познакомил с милицией. Ирокез сыграл ключевую роль.
Моя первая подружка, Полина, жила в другой части города. Самый короткий путь до нужной автобусной остановки – через 19-й квартал. А я из 16-го. Как-то раз, проходя мимо, я наткнулся на дворовых пацанов:
– Ты чего здесь шляешься, нефор?
– Еще раз увидим, тебе п…ц, понял?
– Понял, – ответил я, стараясь изо всех сил скрыть внутреннюю дрожь.
Дома я пытался понять, как мне в этой ситуации быть. С матерью советоваться бесполезно: «Сережа, не ходи там, не вмешивайся, не нарывайся», – что еще могла сказать мне женщина, которая жутко переживала за сына? А с отцом у меня в то время не было контакта. Я отдалялся от него и стремился к независимости.
Поддерживал меня только Виктор Цой, точнее его песни. В ушах звенело: «Ты должен быть сильным, иначе зачем тебе быть». Сильным быть очень хотелось, но откуда взять силу?
Мой взгляд невольно остановился на короткой перекладине, подвешенной к турнику. «Ладно, твари, держитесь», – подумал я.
Дождался, пока мама придет с работы. Выпросил у нее ненужный дерматин, иголку и нитки. И весь вечер, закрывшись в своей комнате, шил футляр для своего нового оружия.
Спустя день я надел спортивный костюм, застегнул под ним офицерский ремень с самодельным футляром, засунул обрезок турника внутрь, чтобы не было видно, и пошел.
Дворовые, как обычно, тусовались около дома, распивая пиво и щелкая семечки. Увидев меня, кто-то из них тут же закричал:
– Эй, черт, мы же тебе сказали тут не ходить! Ты че, не понял?
– Не понял.
С их стороны поднялись несколько человек старше меня.
– Пошли поговорим. – И они жестом указали на подъезд.
– Пошли.
Ну и как только мы зашли и дверь закрылась, я выхватил трубу и заорал: «Ща всем головы раскрою, уроды!»
Они отпрянули.
– Ты че псих?
– Псих.
