Книга Молоко львицы, или Я, Борис Шубаев - читать онлайн бесплатно, автор Стелла Прюдон. Cтраница 5
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
Молоко львицы, или Я, Борис Шубаев
Молоко львицы, или Я, Борис Шубаев
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 0

Добавить отзывДобавить цитату

Молоко львицы, или Я, Борис Шубаев

– А что вы это делаете? – с удивлением спрашивает Гриша.

– Музыку рисуем, – торопливо отвечает Анжела, не считая нужными дальнейшие объяснения.

– А-а-а-а, – с обидой говорит Гриша. – По-ня-я-тно.

Если дома все бегали вокруг Бори – мама и няня не оставляли его ни на минуту, гости смотрели на него сочувственно, как на инвалида, – то у Анжелы никакого сочувствия своей немоте он не находил. Она как будто не замечала, что он не может ничего сказать, и спрашивала так, как будто не сомневалась, что он ей ответит.

– Барух, а ты знаешь, как поёт соловей? – спросила Анжела вдруг, когда они проезжали мимо парка.

Боря замотал головой.

– Тебе надо услышать своего соловья, – сказала она, – только он надёжно спрятан. Вот здесь.

Анжела уткнула свой указательный палец в Борину грудь.

Чем больше Гриша наблюдал за Анжелой, тем больше он понимал, что она вся – от макушки до пяток – состоит из музыки, и знал, что не сможет конкурировать с музыкой. Но почему-то же Анжела захотела с ним общаться? Что-то в нём, в его внешности или в его взгляде, или в его отношении к ней, её привлекло? И Гриша хотел дать ей то немногое, что есть у него, и в чём она, возможно, нуждается. И при этом он понимал, что на его всепоглощающую, рабскую любовь она не сможет ответить никогда, и всё, что ему будет позволено – это находиться рядом. И он не променяет это право ни на что: пойдёт за ней на край света, бросит ради неё родителей и родной город. И неважно, что она из другого теста, как говорит мама, и неважно, что у неё нездоровый вид, главное – она рядом.

В один из дней Анжела с Гришей ушли пить чай на кухню, а Боря остался в комнате. Анжела налила чай и села, а потом подскочила, как ошпаренная, и бросилась в комнату. Гриша ничего не понял, но побежал за ней. Он увидел, что Боря стоит у пианино и одним пальцем нажимает на клавиши. Анжела многозначительно посмотрела на Гришу и поднесла палец к губам. Они стояли в проёме около минуты, а когда Боря закончил, она встала перед ним на колени, долго и внимательно рассматривала его пальцы, а потом спросила:

– Ты знаешь, какие у слона уши?

Боря замотал головой.

– Как у тебя.

8

Спустя месяц Зумруд с любопытством и ревностью наблюдала за трансформацией обоих своих сыновей. Так, Гриша стал вовремя приходить домой вечером и чаще ужинал с ними, потому что Анжела должна была готовиться к экзаменам и все вечера проводила у пианино, а Грише больше неинтересно было ходить по девочкам и выпивать с друзьями. А на Борю появилась первая в жизни управа. Стоило только сказать, что его в следующий раз не возьмут к Анжеле, как он переставал буянить, становился шёлковым. Зумруд не могла понять, что у Анжелы дома есть такое, чего нет у них, почему Боря даже ночью вскакивает, чтобы проверить, не ушёл ли Гриша без него к Анжеле. Ей было непонятно, как это возможно, что Боря, такой тяжёлый, неуправляемый, нервный ребёнок, который наблюдался у невропатолога, потому что он дома бегал, как заведённый; ребёнок, который умудрялся расшатать деревце в саду и выбить дверной косяк, постоянно сталкивал шкафы, а гостей иногда выгонял из дома и бил, так что его часто приходилось запирать на ключ в комнате; как это возможно, что от Реувенов он возвращается чистеньким и счастливым, и никаких жалоб она от Гриши на его поведение не слышала. Она сначала думала, что ему там без меры дают конфет, но Гриша сказал, что конфет у них нет, с Борей Анжела говорит как со всеми, ест он то же, что и все, никто с ним там не сюсюкается, и вообще Анжела немногословная.

– Неужели он прямо такой идеальный ребёнок у них? – с обидой спросила Зумруд. – Ничего не ломал, никого не бил?

Гриша пожал плечами, а потом вспомнил:

– Ломал!

– Да? – с интересом спросила Зумруд.

– В первый же день он сломал их фамильную реликвию: музыкальную шкатулку восемнадцатого века, которая досталась от прабабушки Анжелы, она её через войны и революции пронесла, прятала и от фашистов, и от коммунистов, не продала, когда голодала… А Борька решил разобрать и посмотреть, что внутри. Ну и всё, капут шкатулке.

– Вой эри ме, – схватилась за голову Зумруд. – Горе-то какое!

– Анжела сказала, да ну её, эту рухлядь. Положила в пакет и бросила в шкаф.

У Зумруд округлились глаза, и она не находила слов.

– А потом Боря им кукушку вырвал с корнем из часов, но они сделали вид, что ничего не заметили. Больше ничего, кажется, не ломал.

– И чем он там занимается, если ничего не ломает?

– Сидит, музыку рисует… – многозначительно изрёк Гриша. – А иногда они с Анжелой о чем-то болтают.

– Болтают?

– Ну, болтают – громко сказано. Они как-то по-своему, без слов, общаются. Как будто они не люди, а животные или птицы.

Зумруд уже подумывала о том, чтобы позвать Анжелу с родителями домой, чтобы понаблюдать за ней, может, и вправду есть в ней что-то такое, чего она не заметила во время той встречи, чтобы посмотреть своими глазами, о чём они с Борей «общаются», как выразился Гриша, но не успела она об этом подумать, как её ужасно взволнованным голосом через весь двор к телефону позвала Зозой – звонит Гриша. У Зумруд от страха заболело сердце и онемели руки, она заторопилась в дом, ледяными руками взяла трубку, готовясь к самому ужасному. Она привыкла, что ей звонят только по экстренным случаям. Что-то с Борей, что-то с Борей, отстукивало у неё в висках.

– Гриша? – выкрикнула она в трубку.

– Мама, да ты так не волнуйся, лучше сядь.

– Что случилось? – Затылок Зумруд прожигали листья крапивы.

– Мама, ничего страшного, но твой сын… он запел.

– Запел?

Понимание покинуло Зумруд.

– У мэгIэни хунде[10], песни же есть. Слышишь, ты слышишь? Это он поёт! Вот это зуьм-зуьми[11], вот это виз-визе[12], вот это жив-жив[13] – это и есть его голос. Я не могу трубку ближе поднести, провод короткий. Но скоро ты сама услышишь. Тонюсенький у него голосок, как у девочки. Анжела разучивала песню к выпускному, тучки небесные, вечные странники же есть, слышит, кто-то мяукает. Думала, это кошка. А это он. Я как услышал, чуть в обморок не упал, а они как ни в чём не бывало в один голос поют.

Позже Зумруд слышала эту историю сотни раз во всех мельчайших подробностях, но вновь и вновь просила рассказать, как Гриша с Борей подъехали к музучилищу и Боря высвободился из Гришиной руки и забежал прямо в класс, где шла репетиция концерта. И как он тихонько сел прямо на пол, пока хор девочек репетировал песню, а Анжела им аккомпанировала; и как Анжела увидела его и, поманив пальцем, посадила на стульчик рядом с роялем, и как Боря с открытым ртом сидел и смотрел на поющих девочек, и потом, когда репетиция закончилась, к нему подошла Карина Ашотовна – дирижёр хора и погладила по щеке. Она спросила у Анжелы – это твой брат? – и Анжела ответила, да, это мой брат. И Карина Ашотовна спросила, как его звать, а Анжела ответила – его звать Барух. И Карина Ашотовна сказала – вы чем-то похожи. А потом они все вместе поехали не домой, а в какой-то магазин, потому что Анжеле понадобилась кассета с этой песней, чтобы она могла репетировать дома по вечерам. И всю дорогу они ничего не рисовали, а только слушали эту кассету, и когда они подъехали к дому Анжелы, Гриша умчался по делам, а Борю оставил у Анжелы.

– А когда я ближе к вечеру до них доехал, он уже пел, – рассказывал, смеясь, Гриша.

Когда Анжелу спрашивали, как ей это удалось, она отнекивалась. Мол, она здесь ни при чём, просто раньше Барух не считал нужным проявлять голос, а сейчас почему-то ему это понадобилось. И немного подумав, добавляла:

– Не зря он начал с высоких нот.

В один момент Анжела превратилась для Зумруд из пугала, которое даже родне показать страшно, в божество, с которого сдували пылинки. И хоть остался у Зумруд осадок – ведь это не она, а Анжела первой услышала голос её сына, она пыталась этот осадок вытравить, смыть из своей души, а это было возможно только в том случае, если она смогла бы полюбить Анжелу всей душой, как свою родную дочь. И она решила, что Анжела станет её дочерью. И пусть они с Гришей поженятся только через год или два, она уже сейчас будет относиться к ней так, как относилась бы к дочери. Ведь она вызволила её Борю из оков, и этого Зумруд никогда не забудет. На следующий день она спросила Гришу, не хочет ли он оформить их отношения с Анжелой по всем правилам – надеть кольцо, пригласить на обручение родню – он поцеловал мать и убежал. А через час у них была дата.

Несмотря на то, что из Бори с помощью Анжелы удалось извлекать звуки, заговорил в привычном смысле он не сразу. Заговорит он или нет, зависело от того, была ли рядом с ним Анжела. Для Зумруд началась новая борьба. Поскольку первый год Боря соглашался говорить только с Анжелой, а всем остальным отвечал молчанием, Зумруд требовалось перешагнуть через себя и свою ревность, чтобы признать, что от Анжелы сейчас зависит не только Гришина, но и Борина судьба, что в этой маленькой болезненной девочке сосредоточена какая-то неведомая ей сила и что ей, Зумруд, остаётся только покориться. Если бы она не видела своими глазами, как резко Боря преображался рядом с Анжелой, как из буйного неуправляемого ребёнка становился паинькой, она бы не поверила. Диагнозы, которые ставили им врачи, от алалии[14] до аутизма, от задержки речевого развития до задержки умственного развития, стали её обычным фоном, но резко куда-то пропадали, когда на горизонте появлялась Анжела. И хоть Зумруд мало знала о жизни, её знаний хватало на то, чтобы понять, что один и тот же ребёнок не может быть одновременно и очень больным и очень здоровым. И будучи в здравом уме, она не могла выбрать для своего сына путь больного ребёнка. Поэтому, скрепя сердце, она решила, что оторвёт от себя Борю, разрежет с ним пуповину, пусть он будет Анжелин, ради его же блага.

К семи годам Боря худо-бедно заговорил, хоть и заикаясь, но для того, чтобы отправить его в обычную школу к обычным детям, препятствий больше не было. И хоть над ним поначалу смеялись другие дети, очень быстро они поняли, что у него очень крепкий, практически железный кулак и что шутить над ним опасно. В качестве нападающего в футболе он стал незаменим, за что получил кличку «кабан». Он очень полюбил футбол. Когда Анжела окончила музыкальное училище, сыграли свадьбу. Вместо медового месяца Гриша повёз Анжелу в Москву – поступать в консерваторию. Он дал обещание её родителям, что она не бросит музыку, и выполнять обещание намеревался неукоснительно.

– Как же так? – запричитала Зумруд. – Ведь если она поступит, вы будете жить в Москве? А как же мы? Как твоя работа? Как Боря? Что с Борей станет?

Зумруд была безутешна. Она днями и ночами ходила по дому как привидение и молила Всевышнего, чтобы Гриша с Анжелой вернулись домой. Ведь у них большой дом, много места. А что в Москве? Неужели Гриша, привыкший к большим комнатам с четырехметровыми потолками, будет ютиться в московской клетушке? Да и тревога за Борю была неиссякаемой. Боря ходил как в воду опущенный. Он не знал, что Анжела, возможно, больше никогда не вернётся, он думал, что они уехали в свадебное путешествие, но и это для него было трагедией. А если он узнает, что это – навсегда? Его речь была зыбкой, как песочный замок, и он легко мог снова перестать говорить. Этого нельзя допустить ни за что.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Боже, пусть это закончится, я не хочу здесь больше оставаться. – Пер. с горско-еврейского.

2

Язык горских евреев.

3

Да благословит вас Господь. – Перевод с горско-еврейского.

4

Я нашёл хорошую девушку.

5

Чего он хочет?

6

Я тоже не понимаю.

7

Кого нашёл? Девку, которую никто в жены не берёт?

8

Сваха.

9

Мне нужна Анжела.

10

Он поёт.

11

Тихое пение.

12

Пиликание.

13

Писк птенцов.

14

Алалия (перевод с греч. – безречие) – недоразвитие или полное отсутствие речи, вызванное органическим поражением корковых речевых центров головного мозга вследствие тяжёлых родов либо младенческих травм. При этом физический слух и интеллект ребёнка не повреждены.

Вы ознакомились с фрагментом книги.

Для бесплатного чтения открыта только часть текста.

Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:

Полная версия книги