– Мии, – вцепился он в неё, потянул, прижал к себе. – Держись за меня!
Мусор вращался всё быстрее – оказался в устье воронки, и Берек прыгнул изо всех сил, чувствуя тяжёленькую ношу за спиной – в воду. Мии от страха вцепилась в шею, охотник закашлялся. Навстречу в потоке грязи неслись палки, ветки, листья – Берек упорно грёб к стене, и потом, срывая ногти, трещина за трещиной, добрался до свисающих из тьмы лиан. Как они выбрались в сухой коридор, охотник не помнил.
– Нельзя лежать, – прохрипела Мии. Её била крупная дрожь, с хвоста капало, волосы потемнели. – Мы мокрые, а здесь ветер.
Жёсткий бугристый пол усеивала тонкая противная пыль.
– Ветер может означать, что мы близко к поверхности, – решил Берек и встряхнулся всем телом. Волосы слиплись, торчали рыжими клочьями, с хвоста капало.
Он хлопнул себя по груди, и от ужаса подскочил на месте.
– Листок! – закричал он. – Листок остался там!
Он же уснул с сокровищем в пальцах. Гибель маленькой хрупкой вещи оказалась больнее потери верной лизяки.
Мии ухватила его за руку, её нос стал сизым от холода, но голос звучал твёрдо:
– Листок унесло, Берек. Его больше нет.
– Как же теперь? – голос сорвался, глаза защипало. – Ты не понимаешь, Мии, полёт – самое главное, что мы потеряли!
Он не мог объяснить магическую силу, что таилась в куске потемневшего ветхого листка, который был вестником далёких времён, который был обещанием Береку, что летать – можно, что люди просто забыли это умение. И вот теперь его нет.
– Я понимаю, Берек, – тон её голоса смягчился. – Ты не можешь жить, чтобы не знать, что там, за звёздами. Вот в чём дело.
Она не отпускала его всё время, пока он, всхлипывая, смотрел в тёмный грязный водоворот. И так, за руку, потянула прочь, навстречу ветру.
– Жилище Богов, – Мии прижалась к Береку, её вибриссы дрожали, уши ловили шорохи. Свет наполнял пространство, прохладный воздух поверхности свистел в обломках исполинских конструкций.
Невесомые призраки паутины и пыли колыхались, нетронутые ничьей рукой, похоже, с сотворения мира.
Мии задрала длинный нос и зачарованно глядела в озерцо тёмно-голубого неба в вышине. На светлую колючую звезду в нём – вызывающую щекотку в её маленьком сердце и где-то рядом.
Огромное пространство, запорошённое войлоком грязи, под которым хрустели осколки, ошеломляло. Изломанные растопыренные скелеты руин, обёрнутые коконами древней пыли, казались кусками сна. Сквозь мутный проломленный купол посвистывал ветер, светлеющее небо бросало блики. Привыкшие к тьме глаза даже сквозь залежи мусора улавливали богатство красок на стенах.
Под ногами заскрипели осколки сокровищ, Берек снова пожалел, что верная лизяка осталась на дне канала. Сердце кольнуло болью от потери листка, и Берек прижал руку к груди. Мии следовала на два шага позади, тёмные глаза вращались так, что виднелись голубоватые белки. Напряжённый хвост торчал над полом.
– Гляди, – от волнения голос Мии сделался совсем тонким. Изображение из сверкающих камешков на стене даже сквозь шкуру пыли являло невероятную сцену. – Это что же, – всхлипнула Мии, – нас обманывали? Боги были вовсе не жестокими?
Берек не мог оторвать взгляд от картины. На ней выстроились в ряд Боги возле округлого золотого предмета. Было похоже, что они вместе тянут его из земли. Последнего – совсем юного – Бога обхватил кто-то, похожий на снарпа, того – человек, а в замыкающем цепочку существе, даже сквозь слой грязи, угадывались черты Мии.
Берек покачал головой.
– Что это? – сказал он. – Сотворение мира?
Это было больше чем утерянный листок, они нашли часть непостижимых божественных знаний, и охотник понял, что здесь можно обнаружить ответ и на его вопрос о полётах, и на те, которые он ещё не задавал. Никто не задавал.
Взгляд метнулся к следующему изображению.
Берек подошёл ближе, чтобы рассмотреть, задрал голову. Боль пульсировала за ухом.
На картине похожее на Мии существо удирало от разъярённых старых Богов и рябой птицы-горлушки. Рядом с голым хвостом блестело расколотое на части осенённое лучами нечто. Похоже, тот же золотистый предмет, что на предыдущем изображении.
– Изгнание из рая, – горько проговорила Мии. Её пальчики тронули корку грязи, бурые куски посыпались на пол.
– Я понял, – Берек дышал часто, сердце колотилось, как горлушка в силках. – Это оставили нам! Боги перед уходом оставили знания обо всём, что было и что будет. Ты понимаешь, что мы нашли, Мии? Они должны были оставить Знания. Что-то и о том, как летать!
– Может, мы узнаем, и куда они сами исчезли? – Мии смутилась, сложила и расправила уши. – Прошло много-много вёсен, может быть, Боги простили всех… И мой народ? Там какое-то послание!
Она махнула маленькой рукой на чёрточки около отверстия в потолке, выстроившиеся цепочкой, как знаки на утерянном Береком листке.
Послание из двух слов начиналось и заканчивалось одним и тем же символом – квадратом на коротких ножках. Отчётливо виднелись ещё два знака перед последним – круг без куска, обращённый выпуклой стороной влево, и недорисованный снизу треугольник с перекладиной посередине. Берек некоторое время поизучал послание, потом перевёл взгляд на вдохновенное лицо Мии.
Какое же преступление совершил её народ, что Создатели разгневались и прогнали его в мир тоннелей?
Охотник обвёл глазами огромный зал. Шаг за шагом пошёл вдоль стены, не решаясь тронуть древние артефакты.
Огромное, залепленное покрывалами паутины и грязи колесо протянуло над ними спицы с обрывками цепей. Берек обошёл его опасливо – кто знает, для чего оно? Куски ветоши, свисающие с рамы позади, расползлись в труху от одного прикосновения, посыпалась пыль и бурая чешуя гнилых лизяк.
– Мии! – воскликнул Берек, перелезая через груду трухи. – Мии!
Он не мог подобрать слов, чтобы выразить то, что вспыхнуло в душе. Волосы на шее встали дыбом.
Там, за осыпающейся рамкой, на стене была ещё одна картина. Точно как на листке, только огромная и яркая! Без крестообразной дырки в середине. Бог, сидя в длинной ярко-голубой штуке, летел к звёздам. Бог улыбался и махал рукой. Самым удивительным было то, что перед древним изображением, прямо на полу, стояли три штуки – точно такие же, как та, на которых летел Создатель. Даже едва возвышаясь над ковром мусора и грязи, эти вещи угадывались по таким же плавникам. Если их освободить, достать…
– Берек! – Мии ухватила его за руку. – Это же…
– Да, Мии! – торжество захлестнуло душу. – Мы нашли ответы. И машины. Мы можем отправиться туда же, куда ушли Боги. К звёздам!
Мии потупилась и снова сгорбилась. Берек смотрел на неё и недоумевал. А потом понял: она боится. Боги прокляли её народ и изгнали. Она боится лететь к ним.
– Я должна вернуться к семье, – прошептала Мии. – Дома все волнуются, меня нет слишком долго. Нужно принести им весть и всё тут изучить – все оставленные послания и знаки.
– Нам запретят, – взволнованно сказал Берек. – Заставят очищаться, и даже не трижды по десять дней, а трижды по десять вёсен, до конца жизни. И точно не пустят к звёздам.
Мии смотрела на него странным взглядом, будто разговаривала сама с собой.
– Я полечу с тобой, – пискнула она наконец. – Нельзя жить, если не знать, что выше звёзд. Только дай мне два дня – нужно подготовиться к пути, и я хочу оставить весточку. Нельзя скрывать эти картины и вещи от людей. Все должны знать…
Берек улыбнулся и кивнул. Он как раз раскопает все три штуковины и посмотрит на них, ведь Боги оставили их не просто так, а для самых храбрых своих детей.
Чтобы летать.
Впереди и вверху ждали звёзды!
Большие обстоятельства
Писк разбудилки этим утром звучал особенно мерзко.
Я в полуобмороке нашарил ногами холодный пол, оттолкнулся, и сила инерции качнула тело в направлении душа. Порция нежно-прохладной воды на непроснувшуюся голову – и к первому посетителю я вышел в почти нормальном состоянии, даже чашка кофе в пальцах практически не дрожала.
Впрочем, посетитель, а, вернее, посетительница вряд ли обратила внимание на эту дрожь, равно как и на помятость физиономии.
– Помогите! – изукрашенные зелёными узорами глаза в пухлых складочках наполнились слезами. – У меня украли планету!
– Рассказывайте, – хмыкнул я и плюхнулся на угодливо подлезшее под пятую точку кресло, любезно оставленное мне прежним квартиросъёмщиком в придачу к пачке зоологических журналов.
Из причитаний, перемешанных с пространными пояснениями родственных отношений, а также при помощи выхлебанного гостьей стакана минералки, удалось выяснить следующее: мадам Кокушек в рамках ежегодного турне по гостям собралась посетить племянника с женой на планетке Малые Люляки и обнаружила, что этих самых Малых Люляк на природой и богом установленном кусочке пространства нет.
Поначалу мадам Кокушек решила, что телепорт глюкнул – мало ли, вдруг случилась ошибка связи. Как известно, телепорты не включаются в подобных случаях, что мадам Кокушек, как женщина рассудительная, готова была пережить. Предстать перед родственниками – пусть даже из глубинки – с перевёрнутым лицом, неровно воссозданными руками или без одежды ей казалось непристойным.
Телепорт отказался её перемещать и через час, и на следующий день.
Администрация отделения связи разводила руками и утверждала, что пункт «Малые Люляки» в каталоге отсутствует, и не хочет ли мадам Кокушек посетить вместо Малых Люляк – Крутые Люлькобубы?
Мадам не хотела. Она чувствовала волнение и невыносимое огорчение, что не увидит племянника с веснушчатой мымрой-женой больше никогда. Она обязана их спасти! Подогреваемая осознанием собственной значимости для Малых Люляк, Галактики и Вселенной в целом, мадам Кокушек выбрала орудием восстановления справедливости меня, частного детектива Дина Даравски, поскольку: а) я был человеком; и бэ) мадам Кокушек понравилась моя фамилия.
В ответ на сомнения, не приснились ли мадам Кокушек просторы сверхмалой планетки, та скорчила оскорблённое лицо и продемонстрировала прошлогоднюю квитанцию по перевозке биомопса в виброклетке на адрес «Малые Люляки-бис», что подтвердило как наличие самой планеты, так и то, что станция телепорта на ней оказалась экономной разборной моделью.
Я понимал, что расследование сведётся к нудной работе по выяснению, кто виноват в сбое телепорта и беготне по инстанциям, и не очень-то горел приниматься за него, однако выуженные из вместительных недр неглиже мадам наличные купюры возымели действие. В протрезвевшую голову вернулись мысли о неоплаченной аренде и пустом холодильнике, и решение помочь семье воссоединиться показалось благородным.
Когда я обнаружил, что на Малые Люляки не доставляет ни один телепорт города, то не сильно удивился. Слишком просто.
Симпатичная брюнетка-наяда в приёмной управления связи похлопала ресничками, и мы вместе проштудировали каталоги планет – на всякий случай, в разных вариантах. В процессе штудирования мы так увлеклись, что некоторые особо интересные моменты повторили ещё раз и решили обсудить почёрпнутое у неё дома.
Покидал красавицу-наяду я после полуночи, но, несмотря на прекрасно проведённое время, в мозгу засела заноза неудовольствия: электронные каталоги не содержали упоминаний о планете, которая должна бы мирно вращаться в указанной звёздной системе – ни под прежним, ни под каким-либо иным названием.
В широком изогнутом переулке пахло сыростью. Фонари остались позади, огромный баннер над готичной оградой слева бросал цветные блики на брусчатку.
– Фто ты хотиф? – маленькое, укутанное во множество слоёв грязного полотенца существо подозрительно прищурилось в мою сторону и задвигало усами. Рекламное табло с надписью «Скоростная магистраль «Мегакруть» – не тормози!» над головами подмигивало, отчего лицо горбатого незнакомца ежесекундно менялось.
– Ничего, – пожал плечами я и постарался обойти существо.
– Ну и нефефо, – пробурчало оно и вернулось к попыткам вытянуть позвякивающий мешок из проёма, образованного выломанным в ограде прутом. – Хофют тут фтякие…
Мешок зацепился чем-то неподатливым и извлекаться не хотел.
В глаза ударил луч фонарика.
– Стоять! Кто у нас тут!?
Я оглянулся. С обеих сторон улицы виднелись блестящие кокарды городской стражи. Влип, как цыплёнок-идиот.
– Документы! – потребовал хриплый голос с той стороны образованной сияющим фонариком пелены. Я кротко пожал плечами и полез во внутренний карман, для того чтобы обнаружить, что и документы, и карман, и сама куртка остались в будуаре прелестной наяды.
– Так-так, – луч фонаря скользнул на мои шарящие по груди руки, и я сквозь зеленоватые круги заметил длинное рыло стражника. – Не повезло ночкой тёмной?
– Просто мимо шёл, – неубедительно начал пояснять я и оглянулся в поисках усатого прохожего, который мог подтвердить мои слова. Естественно, того и след простыл, на моей совести остался лишь подозрительный мешок, который застрял в прутьях решётки.
***
Ночь я провёл в отстойнике охранного участка, опасаясь сомкнуть глаза в окружении каких-то бродяг. Пришедший с утра сержант Похс меня сразу признал, несмотря на крайне помятый вид, лучезарно поржал и сообщил: «нюхачи» подтвердили, что я действительно просто шёл мимо и отношения к краже не имею.
– Везунчик ты! – хохотнул сержант и подтолкнул ко мне коробку с изъятыми из карманов вещами. – Если б не наши ребята, гвардия ограбленного Фшыщмуса тебя уже в сторожке на завтрак доедала бы. Сочинили бы тебе персональную «Мегакруть».
Я согласился, что тихий и спокойный городской отстойник куда лучше компании головорезов местного воротилы.
Отчаянно зевая от режущего глаза отвратительно-утреннего солнышка, я поплёлся домой в надежде покемарить часок и привести мысли в порядок. Потыкал ключом в замок под неодобрительным взглядом старушки-соседки, что маячила в окошке, ввалился в комнату и застыл.
Прелестная наяда – брюнетистая специалистка по связи – умильно хлопала ресничками.
– У тебя такая милая соседка, – прощебетала гостья и налила чай в отмытую добела чашку. Я подозрительно покосился на ароматную горку оладушков. – Стоило мне прийти, она сразу же выскочила на улицу, впустила в дом, и мы так мило побеседовали.
Чёрт побери, у старой кошёлки есть ключи от моего логова!
Я слегонца рассвирепел, но, удерживаемый на месте порханием ресничек, продолжил слушать милый щебет, потихоньку расслабляться от накатывающей усталости и горячего чая.
Мысли плыли в такт наяде, что плавно курсировала по кухне.
– Спасибо за оладушки, – я встрепенулся, поняв, что засыпаю за столом, подхватил девушку под локоток и потянул в сторону прихожей.
Если барышня начинает суетиться на твоей кухне, она что-то замышляет.
– Ой, Дин, я принесла твою одежду! – она попыталась невзначай вывернуться из моего захвата, но я оказался ловчее и приобнял её, якобы в попытке проникнуть к вешалке для шляп. Вот так, с щебетом и разговорами, я нежно вытолкал её на крылечко, пообещал зайти как-нибудь и с улыбкой помахал вслед. Ещё некоторое время наблюдал за грациозным покачиванием изумительной формы задочка, потом обернулся и свирепо зыркнул в захлопнувшееся соседское окошко. Погладил ладонью кулак, оценил, что к новой встрече с сержантом Похсом не готов, и отправился дрыхнуть.
***
Космозал кишел суетливыми торгашами-«челноками».
Безусловно, телепорт – прекрасная и удобная штука, но мгновенно перемещаться нахаляву можно только существам из Каталога Разумных Рас, а любой перевозимый груз стоит денег в зависимом от объёма количестве. Потому если погонная стоимость вещи невысока, то наценка за перемещение телепортом выходит некислой – вот некоторые компании и экономят, сплавляя товар по-старинке, на космочелноках, что неизмеримо дольше, но зато существенно дешевле.
Я же прибыл в космопорт не для того чтобы вкусить челночной романтики, а чтобы найти, к кому обратиться за информацией. Если планетки нет в каталогах, это не значит, что её действительно нет на орбите, и мнение очевидца оказалось бы весьма ценным для дела.
Я ощупывал взглядом зал и размышлял, как ловчее поступить, и тут мне повезло. Я ощутил ни с чем не сравнимое застенчивое касание в районе кармана, и через мгновение лягушка-переросток корчилась в моих цепких лапах, не смея кукарякнуть – очевидно, чтобы не привлекать внимания.
Меня осенило. Насколько я помню, мой старинный приятель – специалист по спорным с точки зрения законности делам – в последние разы промышлял именно на припортовых складах.
– Кныш-ныш, знаешь такого? – я выкрутил кисть, шкрек хрюкнул и причудливо изогнулся.
– Дяденька, отпусти, не знаю ничего, – тихонечко заныл он. – От родителей отстал, потерялся, больше не буду! Я не ел шесть дней!
– Это хорошо, – серьёзно кивнул я, – что отстал. Никто тебя искать не будет.
Я перехватил шкрека под мышку, отчего тот засучил лапками и пропищал:
– Я несовершеннолетний, у меня тремучка!
– У тебя плохо прокрасилась шкурка на руках, – в своё время мой приятель Кныш-ныш показывал, как взрослые шкреки натираются берзокармином, чтобы сойти за подростка и надавить на жалость туриста-лоха. – Ты знаешь, что меня интересует на самом деле.
– Хорошо, – сдулся лягуш. – Поставь меня, я не убегу.
Ага, так я и купился. Как папик-любитель экзотики со своим «сынулей» под ручку, я отправился туда, куда повёл воришка-неудачник. Я ожидал, что Кныш-ныш сейчас «в поле», но вовсе не думал, что мы направимся в недра космопорта. Несколько полутёмных сырых переходов, косые взгляды лупатых громил – и шкрек указал пальцем на дверь в завитушках, за которой я и обнаружил Кныш-ныша, томно возлегающего на жлобских атласных подушечках с кистями.
– Дин, кореш! – Кныш-ныш выпустил изо рта мундштук кальяна и осклабился. Да-да, в отличие от обычных лягушечек, у шкреков вполне приличные зубы. – Чертовски по тебе соскучился!
– Здорово, попрыгун, – я вытолкал за дверь уже не нужного воришку, хлопнул об испещрённую пятнышками трёхпалую ладонь и плюхнулся на подушки. – Давно ты ко мне не заходил!
– Дела… – Кныш-ныш закатил выпуклые глаза вслед струйке пряного дыма. – Дела, просто ужас, ни к другу зайти, ни пульку расписать… Ни на пруд к девочкам слетать… – Взгляд мечтательно остекленел. – А помнишь, как мы в старые времена зажигали?..
– Ты не бедствуешь, – огляделся я, отметив груды пустых бутылок в углу и свисающие с канделябра дамские трусы причудливой формы. То есть мне хотелось думать, что всё же дамские, а не моего ныне осёдлого коллеги.
– Да вот, новый статус, новые заботы, – философски наморщил плоский лоб Кныш-ныш и почесал пузо в прорехе халата.
– Тогда не буду мешать, – приподнялся я, собираясь распрощаться, и шкрек ухватил меня за запястье. Весь нарочитый лоск поблек, пытливые глаза лягуша уставились на меня с давешним азартом:
– Выкладывай, Дин, не ломайся, как девственная пипа.
Расстались мы только часа через два. За это время успели поговорить о деле, о транспорте и ценах, конечно же – о самочках и новых сортах улиток в маркете – обо всём на свете. Прощание вышло тёплым, Кныш-ныш хлопал клейкой ладонью по спине, в его осоловелом взгляде светилось искреннее намерение зарулить вскорости в гости, как в старые добрые времена. В этом я не был уверен, а вот в том, что шкрек разведает, который из челноков шёл через систему, где по законам природы должны крутиться Малые Люляки, что он достанет бортовые записи, а его люди разведают космические сплетни в доках – вполне.
***
– Караул! – прокричала старушка-соседка за дверью, и я отпрянул. – Грабят! – и, немного неуверенно: – Насилуют?
Я спустился с крыльца и оглянулся. Сидящая на терминале возле дворовой арки почтовая горгулька заинтересованно глядела на меня жёлтыми бесстыжими глазами. Ну вот, теперь вся почтовая компания будет уверена, что Дин Даравски насилует одиноких старушек. Я принял независимый вид и постарался придать голосу миролюбивое выражение:
– Мне надо поговорить с вами.
– Не о чем мне с тобой разговаривать! – дверь приоткрылась, и в щёлочку просунулась морщинистая мордочка соседки. – Вот женишься, тогда приходи!
Горгулька на терминале захлопала в ладоши.
Я сплюнул и пошёл домой.
– Пока ещё следствие продолжается, – я уверенно кивнул экрану, и мадам Кокушек на нём колыхнулась в глубоком всхлипе.
– А вдруг там эпидемия? – зелёная краска растеклась по пухлому лицу причудливыми разводами. – Или правительство ставит опыты, и все превратились в зомби?
– Не волнуйтесь, мадам, – голос приобрёл мужественные нотки образцового мачо: – Вы в любом случае выведете всех на чистую воду. Наши агенты уже на месте.
О том, что «нашими агентами» являлись ничего не подозревающие матросы с космочелнока, которых сейчас обрабатывал Кныш-ныш, я, конечно, не сообщил, равно как и ту деталь, что планетку Малые Люляки не так давно выкупил тот самый Фшыщмус, местный воротила, которым меня пугал сержант Похс.
Вот это последнее открытие наталкивало на мысль, что за маленькой сделкой прятались большие обстоятельства, из-за которых стало необходимым изолировать Малые Люляки от мира и мадам Кокушек в частности.
***
– Дин, кореш! – Кныш-ныш в этот раз встретил меня в личном кабинете. Шкрек радовал взор стильным деловым костюмом из искристой ткани в горох. Что поделать, лягуши имеют весьма забавные представления о стиле. – О, ты с дамой! – он заинтересованно поглядел на мою брюнетистую спутницу.
Наяда захлопала ресничками и грациозно погрузила пятую точку в кресло.
Надо признаться, в этот раз с изгнанием девицы я потерпел фиаско, и, чтобы не опоздать на встречу, притащил её с собой.
– Мадам желает выпить? – галантный лягуш, не ожидая ответа, явил наполненные золотистой жидкостью пиалы. Моя спутница обворожительно улыбнулась. Вот уж не думал, что наяды умеют воздействовать на брачные мозоли шкреков.
– У вас чудесный кабинет, мистер, – девушка глубоко вздохнула, а воздух от излучаемой милоты начал потрескивать. – Но совсем нет секретарши!
Я глотнул газированного сидра, покосился в сторону наяды и представил её Кныш-нышу: – Моя знакомая.
– Дин! – красотка затрепыхала ресничками, – не надо скромничать.
– Результаты есть? – я устремил взор на коллегу.
– Есть, – Кныш-ныш многозначительно покосился на девушку.
– Зая, нам нужна твоя помощь! – я страдальчески изогнул брови.
– У меня нет секретарши, – нашёлся лягуш, – и совершенно некому обо мне заботиться. – Он чуток сполз в кресле и махнул лапкой в сторону коридора. – Креветочка моя, срочно нужно раздобыть грибные капли, иначе будет поздно меня жалеть.
Оставшись со мной наедине, Кныш-ныш пафосным голосом поведал эпичную историю о страданиях и находчивости героического лягуша и его бестолковых помощников. Я узнал, что пересадочной станции «Малые Люляки» больше нет, сама планета в регистраторе корабля не обозначилась, а вблизи системы кипит некая бурная деятельность и согнано множество техники. Слухи о правительственном эксперименте по вакцинации конкурировали со свидетельствами о вторжении подпространственных горбоклюев.
Я укрепился в мысли, что исчезновение планеты – симптом ужасной аферы, и решил наведаться в логово Фшыщмуса, чтобы добыть сведения непосредственно на месте, у владельца.
– Ты кто? – прохрипел динамик над массивной калиткой в знакомом заборе. От недавней прорехи в решётке не осталось следа.
– Специалист по энергоконтролю Дин Кнышкус, – я помахал в воздухе пластиковой корочкой, сварганенной этим утром.
– Назначено? – равнодушно поинтересовался динамик.
– Плановый контроль, – убедительно кивнул я.
– Пошёл вон, – бесцеремонно выплюнул динамик и потух.
Надпись «Скоростная магистраль «Мегакруть» – не тормози!» издевательски сыпала искорками над головой.
– Зая, – проникновенно пропел я в экран. – Здравствуй.
– Дин! – взвизгнула наяда, а затем с некоторой обидой: – Мы в тот раз так быстро ушли, и ты не познакомил меня как следует с твоим замечательным другом.
– Прости, милая, – я старался говорить ласково. – Мы можем сходить вместе куда-нибудь вечером.
– Чудесно! – около экрана воздух аж засветился. – В гости! На вечеринку! – и тут же, торопливо: – Сегодня наша контора получила пригласительные на презентацию космотрассы, там будут важные люди и много роскоши.
Конечно, я знал о презентации, которую устраивал Фшыщмус, и именно попытки проникнуть туда вынудили позвонить прелестной специалистке по связи. Я заручился воодушевлением будущей спутницы и снова попытался пообщаться с коварной старушкой-соседкой. Её номер был у меня написан на выдранной из старого зоологического журнала страничке, как раз под изображением жуткого вида твари, похожей на помесь крысы и таракана, попавших в пылесос.
Находясь по ту сторону экрана, старая кошёлка приняла умильный вид и посетовала, что я, холостой парень, совершенно не забочусь о собственном имидже, и, очевидно, моим родителям всё равно. Вот она полагает, что только хорошая жена может меня излечить от дурной привычки не соблюдать режим дня, таскать в гости подозрительных личностей и напомаженных зелёной краской толстух. По её драгоценному мнению, та милая девушка прекрасно годится на роль жены и сделает из меня человека, а все эти брыкания – от глупости, потому что я сам не разумею собственного счастья.