Пасть: Пасть. Логово. Стая (сборник)
– Извините, задержались… – говорит Ирина с хитрым видом. – Везде такие очереди…
Никто ее не попрекает.
За окном темнеет, Миллениум близко.
Наверное, улыбка получается глуповатая, но Наташа не может сдержать ее. Впереди – целое тысячелетие.
Новое тысячелетие.
Их тысячелетие.
3Незаметно, тихой волчьей поступью, подкрались сумерки. След нырнул в глухую, заросшую ольхой и кустарником лощину. Мрачное местечко. Весной, надо понимать, здесь скатывались к Славянке талые воды – и промыли за долгие годы небольшой, с крутыми берегами, овраг.
Оса остановился на краю склона. Последний шанс взять сегодня зверя. Если, конечно, он залег именно здесь. Место вроде подходящее: прямой солнечный свет в овраг не попадает, и лежат упавшие, подмытые весенними паводками деревья – такие места зверюга как раз и предпочитает для лежек… Но гарантии никакой.
Он вытащил мобильник, помедлил. Сигнал «Оса летит в улей», поданный утром, к немедленным действиям никого не обязывал. Означал: появилась зацепка, реальная возможность выйти на объект. Группа поддержки должна быть наготове. Небольшая – человека два, много три, больше людей нет. Дать сигнал на выезд? Но никто не сказал, что искомая дичь наверняка тут. А пока доберутся, стемнеет. Тропить в темноте вставшего с лежки, отдохнувшего и оголодавшего за день мутанта безнадежное занятие. Да и делить премиальные на одного проще, чем на троих.
Попробовать взять в одиночку?
Оса замер в раздумье. Страха он не испытывал, вполне уверенный в парализаторе, сам видел, как корчился в клетке зверь – близнец здешнего. И в быстроте своей реакции сомнений не было. Дома у него лежал большой серебряный крест – таким награждали казаки-добровольцы в Сербской Краине своих отличившихся товарищей. Оса заслужил его, нырнув в неосмотрительно открытый люк хорватского бэтээра. Один. Вооруженный единственно ножом. «Кондор» захватили целым и невредимым, и новенькая немецкая машина им бы не помешала, но… Бронетранспортер сожгли, никто не захотел отчищать то, что осталось от сидевших внутри шестерых усташей.
Он убрал телефон, одним движением сбросил лыжи. Аккуратно воткнул в снег палки. Снял с груди парализатор, сжал в левой руке – палец на кнопке. В правую взял снятый с предохранителя пистолет. И шагнул вперед.
Скопившийся на склоне снег скатился мини-лавиной. Оса скатился вместе с ним. Пробежал несколько шагов по инерции, остановился. Снизу овраг казался еще мрачнее – прямо декорация киноужастика. Добро пожаловать во владения мутанта-хищника…
След исчезал в кустарнике. Оса медленно, очень медленно зашагал туда. Негромкий звук слева – резко обернулся, чуть не всадил серебряную пулю в деревце, сбросившее снежную шапку. Ноздри раздувались. Кровь вскипала адреналином. Рот приоткрылся не то в усмешке, не то в оскале. К черту премию! К черту опять обгадившуюся науку с ее интересами! Сейчас два хищника выяснят, кто сильнее.
Пистолет на уровне плеча, дуло приподнято. Зверь прыгнет, зверь обязательно прыгнет высоким многометровым прыжком – он всегда нападает так. И Оса встретит его пулей и нажатием кнопки.
Зверь не прыгнул. Сугроб в трех шагах от Осы разлетелся во все стороны снежными комьями. Косматая тварь присела на задние лапы совсем рядом. Неподвижно. Не атаковала. Сидела и смотрела. Глаза поблескивали сквозь густую шерсть.
Оса замер в секундном оцепенении. Он был готов среагировать на стремительный волчий бросок, и… Это не волк! И не собака, пусть хоть трижды мутировавшая. Это ведь…
Трудно сказать, что случилось раньше: нажал ли палец на спуск, или распрямились задние лапы твари. Оса промахнулся. Зверь – нет.
Стелющийся прыжок – выстрел – Оса опрокинут – пуля выхватывает клок шерсти с холки зверя. Излучение добирается до мутировавших протофибрилл[6] и скручивает их в тугие спирали боли. Но чуть раньше клыки оборотня добираются до горла Осы.
Человек умирает.
Медленно.
Видит, как рядом корчится зверь.
Лапы разбрасывают снег.
Пальцы тянутся к отлетевшему пистолету.
И не достают.
4Реакция не подвела Осу – парализатор он включил раньше прыжка зверя. Подвело незнание некоторых особенностей конструкции прибора. Тот включался через трехсекундную цепь задержки. Самый вероятный результат такой паузы – убитый охотник и парализованный зверь. Просто и экономно. Информация о странной дичи никуда не просочится и премиальные деньги останутся в кассе.
Кроме того, одновременно включался вмонтированный в корпус радиомаяк. На тот случай, если неожиданно уцелевший охотник затеет сыграть какую-то свою игру…
РЭБовцы[7], как и многие другие, использовались в операции втемную. Но исправно выдали треугольник ошибок. Джип с тонированными стеклами, стоявший у обочины Киевского шоссе, рванул с места.
5Темнота. Отблеск далеких фонарей едва освещает лед, покрытый ровным белым снегом. Настоящей, первозданной тьмы здесь, в окрестностях огромного города, не найти. По снегу скользит тень. Зверь уходит. Зверь, когда-то бывший человеком. Забывший всё. Уходит по льду реки от лощины, чуть не ставшей смертельной ловушкой. Сегодня ему не до охоты. Сегодня не его ночь.
Мышцы не отошли от убийственного излучения. От загривка, оттуда, где шкуры коснулась серебряная пуля, расходится волнами болезненное жжение. Зверь не боится боли. Но сейчас ему нужно одно – найти берлогу, нору, укрытие. Отлежаться, прийти в себя. А еще ему нужно мясо, живое мясо, много мяса – чудовищные мышцы пожирают чудовищное количество энергии. Но это не сейчас. Это следующей ночью.
Тень замедляет бег. Впереди, достаточно далеко – освещенные улицы городка, шум машин. Зверь останавливается, открывает и закрывает огромную пасть. Туда он не пойдет. Слева – тишина и темнота. Зверь поворачивает и взбирается по высокому крутому склону тяжелыми прыжками. Тяжелыми – для него. Любой сторонний наблюдатель был бы поражен быстротой и легкостью. Но сторонних наблюдателей, на их счастье, нет.
6Нападения они не боялись. Миопарализатор на груди Руслана излучал постоянно. В корпусе их прибора радиомаяка не было – и Седой работал с портативным пеленгатором без помех.
Шли молча, проваливаясь в свежий рыхлый снег. Стемнело и Руслан подсвечивал дорогу фонарем, укрепленным над стволом укороченного дробовика-автомата.
От машины пришлось пройти метров пятьсот, не больше. Пеленг шел все сильнее, и на краю крутого склона Седой уверенно показал вниз: здесь. Руслан посветил. Пятно света судорожно металось среди сплетения кустов и деревьев. Ничего. Ничего и никого не видно. Надо спускаться…
Руслан зябко поежился, морозец после тепла машины начал чувствительно пощипывать сквозь тонкий камуфляж. Ему не верилось, что все закончилось. Что им предстоит самое простое и легкое – спуститься вниз и добить парализованную тварь. Слишком многими трупами отмечен их путь, чтобы все завершилось так буднично. У страшных сказок не бывает хороших концов и Руслан не расслаблялся, готовый к любому повороту событий.
– Спускайся, – скомандовал он Седому. – Я подсвечу и прикрою.
Седой с сомнением глянул вниз. Достал пистолет. Начал спускаться.
…Окровавленный снег. Окровавленное тело в окровавленном комбинезоне. Оса. Впервые они видят последствия не законченной атаки оборотня. Единственный укус, вскрывший яремную вену. Красный светодиод на панели парализатора издевательски подмигивает. Чуть поодаль торчит из снега пистолет – мертвая рука тянется к нему. И не дотягивается.
Нет самого главного. Нет неподвижной, судорожно подергивающейся косматой туши. Неподалеку от трупа снег разрыт до земли, разбросан в стороны. Словно тут кабаны пытались добыть желуди из-под сугробов. Взрытая полоса тянется в сторону по дну лощины. Подсвечивая двумя фонарями, они идут по странному следу – готовые ко всему. Десять шагов, двадцать – здесь зверь недавно попытался встать на лапы, упал и забился, – но все равно, ползя и перекатываясь, неуклонно удалялся от источника излучения.
Им уже все понятно, и, когда еще дальше отпечатки неуверенных шагов сменяются широкими прыжками, уходящими вверх по склону, они не удивляются. Молча поворачивают обратно. Новогоднего подарка Генералу не будет. Игра, казавшаяся беспроигрышной, не удалась. Живец мертв, а хищник ушел невредимым – пятен крови на следе нет.
Первый блин комом, думает Руслан, придется увеличивать мощность парализатора – тварь куда устойчивее к излучению, чем ее живущие в клетках собратья. Но это уже забота Деточкина. Руслана волнует другое – кто станет работать с новой моделью аппарата. Оса хоть нажал кнопку… Два дня назад Москит не успел и этого – рухнул в снег после внезапной атаки сзади. Осе, понятное дело, про гибель коллеги ничего не сказали. И про то, что он последний – тоже. Ирония судьбы – первым завербовался и последним погиб. Из набранной Капитаном группы «насекомых» не уцелел никто. Чисто, как после дихлофоса…
Капитан тоже исчез, как в воду канул. Генерал информировал скупо: на задании. Понятно. Руслан хорошо знает, какие задания тот обычно выполняет… Похоже, кто-то и где-то проявил интерес к их затянувшейся на полгода возне. И потребовалась зачистка концов. Все бы хорошо, но в результате сегодняшней стычки осталось всего два посвященных оперативника: он сам и Седой… Пацаны из пополнения ни в счет, как продолжать охоту – неизвестно.
Они возвращаются. Окровавленный снег в свете фонарей кажется черным. Руслан подбирает пистолет, Седой достает сложенный мешок с застежкой-молнией. Молча, буднично, без эмоций, пакуют тело. Кровавое пятно оставляют без внимания – с неба сыплет все гуще, к утру занесет. Тащить груз вверх по склону неудобно, но им не привыкать. Ремесло сборщиков трупов освоено в совершенстве…
Молчание – тяжелое, неприятное. Опасное, как граната с вынутой чекой. Нарушает его Седой – после того, как они загрузили мешок в заднюю дверь внедорожника. Начинает снаружи, не садясь в машину:
– Тебе это не надоело?
Руслан мгновенно насторожился:
– Что: это?
– Всё это. Жмурики бесконечные… Как дрова ведь уже возим, привыкли… Ко всему привыкли: объект жрет, кого встретит; мы его ловим, теряем людей и след; придумывем что-то новенькое, снова ловим… И никакой ведь суеты, как весной было… Все по плану, все по графику. График облав, график прочесываний. План по сожранным… Ты понимаешь? Мы привыкли! Это уже не ЧП, это уже рутина. «Насекомых» нет, кончились «насекомые»… Что дальше? Набираем новых – и опять по кругу? Нельзя долго дергать смерть за усы. Один раз ошибемся и… Или засветимся так, что никто не отмажет.
Вот оно что. Седой решил соскочить. Или провоцирует? Проверить недолго. Если говорит по заданию – непременно сейчас пойдет дальше. Сделает предложение, не отреагировать на которое нельзя – так или иначе.
– Есть другие варианты? – холодно спрашивает Руслан.
Но Седой осторожен.
– Думать надо о вариантах. Вместе думать…
– Хорошо, подумаем, – легко соглашается Руслан и садится в машину. Ему тоскливо. Только что он остался один. Совсем один. У Седого с этой минуты никаких вариантов нет.
– Поехали, – говорит Руслан живому трупу и вскрывает пачку сигарет.
Надо спешить. Миллениум на подходе.
Глава четвертая
1Гена не ошибся. За час до полуночи снегопад прекратился, ветер разогнал тучи. Когда «запорожец», светя единственной фарой, подкатил к Шведскому замку, ночь напоминала декорацию к рождественской сказке – луна в россыпях подернутых легкой дымкой звезд.
Фонари разрывали мрак четырьмя лучами – он отступал, сгущался у стен, в углах и нишах.
Они неуверенно стояли в самом начале анфилады, ведущей к облюбованному залу и почему-то не решались пройти дальше. Вроде бы ничего тревожного – длинный ряд тускло-одинаковых пятен лунного света, падающего из оконных проемов, перемежался с густыми полосами тени – но было в их правильной и мрачной последовательности что-то такое… Не хотелось пересекать эти белесые пятна и уж совсем не хотелось входить в эту угольно-черную тень.
– Незачем тут плутать в темноте, – вполголоса сказал Гена. – Пошли вдоль наружной стены, там есть пролом – через него в зал и пролезем.
Заплутать в крепости было трудно, но они тут же с облегчением согласились. Даже у Ирки при виде ночного замка поубавилось романтического энтузиазма, а Наташа хоть сейчас была готова развернуться и отправиться обратно к Генке – по ее мнению, Миллениум можно прекрасно встретить и там…
…Знакомый зал выглядел не так зловеще – луна гораздо лучше освещала его обширное пространство, чем анфиладу тесных комнат. Когда добавился свет укрепленных в нишах и выемках фонарей, а из включенного телевизора понеслись бодрые припевки – тревога и неуверенность ушли, отступили за стены, забились в дальние углы казематов и затаились между зубцов башен. Но не исчезли…
Парни разворачивали в дальнем углу целую батарею китайских боеприпасов – ракеты, петарды, римские свечи. Девчонки накрывали импровизированный стол. Ирка вслух удивлялась: почему они здесь одни? Почему никто другой не пришел встретить новое тысячелетие в таком экзотичном местечке? Даже в Саблинских пещерах, уже уходя, они наткнулись на две компании, выбиравшиеся из дальних залов – тоже праздновали. Но аборигенам Павловска чужда романтика…
Наташа не отвечала, она не могла отделаться от прилипчивого наваждения – в замке они не одни. Совсем не одни. Подошедший Игорь словно прочитал ее мысли. Может, действительно прочитал – по встревоженному взгляду и побледневшему лицу. Хотя в смешанном свете луны и фонарей мертвенно-бледные лица были у всех.
– Знаете, как использовали при императоре Павле здешнее подземелье? – начал Игорек самым зловещим тоном. – Туда временами запирали юных проштрафившихся камер-пажей. На ночь. И однажды…
Он выдержал паузу. Прозвучала она гнетуще, но на самом деле Игорь просто не успел придумать окончание импровизированной пугалки.
– И однажды дежурный по крепости офицер забыл сказать сменщику, что в каземате сидят трое парнишек. Вспомнили только через два дня. Открыли дверь и… никого не нашли. Исчезли пажи, как в воздухе растаяли. Но с тех пор по ночам, в полнолуние…
Он замолчал. В Наташке закипала злость – нашел место и время для идиотских страшилок.
– Вот оно! Слушайте! – Игорь поднял руку.
Они вслушались. Ветер? Зимний ветер свистит в зубцах башен? Наташа передернулась. Не бывает такого ветра – негромкое завывание становится все жалобнее, звучит детским плачем, переливистым рыданием. И внезапно смолкает. Они молчали, затаив дыхание. А сверху снова поплыл стон невинно загубленных душ…
Закончивший с пиротехникой Генка грубо испортил Игорьку развлечение:
– Кончай сеять панику! Какие, к черту, замурованные пажи?! Обычные пивные бутылки с отбитыми донцами. А внутри кусок тонкой резины одним концом приклеен. От ветра подвывает замечательно. Мы сами пацанами те пугалки и ставили – лазали на башню и закрепляли в трещинах. Некоторые уцелели.
Он задрал голову, оценил высоту башни, будто впервые ее видел, и покачал головой:
– И как шеи-то не поломали? А то еще порой с банкой краски и кистью лазали – намалевать имя подружки. Кто выше напишет – у того, значит, и любовь крепче. Сейчас смешно…
Наташа, как днем у провала, взяла его за руку. И сразу успокоилась. Почти успокоилась…
2Шампанское шипит в пластиковых стаканах. На крохотном экране крохотный президент обращается к своей огромной стране. Куранты. Генка, быстро выпив, отбегает к стене и проводит огоньком зажигалки по запальным фитилям. Грохот, огненные цветы в небе. Замок и его гости с каждой вспышкой окрашиваются в новый цвет. Красный. Желтый. Синий. Зеленый. Красный. Опять красный.
Красные стены.
Красный снег.
Красный отблеск глаз.
Ирка подпрыгивает и кричит, размахивая руками: «Миллениу-у-у-у-м!!!» Эхо вторит. Игорь торопливо разливает по второй. Генка смотрит в глаза Наташки и говорит, негромко и слегка удивленно: «Миллениум…» Она улыбается.
3Огромная квартира – высокие потолки, гулкие комнаты. За столом женщина. Катя Колыванова. Она одна. Черное вечернее платье, макияж – но она никуда не идет. И никто не пришел к ней. На ее лице не совсем естественное спокойствие. Перед ней – бутылка шампанского и две фотографии. Улыбающийся мальчик лет десяти-одиннадцати в черной рамке. Мужчина с волевым лицом, с поперечной морщинкой на лбу – вокруг его снимка никакой рамки нет.
Телевизор выключен, кремлевских курантов она не слышит. Вместо них – зловещий бой старинных часов в углу. Двенадцать ударов. За окном крики, разноцветные ракеты чертят небо.
Катя наливает шампанское. В три бокала. Рука не дрожит.
4Капитан встречает Миллениум в семейном кругу. Хотя теперь он не Капитан – появилась семья, другая работа. Другая фамилия. Новая служба много времени не отнимает. А увлечение у него одно. Прежнее.
У них с женой гостья, женщина с короткой стрижкой. Примерно его возраста – и лет на шесть-семь старше жены. Празднично накрытый стол. Женщины оживленно общаются – он расслабился в кресле и не прислушивается к разговору. На вид не прислушивается. Улыбается благодушно. Без оружия и униформы вид у Капитана самый мирный, но глаза те же – холодные и цепкие глаза убийцы. Но к его взгляду не присматриваются.
5Тьма. Холод. Зверь лежит неподвижно, любое напряжение мышц отдается болью. Он нашел убежище и пробудет здесь до следующей ночи. О том, что сегодняшняя разделяет тысячелетия, зверь не знает. Он вообще давно ничего не знает, кроме самых простых вещей: голода, еще раз голода и дикого голода. Умеет он тоже немногое: убивать и не быть убитым. Жизнь его проста и по-своему гармонична. Зверь счастлив.
Непонятные звуки снаружи. Он поднимает голову. Громадная пасть приоткрывается.
6Офицерское общежитие. Веселые голоса, выстрелы шампанского, девичий смех, разудалая песня под гитару. Сегодня можно все, сегодня комендант отдыхает. Миллениум! Руслан попал сюда сразу после операции – с корабля на бал. В той же униформе, на правом рукаве – кровавое пятно. Никто не удивляется – и не такое видали.
Недавно вернувшиеся ребята говорят о перестрелках и зачистках. Руслан молчалив, о его войне никому не расскажешь. Много пьет и присматривает себе девушку – их сегодня здесь много. Руслану хочется забыть обо всем. Хотя бы на эту ночь.
7Старик в Тосно, встречает Миллениум с дочерью и зятем. Окружен заботой, отдающей легкой фальшью. Стол ломится от бутылок и закусок. Старику пить нельзя – слегка пригубливает шампанское. Чтобы новое тысячелетие было лучше минувшего. Хочется верить и он готов поверить. Поверить, что его мрачная эпопея закончилась сама собой – больше месяца на снегу нет знакомых следов, и не слышится в темноте проклятый вой.
Он вспоминает серую июньскую ночь, лапы с острыми когтями, вцепившиеся в край настила… Вспоминает убитого зверя – поднимающегося и уходящего. И не верит ничему.
8Зал сверкает – люстры, хрусталь, звезды на груди и звезды на погонах. Мундиры. Вечерние платья – на дамах неопределимого возраста. Бомонд, военный бомонд. И не совсем военный.
Генерал мрачен. Вспоминает сегодняшний разговор, весьма неприятный. Открытым текстом ему дали понять, что игра чересчур затянулась. Груда ставок растет, а выигрыша нет и нет. Не пойманного объекта попреки не касались – мелочь, недостойная внимания небожителей. Десяток-другой трупов – невелика важность, от паленой водки гибнет больше…
Нет результатов, давно обещанных, – тех, которые можно превратить в миллионы и миллиарды. Перспективы и сроки отодвигаются, как мираж в пустыне. Это – самое главное и самое гнусное. На косматого хозяина ночи людям, прикрывающим спину Генералу, по большому счету наплевать. Не вышло в этом тысячелетии – закончат в следующем. Время есть.
Глава пятая
1Они вдвоем.
Бутылка опустела, вторая тоже. Следы пиршества сложены в пакет. В зале стало темнее – Ирка с Игорем прихватили два фонаря и отправились-таки на подземную экскурсию.
Она делает шаг к нему, ей хочется сказать многое. Что она не такая, как он мог подумать… Что у нее нет и никогда не было привычки через три часа после возобновления знакомства ложиться под первого встречного парня… Что он не первый встречный, что…
Она не говорит ничего. Он тоже. Говорят руки, говорят губы – беззвучно – и прекрасно понимают друг друга.
2Подземелье вовсе не романтичное. Хотя замшелые кирпичные своды могут произвести сильное впечатление. Но дело портит земляной пол, обильно усыпанный мусором. Отнюдь не древним: одноразовые стаканы, банки, бутылки, обертки и объедки… Похоже, иные граждане облюбовали замок для неформального общения с выпивкой и закуской. При этом активно используют дыру в полу как мусорную яму. И, по совместительству, – как отхожее место. Ладно хоть все замерзло.
Ирка брезгливо морщит нос, но продвигается дальше. Справа подземелье быстро кончается – наружная стена крепости. Ряд похожих на амбразуры подвальных окошек. Достаточно широких – для пушек? Видно звездное небо и, смутно, – другой берег Славянки. Больше здесь ничего интересного. Игорь даже не старается прижаться к ней поближе – обстановка не располагает.
Они возвращаются к пролому и двигаются влево. Пол резко повышается, под ногами груда земли и битого кирпича – приходится низко пригнуться. Сверху, в заиндевевшем кирпичном своде – еще один лаз, в него все и насыпалось. За ним – черная горизонтальная щель. Узкая, протиснуться можно лишь на четвереньках. Игорь светит туда. Батарейки подсажены, луч вязнет в липкой тьме, ничего не видно. Ничего, кроме… Кроме…
Два слабо светящихся пятнышка. На долю мгновения исчезли, зажглись снова. Слегка переместились? Глаза? Тут же, ответом, – низкое рычание. Собака, шепчет Ирка и растерянно пятится.
Но это не собака.
Рычание становится громче.
3Шаги. Желтый круг света прыгает по стенам. Игорь. Наташа делает шаг назад.
– Ну что, диггеры? Много сундуков и скелетов откопали? – интересуется Гена, не скрывая скепсиса. Он досконально обшарил здешние подвалы еще мальчишкой.
Игорек не отвечает, торопливо выбирает из уцелевшей кучки петард самую большую. И спешит обратно.
– Что случилось? Где Иришка? – тревожно спрашивает Наташа. Ушедшие было страхи мгновенно возвращаются. Замок опять кажется чужим и враждебным. И пустым лишь на вид.
– Там Ирка, – Игорек на ходу мотает головой. – У нас проблемка нарисовалась, надо шавку одну шугануть, а то…
Уходит, конец фразы гаснет за стеной. Гена недоуменно провожает его глазами и не знает, что в последний раз видит приятеля.
Живым – в последний.
4– Выскочит и улепетнет как ошпаренная, – говорит Игорь. Он зол на идиотскую бездомную псину, заставившую его так поспешно отступить из подземелья. Отступить на глазах у Ирки. Как на грех, и палки под рукой не оказалось, и камень из смерзшейся кучи не выковырять. Ну ничего, сейчас он ей покажет…
Ирка молчит, она неравнодушна к собакам и кошкам. Но ничем не мешает. Мальчик решил почувствовать себя защитником и рыцарем – пусть, она все понимает. Ирина по прозвищу Динамо вообще понимает гораздо больше, чем думают многие ее знакомые, обманутые имиджем непосредственной и простоватой девушки-ребенка…
Они стоят у края второго, меньшего, лаза. Игорь нагибается. Петарда с горящим фитилем летит по дуге в черную щель.
Яркая вспышка. Взрыв в узком замкнутом пространстве бьет по перепонкам. Но собака не улепетывает как ошпаренная. Она невероятным прыжком вылетает наверх. Прямо к ним.
Какая громадная, успевает подумать Игорь – и это его последняя связная мысль.
Бросок зверя неразличим глазом – Ирка сбита, отброшена на несколько шагов. Ошеломлена, даже не пытается защититься, прикрыть горло… Способ нападения давно отработан. Пасть схлопывается на правом предплечье – резкое движение башки – хруст костей, и тут же – истошный, пронзительный вопль. Громкий – но короткий утробный рык перекрывает все. Пасть вновь атакует – в живот. Разлетаются ошметки пуховика. Пух липнет к морде – окровавленный. Вопль не смолкает.
В те же секунды: Игорь бросается к подмявшей Ирку черной туше – медленно, очень медленно. Между ними пять шагов – шаг, полшага – застывает – Ирка, словно зовя на помощь, взмахивает рукой – но странно короткой. Струя крови. Прямо в лицо. Он разворачивается и бежит, не разбирая дороги. Молча.
Несется к дальнему концу крепости. Каким-то чудом не падает в темноте, не спотыкается о разбросанные обломки. Иркин крик за спиной смолкает – резко. Слышно только собственное дыхание, рвущее легкие. Быстрее, еще быстрее! К машине! Темное пятно выхода близко. Обрывок мысли: снаружи – безопасно. Быстрее!!! Мягких прыжков за спиной он не слышит – удар в спину валит с ног неожиданно. Судьба милосердна – пасть сразу крушит позвонки у основания черепа. Всплеск черноты. Ноги подергиваются, пытаясь продолжить бег. Короткий торжествующий рык.
Тишина.
5Звук несильный – но замок вздрагивает. Мелкая дрожь под ногами. Грохот взрыва прокатывается по каменному нутру, толстые своды гасят – им слышен глухой протяжный вздох. Вздох разбуженного гиганта. Сверху кирпичи – два? три? – выпадают из ветхой кладки. Там, где хотел расположиться Игорь. Генка встревожен: