Нуониэль. Часть первая

Они неслись со всех ног, спотыкались, падали, ползли, вставали и снова бежали. Их окружала тьма и пыль. Мальчишки не могли дышать, видеть, слышать и говорить. Земля содрогалась с каждой секундой всё сильнее. Единственное, что они могли – держаться друг за друга и бежать туда, где, как им казалось, стоял спасительный лес.

И тут страшная сила отбросила Йоки в сторону. Лорни даже не успел крепче сжать руку товарища. Через мгновение земля резко вздыбилась, как напуганная кошка, и у Лорни подломились ноги. Паренька толкнуло вверх. Его швырнуло, будто ядро из катапульты. Во время полёта он испытал не страх, а чувство неизбежности. Когда боишься, страх сковывает твои действия, потому что ты не знаешь, что должно произойти. Чувство неизбежности рождается тогда, когда исход ситуации ты полностью осознаёшь. Предпринимать в этот момент ты тоже ничего не можешь, но не потому что ты скован страхом, отчаянием или болью. Ты бездействуешь, потому что ни одно твоё действие не имело бы смысла – ты понимаешь, что всего лишь песчинка в буране, капля в волне, разбивающейся о камни, лист в осеннем урагане.

Лорни рухнул на колючие кусты и поранил руки. Где ещё он ушибся, или какую другую часть тела повредил, Лорни и выяснять не собирался: где-то тут, в этой тьме, должен быть Йоки. Кругом продолжало грохотать, земля тряслась, в глаза и рот набивался песок. То и дело рядом в землю врезались острые камни. Йоки метнулся вперёд, натыкаясь на ели и кусты. Касаясь еловых лап, он нащупывал путь между стволами. Он поднимал ноги как можно выше, чтобы не споткнуться о корни. Вскоре стало светлее, но грохот и тряска не ослабевали. На мгновение, глянув вверх, Лорни увидел, как на вековые деревья падают скалы. Огромные гиганты, отколовшиеся от исполинского косогора, летели на лесной массив, разбивая в щепки живые деревья. Прямо над головою Лорни заметил и падающие горы. Они склонялись прямо над ним. Вся масса, упавшая с небес, нависла над лесом и готова была вот-вот подмять под себя хрупкие деревца. Лорни бежал, уклоняясь от падающих елей и камней. Внезапно, позади раздался глухой, но мощный удар. Волна звука оглушила Лорни, а ураганный ветер сбил с ног. Он ударился спиной об острые камни и ломаные ветки. Свернувшись калачиком парень закрыл голову руками и стал кричать, что было сил. Но как он ни старался, услышать себя не вышло. Тут его придавило небольшим камнем. Лорни дёрнулся от боли и закричал ещё громче. Снова в бок ударил холодный осколок. И снова мальчишка лишь вздрогнул от боли. Потом ещё несколько раз по нему попало тяжёлыми камнями, а он всё лежал и кричал. Ему было всё равно, умрёт он или нет – главное, чтобы этот кошмар наконец утих.

***

Лорни проснулся оттого, что сильно озяб. Он открыл глаза и обнаружил себя, в буреломе под слоем мелкой каменной крошки. Кругом стояла привычная лесная тишина. Попытавшись встать, паренёк понял, что тело совсем не слушается. Лорни подвигал суставами: все ли конечности целы? Руки и ноги двигались, спина не болела, шея поворачивала голову, горло цело. Он закрыл сначала один глаз, а потом другой. Оба видели. Ощупывая голову, он обнаружил на затылке ком из волос, слипшихся от запекшейся крови. Голову пронзала дикая боль. Он всё же прощупал череп: а вдруг там дырка? К его счастью, голова осталась цела.

Лорни поднялся на ноги. Голова закружилась, а к горлу подступила тошнота. Он присел, опустил голову на колени и закрыл глаза. Стало легче. Картины произошедшего во всех подробностях всплывали в памяти. Всё случилось так быстро, что теперь, сидя в груде обломков, он должен сложить заполненные ужасом мгновения в цепь событий. Лорни огляделся. Позади, за вырванными с корнем деревьями, косыми еловыми стволами без ветвей и коры возвышалась до самых облаков отвесная скала, которой не было тут ещё вчера. Нет да нет, откуда-то доносился грохот падающих камней. А вот и от самой отвесной стены откололся гигантский кусок, похожий на огромную серую сосульку и стрелой упал вниз, с лёгкостью войдя в мягкую землю чуть ли не на половину длины. Лорни никак не мог поверить, что это всё случилось на самом деле. Он отказывался признавать, что видел всё своими глазами, да ещё и чуть не погиб. Осмотрев себя, он засмеялся. Одежда стала непригодной: изорванная хуже старой половой тряпки, пропитанная кровью, она лоскутами свисала с его измученного тела. Лорни оторвал левый рукав, чтобы посмотреть на ту рану, что он получил при падении в лесу во время преследования Йоки. Повязка куда-то подевалась, а колотая рана с трудом угадывалась среди других глубоких и не очень ссадин, порезов, ушибов. Лорни снова засмеялся: тогда, увидев, что его руку пронизывает еловая ветка, он не знал, что делать, а теперь искупавшийся в собственной крови он счастлив, что вообще жив.

– Йоки! – вскрикнул Лорни, но громко не получилось. Он откашлялся и снова позвал друга, но уже в полную силу. Позади снова раздались раскаты падающих камней. Поодаль послышалось щебетание птиц и кукушки. Йоки не отзывался.

Лорни встал, забрался на выкорчёванную ель и окинул взглядом окрестности. Скала тянулась с юга на восток насколько хватало глаз. Подле неё лентой, шириной шагов в сто, шёл бурелом, плавно переходящий в уцелевший лес. Пологая местность превратилась в склон холма, с глубокими трещинами. Наверное, вонзившись в луг, эти небесные горы вытолкнули из-под себя землю, образовав вокруг это всхолмье. Из куч веток и разорванных в клочья еловых стволов торчали серые камни – острые, блестящие влагой. Там наверху, очертания упавших гор терялись в спускающемся с их тумане. Предвечерье дышало стуже и стуже. Лорни полез по бурелому, карабкаясь по сваленным елям, огибая острые валуны. Как муравей ползёт по лесной тропинке, усыпанной еловой и сосновой хвоей, Лорни часто останавливался, проваливался куда-то вниз в расселины, снова выбирался, вилял и не раз выползал туда, где уже был. Гигантская каменная сосулька, отколовшаяся сразу после того, как Лорни очнулся, была уже совсем близко. Холодный столп нависал прямо над головою. Этот мёртвый каменный великан, пристально наблюдало за тем, как маленькое живое существо силится преодолеть ещё один аршин. Лорни казалось, что у этого великана там наверху, есть невидимые глаза. Веяло от этого высокого камня такой тишиной, какой пахнет только смерть. Лорни не хотел смотреть вверх. Сейчас, когда каждая часть его тела ныла от боли, запёкшаяся кровь трескалась при малейшем движении, а озноб пробирал всё проворней, ему совсем не хотелось тревожить великана, отколовшегося от скал, сошедших с небес. Хотелось скорее проползти это тихое место и больше сюда не возвращаться.

Но именно здесь на глаза Лорни попалась какая-то тряпка. Прямо на ветке, торчащей из еловых лап, он увидел кусок мешковины с воткнутыми в неё перьями. Потемневшая от влаги материя, грязная как и всё вокруг, почти не выделялась из общей картины. Лорни приметил её только потому, что она казалась странно знакомой. Это был старый плащ Йоки. Лорни снова тихо позвал своего друга. Когда ему никто не ответил, парень начал понимать, что он находится в мире, где падающие с неба горы не имеют никакого значения. Гораздо важнее здесь волны невидимого моря, омывающие всё вокруг. Волны, приводящие в движение сосны в лесу, травы в степи и его – человека, выползшего из-под обломков. Это волны, которые он никогда не замечал, и которые столь отчётливо предстали перед ним сейчас, на краю мира – мира жизни, наполненного бушующим морем светлых и тёмных сил. Он стоял на рубеже и теперь должен был заглянуть за грань, туда, куда ушёл его друг. В тот миг, как он увидел кусок старого плаща, всё стало ясно. Можно было испугаться, закричать, начать надеяться на лучшее и искать, искать, искать. Лорни оказался не из тех. В миг, когда загробный мир предстал перед ним на расстоянии вытянутой руки, молодой человек не потерял самообладания, а даже наоборот, избавился от всего лишнего, чем была заполнена его жизнь. Чёткая картина того, как надо теперь поступать, всплыла в сознании из тёмных глубин его души. Изначально заложенное в нём понимание того, что необходимо делать, а что праздно, нашло в его характере твёрдую опору. Подобно зёрнам, попавшим в плодородную почву, незыблемые жизненные принципы крепко пустили корни в его душе.

Лорни подполз ближе и снял обрывок плаща. Крови на нём не было. Вероятно, его сорвало с Йоки этой самой веткой, которая обломилась, когда на неё падал какой-нибудь камень. На ветке, зияющей бледной желтизной свежего излома, следов крови тоже не нашлось. Значит, не задело. Лорни сделал ещё несколько шагов вперёд и обнаружил, что стоит прямо перед той самой гигантской каменной сосулькой.

«Всё-таки где-то здесь», – подумал Лорни. И тут он увидел распластавшееся на земле тело. В том месте, где огромный осколок вошёл в землю, не валялось ни наломанных веток, ни выкорчёванных пней. Йоки лежал на примятой траве, распластав руки и ноги. Так обычно лежат счастливые люди, бегущие в солнечный день по лугу, а потом останавливающиеся и падающие на спину, чтобы, жуя травинку, безмятежно поглядеть на белые облака. Лорни присел рядом с телом. Он никак не мог заставить себя посмотреть на всё целиком. Вместо этого, глаза бегали, выхватывая отдельные фрагменты. Он видел ногу, руку, подорожную сумку. Голова лежала на земле прямо в том месте, где осколок вонзился в почву. Ровная каменная стена и землистый пол – в этом странном углу и лежала голова друга. Лорни захотел повернуть лицо погибшего к себе. Молодой следопыт провёл пальцами по камню вниз и, только он хотел повернуть голову друга, как понял, что пальцы его уже находятся под черепом. Лорни понял, что половина головы Йоки находится где-то там внизу, под камнем, который обрушился на неё с такой силой, что разрезал череп пополам, как нож режет буханку хлеба. Он с ужасом отпрянул от тела и посмотрел на свои красные пальцы. Ему сделалось плохо: голова закружилась, а в животе всё на мгновение сжалось, стало не хватать воздуха. Лорни отвернулся и перевёл дыхание. Сердце начало успокаиваться, а прохлада на щеках сменилась испариной. Видеть то, что Йоки мёртв, оказалось сложнее, чем просто осознавать это, не видя проломленную голову и не ощущая на пальцах липкую кровь. Но именно в этот тяжёлый момент Лорни чётко увидел свою новую цель. Следопыт, которому больше некого выслеживать, поднялся, оглядел местность и принялся за дело. Сначала он нашёл острый камень, который хорошо лежал в руке. С его помощью он быстро раздобыл себе пару крупных еловых лап. Положив одну лапу на другую, он получил незамысловатые носилки. Аккуратно уложив Йоки на еловые лапы, Лорни оттащил его от скалы туда, где деревья стояли невредимыми. Он оставил друга на мшистых кочках, под тремя молоденькими елями, росшими на опушке, окружённой хороводом берёзок. Крепко сжимая в руке острый камень, Лорни побежал обратно к скале, издавая неистовый боевой клич. Он нёсся по кочкам так скоро, что лишь чудом не переломал себе ноги. Когда он достиг осколка, отрезавшего Йоки полголовы, Лорни стал бить его своим острым камнем.

– Исчезни! – кричал он, срывая голос и нанося удары по холодной громадине. – Ты мне ответишь! Провались пропадом!

Он бил и бил по скале, высекая искры и защемляя истерзанные пальцы. Когда камень выпал у него из скользкой от пота и крови руки, Лорни опустился на колени и забил по скале кулаками. Он кричал и выл, пока не обессилел и не упал ничком, зарыдав тихо, без слёз, царапая землю разбитыми ногтями.

Когда опустилась ночь, Лорни уже сидел у костра на опушке, окружённой берёзами. Под тремя ёлочками темнел холмик сырой земли, выложенный по краям камнями. Из холмика торчали две палочки, перевязанные друг с другом одной короткой поперечной. Знак напоминал букву «н». В тех краях, да, по правде сказать, и во всей Эритании, так обозначали могилки. Лорни сидел, глядя в огонь и думал о Йоки, о том, как тот ушёл из деревни и как нелепа оказалась его смерть. Ведь они вдвоём были там на лугу, где теперь возвышалась отвесная скала до самых облаков. И они вместе добрались до леса. На тот момент, когда эти горы рухнули, Йоки всё ещё оставался жив. Кусок скалы отделился и рухнул только тогда, когда Лорни очнулся. А сколько он пролежал без чувств? Ведь всё это время Йоки жил. Возможно, очнись Лорни раньше, он смог бы спасти друга. Тогда в смерти человека, выходит, виноват не бездушный камень, а он – Лорни. Тот, кто ещё недавно с кулаками бежал за ним по лугу, готовый избить его до полусмерти, а потом на аркане тащить до самой деревни. Может быть он – друг, отправившийся на поиски дальше прочих жителей деревни Степки – стал причиной гибели молодого парня? Лорни корил себя за то, что всё в жизни у него получается не так, как надо. С самого детства он совершал поступки, рушащие вокруг него всё доброе и правильное. Лорни вспомнил и тот день, когда давным-давно они играли в «Два королевства». Йоки, будучи королём, потерявшим всё своё войско, стоял в лесу напуганный, готовый расплакаться в любую минуту. Он был один. Враги рыскали поблизости: из-за деревьев раздавались их дикие вопли. Они искали Йоки, чтобы взять его в плен. Королеву они уже захватили. Для полной победы оставалось пленить только его – маленького, испуганного мальчика. Лорни случайно наткнулся тогда на своего друга. В той детской игре они оставались последними выжившими: король и его рыцарь. После стольких лет, он во всех деталях помнил тот случай. Правильного решения тогда уже не существовало. Одержать победу было невозможно. Йоки потерял всякую способность рассуждать и принимать решения – за ним шла охота. Спасение своего друга и короля легло на плечи Лорни. Он предложил бежать к старому амбару и спрятаться там под крышей. Всё это закончилось тем, что амбар, где засел плачущий Йоки, окружила кричащая ребятня. Йоки с позором вывели на всеобщее обозрение и совершили игрушечную казнь. Наверно, с тех пор он и стал таким странным: гулял всё больше один, ни с кем не разговаривал, собирал гнилые коренья и бубнил себе под нос непонятности. Лорни рос, и всё чаще слышал истории, в особенности о доблестных рыцарях и чести. Сравнивая себя с этими рыцарями из сказок, он постепенно понимал, что тогда в лесу, они вдвоём вполне могли бы выйти против врагов в открытый бой. Так поступил бы любой рыцарь из этих сказок. И если бы у него тогда хватило смелости, уверенности в себе, дерзости и воли к победе, они бы одержали верх над неприятелем. Кто были недруги? Кучка неорганизованных мальчуганов, которые бросились бы врассыпную, увидев перед собою людей, готовых умирать, но не сдаваться.

Из сказок, разговоров взрослых, учений звездочёта Мирафима Лорни узнавал, каким должен быть настоящий человек. Но каждый несовершённый им значимый поступок, делал из Лорни человека заурядного, малодушного, нерасторопного. И сейчас он мог бы быть сильнее – прийти в себя раньше, скорее отыскать Йоки и оттащить его дальше к лесу, до того момента, как кусок камня отсечёт другу половину головы. Лорни беспрестанно хотел стать лучше, но как ни старался, ничего не получалось. Фантазировать он мог что угодно, но неведомая сила всегда возвращала простого парня из Степков в колею бесславной жизни крестьянина и подмастерья выжившего из ума звездочёта.

Зябкое утро разбудило Лорни щебетанием птиц. Открыв глаза, юноша увидел перед собою большого серого волка. Огромная пепельная фигура стояла совсем близко в дымке потухшего костра. Лорни не успел испугаться, как волк потерял всякий интерес к человеку и метнулся куда-то в лес. За деревьями в том же направлении пронеслась целая волчья стая.

Оставаться в глуши, где бродят встревоженные звери, стало небезопасно. Лорни отправился на восток вдоль упавших с неба гор. Они оказались столь огромными, что потребовалось более половины дня, чтобы пройти их. До деревни Буеры Лорни добрался поздней ночью. Его встретили обеспокоенные люди, видевшие, как с неба в лес падает серая глыбища. Появление истерзанного, голодного юноши вызвало ещё большую тревогу. Он остановился в доме своей тётки – жены местного свинопаса. До рассвета бабки обрабатывали раны, поили и кормили Лорни. Мужики, толпившиеся в горнице, внимательно слушали рассказ парнишки, хмурились, молчали, думали.

Утром тётка дала Лорни чахлую кобылу, и юноша направился домой. До Степков верхом выходило два с половиной дня пути. А там, среди лугов, видели ли его родные, парящие в небесах горы? Дрожала ли под ногами земля? Поверят ли они его рассказам? Лорни было недосуг думать об этом. Его беспокоила будущая встреча с матерью Йоки – несчастной женщиной, потерявшей в жизни всё.

Подъехав к воротам своего двора, Лорни спешился. Скитавшегося десять дней паренька обступил деревенский люд. Все, включая мать Йоки, ждали главной новости – жив или нет.

– Йоки, – начал Лорни, глядя в глаза старой женщины, – знал то, о чём не догадывался никто из нас. Даже Мирафим не предполагал того, что в итоге случилось. Йоки отправился на полночь, чтобы найти подтверждения своим догадкам. И он их нашёл. Он стал свидетелем появления новых гор. Когда эти горы упали на землю, весь мир пришёл в движение. Даже в Буерах земля ушла из-под ног. Тамошний люд подтвердит мои слова. Я и Йоки оказались рядом с местом падения. Тогда мой друг спас мне жизнь. Он не смог вернуться сюда… Потому что… Потому что никто не знает об этих горах больше чем он. Это великий человек и великий первооткрыватель. Йоки из Степков станет первым, кто взойдёт на новые горы. А когда он закончит свою работу и вернётся, о нём узнает весь мир. И каждый из нас будет гордиться таким земляком.

Поверили жители деревни его словам или нет, Лорни не понял. По хмурым взглядам и напряжённому молчанию простого люда никогда не скажешь, что у них на уме. Но Лорни обрадовало, что тревожное выражение лица матери Йоки сменилось спокойной улыбкой, а глаза засияли светом надежды. Этот свет горел с тех пор каждый день, в течение последующих трёх лет до самой её кончины. Женщина заболела ранней осенью и умерла в собственной постели. Уходила она в здравом рассудке и с твёрдой уверенностью, что у Йоки всё хорошо.

Глава 3 «Семеро»

Закич мечтал о колбасе. Эти грёзы одолевали его с тех самых пор, как копыта его дряхлой кобылы в первый раз подмяли мшистую землю степной провинции Дербены. Колбаса служила ему символом достатка и завершённого счастья. Сладко-тёплый запах напоминал ему дом, жену, раннее утро, когда на стол, покрытый белоснежной льняной скатертью, ставили обожженную глиняную тарелку и деревянную кружку. В кружке белело тёплое парное молоко, а на тарелке лежали кружочки красной колбасы. Закич ценил уют, но и ненавидел его. Сейчас, возвращаясь на дряхлой кобыле с дозора, в потёмках, под проливным дождём и на холодном ветру, личный коневод рыцаря Ломпатри утешал себя тем, что поганая погода всё же веселее унылого тёплого очага. Ведь в очаге нет страсти, нет стремления, нет жизни. Здесь же, каждую минуту приходилось доказывать, что ты живой, что имеешь право дышать и двигаться вперёд к своей цели. Если бы ещё Ломпатри сказал, куда они, к поганой нечисти, направляются. А то убьют бравого рыцаря ненароком какие бандиты-грабители. Пропадай потом в этих всеми забытых Дербенах. Нет, бандиты сейчас совсем некстати.

Впереди показался свет – видать Воська развёл костёр. Только сегодня света было больше, чем обычно: пылающие головёшки яркой пирамидкой возвышались над чёрной землёй, освещая палатку и сновавших подле неё людей. Закич замер и прислушался к происходящему в лагере. Видимо, рыцарь Ломпатри решил разделить привал с кем-то ещё. И, судя по голосам, компанию он подобрал не из высшего общества. До Закича донёсся басистый смех мужиков. В лагере суетились. Коневод слез с лошади и тихонько сделал несколько шагов по направлению к костру. В свете пламени он отчётливо различил палатку, телегу и фигуры людей. Ночь уже опустилась на равнины и лагерные, привыкшие, видимо, к свету костра, не видели подслушивающего конюха. А он придавил поводья кобылы камнем, прильнул к земле и подполз ещё ближе к лагерю. После продолжительных странствий в компании рыцаря Ломпатри, коневод научился не только сносно обрабатывать раны, но и чувствовать незримое. Умение, самое что ни на есть полезное для кочевой жизни. При малейшем изменении устоявшегося хода дел, Закич слышал тревожный голос, говоривший: «а вот теперь, дорогой друг коневод-травник-лекарь-следопыт, тебе лучше припасть к земле и не высовываться». И если старый Воська время от времени повторял, что всё будет в порядке, то внутренний голос Закича в самые, казалось, спокойные моменты мог заявить, что вместо порядка их ждёт сущий кошмар. Вот и теперь этот дрянной голосок стал подшёптывать: «ночка будет ещё та». Просто подъехать к лагерю, и дать обнаружить себя, показалось Закичу наивным. Когда ты гол, как сокол, то найти общий язык можно с любыми отбросами. А если у тебя рыцарская кираса, недурной благородный меч, слуга, да ещё и «зверушка» в придачу, то шансы получить поленом по голове резко возрастают. Кирасу можно забрать себе, слугу зажарить на костре, ради веселья, а «зверушку» сдать королевской страже за вознаграждение. В такой ситуации лучше притаиться во тьме, где-нибудь поблизости и разобраться, с кем это там рыцарь сидит, а уж потом действовать.

Закич подполз ближе и притаился за кочкой. Гостей Закич насчитал до семи мужиков. Их кони – здоровые на вид животные, стояли возле телеги. Сами гости выглядели потрёпанно: кожаная одежда, подбитая засаленным мехом, берестяные лапти, старые шерстяные шапки, потерявшие форму и цвет. С оружием молодцы не расстались. Бойцы передвигались по лагерю с топорами, мечами и кинжалами на поясах. Один из них сидел у костра и точил стрелы. Дрянная одежда, хорошие скакуны и желание иметь под рукой то, чем можно убить – сочетание достаточно красноречивое. Ломпатри, скорее всего, уже догадался, что ночка предстоит буйная. Он сидел у костра неподалёку от входа в палатку, где, наверняка, лежал его меч. Воська мельтешил с кастрюльками и дровами, не догадываясь о том, что положение тревожное. Нуониэль, вероятнее всего, спал в палатке.

Говорили в лагере громко, но дождь сильно стучал по листьям плакун-травы, в которой лежал Закич, и поэтому он не сразу расслышал разговор двух мужиков, отошедших от лагеря в поисках валежника. Они прошли прямо у него под носом. От страха, сердце у коневода ушло в пятки.

– Видал молодца? – спрашивал один мужик другого.

– Здоров, детина, – отвечал второй.

– Бессеребренник. Таких сразу видно. Пропил всё, или отобрали.

– Шмотьё возьмём, – хмуро ответил мужик, ломая очередную найденную корягу.

– Ветковолосого видал? – усмехнулся первый.

– Ещё бы! Хворой какой-то. Кабы не заразиться. Но сдать страже можно, если кто из наших отправится в стольный. Уж пару монет выручим – этот точно сказочный. Ни разу настоящее сказочное существо не сдавал.

– А это что? Чья кобыла?

Закич медленно обернулся. Прямо позади стояла его лошадь, которая плелась за ним попятам всё это время: камень не удержал поводья. Пришлось действовать в открытую.

– Дунка! – окликнул клячу коневод и поднялся из кустов. – Это Дунка. Моя кобылка.

Тупые бандиты замешкали: сразу убивать этого подозрительного типа или же сначала схватить и допросить.

– Увидел костерок, – продолжал тараторить Закич, чтобы сбить их с мысли, – решил, дай загляну. Остановился поодаль – вдруг бандиты – надо проверить. Вижу – всё нормально, пошёл за Дункой, а тут и вы. Ну так как? Позволите у огня обсохнуть? Мне поделиться нечем – я давно в пути. Но добрым советом всегда помогу, если люди хорошие.

– Пойдём, – недоверчиво сказал тот, что был выше и шире в плечах.

Закич взял уздцы и направился за оборванцами. Когда подошли к костру, один из них взял у Закича лошадь и повёл к телеге. Гостя тут же обступили. Главный у них был рослый детина в хороших штанах и дорогих сапогах. Его рваная кольчуга висела у костра, а сам вожак красовался огромным шрамом, пересекавшим блестящий от дождя мускулистый торс. Закич успел озябнуть, а этот верзила, казалось, совсем не замечал непогоды.

– Кто? – буркнул главарь, оглядывая новичка с ног до головы.

– Моё имя Закич.

– Да хоть чан с дерьмом! Живёшь чем, я тебя спрашиваю? – злобно спросил главарь.

– Дело моё нехитрое – врачую людей да скотину всякую.

Закич заметил, что разбойники всё ещё с недоверием смотрят на него. Ломпатри же, казалось, вообще не обращает на происходящее внимание.

– В стольном граде завелась одна крыса, пустившая слух о том, что Закич, якобы, занимается разными волшебствами, – стал придумывать Закич присев возле костра, будто бы его ночёвка в лагере уже дело решённое. – Конечно же, это полная ерунда. Я проблем не ищу. Стража на меня и так косо смотрела: думали я из конюшен добро тащу. Но, как говориться, у богатого прибрать не грех. А болтаться на виселице за волшебство – это не моё.

– И где же ты в Идрэне промышлял? – спросил один из разбойников.

– Идрэн? – переспросил Закич. – Нет. Не Идрэн. Атарийские мы, из Анарона.