Евангелие от покойника

– Я тебя долго ждать буду?! Садись уже!

– Ну… Я был… не знал, что…

– Избавь меня от подробностей!

– Простите!

Лёша несколько раз дёрнул ручку чёрного джипа. Когда дверь наконец подалась, он неуклюже залез на переднее сидение и мучительно выдохнул. Ему ужасно не нравились последние события, все эти люди, которые несли бред и постоянно им командовали: «Иди туда, заткнись, не возникай, не до твоих вопросов», – а уж эта рыжая стерва, презрительно смотревшая на него с водительского сидения, вообще вводила в состояние ступора. Всего пять минут назад ему сказали спуститься вниз и найти чёрную тойоту, а тут она уже огрызается, будто Лёша ей денег должен.

Рыжая стерва бросила на него оценивающий взгляд, полный раздражения и усталости, и повернула ключ зажигания. Машина дёрнулась и помчалась по промозглому сонному городу.

Лёша мучительно хотел пить, но не решался даже заговорить с новой знакомой, не то что уж попросить остановиться, тем более что денег у него всё равно не было. Кажется, у него вообще ничего не было.

– Ну что? Давно ласты склеил?

– Эээ… Вы о чём? – Лёше совершенно не нравился хамоватый тон этой девицы.

«Что она о себе возомнила? И кто она вообще?»

Он, конечно, уже почти привык к тому, что ничего не понимает, но это уже переходило всякие границы.

– Умер, сдох, отбросил коньки, закончил земной путь, попрощался с бренным телом? Любой вариант на твой вкус.

Казалось, новая знакомая с особым удовольствием проговаривает каждое из этих выражений.

– Эээ… Вы уверены, что я сел в ту машину? Или это вы так прикалываетесь?

– Так ты ещё ничего не знаешь? Блин, Матвей совсем оскотинил. Зелень мне подсовывать за пять таблеток.

В её голове явно крутилось множество красноречивых пожеланий Матвею, состоянию его здоровья, успехам и потенции. Автомобиль быстро пролетел перекрёсток на красный сигнал светофора и на полном ходу помчался по узкому переулку. Лёша нервно сглотнул и задумался о ремне безопасности.

– Эх, не я должна была тебе сообщить… Но, видимо, все пухлые ангелочки вкупе с апостолом Петром и Девой Марией взяли отпуск и удрали на Канары, так что сообщаю тебе я. Поздравляю: ты умер.

В салоне повисла пауза. Всё происходящее постепенно превращалось в параноидальный бред. Хозяйка авто посмотрела на пассажира, оценивая произведённый эффект и то, не собирается ли он выпрыгнуть из машины, ухмыльнулась и продолжила:

– Прости, нет подходящей обстановки или музыкального сопровождения, но чем богаты. Могло быть и хуже. Большинство новичков сразу в пекло отправляют. Так что тебе повезло. Итак, ты умер. Не знаю, как, где и по какой причине, но как человеческой единицы тебя больше не существует. Понимаю: звучит паршиво. Но времени и желания убеждать и доказывать тебе правдивость этой информации у меня нет совершенно, поэтому представь, что ты смотришь любой голливудский блокбастер. Считай, что ты купил трансформера, сожрал красную таблетку и получил письмо из Хогвартса одновременно. Какую последнюю дату ты помнишь?

– Никакую… – с огромным удивлением констатировал Лёша. И действительно, он не мог вспомнить ни то, откуда он, ни как зовут его родных, ни то, чем он занимался.

– А год какой?

– Никакой, – с ещё большим ужасом признался он. Единственное, что пришло в голову, что зовут его Лёша и что у него была мама. Но как она выглядела и какой была – хоть убей.

– Хм, в отстойнике начали прочищать память? – Хозяйка авто нахмурила брови. – Странно. Но тем лучше – скучать меньше будешь.

Она хищно ухмыльнулась, а затем деловито затараторила:

– Ну так, сегодня восьмое января две тысячи тринадцатого года. То есть какое-то время ты зависал между небом и землёй. Думаю, тебя давно похоронили, оплакали и даже твоя девушка успела найти себе нового мужика.

Машина на полном ходу неслась по городу. В окне разноцветными огнями мелькали припаркованные авто и рекламные растяжки. Новая Лёшина знакомая постепенно успокаивалась, и теперь вся ситуация её даже забавляла.

Лёша смотрел на собеседницу в оцепенении. Не было удивления, отрицания, мысленных попыток оспорить её слова. Ему даже не казалось всё это чушью. Слова складывались в предложения, он осознавал их смысл, даже мог сделать определённые выводы, но было ощущение, что информация не доходила до разума, терялась где-то посередине.

Последние сутки с ним творилось странное. Началось всё с того, что Лёша очнулся на ржавой раскладушке в старой комнате с мерзостными зелёными обоями и единственной тусклой лампочкой, болтавшейся на перекрученном проводе. Лёша не знал, где находится, как здесь оказался, и только чувствовал дикую боль в лёгких и бронхах. Он закашлялся, пытаясь освободиться от цепкой хватки, сдавившей горло, но стало только хуже.

Каким непостижимым образом он мог попасть в эту странную комнату, которую никогда до этого не видел, Лёша и представить не мог. Но самое удивительное, что даже не хотелось об этом думать. Разум заполнили всепоглощающие безразличие и апатия. Не хотелось ничего, если только вернуться в небытие, из которого его предательски выдернуло собственное сознание. Он не мог, вернее, даже не пытался пошевелить какой-нибудь из частей тела. Шестерёнки в голове совершенно не работали, а только издавали жалобный скрежет, переходивший в писк.

Сколько он так провалялся, Лёша не знал. Наконец, он решил собрать остатки воли в кулак и открыть один глаз. В комнате было тихо; окон, мебели и источников света, помимо злополучной лампочки, также не наблюдалось. Единственная дверь грязно-коричневого цвета скорее казалась провалом в потусторонний мир, нежели реальным объектом.

«Какого чёрта?!» – Лёша в недоумении уставился на незнакомые потёртые джинсы и тёмно-серую толстовку с капюшоном, в которые он был одет. В груди неприятно похолодело. Вдруг из тишины зловещего мира, скрытого таинственной дверью, послышались шаркающие шаги, прерывавшиеся стуком дерева по бетону. Шаги медленно, но верно приближались к комнате, где лежал Лёша.

«Наверное, это больница, просто я потерял сознание, меня привезли сюда, сейчас поговорю с медсестрой, и меня отпустят», – предположил он.

Шаги замерли. Раздался глухой кашель. Дверь медленно отворилась, и порог переступил старик, настолько древний, что казалось, он вот-вот рассыплется. У старика уже не было сил переставлять ноги, поэтому он натужно волочил их по полу, согнувшись почти вдвое и опираясь на деревянную клюку, чей стук и раздавался в тишине комнаты. Незнакомец был одет в грязный халат и шаровары немыслимого красноватого оттенка. На голове вместо волос остался тонкий, почти прозрачный пушок. В левой руке старик что-то бережно сжимал, благодаря чему напоминал Горлума.

Лёша попытался спросить, где он находится и почему, но звук, слетевший с губ, больше напоминал шелест осенних листьев, нежели человеческую речь. Старик холодно посмотрел на него из-под кустистых бровей, протяжно вздохнул и медленно зашаркал к Лёше. Остановившись у раскладушки, он протянул крючкообразный палец к Лёшиному лицу, надавил на подбородок, чтобы приоткрыть рот, и затолкал внутрь пару больших неровных таблеток, прошамкав:

– Пососи, не глотай.

Лёша почувствовал, что по спине поползли мелкие мурашки. «Какие-то странные нынче больницы пошли, или это всё-таки не больница? Может, меня похитили и теперь будут требовать выкуп?»

Воображение живо нарисовало ужасы отрезанных конечностей и боевиков в масках. Старик внимательно следил за тем, чтобы Лёша не выплюнул таблетки, затем, убедившись, что они растворились, бросил:

– Отойдёшь – поднимайся наверх, там тебе всё расскажут.

Он медленно развернулся и начал пробираться в обратный путь к тёмному зияющему провалу коридора.

Когда дверь захлопнулась, Лёша несколько раз моргнул, как бы стараясь переключить эту приводящую в недоумение картинку, но интерьер комнаты упрямо не хотел исчезать и продолжал настаивать на реальности происходящего.

Таблетки оказались на вкус отвратительно пресными, как комок засохших водорослей, к тому же от них сильно щипало язык. Он попытался сглотнуть, но слюны во рту не осталось, а к неприятным ощущениям на языке ещё прибавилось жжение в горле.

Лёша попытался обдумать своё положение и найти хоть какое-то объяснение текущей ситуации, но разум захватила волна тепла и спокойствия, разливавшаяся по всему телу, как будто бы после долгой прогулки по замёрзшему и обледеневшему городу он вернулся в уютный дом, выпил горячий кофе и теперь сидел в тёплом вязаном свитере перед камином. С каждым вздохом проблемы отступали всё дальше, по ту сторону сознания, а в воображении пробуждались приятные, греющие душу образы. Ему захотелось вскочить, побежать куда-нибудь далеко-далеко, навстречу закату, чтобы ветер дул в лицо, а каждый прохожий приветливо улыбался. Этот неожиданный заряд энергии и бодрости не мог смириться с праздно лежащим хозяином и одним рывком поднял его с раскладушки.

От резкой смены положения голова немного закружилась, но Лёша встряхнулся, потянулся и, полный сил и готовности к подвигам, направился к выходу. Открыв дверь, он всё же пару секунд помедлил, вглядываясь в обволакивающую черноту коридора, где не угадывалось никаких источников света, и, глубоко вдохнув, двинулся навстречу тьме.

Пробираться в коридоре пришлось наощупь, к тому же пол был крайне неровный и местами мокрый, поэтому идти приходилось очень медленно. Стены, сложенные из грубого камня, кое-где были покрыты склизким грибком. Наконец, когда Лёша в очередной раз вытянул ногу, чтобы нашарить в темноте рельеф пола, он понял, что наткнулся на лестницу, резко поднимавшуюся выше. Лёша начал медленно, ступенька за ступенькой, карабкаться вверх.

Постепенно темнота отступала – вверху был некий источник света. Сделав очередной поворот, Лёша увидел маленькую ссохшуюся деревянную дверь, которой заканчивалась лестница. Обрадовавшись, что всё-таки выберется из тьмы, он поспешил к спасительному выходу, при этом на секунду потерял равновесие и чуть не улетел назад, но в последний момент устоял на ногах.

Чуть запыхавшись, Лёша подошёл к двери, распахнул её и невольно зажмурился от яркого света. Немного помедлив, он открыл глаза и смог рассмотреть очередной длинный коридор, степенью запылённости и количеством мрачных портретов напоминавший старинный английский особняк. По обе стороны коридора располагалось множество дверей, причём все разного цвета и дизайна, некоторые открыты, какие-то закрыты. Всё помещение производило впечатление давно заброшенного и никому не нужного.

Ближайшая к нему дверь была приоткрыта, и оттуда доносились мужские голоса. Лёша на цыпочках подкрался и заглянул внутрь. Пред ним предстал большой зал прямоугольной формы с тёмно-зелёными обоями и высокими окнами, наполовину заложенными кирпичом и к тому же частично прикрытыми тяжёлыми пыльными шторами. В дальнем конце зала находился камин из грубого камня, в котором догорало последнее полено. Недалеко от камина стояли два массивных кресла с деревянными подлокотниками. В одном из них сидел худой мужчина неопределённого возраста и рода занятий, одетый в тёмные брюки и серый свитер с орнаментом в виде северных оленей. У него были каштановые волосы, доходившие до плеч, длинный крючковатый нос, увенчанный очками в тонкой оправе, и крайне цепкий, даже колкий взгляд. Создавалось впечатление, что от этого незнакомца невозможно что-то утаить или спрятать. Он сосредоточенно слушал собеседника – плотного человека средних лет в кожаной куртке с седеющими русыми волосами и трёхдневной щетиной.

– Я пытался что-то сделать. Мать его привлёк, она ему денег пообещала. Успокоила, что всё образуется. Даже из банка ему позвонили – кредит ему предложили, а он…

– Ты уверен, что больше никто с ним не работал?

– Да, я смотрел! Что я совсем идиот, что ли? Ну не мог я проглядеть кого-то. А скрыться от меня могут всего человек десять, они бы не стали. Ну не стоит он того, обычный мелкий клерк. Там сразу понятно, когда родился, когда женился, когда помер.

– А Лика что говорит?

– Какая разница, что она там говорит?! Почему тебя вечно это волнует?! Достала меня эта стерва!

Сидевший в кресле усмехнулся, приподнял бровь и саркастичным тоном поинтересовался:

– До сих пор не можешь забыть?

– Ей повезло, ты же знаешь.

Крепыш в кожаной куртке смутился и начал задумчиво изучать носки ботинок.

– Ладно, ясно всё с тобой. В следующий раз работай аккуратнее. За этот заказ ничего не получишь. Через пару дней – следующее задание.

– Какого хрена?! Я на этого мужика неделю убил! Мог у Гавра что-нибудь взять!

Отказ возмутил небритого до глубины души. Видимо, он сильно надеялся на вознаграждение.

Сидевший в кресле не обратил на это никакого внимания и, не меняя интонацию и не переводя на собеседника взгляд, продолжил:

– Ты же знаешь, я плачу за работу. Он должен был выжить. Нет жизни – нет платы. Всё честно, как в аптеке. Меня не интересует, сколько ты потратил на него времени, меня интересует результат.

– Ну ты и мразь, Матвей! Не зря от тебя все сваливают. – Небритый сжал кулаки в приступе немой злобы.

– Миш, это далеко не главное моё достоинство.

Тот, кого назвали Матвеем, расплылся в холодной самодовольной улыбке Чеширского кота. Слово «мразь» он, похоже, относил к числу комплиментов.

По выражению его лица Миша понял, что ничего не сможет добиться и аудиенцию можно считать оконченной. Он недовольно буркнул:

– Когда прийти?

– Приходи в среду около двух. Я постараюсь найти тебе что-то попроще.

Матвей бросил на собеседника кошачий взгляд, наслаждаясь его бессилием, сложил длинные бледные пальцы домиком у подбородка, притворившись, что о чём-то задумался.

Миша хотел ещё что-то сказать, но вовремя сообразил, что это бесполезно, резко повернулся и быстрым шагом двинулся прочь из комнаты. На его щеках выступили красные пятна, а кулаки судорожно сжимались.

Лёша шмыгнул за дверь, в страхе задержал дыхание и подождал, пока шаги не замолкли в глубине коридора. Он не понял до конца, о чём шла речь, но то, что они говорили о смерти какого-то мужчины, ему совершенно не понравилось. «Нужно выбираться отсюда, да побыстрее…» – пронеслось в голове. Через состояние эйфории начало пробиваться бешено колотившееся сердце, наполнявшее вены адреналином. Он затравленно оглянулся по сторонам в поисках спасительного выхода, как вдруг размышления прервал тихий, но властный голос Матвея:

– Подойди сюда…

Лёша, цепенея, сглотнул комок, подступивший к горлу. Хотелось слиться со стенкой в единое целое, но стенка не отвечала взаимностью. В голове теплилась надежда, что в комнате был кто-то третий, кого он сразу не заметил, но ни шагов, ни ответа на это обращение не последовало.

– Да, ты! Подойди сюда! Третий раз я повторять не буду.

В голосе Матвея не было угрозы или агрессии, но сразу верилось, что повторять он не будет и лучше было с первого раза исполнить приказ.

Лёша почувствовал: промедление будет стоить дорого, и осторожно вышел из укрытия. Никакой реакции. Только тишина и неподвижность. Лёша понял, то стоит подойти ближе. Он пытался посмотреть в глаза Матвея, но взгляд как-то сам переходил на волосы, свитер и обивку кресла.

Казалось, что Матвей задумался и совершенно забыл о госте. Он сидел молча, уставившись в дальний угол комнаты. Так продолжалось секунд тридцать. Наконец Матвей встряхнул головой, как будто проснувшись, и иронично оглядел Лёшу.

– Да, яблочко от яблони далеко падает. Ни мышц нет, ни характера, одни уши торчат. Что ж мне с тобой, таким, делать? Навызывал на свою голову.

Лёша смутился и невольно пригладил волосы в районе ушей. Конечно, он не считал себя красавчиком, но всё-таки такой оценки не заслужил. Ему было двадцать три года, он был высокого роста, хотя зрительно казался ниже из-за плохой осанки, проявлявшейся, когда парень смущался или забывался. Светлые густые волосы, доходившие до середины шеи и успешно, как ему казалось, прикрывавшие оттопыренные уши, серые добрые глаза и открытая улыбка демонстрировали, что у него не может быть никаких злых намерений. Что же касается характера, то Лёша считал себя пусть и не самым смелым человеком, но тем, кто найдёт в себе мужество и стойкость встретить опасность лицом к лицу и проявить лучшие качества.

Однако под взглядом этих тёмных колких глаз, обрамлённых узором мелких морщинок, каждая из которых только подчёркивала жалящую ироничность хозяина, он вдруг почувствовал себя подростком, держащим ответ перед строгим отцом за первую выкуренную сигарету. Лёша приготовился, что сейчас его лишат карманных денег и посадят под домашний арест, когда Матвей произнёс:

– Ладно, приставлю я тебя к человеку, а сейчас иди с глаз долой. В конце коридора направо – кухня, там тебя накормят, и да, приставай тут ко всем поменьше с глупыми вопросами, если хочешь подольше задержаться.

– Но…

Матвей вскинул левую бровь и убрал руки от лица:

– Ты уверен, что хочешь у меня что-то спросить?

В этот момент Лёша понял, что строгий отец знает не только о выкуренной сигарете, но и о выпитом пиве, и лучшим решением будет сбежать в свою комнату и не показываться ему на глаза, пока он обо всём не забудет. Лёша поспешил убраться из зала и, только отойдя от него шагов на десять, почувствовал себя спокойнее.

Походкой неуверенного подростка он шёл по коридору, то и дело чихая от поднимавшейся пыли. В некоторых комнатах сквозь открытые двери виднелась старая сломанная мебель, игрушки, лыжи, музыкальные инструменты и прочая рухлядь. Дом, если это был он, напоминал лавку старьёвщика.

Лёша дошёл до конца коридора, который наполнял запах пусть чего-то не очень вкусного, но явно съедобного, и осторожно приоткрыл дверь. Это была квадратная кухня площадью метров пятнадцать с закоптелыми стенами, по которыми струйками стекал конденсат от плиты. В центре стоял небольшой квадратный стол, обломанную ножку которого заменили на стопку кирпичей, у дальней стены стояла раскалённая грязная плита и ряд кухонных шкафчиков, собранных из разных, но весьма дорогих кухонных гарнитуров. Вдоль дверных косяков висели связки лука и красного перца, а на потолке – сушёный укроп и прочая зелень. В углу спиной к Лёше стояла маленькая пухленькая женщина с тёмными кудрявыми волосами. Она что-то резала на разделочной доске и мурлыкала себе под нос песенку.

– Кхм… простите…

Лешин голос дрогнул, и извинение получилось таким тихим, что он сам едва его расслышал.

– Простите, я не помешаю? – попытался он прибавить громкости, что получилось весьма неудачно, но женщина оглянулась.

Её лицо опухло и покраснело от кухонного жара. Его украшала приятная улыбка, в которой сверкала парочка золотых коронок.

– О, ты новенький? Проходи, проходи, голодный, наверное. Ещё бы, целую вечность уже не ел. – Она заговорщически подмигнула и принялась очищать стол от грязной посуды.

– Обед, конечно, не фонтан, но что Бог послал. У нас режим экономии, в таких условиях хлебосольным не будешь.

Повариха, судя по всему, любила поболтать, и Лёшу, перед которым поставила миску с варёной картошкой и, предположительно, мясной подливкой, она посчитала достойным собеседником. Как только нос почувствовал запах еды, желудок жалобно заурчал, сообщая о зверском голоде.

Она тем временем продолжила:

– Ты кушай, кушай. Меня, кстати, Кларой зовут. Я тут уже три года кашеварю, здесь ещё есть Сара, уборщица, и старый Томас – что-то вроде местного призрака. Ты его видел, наверное.

Лёша, занятый обедом, угукнул в знак согласия. Обед оказался не слишком питательным, но зато горячим и свежим.

– А тебя как звать?

– Лёфа, – прочавкал он.

– Лёшенька, – распевно произнесла Клара. – Ну ладно, здорово, что ты к нам попал. У нас неплохо. В других Домах, говорят, гораздо хуже, хотя кто знает.

Она грустно посмотрела в маленькое запотевшее окно, на миг застыла и, отогнав мысли, смущённо улыбнулась.

– А что за таблетки, которые мне дали? Это наркотики какие-то?

Поглощённый едой, Лёша даже не понял, насколько нелепо прозвучал вопрос.

– Наркотики?! – Смущённый смех. – Ну в каком-то смысле, может, конечно, и наркотики, но мы скорее считаем их витаминками и энергетическими добавками. Ты скоро всё узнаешь. Не задумывайся пока об этом, ты всё равно всё сразу понять не сможешь. Вот помню я свой первый день, думала, что просто свихнулась. Все эти Дома, Матвей с причудами, остальные. Я решила, что с ума сошла от переживаний о сынишке.

Её глаза заметно увлажнились, она шмыгнула носом и продолжила:

– А потом ничего, привыкла. И ты привыкнешь. Ты лучше сейчас поешь и иди поспи, хоть голова отдохнёт.

– Но мне надо… – дожёвывая последнюю картофелину, возмутился Лёша.

– Ничего тебе не надо! – не оставляя пространства для манёвра, перебила его Клара. – Отстань! Запомни главное: здесь не любят слишком любопытных и надоедливых, они долго не живут. Молчи да мотай на ус. Придёт время – всё расскажут.

– Как-то я начинаю слышать эту фразу слишком часто, – проворчал обиженный Лёша.

– Не сердись, милый, не всё сразу. Пойдём, я тебя отведу. – Повариха с удивительной лёгкостью обогнула стол и направилась в коридор, попутно протянув руку к фруктовой вазе и сунув яблоко гостю.

Лёша больше не чувствовал себя нашкодившим тинэйджером, теперь он ощущал себя скорее пятилетним ребёнком, которому мама не хочет покупать мороженое. Всё же он последовал за Кларой, которая, пройдя метра три, остановилась у двери, достала из кармана передника связку ключей и, повозившись, открыла замок. В комнате стояла узкая кровать с балдахином, шкаф и пара стульев.

– Поспи, пока Матвей не решит, что с тобой делать. Потом нормально поспать уже не удастся. Я тебя закрою снаружи, чтобы к тебе никто не вошёл. Ты пока защитить себя толком не сможешь. Если что – позвони в колокольчик. – Она указала на бронзовый колокольчик, лежавший на столе.

– А вы придёте?

– Ну конечно, приду, милый. Ты на моего сына похож, глаза такие же… – вдруг призналась она.

Клара вышла из комнаты, раздался звук поворачивающегося ключа и её удаляющихся шагов. Лёша расстроенно вздохнул, поняв, что он заперт в неизвестной комнате неизвестного дома, где даже окон не было. Он совершенно не догадывался, что с ним происходило. Никто ему ничего не хотел объяснять, а самое интересное, что это всё как-то его не заботило. Осознав, что сейчас всё равно ничего не может придумать, он лёг на кровать и, понадеявшись, что «утро вечера мудренее», заснул мёртвым сном.

Он проснулся от звука распахивающейся двери и топота ног по деревянному полу. В комнату вбежала Клара, бросилась к его кровати и начала его трясти.

– Лёша, просыпайся, просыпайся! Надо торопиться, она уедет, ждать не будет!

Веки слиплись. Мозг отказывался работать и воспринимать реальность.

– Лёша, Лёша! – Клара начала бить его по щекам.

Он нехотя открыл глаза, зевнул и проворчал:

– Да встаю я, встаю.

– Давай быстрее!

Он встал, хотел уже потянуться, но встревоженная Клара схватила его за предплечье пухлой маленькой ручкой, которая оказалась поразительно холодной, и поволокла вслед за собой. Она вытянула его из комнаты, потащила вдоль по коридору, толкнула зелёную дверь с надписью «Джентльмены, удачи!» и понеслась вниз по лестнице. Они спустились на два пролёта, остановились перед ещё одной дверью. Повариха повернулась и затараторила:

– Дальше я не пойду. Выйдешь через эту дверь, попадёшь в холл, там вешалки, возьмёшь синюю куртку. Именно синюю, понял? И иди на улицу. Там будет стоянка, на ней найди чёрную тойоту, дальше будешь действовать по ситуации. И осторожнее: не зли Лику, это может быть крайне чревато.

– А что это за Лика?

– Торопись, торопись! – Она вытолкала Лёшу в холл, который обилием курток, головных уборов, зонтиков и прочей одежды больше напоминал гардероб Большого театра, нежели комнату в жилом доме. Лёша быстро нашёл синюю спортивную куртку, взял её с собой и направился к выходу.

Глава 2

Из комнаты, служившей тренажёрным залом, раздавались глухие удары по боксёрской груше. «Она оттуда уже третий час не выходит, больная», – пронеслось у Матвея в голове. Он ещё минуты две постоял, вслушиваясь в звуки, доносившиеся из помещения. Затем тихо вошёл в комнату и неподвижно замер, прислонившись к стенке и скрестив руки на груди.

Помещение было достаточно просторным и светлым – несколько окон выходили на заснеженную улицу. Его с трудом можно было назвать тренажёрным залом, скорее, как и весь дом, складом, в данном случае спортивного инвентаря. На стене висела шведская стенка с металлическим уголком для упражнений на пресс, на полу валялись прохудившиеся маты, одинокие гантели, потерявшие пару, разноцветные скакалки, разномастные мячи и кегли. В дальнем углу собрались старые тренажёры и гимнастические снаряды.