– Пойдём вечером в кино, – шёпотом сказал он ей.
– Давай, – она счастливо улыбнулась. – С удовольствием.
– Дмитрий! – их прервал Семён Абрамович. – Я вижу, вы совсем не хотите слушать мои куплеты.
– Ну что вы, Абрам Семёнович, очень хочу.
– Ай, Дима, и не надо так натянуто улыбаться, – вмешалась женщина, которая призывала до этого всех к тишине. Она была уже слегка пьяной. – Какой вы всё-таки неискренний человек… Злой. Не хватает вам открытости и естественности. Так вы недалеко пойдёте!
– Будем вам, Марья Сергеевна, – ласково сказал Семён Абрамович. – Вы слишком суровы к Дмитрию. Он молодой, умный и многого достигнет. Если, конечно, ему повезёт побывать там, где побывали мы. Да, Дмитрий?
– Конечно, Абрам Семёнович… – Дима не решился спрашивать, где они побывали, и кто эти «мы», но смутно догадывался.
– Зона Правды, – горячо шепнула ему в ухо девушка справа, и осталась на его плече. – Дима, а можно вас пригласить сегодня вечером в бар? – она кокетливо улыбнулась и немножко раскраснелась, то ли от вина, то ли от смущения, но и то и другое ей было к лицу.
– С удовольствием… Но, к сожалению, вечером у меня работа. Допоздна. Давайте завтра?
– Дмитрий, – опять вмешался Семён Абрамович. – Я вижу, вы всё-таки не хотите слушать мои куплеты.
– Что вы, что вы, Абрам Семёнович, хочу. Очень.
Марья Сергеевна покачала головой, в пьяных глазах читалась горечь:
– Эх, Дима, Дима, Се-мен Абрамович!
Девушка вложила в его руку бумажку с телефонным номером и громче, чем хотела, прошептала: «Жду!»
По дороге в банк Дима размышлял о куплетах Семена Абрамовича. Известно, – думал он, – что всякий, кто побывал в Зоне Правды, всегда говорит только правду. Значит ли это, что дурацкие песни Семена Абрамовича про спальник и червей – правда? Неужели он, в самом деле, съел ведро червей? Дима в детстве часто бывал на рыбалке, ловил плотву и окуней в холодном чёрном озере, спрятанном среди дремучих диких лесов, где не ступала нога человека, ни правдивого, ни лжеца, и выкопал много червей из-под завалявшихся брёвен. Он жил там у озера с братом и дядей в старом домике с мансардой, а их окружали причудливые кривые сосны, белый мох по колено, километры горелого бора, древние скалы, сточенные водой, и вечный тихий дождь. Под его стук по крыше они с братом засыпали в мансарде, пока дядя чистил пойманную рыбу и матерился, потому что его ели комары, а почесаться он не мог – руки были в рыбьем жире. Чайки вперемежку с комарами кружили над деревянной лодкой на берегу и кричали «Дай! Дай! Дай!», и ловили на лету брошенные им рыбьи кишки. Так вот Дима хорошо помнил этих червей, жирных, с белыми толстыми прокладками, скользкими и выделяющими какую-то гадость. Если такого положить в рот, то стошнит наверно немедленно, если ты конечно не слишком голоден.
Женщина напротив с удивлением взглянула на него – видимо, шум поезда не заглушал его голос. Слишком уж часто он разговаривал сам с собой вслух. Бывало так, что на улице, в метро или на работе он, задумавшись, вдруг начинал говорить о каких-то мучавших его проблемах, и нередко при этом размахивать руками, чтобы придать словам больше убедительности. Однажды он вот так брёл по пустынному переулку, смеркалось и все люди сидели уже по домам, а ему не давали покоя беспокойные мысли, и он спорил сам с собой и закатывал глаза, жестикулировал, кривил губы и, усмехаясь, грозил воображаемому оппоненту. Повернув за угол, он наткнулся на машину, в которой на передних сидениях замерли двое испуганных людей. Они смотрели на него во все глаза и ждали, что теперь он сделает, мимо пройдёт или нападёт на них. Дима сразу прекратил разговор и убрал руки в карманы, и быстрым шагом удалился, а люди молча провожали его удивлёнными взглядами.
Когда Дима рассказал эту историю Василию, брат захохотал и назвал его дураком.
– Ты ничего не понял, – сказал он. – Они скорее всего занимались любовью в машине, и подумали, что ты их видел за этим делом. Или торговали наркотиками. А твои странности они даже не заметили.
Возможно, он был прав. Дима часто ловил себя на чрезмерной мнительности, когда ему казалось, что все сосредоточены на нем и обсуждают его поведение или придают большое значение каким-то его поступкам. А в действительности оказывалось так, что никому не было до него дела.
У входа в банк он налетел на какого-то человека. Дима как раз думал о чём-то тревожном, размахивал руками и громко спрашивал непонятливого оппонента внутри себя:
– Ну и что ты теперь скажешь, а?
– Вот эта да! – это был Ярополк. – Ты? Какими судьбами в банк?
Дима не видел его несколько лет и тоже растерялся от внезапной встречи.
– Привет… Я так, к одному знакомому решил заехать, – он не хотел посвящать его в подробности истории с букетом.
– А, ну-ну, – Ярополк неприятно улыбнулся.
Он сильно изменился за годы, что они не виделись. Он и раньше был не слишком красив, а теперь вообще стал страшен как смерть. Лицо посинело и осунулось, кривой гигантский нос заострился и ещё сильнее вытянулся, красные глаза глубоко запали. Казалось, он подрос, хотя и прежде насчитывал два с лишним метра.
– А это моя жена Катья, – он обнял девушку, вышедшую следом за ним из дверей, и удивительно похожую на него.
– Привет, Катя.
– Катья, – поправила она.
Они сели в машину. Вставив ключ, Ярополк спросил:
– Может, посидим где-нибудь вечером? Давно не виделись.
– Ну, давай… – растеряно ответил Дима. – Я как раз с Василием в пять встречаюсь в «Меланхтоне».
– Ок, буду. До встречи.
В банке, как и в прошлый раз, был полумрак, нагнетаемый тусклыми жёлтыми светильниками, свисающими со стен. Наверно здесь всегда так, – подумал Дима, – подходящая атмосфера для общения с покойниками. В зале опять пусто, засыпающий охранник на стуле и одинокая девушка с газетой на протёртой лакированной скамейке. Он узнал её, это была та же самая девушка – она сидела на том же месте и в первое его посещение банка, и точно так же читала газету.
Он подошёл к стойке, за которой томился бледный молодой человек и сказал:
– Я недавно получил у вас послание от неизвестного, который умер много лет назад. Хотелось бы выяснить подробнее, кто он.
Молодой человек достал бланк и взял ручку.
– Ваше имя?
– Дмитрий.
– Фамилия?
– Дождь.
Юноша с сомнением посмотрел на него, потом наклонился за стойку и глянул на окно. Было пасмурно, собирались тучи и порывы ветра взметали с дороги мусор.
– Да, собирается, – согласился он. – Ваша фамилия?
– Дождь.
– А! – юноша улыбнулся. – Извините. Не понял.
Он вывел аккуратным почерком на бланке: «Дмитрий Дождь». На стойке зазвонил телефон. После короткого разговора он извинился и сказал, что должен ненадолго отойти. Минут через десять пришла другая сотрудница, взяла бланк и спросила.
– Ваш?
Дима кивнул.
– Извините, что заставили ждать. Сейчас оформлю.
Она тоже ушла и Дима опять остался один. Ему показалось, что девушка с газетой на скамейке нервничает и хочет встать, но почему-то не решается сделать это. Наверно, кого-то ждёт, – решил Дима, – какого-нибудь прекрасного молодого человека с букетом пышных ароматных роз. Он войдёт в зал и вместе с ним ворвётся свежесть наступающей грозы и запах дорогих духов, а она улыбнётся и пойдёт ему навстречу, чтобы слиться с ним в скромном и кратком, но многообещающем поцелуе. Ветер из распахнутой двери разметает её волосы, как попало, они попадут и в рот, и в глаза, и в уши, но она не станет выглядеть из-за этого глупо, а только чуть-чуть забавно и ещё более привлекательно. Он возьмёт её за руку и уведёт в страну грёз.
