Таро Валуа. Тайна двух королей
Увидев, как герцогиня смело прячет короля под юбкой, горящих и орущих людей, он мгновенно рассчитал траекторию, которая позволяла бы ему дойти до герцогини и обеспечить её и королевскую сохранность. На его счастье из запасной двери рядом показалась горничная с кувшинами с водой, которая как раз хотела поставить их на стол. Оливье схватил кувшины и в пять больших шагов оказался около герцогини.
– Простите герцогиня, – быстро извинился Оливье и облил её водой с ног до головы.
Герцогиня молча кивнула головой Оливье, чуть залившись румянцем. Под юбкой у неё был король, а Оливье был её предметом девичьих грёз.
Король же так бы и сидел, обняв ноги герцогини. Под юбками было тепло, пахло приятно, не доносился шум и крики, не было света. И страшных вспышек пламени. Пакля горела очень быстро, сначала она вспыхивала, все мгновенно превращалось в труху, обожженные волосы и остатки пакли летели на мешковины и воспламеняли дикие платья, обнажая краснеющую кожу, становящуюся бурой, с проглядывающими в некоторых местах костями. Платья эти и паклю придумал он, король. Именно он и виновен в этой страшной трагедии. Прижавшись к ноге сильнее, король хотел было завыть, но тут юбка и ноги устремились вперёд.
"А вдруг она тоже ГОРИТ?" Промелькнуло в голове у короля.
Ужас, который обуял короля при этом заставил его схватиться за подол, и уже король вел герцогиню.
Вот они уже у двери, Оливье Клиссону пришлось пару раз поорудовать своим клинком, пробивая им дорогу среди полыхающих людей. Несколько мужчин выбивали большое окно лавкой, чтобы спрыгнуть на белый снег. Не всем удавалось удачно приземлиться, после чего снег под окнами королевского дворца приобрёл чёрно-красный окрас от сажи и крови.
Воняло вином, паленым мясом, жженой паклей, кровью. Хуже запах сложно было придумать на свете, то был запах страшной беды.
Камердинер подхватил короля, коннетабль увидел успевшего выбежать герцога Орлеанского и внутренне перекрестился. Слава Богу, все живы.
Король был немедленно доставлен в свои покои. Слуги помогли ему переодеться, отмыли его тело и лицо. Врачи осмотрели его и не нашли ни одной ссадины или ожога. Для его успокоения решено было пригласить к нему его самого любимого человека – Королеву Изабеллу. Для того, чтобы не напоминать мужу о случившемся, она быстро сняла с себя приготовленный для шаривари наряд и отправилась в его спальню.
Мягкой поступью она подошла к его кровати. Король плакал, его крупные плечи сотрясались.
– Я виноват, я! Только я! Как я мог это допустить?
Королева нежно обняла его.
– Что ты говоришь, мой любимый? Чем же ты виноват?! Коннетабль рассказал мне все, ты ни в чем не виноват! А герцогиня Беррийская, она святая девушка!
– Я виноват. Я проклят. Мне все время снятся страшные сны. Помнишь, мне было плохо? Это моя кровь. Моя кровь кипит. В ней живёт кто-то.
– Ты устал. Ты немного выпил вина. Тебе сложно сейчас. Но не стоит гневить Пресвятую Деву и Господа Нашего Бога, ничего ты не проклят.
Король уставился на Королеву. За несколько секунд в нем произошли невероятные изменения. Лицо стало хищным, глаза сузились, губы дёрнула улыбка. Король достал язык и медленно, похотливо провёл им по губам. Его поведение было настолько отвратительным и неуместным, что Изабеллу передернуло от отвращения. Она собралась было от него уходить, но высокий и статный, он схватил её за горло и повалил на кровать.
– Карл, милый, прошу Вас. Сейчас совсем не время и не место. Давайте не будем. Вы делаете мне больно, очень больно.
– А как же незабываемая ночь, моя дорогая королева? – спросил с жуткой издёвкой король, – Ты обещала мне её. Моя ночь действительно уже незабываемая. Теперь пришла твоя очередь.
С этими словами король одной рукой ещё сильнее сжал её горло. Королева почти задыхалась, а он все не мог остановиться. Другой рукой он раздевал её, срывая тонкое шелковое платье, ткань поддавалась не сразу, оставляя кровоподтёки и ссадины. Это было только начало мучений Изабеллы. Соорудив из её белья кляп для рта, он связал её, чтобы истязать. Насилие продолжалось всю ночь.
Слуги подходили несколько раз к двери, но, не услышав звуков голосов, не решались войти, чтобы не потревожить королевский сон.
С утра слуги обнаружили, что дверь в королевские покои приоткрыта.
Королева была избита настолько, что не подавала признаков жизни.
Король, непостижимым для всех образом, куда-то исчез.
Ровно через 8 месяцев на свет суждено было появиться их дочери Марии.
Но это, если значительно заглянуть вперёд, а ведь у нашего читателя возникнет вопрос, куда же делся король?
День был потрачен на его поиски, и вот в самой дальней башне, в подземелье, один молодой страж услышал вой и страшный скрежет. Он побоялся идти туда один и не зря.
В ночной рубашке, уже достаточно несвежей, на полу сидел король и ложкой соскребал с откуда-то взявшейся там посуды герб рода Валуа.
На все вопросы он отвечал невнятно, совершенно не помня, где он и что с ним.
Как он оказался в закрытом снаружи подземелье, тоже было совершенно не ясно.
Карл отрицал себя, свою королевскую кровь, свой род Валуа, про Изабеллу не помнил и вовсе.
Когда его попытались вывести из подземелья, он стал кусать и быть королевскую охрану, да так, что один страж чуть не лишился уха, а другой глаза.
Герцог Орлеанский, руководящей спасательной операцией, решил, что жертв достаточно. Заживо сгорели 22 человека, королева была почти при смерти.
Карл отказывался выходить из помещения, требуя только дать ему угли, чтобы он мог "дать волю мерзким червям, что живут под его кожей". Все приняли это за помешательство от пожара. Ему было предоставлено ведро угля, еда, вода, стекающая по трубе, стол и скамья, приколоченные к полу. Решетка, ведущая в логово короля, что сходил с ума, была усилена, 4 охранника стали сменяться каждые 12 часов.
Город хоронил жертв, королева приходила в себя, а король все прибывал в своём подземелье. Ровно через три недели стража услышала его голос:
– Завтра откройте меня, я буду готов. Да, и пригласите ко мне художника. Жакмена Грингонье.
Глава 3
Париж, мастерская Жакмена Грингонье.
Февраль, 1393 год
Как Жакмен не хотел брать этот заказ. В мастерской и без него было так много работы. Но 56 су для Грингонье были просто огромные деньги. Многочисленные налоги с каждым годом лишь усиливали его необходимость браться за любой заработок. Туши и темпура стоили баснословных денег, а ещё надо было кормить семью и четырех подмастерьев. Да и отказывать королевскому двору – непростительная роскошь. Про короля после последнего его помутнения, ходили очень страшные слухи, не хотелось бы остаться без головы.
Солнце сегодня светило ярче прежнего, пели птицы, но, не доверяя обманчивой погоде, Жакмен взял свою накидку на случай дождя и отправился во дворец.
Сейчас камердинер расскажет, как надо героически изобразить короля. Придумаем гравюру, которая должна будет символизировать его храбрость и силу, возможно, как сильный король убивает дракона, или восседает на троне.
Грингонье успокаивал себя этими мыслями. Но в душе мерзким и тонким голосом, где-то под кожей тонким липким потом начинал выделяться страх. Он подкатывал к желудку, одновременно требуя еды и предупреждая, что готов выдать завтрак наружу. Страх что-то шептал, как шепчут бабки перед смертью, что-то знакомое, но непонятное.
Но что могло случиться? Жакмен слыл отличным художником, редко кому так улыбалась удача.
Его дело было востребовано, его подмастерья трудились, не покладая рук, его работы были лучшими и выполнялись точно в срок. Королевский двор призвал его для выполнения задания, что может быть лучше?
Но сердце ныло от тяжести и нежелания двигаться дальше, наполняя, казалось, загустевающей с каждым шагом кровью, ноги.
Камердинер сопроводил Жакмена уютный кабинет и велел ожидать.
Тяжелые двери распахнулись, и в кабинет вошёл сам Король. Сказать, что молодой мужчина выглядел плохо – ничего не сказать. Король не отрывал взгляд от пола, его глаза бегали, волосы были взъерошены, щеки впали, руки тряслись.
И тут пульсация сердца и внутреннего голоса в теле Жакмена достигла апогея и он чётко услышал: ЭТО ТВОЯ ПОСЛЕДНЯЯ РАБОТА.
Король меж тем присел на краешек своего богатого кресла, начал ерзать, как маленький ребёнок, что-то лепетать и вдруг остановился, поднял измученные глаза на Грингонье и принялся смотреть на него, не моргая. Пауза длилась минуты три, было слышно, как шуршит юбка сопровождающей короля милой молодой Королевы Изабеллы.
Король заговорил достаточно сухо:
– Необходимо выполнить заказ. Нарисовать 22 картинки, небольших размеров. За это заплачу 56 су. Заказ надо выполнить за 2 недели. Мой слуга отведет тебя, покажет, что мне нужно.
Тут же Жакмен ощутил, что чьи-то холодные пальцы взяли его за локоть достаточно крепко. Развернувшись, он увидел мужчину, уже достаточно немолодого. Крепкий, невысокий, с тяжелым взглядом из-под бровей, со стиснутыми губами, пытающимися изобразить подобие улыбки, он был ещё одним устрашающим звеном этой цепочки.
Король оставался также сидеть в своём кресле и смотреть в пол, а Жакмена тем временем уже дотащил за локоть до дверей слуга. Жакмен не молвил и слова, не поприветствовал и не попрощался с королём, что, безусловно, нарушало все возможные нормы этикета.
Слуга нес перед собой свечу, которая освещала дорогу. Вот они прошли по роскошному залу почти бегом, свернули в коридоры. В замке было достаточно темно, неприветливо. Стены украшали тяжелые канделябры, иногда портреты предков, гербы. Жакмену было страшно, но и одновременно очень интересно.
И вот лестница с тяжёлой кованной дверью- решеткой. Перед ней караул из 4 стражников.
Может быть, король хочет делать опись своих драгоценностей? Жакмен ничего не понимал.
Слуга коротко кивнул головой, стражи расступились, тяжелая решетка пошла в сторону.
Слуга стиснул свои ледяные, жёсткие пальцы, словно состоящие из желваков или огромных суставов, развернул к себе Жакмена и смердящим могильным запахом ртом молвил, не шевеля губами:
– Расскажешь кому – вся семья останется без глаз. Залью кипящую смолу. Иди вниз, слева комната. Там найдёшь рисунки.
Жакмен кубарем скатился вниз, решетка захлопнулась, лязгнул засов.
Глаза привыкали к темноте недолго, ведь он шёл почти вслепую за слугой со свечей по довольно тёмным коридорам. Это было помещение с огромными, метров в пять высоту потолками. Не сказать, чтобы помещение было большое – оно имело круглую форму, в ширину не превышало и 10 метров. Под потоками было проделано крошечное окно на улицу.
Свет из окна падал на стол, где лежали куски бумаги, и много печной золы. Рядом со столом стояла массивная скамья, настолько тяжелая, что Жакмен не смог сдвинуть её с места.
На столе виднелся огарок свечи. Где-то в углу слышался запах выгребной ямы и капала вода. Где он нходился, Жакмен не мог понять, так как стены утопали в темноте. Что ему рисовать? Стол? Совершенно не ясно…
Жакмен лёг на скамью и стал смотреть на танец пылинок в лучах света. Веки тяжелели и взгляд его постепенно с пылинок и лучика света переместился на стену около окна, спускаясь все ниже и ниже.
И тут он увидел. От ужаса Жакмен заорал так, что у стоящей стражи, казалось вылетят перепонки. Так кричат люди на поле боя, увидевшие, как их друзей разрубают на части. Так кричит мать, чей ребенок только что попал под копыта лошади, и его больше не спасти. Так кричат только от ужаса, резкого, неожиданного, обрушивающегося.
На Жакмена из тьмы смотрели различные образы, которые были начерчены золой и кровью.
Самый большой был образ дьявола, в чёрном капюшоне, с мерцающими глазами. Рядом стояла Смерть, виднелась виселица, на которой достаточно веселый паренёк держал мешки, скорее всего, с золотом. Разрушенный замок был левее.
Но больше пугало то, как были выполнены эти настенные зарисовки. Казалось, безумец не мог остановиться во время выполнения рисунков на стене, и чтобы не останавливаться, дорисовывал их кровью.
Образы представляли собой картины, находящиеся на небольшом отдалении друг от друга.
Кое-как Жакмен разжег свечу и стал рассматривать эти записки сумасшедшего. То, что эти рисунки на стене выполнил сумасшедший король, не вызывало у него ни малейшего сомнения.
Жакмен медленно исследовал пространство комнаты. Картинки на стене были разные. Вот пара нежных влюблённых, вот звездочёт с Луной, вот женщина ломает колонну… Как связаны они с собой? Что этим хотел сказать автор?
Жакмен вспомнил, что уже видел, как начинающий у него подмастерьем один художник впадал во время работы в состояние, близкое к помешательству. Тот парень также писал, пока краски не разъедали кожу на его пальцах. После того, как он заканчивал работу, он приходил в себя. Тот взгляд подмастерья был один в один, как взгляд сумасшедшего короля. В нем читались полнейшая растерянность, кротость, страх за содеянное. В то время, когда писал, казалось это был сущий дьявол, даже голос менялся у того паренька. Он проработал совсем недолго, а потом просто куда-то пропал.
И тут Жакмена осенило! Спасение! Надежда есть! Он схватил золу со стола и стал делать наброски, чтобы поскорее покинуть это страшное место, от которого так и веяло смертью, безысходностью и могильником.
Глава 4
Париж, мастерская Жакмена Грингонье.
Февраль, 1393 год
Жакмен Грингонье лихорадочно срисовывал сюжеты со стены.
Практически все ему было видно и понятно, и 21 лист был заполнен рисунками.
Единственное изображение, которое ему было не совсем понятно, находилось практически под потолком. Жакмен даже не понимал, то ли это изображение, то ли это причудливая игра тени и света. Если это действительно был рисунок, то он находился на такой высоте, на которую невозможно было забраться без стремянки или без лавки. Жакмен попробовал сдвинуть лавку снова, и тут увидел, что она прикована к полу. На лавке видны были следы, словно кто-то металлическими крюками царапал по ним. Присмотревшись повнимательнее, он увидел, что из царапин вырисовывается надпись ( дурак).
Все это место было ему непонятно, неприятно, он отдал бы почти все, чтобы быстрее оказаться вне этих стен.
Оставив попытки понять, изображение ли это, или же уже галлюцинации, Жакмен стал искать ступеньки лестницы, по которой он скатился вниз. Выемка в стене обнаружилась, пальцы Жакмена стали жадно нащупывать ступени, он был достаточно стройный и сильный, всего пара движений – и вот он уже полз по лестнице вверх по направлению к металлическим решеткам.
У стражи было тихо, слышался тоненький звук посапывания. Жакмен стал колотить в решётку:
– Стража! Стража! Открывай! Зови слугу! Я сделал наброски, я готов приступить к работе! У меня не так много времени!
Страж от неожиданности пополз по стенке и даже присел:
– Так ты жив! Как же ты обошёлся неделю без еды? Когда ты заорал, мы думали, ты умер!
– Неделю? Ты путаешь меня! Меня засунули сюда вчера!
– Ты Жакмен Грингонье?
– Да, все верно!
– Поздравляю! Ты тут уже неделю. Сегодня вечером мы планировали спускаться за твоим трупом.
Огромная решетка поплыла в сторону и замерла на середине.
Страж боязливо спросил:
– А ты точно выходишь один?
– А я что, был там не один?!
– Разное рассказывают. Выходи. Помни про глаза. За рассказы я сам вырву из твоей глотки ещё и язык. Зайди за темпурой, тушью и бумагой. Возьмешь, сколько нужно. Красная дверь у выхода.
Жакмен, казалось, понимает и знает все коридоры замка наизусть. Без труда он нашёл необходимую дверь. Там его уже ожидали тяжелые свертки с дорогой темпурой, красками, тушью, и листами невероятной бумаги.
Выйдя из двери, он наткнулся на зеркало. На него смотрел совершенно седой безумный старик, похудевший на четверть его веса.
Жакмен посмотрел незнакомцу в зеркале в глаза и твёрдо решил – он выживет, он не сдастся. Он знает путь спасения!
Через 10 минут он уже вбежал в свою мастерскую.
Подмастерья не узнали Жакмена, приняли его за попрошайку и хотели уже выгнать, но он ловко подскочил к столам, смел с них все, от витражной мозайки до портрета герцога Орлеанского и загрузил тушью, бумагой, темпурой. Совершенно непонятно, как он это донёс. Совершенно непонятно, где был их хозяин, что с ним произошло. Но все чувствовали, вчерашняя безмятежность и любимая работа сегодня стала недоступной роскошью.
Жакмен побросал все на стол, подбежал к молодому парню по имени Оливье, взял его за грудки и стал трясти.
– Где он?! Ты знаешь? Где мне его найти?! Я хочу жить, я хочу жить!
– Да кого же, Мастер! Что произошло?!
– Мне. Нужен. Тот. Сумасшедший. Парень.
Оливье сразу понял, речь о Гийоме. Вот уж действительно, кого он не хотел вспоминать, его работа нагоняла жути.
– Мастер, я слышал, он расписывает свод где-то на севере города.
Жакмен ещё крепче вцепился в подмастерье и почти прорычал:
– Отведешь меня к нему. Сейчас же. Вопрос жизни и смерти. Всем остальным по домам до начала следующего месяца.
Через мгновение они уже оказались на улице и резво понеслись к северной части Парижа.
Чутьё на уровне звериного инстинкта привело Жакмен и Оливье в нужный собор.
Гийом сидел на козлах, и, казалось, спиной почувствовал приближение мастера.
Не успел Жакмен открыть рот, как Гийом не поворачиваясь, ответил:
– Я готов. Они снились мне уже год. Материалы готовы?
Жакмен был страшно удивлен, откуда Гийом уже все знает, но решил отложить выяснение подробностей , сначала нужно выполнить заказ.
– Гийом, все готово, все ждёт тебя. Я хорошо заплачу за эту работу. У тебя будут любые материалы. У нас не так много времени.
Гийом, слезая со сколоченных наспех досок, горько усмехнулся:
– Не так много времени? Ты всерьёз думаешь, что это оставит нас живыми?
Жакмен слышал этот вопрос внутри себя, его нашептывало сердце, и он умолял сердце замолчать. Вера в Божьи законы и справедливость взяли верх, и Жакмен решил, что судьба его просто проверяет, но никак не может его лишить всего.
– Мы должны в это верить. Мы должны пробовать. Иначе зачем ты идёшь со мной?
– Мастер, я иду не за тобой. Я иду своей судьбой. Сегодня судьба будет вершиться в твоей мастерской. Отвори мне дверь и дай материал. Через 7 дней придешь за своей работой.
Жакмен воспринял это, как знак удачи. Он мечтал выспаться в своей кровати, перед этим поесть в своей любимой таверне, выпить хорошего вина. Он мечтал не делать этот заказ, и вот удача – этот странный парень сделает все сам. Было похоже, что жизнь потихоньку налаживалась. На радостях он выдал Оливье 1 су, и, почти вприпрыжку от радости, побежал в сторону мастерской.
Если бы Жакмен услышал в этот момент голос своего разума, возможно, ход истории был бы совсем другим. Но разве жизнь даёт нам возможность испытать «если бы»? Жакмен в состоянии эйфории совершенно не подумал, что же он будет делать, если Гийом не выполнит работу точно в срок, ведь времени у него не останется совсем.
Неделя пролетела для Жакмена ещё незаметнее, чем неделя в заточении. Он ел, пил и спал, только чтобы забыть эти отвратительные стены, лавку, свет под потолком. На пятый день ему пришла в голову идея посетить венецианскую куртизанку, о мастерстве которой ходили легенды в Париже. Жакмен наслаждался жизнью, он был похож на человека, получившего в наследство деньги, только вместо монет у него было ощущение счастья. Сначала счастья много, потом, с каждым днём оно таяло, заставляя Жакмена вспоминать о том, что есть мастерская, что там работает Гийом. Он гнал от себя дурные мысли и продолжал есть и пить. Но скребущие напоминания и утро самого тяжёлого похмельного 7 дня настали. Сегодня должен быть готов заказ. Сегодня ждёт король.
С утра лил дождь. Откуда ему было взяться, вчера на небе он не видел ни облачка. Жакмен накинул свой плащ и по лужам поплёлся в мастерскую.
На входе Жакмен почувствовал зловонный запах. Это пахла нетронутая неделю еда, оставленная Гийому.
Сам Гийом сидел на скамье около стола.
Рядом с ним лежали великолепные картины.
Жакмен стал рассматривать их. Несмотря на то, что он срисовывал их со стены каменной пещеры, он совершенно их не помнил. В сознании его остались лишь пара образов, другое же хорошо стерло вино и сон.
Они были чуть больше 7 футов в высоту и около 3,5 в длину. Каждая из них была обрамлена в красивую витиеватую рамку. Изображения выходили за пределы этой рамки, словно хотели ступить на землю. Так оригинально в Париже ещё никто не рисовал. Изображения на картинах, в отличие от зарисовок, имели неправильные пропорции, словно карикатуры. Жакмен засомневался, понравится ли это королю. Но образы! Как интересно они были преподнесены, на картинках Гийома они обрели тонкие детали, усиливающие впечатление.
Первым был изображён маг с большой седой бородой. У него в руках были два сосуда, символы жизненной силы.
Далее, второй, почему-то, шла папесса. Верховная монахиня. Символ целомудрия. С ней три невинные девы с потупленным взором.
На третьей картине была королева Изабелла. Тонкие, изящные черты лица без единого намёка на гротескное увеличение. Нежность и любовь, которую она готова была принести в этот мир. Рядом с ней дети, символ продолжения жизни и их любви с королём. Женское начало всей красоты.
На четвёртой карте был изображён сам его Величество Карл V. Его черты были переданы великолепно. Тонкую проседь на волосах Гийом прорисовал при помощи серебра, не иначе. Взгляд благородный и спокойный, взгляд короля, которого так любил народ. Перед ним на коленях подданные, упоенно смотрящие на короля и сложившие перед ним, как перед Богом, руки. Карла V высоко почитали во Франции, он был отцом Карла VI и одним из лучших правителей за историю.
На изображении: Император
Жакмен спросил Гийома:
– Ты не считаешь, что короля стоило бы расположить первым? Следом папу или Королеву, далее уже все остальное? А сам Карл VI будет?
– Нет. Будет только такой порядок. Маг должен быть первым. Его цифра единица, – ответил Гийом и замолчал. На оставшиеся вопросы н не считал нужным отвечать.
Жакмен хотел было начать спорить, что этот мальчишка о себе думает вообще, а потом подумал: " К королю я пойду без этого дурачка. По дороге просто поменяю. Негоже королю не быть первым."
На пятой картине Папа. Символ величия Бога на земле. Гийом отлично прорисовал лицо, понтифик не будет против такого портрета. "Его портрет по дороге положу вторым", подумал Жакмен.
На изображении : Папа (Le Pape)
Жакмен становился с каждой минутой все более счастливым. Казалось, он даже молодел!
Шестая картина показывала три пары влюблённых, которым дарили стрелы херувимы небесные. Они были разодеты в синие и красные одежды – символ мужского и женского начала. Гийом, проказник, даже изобразил гениталии ангелам. А пара посередине вообще целовалась, причём располагалась она так, что под облаками, на которых были стреляющие ангелы, пару эту видно не было.
На изображении : Влюбленные (L'Amoureux)
На седьмой картине богатая, запряженная двумя белоснежными лошадьми колесница несла храброго воина на сражения.
На изображении : Колесница (Le Chariot)
Восьмая картина изображала женщину в темном платье. Она не была похожа на придворную фрейлину. Голову её окружал венец, но в руках был не младенец, а меч и мерные весы. Прежде, чем что-либо делать, стоит взвешивать свои решения, а то можно остаться без головы, так расценил этот образ Жакмен.
На изображении: Умеренность (La Justice)
На девятой был мудрец в синем халате с бородой почти до пола. В руках он держал песочные часы, перед ним расстилалась некая дорога. При взгляде на эту картину хотелось подумать о смысле жизни и бренности существования.
На изображении: Отшельник ( L'Ermite)
Колесо было изображено на десятой картине. Оно завораживало взгляд и особенно было интересно тем, что читалась эта картинка как сверху, так и снизу. С одной стороны при рассмотрении была изображена счастливая жизнь – маленькие дети играли в красивом саду, светило солнце, виднелся дом с виноградником. Если же картинку эту перевернуть, изображение показывало, как маленькие дети в грязи и нищете умирают с голода на улице. А солнце становилось их шляпой для прошения подаяния.