«Первым же указом подвел черту под коммунистическим прошлым. Официально закончил бы коммунистический эксперимент. Покаялись бы за содеянное, за 60 миллионов погубленных жизней. С обрубленным хвостом коммунизма можно смело входить в цивилизационное общество. Ну, а далее – борьба с нищетой, преступностью, коррупцией, экономической неразберихой».
24-го – день рождение Эдика. Преуспевающий бизнесмен Миша поинтересовался моими делами, скривился по поводу «Дарьял ТВ» (это не то!), и тут же позвонил Ирене Лесневской (она его родственница), хозяйке канала РЕН ТВ, и попросил ее «принять моего дядю».
2 апреля – свои дела идут, а чужие бушуют. Журналист-киллер убрал мэра Москвы Юрия Лужкова, и мгновенные изменения в «Вечерней Москве», туда перебросили из «ВК» «сладкую парочку» – Евсеева-Михайлова. Редакция «Вечернего клуба» в панике, назначенный Ф. – это насмешка. Я перед поездкой сократил свою деятельность и занимаюсь разборкой архивов, как будто уже старик и без всякого дела.
В 64 года знаменитый Суворин записывал в дневнике: «Только злишься на эту старость, которая съедает и энергию, и талант, съедает душу. Очень скверно, но ничего не поделаешь» (12 марта 1898).
Об Алексее Сергеевиче Суворине в советское время писали так: либеральный журналист, ставший впоследствии реакционером и черносотенцем (большевиков не поддержал?).
4 апреля – так долго ждали этого вожделенного Парижа, что перегорели в ожидании. Ще так и сказала: «Хочу, чтобы наступило 16 апреля, и мы уже приехали домой…» Следим за курсом: доллар США – 28,78 руб. Десять французских франков равны 41,82 руб. В Париже +15, дождь. В Москве +5, но дождь прекратился…
Запад. Путешествия. Туризм. Кусочек чужой жизни
Путешествия развивают ум, если, конечно, он у вас есть.
Гилберт Честертон, английский писательЧем дальше отдаляются годы, тем ценнее становятся воспоминания о чужих городах и странах, в которых удалось побывать. Ну, а с возрастом тем более. Это так же остро, как первая любовь или первый поцелуй. Париж, Венеция, Вена, Амстердам, Монтрё, Монте-Карло, Баден-Баден… И наплывают картины, средневековые площади и улочки, соборы и храмы, статуи и колонны, дворцы и музеи, – и замираешь от восторга. И диван, на котором ты сидишь в домашних тапочках, неожиданно превращается в прогулочный корабль, и он торжественно плывет по Рейну и Сене…
Достаю старые записи-отчеты о поездках в Европу и вчитываюсь в буковки и слова. Естественно, кое-что опускаю, сокращаю, но при этом не меняю аромат поездок и чувство восторженного удивления. Как писал русский поэт в эмиграции Кирилл Померанцев:
Опять по дорогам Италии, —Порывисто дышит мотор.Венеция, Рим и так далее,Помпеи, миланский собор…Итак, гаснет свет, и на экране возникают пожелтевшие кадры хроники европейских вояжей.
Титры: апрель 2000 года, Париж… (14 мая 2019).
Париж
Он часть истории, идея, сказка, бред…
Валерий Брюсов, «Париж», 19035 апреля – Шереметьево, аэробус А-310, взлет в 10.21. Нормальный полет, и даже покормили с вином «Пьер жавэ» в маленькой бутылочке. И разговоры с соседями, с художником Алексеем Шмариновым и его женой Кариной, живущими на Западе.
Приземлились в 13.57. Такси и с ветерком до Парижа – 196 франков. Маленькая гостиница – Hotel Charlemagne на rue Charcot – две звезды. Номер 307 на третьем этаже в торце здания, 470 франков с завтраком, 11 дней – 5.170 франков, это где-то 780 долларов – фавор от Эдика. Погода серая, как в Москве, +6. Удобство – метро рядом. 16 округ – по существу ближайший пригород Парижа. Взбодрились кофе и на метро покатили на Елисейские Поля. И в первом кафетерии «Бриош» перекусили булками с помидорчиком, ветчиной и еще чем-то, пирожное и чай – «ти».
Походили по «полям», поглазели на дорогие витрины магазинов, вернулись на авеню Мадрид, вышли на Мориса Барреса, где стоит Мишин дом (точнее, где он снимает апартаменты) с окнами на Булонский лес. В 20.08 по-московски, в 22.08 по-парижски вернулись в отель, без ног…
6 апреля – ночью было прохладно, без раскаленных московских батарей. Скромненький завтрак: масло, джем, круассаны, кофе с молоком – и так все 11 дней, без разнообразия.
Первый маршрут: музей Орсэ (12-я линия метро, Солферино). По мнению знатоков, Musee d’Orsay – самый удобный в мире, он расположился в здании бывшего ж/д вокзала – огромное и роскошное здание. Осмотреть все выставленные картины практически невозможно, тем более с ходу нас ошеломил Густав Курбе с его знаменитыми «лоно» – с черным манящим туннелем наслаждения. Недалеко оказался скандальный «Завтрак на траве» Эдуарда Мане (1863). И нескончаемые персональные залы художников, и каждая картина знаменитее другой: Энгр, Делакруа, Коро, Пюви де Шаванн, Ренуар, Писсарро, Сислей, Одилон Редон, Тулуз-Лотрек и т. д. Новая экспозиция поляка Жака Малцевского. Стоп, хватит перечислений, сделаем отступление и вставим кусочек из будущей на тот момент моей книги «За кулисами шедевров» (2005) об Эдуарде Мане и его «Завтраке», тем более что он – мой ранний ровесник, родившийся ровно 100 лет ранее меня – 23 января 1832 года в Париже. Умер в 1883-м, в возрасте 51 года.
Мане в молодости выгнали из студии как недостаточно одаренного. Но он настойчиво искал свой путь, ломая глухую стену непонимания, пошлости, рутины, созданную признанными академиками живописи. Когда преграды и бастионы косности пали, то неожиданно для всех открылся голубой и сверкающий мир – пленэр. Яркие лучи света заиграли на холстах. Зрители, привыкшие к коричневому полумраку и тусклому отблеску свечей, вдруг увидели на картинах золотистый солнечный свет, настоящую революцию света. Он играл и переливался. Воздух вибрировал и ломал привычные линии. Сдались даже старые адепты академизма, всех потянуло поучаствовать в завтраке на траве в обществе обнаженных дам.
Но это потом, а вначале шквал неприятия и критики. Император Наполеон III назвал картину Мане «неприличной»… Не менее ожесточенное неприятие вызвала другая картина Мане «Олимпия» с желтым животом и похожая на гориллу, – подобное сравнение было в ходу…
Последняя картина Мане «Бал в «Фоли-Бержер» – сцена шумной и блестящей жизни Парижа. Полотно имело шумный успех и художника объявили кавалером Почетного легиона, на что художник грустно заметил, что власть «могла сделать меня счастливым, а теперь это уже слишком поздняя компенсация за 20 лет неудачи».
В день смерти Эдуарда Мане 30 апреля 1883 года его коллега Эдгар Дега сказал: «Он был более велик, чем мы думали».
Великий Эдуард Мане! Импрессионизм в живописи обязан Эдуарду Мане всем, но сам он, что удивительно, остался вне его. Он повлиял на всех своих коллег-художников, но предтечей импрессионизма не стал. Он просто вдохнул жизнь в новое направление живописи, одновременно став и новатором, и традиционалистом.
Но отложим книгу «За кулисами шедевров» и вспомним великолепные залы, своды и этажи музея Орсэ (30 метров в высоту и 140 в длину). Устав, поднялись в кафе наверх, и закружилась голова: перед нами оказался стеклянный витраж-часы, сквозь которые открылся вид Парижа. И только кофе со вкусом шоколадного торта привел нас в чувство. Добавили к увиденному еще Анри Руссо, Ван Гога, Сера и, нагруженные по самую макушку эстетизмом, вышли на воздух, на набережную Анатоля Франса, и взошли на мост Александра III. Тоже можно сказать, чудо из чудес. Величественный, истинно имперский и не лишенный изящества (и что такое наш Крымский мост, к примеру, в Москве? Так, дорога для транспорта над водой. Без всякого шика и шарма).
Далее так называемый Дом Инвалидов – великолепный ансамбль архитектурных сооружений с потрясающим золоченым куполом. Франция всегда участвовала во многих войнах, и Людовик XIV подписал эдикт о сооружении «священного приюта для славных ветеранов».
Была построена просторная богадельня, военный музей, собраны трофейные пушки, церковь Сен-Луи-дез-Инвалид, и потрясающая гробница Наполеона (из карельского порфира, присланного из России с согласия Николая). Гробница французского императора производит сильное впечатление своим величием и художественностью. Великий император, победитель многих сражений: Каир, Абукир, Маренго, Ульм, Фридланд, Эйлау, Аустерлиц… Провел много удивительных реформ. Прославился на все времена и… плохо кончил. Невольно вспоминаются печальные строки лермонтовского «Воздушного корабля»:
Из гроба тогда император,Очнувшись, является вдруг;На нем треугольная шляпаИ серый походный сюртук…Соратников громко он кличетИ маршалов грозно зовет.Но спят усачи-гренадеры —В равнине, где Эльба шумит,Под снегом холодным России,Под знойным песком пирамид.И маршалы зова не слышат:Иные погибли в бою,Другие ему изменилиИ продали шпагу свою…«От солдат, – говорил Наполеон, – требуется прежде всего выносливость и терпение; храбрость – дело второе». Наполеон Бонапарт был кумиром многих поколений, и в частности, юной Марины Цветаевой. Да и в моем раннем архиве хранится открытка с изображением Наполеона. Книги Тарле и Манфреда об императоре я читал почти с восторгом…
После осмотра Дома Инвалидов, – это я возвращаюсь к парижской прогулке, – мы подкрепились обедом и отправились на отдых в отель (в первый поход вышли около 9 утра, вернулись в 14.35). Немного вздремнули, пополнили силы, и вновь – труба зовет!
От метро «Бастилии» к новой опере, прозванной парижанами «бегемот в ванной». Далее по рю Сент-Антуан к площади Вогезов, которая свое начало ведет с 1612 года. Очаровательная площадь. Со всех сторон ее окружают особняки с аркадами, в центре – сквер. На площади находится дом, где жил Виктор Гюго и где он написал много романов, в частности «Отверженные».
Далее улица Риволи с аркадными домами, отель де Виль (парижский муниципалитет), здание украшено статуями. Перед зданием – фонтанчики. Красиво, ну, и что-то еще видели, осмотрели, восхитились и, как говорится, без ног. Эх, Париж создан для молодых спортивных ног. Пенсионерам в Париже тяжко… Возвратились в отель, снова отдохнули, поспали и в третий тур. В метро первой линии до Шато де Венсен (до Венсенского дворца), в нем жили все французские короли, начиная с XI века. Вернулись еле-еле, но что об этом! Кто-то воскликнул: Париж стоит мессы! А я скажу: и громадной усталости!..
7 апреля – проснулись рано, и на завтрак, на столике лежит свежая газета «Фигаро» (предпочел бы «Правду» или «Советский спорт»). И вперед, к знакомому уже отелю де Вилю, по пути попали в какой-то хозяйственный универмаг и обомлели от изобилия хозяйственных «штучек» – ручек, гвоздиков, замков и т. д. и т. п. Для русского человека это непривычно пугающе, а что выбрать?! Приходили в себя у модерн-фонтана Игоря Стравинского. А дальше Бобур – Центр им. Жоржа Помпиду. По дороге готическая церковь Сент-Эсташ, где Ще поставила свечку… Знаменитое Гранд-опера, которое в эмигрантском отчаянии подумал в одном из стихотворений взорвать Георгий Иванов… Зашли внутрь и осмотрели парадную лестницу. А закончили прогулку по Елисейским Полям. Снова отель. Отдохнули, и что? Руссо-туристо неуемен: в 17.30 модный Дефанс, вскоре стало темнеть и над Парижем завис серп луны. В отеле нас навестили Эдик со Светой и подарили три роскошных розы. Немного ТВ – футбол, эстрада, – и легли в половине первого ночи по-московски.
8 апреля, 4-й день – по 13-й линии метро отправились в Сент-Дени, в собор XII–XIII веков. Ранний шедевр готической культуры. Из Сент-Дени на Елисейские Поля, свернули и ба! – Елисейский дворец, резиденция президента. Подошли к гвардейцу-стражнику (под два метра) и наивно спросили, а можно ли подарить книгу «Клуб 1932» Жаку Шираку. Гвардеец ничего не понял по поводу книги, в ворота, естественно, не пропустил, но при этом был улыбчиво любезным и только повторял: «Россия! Путин!»… Фокус пообщаться со знаменитым ровесником не получился. Нет так нет, – мы пошли на Фобур-Сент-Оноре, где расположились дома моды самых знаменитых модельеров Кристиана Лакруа, Ива Сен-Лорана, Карла Лагерфельда, Джанни Версаче, Ашиды из Японии и др. Ну, и, конечно, Живанши и Кардена.
В глазах и голове все путалось, а мы шли и шли – Галереи Лафайет, отель «Бристоль», снова вышли на Шамс-Элизе и вновь подивились праздничной и разнообразной толпе гуляющих по Елисейским Полям, кто в дорогой меховой шубе, кто в легкой спортивной майке, кто во что горазд. Никакого казарменного однообразия. Снова «Бриош», снова бутерброд-булка, чай, пирожное, и вернулись в свой угловой отель в 13.50. Сок маракуйя и лежбище часа на три.
А вечером в гости. Эдик появился в Париже и принимал нас на съемной квартире на улице Инкерман. Интеллигентная квартира с книгами и с выходом на крышу-садик. Там наш спонсор учинил не ужин, а скорее пир: лососина, индейка, салаты, разнообразные фрукты, соки (лично я полюбил мульти), израильское кошерное вино, ликер, – и все от пуза. Нагрузились, как два танкера. В 11-м часу вечера Эдуардо отвез нас в отель на своем «Пежо». Был такой, кажется, фильм «Сладкое обаяние буржуазии» – не помню точно. Но обаяние и запах денег…
9 апреля, воскресный день – вышли в 9.15 (11.15) и более шести часов мотались по городу. На метро миновали район Пасси, где жил Бунин, и посетили кладбище Монпарнас. Рядом 59-этажный небоскреб, как считают французы, символ больших надежд и безвкусицы. Само кладбище за бульваром Распай. Здесь могилы Шарля Бодлера, Беккета, Мопассана, Сен-Санса, Сартра и Симоны де Бовуар и еще многих других знаменитостей. Там же упокоился и русский эмигрант Хаим Сутин. Случайно набрели на захоронение Пьера Ля Русса, автора знаменитого словаря. А что касается бедного Бодлера, то у него много строк, посвященных смерти, «где правит ночь, хозяйка гробовая».
И вас, красавица, и вас коснется тленье,И вы сгниете до костей,Одетая в цветы под скорбные моленья,Добыча гробовых гостей…(перевод В. Левика)А рядом с кладбищем небольшой художественный рыночек – картины, украшения и разные безделицы. Сияющая и кипящая жизнь… Заглянули на Монпарнаский вокзал, а далее отправились на остров Ситэ. Вышли из метро – базар цветов, птичек и разной живности. Углубились в заповедный район на остров Сен-Луи, где, как отмечают справочники, «царят покой и богатство». Посидели в каком-то ресторанчике – 263 франка, как говорил Маяковский: «небольшие деньги, поживи для шика».
В обратный путь по Орлеанской набережной вдоль острова Сите, колыбели Парижа. Дошли до конной статуи Генриха IV и немного посидели в садике, прислушиваясь к гудящим ногам. Пошли дальше и посидели в кафе Сары Бернар. И снова пошагали мимо колонны в честь побед Наполеона.
Возвратились в отель. Передых к вечеру, снова Шанс-Элизе.
10 апреля – с утра бурчание и недовольство: номер узкий, не развернешься, завтрак скудный и прочее. Надо выползать и знакомиться дальше. Решив, поехали в район Сан-Керман-де-Пре, литературный центр Парижа. Площадь Одеон и прилегающие изысканно элегантные улицы с неповторимыми рельефами домов. И все кругом дышит историей. На улице Конде в доме № 26 Бомарше в 1773 году написал комедию «Севильский цирюльник». В легендарное кафе «Вольтер» заходили сам Вольтер и Дидро. В более поздние годы – поэты Верлен и Малларме, еще позднее – Хемингуэй и Скотт Фицджеральд, который где-то рядом с кафе написал своего «Великого Гэтсби».
В другом не менее знаменитом кафе «Маrо» (Les Deux Magots) висит список знаменитых посетителей, начиная от Артура Рембо. Часто тут спорили за столиком Сартр с Симоной де Бовуар… Нашли русский книжный магазин Струве, и там я подарил и подписал свою книгу: пусть знают!..
В 12.13 – исторический момент на подъемнике на Сакре-Кер. Базилика с отражением разных архитектурных стилей, в том числе и античности. Любопытно, что этот собор возведен «во искупление грехов коммуны»… Его строительство закончили в 1919 году, и с его площадки Париж виден как на ладони. Помимо подъемника, можно подняться к Сакре-Керу и по узким ступенькам, их 217… Рядом бьется художественное сердце Монмартра, рай для художников и туристов. Посидели в кафе: кофе и кусок торта с клубникой – на 110 франков. Спустились вниз с холма на бурлящую улицу с магазинами, зашли в «Тати» – магазин бедных, купили маечку – всего 19 франков. Для смеха.
Далее учинили проход от площади Пигаль до «Мулен Ружа» – кругом эротические заведения, соблазнительные фото и картинки и пахнет пороком. «Скорей отсюда!» – тянет меня Ще, подальше, подальше «от буффонады нагих тел, женских и мужских». Вышли на станцию метро «Бланш», и в отель. Накупили разных сырков, фруктов, йогуртов – все это дешевле, чем в кафе. И устроили в номере французский ужин.
Отдохнули, и снова в дорогу. В 19.15 встретились со старой мадам Парижа – Эйфелевой башней. Когда-то она (300 метров вышины) была самой высокой в мире. Сегодня ее давно обогнали другие высотки, но не обогнали ее в кружевном железном изяществе. Она парит над 7-м округом и всем Парижем. С разнообразной цветовой подсветкой… Полюбовались и двинулись на Марсово поле, далее на авеню Рапп и вышли к военной школе и к памятнику генералу Жофру. А на Трокадеро взглянули на другого полководца Франции, Фердинанда Фоша. А пока шли, стала зажигаться Эйфелева башня и переливаться огнями, а нам-то, бедным советским людям, казалось, что краше рубиновых звезд Кремля ничего не бывает. Далее без комментариев…
Вернулись в отель поздно. Переполненные впечатлениями. О, Пари!..
11 апреля – встали и обнаружили, что ноги сводит судорогой от нахоженности – плата за пешие прогулки. Накушались Парижем? Нет, еще нет. И отправились в Лувр, а он… закрыт. И пришлось пойти в сад Тюильри (jardin des Tuileries) наслаждаться роскошью фонтанов и скульптур. Этот сад разбили для Екатерины Медичи, чтобы она не очень скучала по родной Тоскане. Далее Риволи. Подивились конной статуе Жанны д’Арк. И далее, далее, мимо Галереи Лафайет, торгового центра «Самаритянин». И в каком-то маленьком кондитерском магазинчике я зацепил шоколадную вазу, и она с треском разбилась. Мы с Ще застали в ужасе. Прибежала какая-то уборщица, все убрала и, взглянув на перепуганную Ще, улыбнулась ей: «Мерси, мадам!» Спасибо за происшествие! А что было бы в нашем магазине? Крик, вопли, базар, а возможно бы, и мордобой… Наши нравы – не их нравы!
После осколков шоколада приходили в себя в церкви Сент-Трините. Возвратились в отель. Отдохнули и, наконец, Эдуардо выкроил для нас время и повел в Пиццу-Хат на проспекте Шарля де Голля. Сицилианская вегетарианская пицца оказалась обалденно вкусной, да плюс еще блюдо с цыплятами. Водичка, мороженое – до отвала. Но это не все, Эдик повез нас на ул. Мориса Барреса, в Мишины апартаменты, где познакомились с 11-летней Сонечкой, внучкой Эдика, которая с удовольствием демонстрировала нам, как она дрессирует сиамскую кошку: «Прыгай! Иначе я из тебя паштет сделаю!..»
В подземном гараже Эд показал нам Мишин красный «Ягуар», а потом сели в серебристый «Пежо» и отправились в автопрогулку по Парижу, при этом ноги почему-то не гудели. Улица Лян, советское посольство, Булонский лес, туннель Альма, набережная Кеннеди, улица Моцарта и обратно в отель. Так прошел еще один парижский день.
12 апреля – прохладный день, как раз для музея. И, наконец-то, Лувр. А это – бесконечный сплошной лабиринт коридоров, залов, лестниц, галерей. Скульптуры и картины. От Древней Греции, от Венеры Милосской, до шедевров Эль Греко и Гойи. По Лувру тяжелее, чем по улицам Парижа, все время надо всматриваться, восхищаться и ахать. Устали, сели на банкетку и перекусили под картиной Гвидо Рени, художника из Болоньи. Приободрились и насладились «Жилем» Антуана Ватто, а уж от «Бани» Энгра оторваться невозможно. Женские прелести – клубника со сливками… Никола Пуссен, Клод Лорен, Франсуа Буше, Жан-Оноре Фрагонар… А после, как взрыв: «Свобода на баррикадах» Делакруа. Революционный порыв с обнаженной грудью. Интересно, повлиял ли Делакруа на строки Хлебникова «Свобода приходит нагая»?..
Как всегда, клубящаяся толпа около «Джоконды». Я смотрел на Джоконду, как на свою знакомую, с которой мы встречались не один день, когда я писал книгу «Улыбка Джоконды» (она была подписана в печать 3 февраля 1999). И казалось, она улыбалась исключительно мне. А вот и мой поклонник и хроникер жизни появился. Приятно вас видеть…
Оторвавшись от Джоконды, бредем по залам дальше. Обилие картин фламандцев и… начинается «синдром Стендаля» – головокружение от красоты. И поняли: только в отель! Первый выход закончился (9.3514.35), а потом состоялся второй (17.35–19.30). Без Эдика. По авеню де Голля, в боковые улицы, еще один памятник Жанне д’Арк. И на упокой – немного ТВ и беспокойный сон, с кошмарами из Франсиско Гойи…
13 апреля – наконец-то Эдуардо освободился от навалившихся на него дел и посвятил нам более 12 часов, с утра до вечера, возил нас туда-сюда, плохо зная парижские дороги и паникуя при этом. Меня он возвел в «штурманы», а Ще – в чтицу дорожных указателей. Так и передвигались. Начали с Мальмезона – резиденции Жозефины Бонапарт. Дворец, парк, весенняя зелень, тишина, словом, райское место. Только вот вопрос, была ли здесь счастлива Жозефина? Но историей заниматься некогда, и мы нащупываем новый маршрут: Буживаль, музей-дачу Тургенева. Но музей закрыт, открыт только по воскресеньям, на воротах большой, чисто российский амбарный замок. Так и не узнали, в какой обстановке жил здесь Иван Сергеевич…
Далее – Сен-Жермен-ан-Ле – замок и музей антиквариата. Один золотой бюстик женщины, сделанный чуть ли не 20 тысяч лет назад. Вот это анти! Из Сен-Жермена снова путаница в дороге, въехали в какой-то длинный туннель и Эдик завопил: «Его же не было! Когда построили?!» Однако благополучно выехали на знакомого Шарля де Голля. Заехали на квартиру на Инкермане. Какой-то передых, Эдик весь в машинных делах. Наконец освободился, снова в машину и в музей современного искусства на авеню президента Вильсона. Приехали – музей закрыт. И на Барреса в Мишину вотчину.
Обратно в Нейи-сюр-Сенн, но не прямо, а через Булонский лес: Эдик решил показать нам вечерние прелести свободной любви. Почти в ряд выстроены «девочки» с открытыми интимными местами в надежде на съем. Эдик сознательно замедлил ход машины, и жрицы любви почти бросаются на машину. На лице одной четко выделяется синяк. «Что это?» – удивляется Эд. «Это на сдачу», – отвечаю я, печалясь о судьбе свободных женщин. И это не Эрот, не любовный пыл, это просто сделка купли-продажи. Недорого и быстро… Тайны Булонского леса. Дневной Булонский лес – для праздника и невинных развлечений, ночной – для торжества порока.
И тут хочется воскликнуть: а криминал?! Любая чаща леса – криминал, а уж Булонский – тем более. Здесь 6 июня 1867 года медленно ехал на лошади русский царь Александр II. Прогулку прервали два выстрела поляка-террориста Антона Березовского (одно из покушений на «царя-освободителя»). Александр II был ранен. Возвратясь во дворец, где он пребывал, заметил своей свите: «Вот видите, господа, похоже, я гожусь на что-то, раз на меня покушаются».
25 января 1937 года там же в Булонском лесу был насмерть зарезан Дмитрий Навашин, много знавший о преступных деяниях ГПУ, и он замолчал после того, как его настигла в Париже «рука Москвы». Да мало ли чего еще происходило в обширном Булонском лесу.
14 апреля – с утра нацелились на бульвар Бомарше, на магазин русской книги. И там обменяли свой «Клуб 1932» на томик Марселя Пруста «В направлении Свана», хотели продать, но вышло так, что обменяли. Тем более что цена оказалась одинакова: 80 франков. Я вышел из магазина и не мог некоторое время прийти себя: «Я и Пруст!» Это что-то невообразимое! И разве можно возразить французскому мэтру, что «настоящий рай – потерянный рай».
В 2008 году вышла моя книга «Знаменитые писатели Запада. 55 портретов». И там эссе о Прусте: «В поисках утраченного времени». А разве любой дневник, любое воспоминание – это не поиски утраченного времени?.. Эссе вышло пространное и печальное, как и сама жизнь писателя, и чтобы скрасить немного повествование, я привел шутливые строки, адресованные одному из переводчиков Пруста – Николаю Любимову:
Даже бабы, будь им пусто,День и ночь читают Пруста.Только ляжешь к ней в постель,Глянь – а там уже Марсель.«Коля, Пруста дай прочесть,Окажи такую честь!»С улицы Бомарше отправились искать русскую церковь на Дарю, 12 – храм святого Благоверного Великого Князя Александра Невского.
Историческая церковь, связанная со всей русской эмигрантской жизнью. Здесь крестили, венчали и отпевали. Увы, не повезло: храм оказался закрытым. На дверях объявления по-русски о поисках работы с предложением разных услуг: менаж, глажка, коррекция бровей и т. д. И рядом с церковью ресторан «Петроградъ» – в меню есть зубровка от ностальгии по утраченной родине…
А потом Эдик и повез нас кормить. Вкусно, аппетитно, от мазареллы до красной рыбы… И в Люксембургский сад, в любимое место парижан, где гуляют, флиртуют, любят и страдают. Именно сюда приходили великие страдальцы – поэты Бодлер и Верлен. Поль Верлен часто тосковал и хандрил, и спрашивал самого себя: