Вампиры в Салли Хилл
– Почему ты не пьёшь? – спросил он её немного раздражённо.
Она, медленно шествуя к камину, снимает белые перчатки со своих рук и молчит. Это ещё пуще разбудило в её муже гнев, он громко фыркнул и залпом выпил виски, предназначенное для женщины.
– Алкоголь тебя погубит, дорогой мой, – сказала она, косо поглядев на мужа из-за спины.
Тот лишь рассмеялся.
– Какая уже разница, если смерть и так стучится в мои двери. Нутром чувствую, я следующий…
Болезненней смерть для того, кто при жизни ровным счётом ничего не добился. Именно так ему казалось, он придерживался этого закона, выдуманного им же самим.
Женщина выпрямилась и бросила свои перчатки на деревянный стул с мягкой набивкой, глубоко вздохнув, отчего её грудь судорожно вздымается, обернулась к статному человеку.
– Ты бредишь, Эдриан.
Внезапно по всей комнате послышался грозный шум. Кулак мужчины встретился с поверхностью стола, сделанного из дуба.
– Прекрати называть меня сумасшедшим, – прошипел Эдриан, обойдя стол и приблизившись к жене совсем близко, – ты не понимаешь! Не осознаёшь, что тебе, мне и даже нашему сыну грозит смерть! Это может быть любой из нас.
– Так перестань ныть и сделай что-нибудь! От нытья живее ты не станешь, – усмехнулась темноволосая дама, сверля голубыми глазами побагровевшее от духоты или виски лицо мужа.
Эдриан вновь плеснул в бокал жидкость и разом выпил её содержимое, рявкнув на женщину:
– Ты всегда была холодна ко мне! Сколько себя помню, ни разу не замечал в тебе нежности и ласки. А я твой муж. Муж, слышишь?
– Слышу, – спокойно ответила она, тише добавив «к сожалению».
– Не мучай меня и ответь на вопрос: у тебя есть любовник?
Время замерло. Пламя свечей задёргалось, как подстреленная птица, а затем издохло, испуская дымок. Эдриан распахнул глаза шире, пытаясь прочитать ответ во взгляде жены, но ту невозможно было понять. Её сердце спрятано глубоко-глубоко, не в груди, не в пятках и даже не в печени. Возможно, сердца и вовсе у неё не было. Наверное, поэтому она так холодна к своему мужу.
– Даже если я тебе отвечу, что ты сделаешь, а? Ты всегда был слабохарактерен. Когда умер твой папаша, и делили наследство, ты даже не смог выспорить у родного брата сундук с добром, который принадлежал тебе по праву, между прочим. Ты жалок, Эдриан!
Дослушав речь своей жены, Эдриан раздул ноздри и стиснул от злости свою челюсть.
– Ты скупа… Как же я раньше не замечал твоей скупости, куда глаза мои смотрели, куда?! Любовь превращает людей в глупцов. Какой же я осёл! – схватился за голову мужчина. – А теперь слушай меня внимательно, мисс «Толстокожая леди». Собирай свои дорогие ткани, подвески и проваливай в свой Лондон! Не хочу ночевать с тобой под одной крышей!
Эдриан не мог поверить своим словам. Господи, он только что прогнал свою жену! Женщину, которую он полюбил, с которой делил кров, и которая родила ему первенца. Всё ещё пребывая в шоке, он берёт бутылку виски в руки и уже не наливает спиртной напиток себе в бокал, а пьёт его прямо из горлышка.
– Как пожелаешь. Меня в этом доме ничего не держит. Любовь моя к тебе завяла давно и вряд ли расцветёт когда-то вновь. Но только знай, сына я забираю с собой, – женщина разворачивается к мужу спиной и хочет уйти, но его рука крепко хватается за кисть дамы, и та останавливается.
Если перед тобой стоит выбор уйти или остаться – уходи. Человек, дорожащий другим человеком, не допустит подобного распутья. Правда же?
Эдриан поворачивает её к себе лицом и с оскалом говорит:
– Ты не заберёшь моего наследника!
– И кто меня остановит? Эдриан, ты слишком поздно стал мужчиной. Пусти меня!
«Не стоило говорить ей этих слов», – подумалось мужчине. Ослепший от ярости и от действия алкоголя, он достаёт из-за пазухи револьвер и наставляет его на грудь аристократки, которая даже глазом не моргнула и не вздрогнула в испуге. Он блефует. Не может он застрелить её, а коли даже так, то ей пуля не страшна.
– В таком случае, мы умрём вместе. Правда, прекрасно? Умереть в один день – это очень романтично! – дышит перегаром Эдриан, от чего женщина хмурит густые брови.
– Ты свинья!
Мужчина громко рассмеялся и пустил курок, безумными глазами смотря на свою возлюбленную. Та в свою очередь уже стала бояться. Неужели осмелится?…
В эту секунду окно за спиной Эдриана резко распахнулось, и в помещение быстро что-то залетело, однако, тень затмила всю комнату. Мужчина не успевает ничего понять, как в его шею впиваются два острых клыка. Увидев это, женщина отпрыгнула в сторону, в страхе прижавшись к стене. От ужаса она онемела и не могла ничего поделать: как бежать, если ноги не слушаются хозяйку? Эдриан сгибается дугой и начинает душераздирающе кричать, однако, этот крик длится секунду, ибо существо ломает ему шею и бросает безжизненное тело себе под ноги. Кровь залила дорогой персидский ковёр.
Грудь женщины то поднимается, то опускается. Она в изумлении раскрыла рот и пустила горячую слезу, наблюдая за её спасителем и одновременно убийцей. Незваный гость выпрямился и показал своё лицо, которое в полумраке казалось ещё более устрашающим. Громадные клыки прячутся во рту, а кожа вокруг рта разглаживается, лишь капли багровой жидкости стекают по его подбородку. Дьявол, это точно сам дьявол!
– До чего же пресный вкус. Даже если бы я мучился от жажды, не пригубил бы кровь этого господина, – заявил монстр, доставая из кармана своего костюма белый платок.
Он вытер своё лицо и бросил ткань в камин, наблюдая за тем, как огонь пожирает жертву.
Присмотревшись, женщина узнала в лице монстра своего любовника и совсем побледнела от шока, постигшего её. Быть не может…
– Я не знала, что ты демон, – немного придя в здравый рассудок, произнесла дама. Хотя сердце совсем замерло, оно сумело забиться чаще.
– Мне просто хотелось узнать, сможет ли меня кто-то полюбить, не ведая, что я бессмертный монстр, – излил душу хладнокровный, шагнув к своей цели, – время пришло. Ты готова. К тому же, в этом доме тебя ничего не держит.
Одурманенная речью вампира, женщина хотела было протянуть монстру свою руку, как вспомнила одного человека, которого она любит больше своей жизни. Он важен для неё, как и она для него.
– Мой сын…
– У мальчика будет выбор. Бессмертные станут править этим городом, а ты будешь править бессмертными…
В следующее мгновение свечи в комнате потухают, и темноту заполняет душераздирающий женский вопль.
Знаки
Весь лес был в крови: земля под ногами, деревья и стволы, пышные кусты, камни – абсолютно всё в крови. Казалось, дотронешься до любого листика, и тот растечётся. От ужасной кровавой картины болели глаза. Я смотрю на окружающий меня мир и понимаю, что боюсь, а сердце в грудной клетке нервно бьется не просто так. Ноги ведут меня вперёд, они как будто знают, что им делать, словно кто-то другой диктует весь сюжет. Странно ли всё это? Очень. Но привыкнуть к такому легко, если вы когда-нибудь убивали ведьму…
Конечности приводят меня к выступу. Сначала я ничего не понимала, а позже, когда глаза привыкли к картинке, и красный мир принялся отличаться, я увидела неподалёку от себя реку… Кровавую реку, полную точно таких же кровавых листьев. Увиденное заставляет меня сдержать рвотный рефлекс, и я делаю полушаг назад, отказываясь от всего: от своей магии, фамилии, истории… Это слишком сложно для меня, я не справлюсь… Но, когда я в панике поднимаю глаза, то вижу, как багровые шубы деревьев, сгорбившихся над рекой, стекают прямо в красную воду, отчего на её поверхности образуются пузырьки, и меня сковывает отвращение. Мерзость… Самое омерзительное то, что здесь пахнет сырым мясом и, конечно же, кровью. Вопрос только один: чья она? В последний раз поглазев на этот отвратительный, но в тоже время необычно красивый пейзаж, я отворачиваюсь и хочу было убежать, как в десяти шагах от меня появляются мои папа с мамой. Они безжизненно смотрят куда-то сквозь всю эту картину и печально хмурят брови. Не понимаю ни черта!
– Мам, пап, что вы тут делаете? – почему-то раздражённо фыркнула я, быстро зашагав к ним навстречу.
Дело в том, что я за них переживаю. Они не единственные люди, которым я нужна, но одни из дорогих мне.
Однако тут всё резко меняется, и за спиной родителей поочерёдно появляется толпа людей – жители Салли Хилл, которые точно так же печально смотрят вперёд. Так, мне это не нравится, совсем не нравится. Замедляю свой шаг, недоверчиво глядя на целую орду людей. Откуда ни возьмись их лица, плечи, а затем и всё тело покрывается алой жидкостью, которую как будто кто-то выливает сверху на их головы. И я не в силах это остановить. Видя, как мои родители задыхаются в крови, я делаю рывок, чтобы помчаться к ним на помощь, но все тщетно. Я застряла в кровавом болоте, оно засасывает меня под землю. И чем больше я двигаюсь, тем быстрее наступает моя кончина. На тот свет меня провожала чья-то тень.
* * *
Пару дней спустя ничего не изменилось. Подобные кошмары все чаще и чаще наведываются в моё сознание, отбирая у меня право на здоровый спокойный сон. В итоге, из-за этого под моими глазами образовались огромные синяки – вот сейчас я точно похожа на больную наркоманку. Благо уже никто не вспоминает о минувших днях, когда каждый второй человек в Салли Хилл поливал меня грязью, когда все считали, что я законченная наркоманка и шизофреничка. Сейчас всё прошло, поскольку нет больше разговоров об оборотнях, нет никаких походов в лес (только в том случае, если нам с бабушкой понадобится сходить за специальными травами для колдовства) и нет ничего другого странного в моём поведении. Даже Урия перестала обращать на меня внимание, когда пару месяцев назад не давала спуску. «Кажется, жизнь налаживается», – подумаете вы. Но не тут-то было, ибо сны и непонятные приступы рвоты кровью мучают меня ежеминутно. Я так и не смогла найти никакой информации об этом: рвота какого хочешь цвета – пожалуйста, миллион информации, но кровь… В книге, которую подарила мне Сесилия, нет пары страниц. Точно их кто-то специально оторвал, и об этом свидетельствуют их оставшиеся неровные зубчатые части. Порой неизвестность таит в себе большее, чем твёрдое знание. Представления не имею, кому это было нужно и в каких целях, но меня не оставило равнодушным моё открытие. Я бы могла стоять и думать о своих проблемах ещё долго-долго, но в реальный мир меня вернул школьный звонок, и я резко захлопываю свежевыкрашенную дверцу своего шкафчика. Теперь хотя бы ясно, куда пропали наши денежные сборы. Где-то шкафчики голубого цвета, а где-то зелёного – ничего не изменилось, лишь добавилась насыщенность и контраст.– Привет, тебе случайно не в кабинет мистера Ленни? – обратился, судя по всему, ко мне чей-то ровный, мелодичный голос, что я аж от любопытства мгновенно развернулась к неизвестному лицом.
Этим «неизвестным» оказалась Скай Олсон, с которой я болтала единожды, не считая этого самого момента. Девушка почти ростом с меня, её пшеничные локоны собраны в конский хвост и обвязаны синей шелковой ленточкой. Одета она довольно хорошо и даже можно сказать круто: обычная белая футболка с изображением портрета Майкла Джексона заправлена в зауженные джинсовые брюки, а на её ногах классные лакированные ботинки на змейке. Возможно, сейчас мне стало чуточку завидно – я тоже хочу такие ботинки! Но последнее, однако, немаловажное, что я заметила – цвет её невероятных глаз. Раньше я не придавала им никакого значения, но сейчас мне хочется отметить их глубину и проницательность. Самое удивительное – глаза абсолютно чёрные, как омут демонов или безлунное небо. Красотища!
– Э, да. У тебя тоже? – очнулась я, несколько раз моргнув глазами.
Коридор почти опустел, остались лишь прогульщики и неопределённые человечки, вроде меня и Олсон.
– Угу, – кивнула Скай, облокотившись на другую ногу, – у меня ещё не было в расписании естествознания, поэтому я без понятия, где находится этот чёртов кабинет.
Она неловко поджала широкие губы и замолчала, давая мне возможность ответить ей. Однако странно это, потому что: во-первых, всем новеньким ученикам вручают листок с расписанием уроков и картой кабинетов, а во-вторых, они с Генри часто общаются, и тот мог бы провести ей экскурсию по школе. Что-то тут нечисто.
– Я думала, у тебя есть все сведения о местоположении классов, – сказала я, нахмурив брови.
– Есть, но я забыла листок дома, и повторюсь, естествознание у меня сегодня впервые.
Окей. Победа за ней. Может, она просто хочет со мной подружиться? Отчего я такая недоверчивая? Это иной раз так раздражает! Обменявшись любезностями, мы направились вдоль коридора, в сектор C, где и находился нужный нам кабинет. Сперва мы шли в абсолютной тишине, хотя каждой хотелось расспросить другую о том о сём, но никто не делал первые попытки. По крайней мере, так казалось в первые секунды.
– Вы с Биллом встречаетесь, да? – повернула ко мне шею девушка, крепче прижимая к себе учебник с тетрадкой. Боже, я только их заметила.
– Это он тебе сказал? – на самом деле мне уже ничего не понятно – встречаемся мы или не встречаемся. В последнее время мы только и делаем, что ссоримся. Быть может, я ошиблась? Не стоило искушаться чувствами и надо было остаться друзьями? В этом мире даже любить стало сложным делом. Глупо полагаться на сердце, ведь ему тоже свойственно ошибаться.
– Не совсем. Его взгляд, – прищурилась Скай, отчего-то улыбаясь очень широко и по-детски, – когда вы с моим братом танцевали, он с ума сходил от ревности.
И тут мне захотелось смеяться, но я сдержала свой напор и лишь расплылась в снисходительной улыбке.– Думаю, ты прогадала. Билл не умеет ревновать, по крайней мере, меня, – немного поникла я, вспоминая все свои отчаянные попытки заставить парня почувствовать то, что приходится испытывать мне, когда он с кем-то мило болтает.
– Возможно, он хочет внушить тебе это, но на самом деле Билл боится потерять тебя, Марго. Сразу видно, как вы держитесь друг за друга. Такое… стоит ценить, – сверкнула чёрными глазами она, а затем, не дожидаясь моей реплики, постучалась кулачком о белую гладь и вошла в кабинет естествознания.
Что ж, прекрасно, теперь весь урок я буду думать лишь о словах Скай, которая подкинула мне пищу для размышлений.
* * *
Он только что закончил дописывать домашнее задание, после чего облокотился на спинку стула и устало выдохнул, хватаясь за голову. Ноги и руки затекли, а это ощущение его очень бесило. Ровно так же, как странное чувство, поселившееся в нем. Что это может быть? Такое он испытывал единожды и то мимолетно, яркими вспышками, которые быстро угасали. Безрассудство! Как его угораздило влюбиться в неё? Да и вообще, что такое эта «любовь»? Мимолетный экстаз, наркотик или яд? Нет. Любовь великая вещь, ценность которой современники обратили в неуважение.
Стоит перестать думать о ней и заняться поистине важным делом. Генри нагнулся вперёд и достал из шкафчика письменного стола фотографии и свой блокнот, в котором он пару месяцев назад делал пометки о деле с оборотнем. Его рука небрежно схватилась за край снимка. Что же это может быть? Ураган? Какое-нибудь животное? Стоп, сразу нет, иначе откуда здесь может быть отпечаток человеческой стопы? На плечи Генри снова воздвигнута задача разобраться в странностях и понять, с чем на сей раз столкнулись жители Салли Хилл? Следующая фотография – изуродованный ствол дерева. Блондин вгляделся в неё как можно пристальней, боясь упустить мельчайшие детали, которые могут быть очень полезны. Это точно не животное, как минимум не обычное.
Внезапно синяя дверь отворяется, и на порог комнаты входит его мать в чёрных классических брюках и рубашке-парашюте. Генри поднял голову и увидел Кэтрин во всей её красе, даже удивившись её внешнему виду. Что это с ней? Женщина мгновенно уловила его мысли и оглядела себя сверху вниз.
– Нравится? – улыбаясь, спросила она, демонстративно позируя.
Парень остолбенел.
«Что происходит?», – не мог понять он. Свет подсвечника мягко лёг на левую часть лица блондина, пытаясь объять его холодное тело, но тщетная попытка. Кажется, Ридл всегда будет холодным ледником.
– Есть какой-то повод? – откашлялся он, соединив свои руки пальцами.
Кэтрин, повременив с ответом, подошла к комоду с зеркалом и принялась разглядывать себя, поправляя накрученные локоны то вперёд, то назад.
– Можно сказать и так, – «всё-таки лучше, если волосы будут за плечами», подумала она, – ты же знаешь истинную причину нашего с тобой переезда в Салли Хилл?
Генри насторожился, но внешне сохранял непоколебимость. Само спокойствие.
– Да…
– Я думала, хотя бы здесь найдётся сенсация, перевернувшая бы мир новостей вверх дном, однако, я опростоволосилась, дорогой, – с горечью призналась Кэтрин, повернувшись к сыну всем телом.
Сердце Ридла застучало чаще. Он боится. Боится того, что приготовила для него мама.
– Тебя уволили из редакции? – поднажал блондин, пытаясь не впадать в панику раньше времени.
Только не сейчас. Он должен помочь Марго с Биллом в решении ещё одной загадки.
– …Да, – выдохнула женщина.
По её бледно-желтому лицо ясно, какие усилия ей пришлось приложить, чтобы признаться родному сыну в своём провале. Она подвела его и опустилась на самое дно. Быть может, если бы Генри жил с отцом, мальчик бы не переживал то, что происходит в эту секунду, в этой комнате. Салли Хилл был последней надеждой…
Падение с пятого этажа испытал только что Генри. Его сердце в груди больше не трещит, оно замерло, как трусливый заяц во время погони с волком. Его мир разбился на тысячи осколков, и он чувствует, как каждый осколок всаживается в его кожу всё глубже и глубже.
– И что же, мы покидаем Салли Хилл? – сглотнул кислый комок Ридл, прикусив нижнюю губу.
Кэтрин потупила взгляд. Она долго думала об этом. Ей надо было принять решение, которое изменит их с сыном жизнь, главное не ошибиться. Однако судьба к ней благосклонна – ей улыбнулась удача.
– Сперва я думала отправиться во Флориду или обратно в Бостон, чтобы найти другую работу, а потом… Работа сама отыскала меня, – ободряюще улыбнулась женщина, сделав шаг в сторону мальчика.
Генри скрипнул зубами. Он ненавидел «тянучек»: тех, кто всё время много болтает перед желанной правдой. К сожалению, его мама была одной из таких людей.
– В итоге мы остаёмся или нет?! – взорвался блондин, повысив тон голоса.
– Мистер Олсон на вечере по случаю возвращения в родной дом обратился ко мне с просьбой написать автобиографическую книгу, разве не прекрасная новость? А гонорар – вообще свихнуться можно, такие большие деньги! – на одном дыхании выпалила Кэтрин на радостях.
Уловив фамилию Олсон, в груди подростка всё заревело. Он перевёл дыхание и вновь выбросил из головы возлюбленный силуэт. Однако странный это тип Николас. Жаль, не удалось поговорить с ним лично, уж тогда бы Генри вывел его на чистую воду.
– Поздравляю, мам. Для этой работы обязательно наряжаться, как на красную дорожку? – прыснул Ридл, свесив руку через стул.
Светловолосая женщина цыкнула и закатила глаза:
– Любая женщина хочет выглядеть хорошо!
– Не спорю, ну а ты тут причём? – пошутил Генри, и сразу же получил подзатыльник.
Кэтрин попросила его не оставлять входную дверь открытой (она взяла с собой запасные ключи) и никуда не уходить. Ей Богу, словно её сыну не семнадцать, а пять лет.
В комнате стало тихо. Генри ещё секунду не двигался, а затем протяжно зевнул и протёр уставшие глаза руками. Он схватился за чёрную ручку и нацарапал в своём блокноте два слова – Николас Олсон.
В Салли Хилл что-то происходит, множество нитей, которые невозможно соединить между собой: исчезновение девушки, странности в лесу и переезд, а точнее возвращение какой-то влиятельной и явно непростой семьи обратно в город. Есть ли тут связь? Генри Ридл снова в деле.
Колодец тьмы
Город изменился. Неизвестно, какие силы повлияли на эти сдвиги, но разница между «до» и «после» прибытия или, иначе, возвращения семейства Олсон чувствуется. Ожили улицы: народу вечером стало больше, когда раньше все спешили домой, боясь стать жертвой волка-людоеда. Кажется, Салли Хилл сбрасывает с себя бремя «дюжины». В связи с этим люди сами по себе расцвели, теперь от них возможно было услышать такие слова как «добрый вечер», «приятного дня», «как ваши дела?» и тому подобный выброс слов. Радует ли меня этакий сдвиг? Разумеется. Но, несмотря на эти изменения, меня все ещё не покидает тревожное состояние, как животных при приближении цунами или птиц во время извержения вулкана. Запомните, никогда не оставляйте без внимания свою тревогу – если вы ощущаете дискомфорт, значит, ваше шестое чувство пытается вас предупредить о скорой беде. К сожалению, я хоть и обращала внимание на некоторые знаки своего организма – зуд, пустоту внутри и конечно же рвоту кровью – однако, я не могла понять одного: к чему весь этот цирк? Это единственное мне не давало покоя.
Семья Олсонов появилась в Салли Хилл не случайно, потому что все здесь появляется не случайно. В нашем городе нет совпадений. Происходит то, что должно быть.
Своими мыслями мне захотелось поделиться с бабушкой. Только она одна способна понять мою тревогу и объяснить то, что со мной происходит на данный момент. Однажды она мне сказала: «Только ведьме под силу понять другую ведьму». Мне не терпится проверить её теорию. Поэтому, дожидаясь, пока Сесилия спровадит своего покупателя на выход, я задумчиво мешала сахар в своей чашке чая. Но, как таковой, сахар уже давно успел раствориться в горячем кипятке, и, получается, я просто погрузилась в свои мысли. Тем временем бабушка отдала сдачу женщине с дурацкой причёской, как у пуделя, и напомнила правила применения настойки, чтобы клиентка ничего не напутала. Та, в свою очередь, поблагодарила её и утиным шагом направилась к выходу, одарив напоследок Сесилию доброжелательной улыбкой. Гипноз пал. Моя кисть остановилась, и алюминиевая ложка перестала двигаться по часовой стрелке, но водоворот в чае не думал останавливаться. По крайней мере, сразу.
– Ох, не могу уже, – завыла бабушка, подходя к круглому столику, за которым мы обычно попиваем чай, – десять раз подробно объяснила, что да как, а эта маразматичка ни черта не понимает. Надеюсь, она ничего не перепутает!
От красноватой кожи щёчек бабушки-наставницы я слегка улыбнулась, пытаясь встать на её место и понять всё то раздражение, которое она сейчас собственно и испытывает. За эти месяцы Сесилия заметно изменилась (надеюсь, хоть на это не повлиял переезд Олсонов, иначе я сойду с ума): её волосы заметно поредели, взгляд тусклый, как свет уличного фонаря в час обильного снегопада; губы сухие, а кожа дряблая. Такое впечатление, будто бабуля за этот промежуток времени постарела на десять лет. Я могла бы расспросить её об этом, и я спрашивала, но она давала расплывчатые неточные ответы, а потом и вовсе переводила тему. Самый распространённый ответ – «я просто сильно устаю». Конечно же, она что-то не договаривает. У ведьмы столько тайн, что она может даже автоматически солгать, того не понимая. Я отпила глоток тёплого зеленого чая и ощутила. как жидкость льётся по моему пищеводу, согревая самые тёмные уголки. Это позволяет мне немного расслабиться.
– Бабуль, ты же в курсе, что у нас в городе пополнение? – я решила начать с самого начала, чтобы растянуть время и правильно сформулировать вопрос.
Сесилия, не поднимая глаз на меня, бросила в свою чашку два кубика сахара, энергично мешая содержимое ложкой. Когда она, наконец, закончила возиться, вынула ложку, постучала ею по бортику стакана, а уже после убрала её на блюдце.
– Конечно. Я знаю, что они устраивали новоселье и даже пригласили меня, – ответила спустя минуту бабушка, мимоходом взглянув мне прямо в глаза.
– Но ты не пошла? – догадалась я.
Хотя, здесь и думать не надо. Сесилии не было видно ни разу за весь вечер в особняке, отсюда и вывод – она просто-напросто не явилась в дом.
Бабуля легонько закивала, держа обеими руками чашку, как бы согревая ладони, а после продолжила:
– У меня были другие дела. Да и вообще, что делать пожилой женщине на таком вечере? Я любитель посидеть дома, в своём кресле, а не болтать с собственными покупателями о, допустим, глобальном потеплении.
И здесь я задумалась: а могли бы ведьмы остановить глобальное потепление? Если да, то почему не сделают это? Всё-таки мне ещё трудно разобрать мышление ведьм и их чашу весов.
– Эти Олсоны сказали, что их предки жили здесь когда-то. Тебе что-нибудь известно об этом? – глотнула я чая, посмотрев на ведьму-наставницу исподлобья, будто спрашивая у неё о самой опасной тайне мира.
Та замешкалась. Женщина нахмурила тонкие брови, отчего на её лбу выступили морщины, и сглотнула жидкий комок напитка в горле, барабаня исхудалыми пальцами о чашку. Думает. Вспоминает.