– Согласен, – отозвался тот. – Ее лицо обезображено до такой степени, что при всем желании мы не смогли бы восстановить его черты. Осталась только шевелюра.
– Я все же думаю, что нам следует внести в протокол то обстоятельство, что девочка узнала свою мать, – осторожно предложил следователь. – Тем более что у нас есть все основания считать труп женщины идентифицированным с личностью Ульяновой Марии Ильиничны. В ее руках находилась сумочка паспортом, а это – стопроцентное доказательство.
Понятые и судмедэксперт согласились с такими аргументами и без задержек подписали протокол. Мария Ильинична и Ольга Ильинична Ульяновы были признаны погибшими при взрыве в торговом центре.
16.
Знакомясь с затерянным в тайге хозяйством приятеля, Анатолий был потрясен. На большой поляне, окруженной вековыми соснами, высился добротный бревенчатый дом с мансардой, вокруг был разбит внушительных размеров огород с цветущими лиловыми букетиками картошки, зелеными зонтиками укропа, перьями лука, чеснока, ажурными метелками морковки и еще десятком других овощей. По периметру участка высились трехметровые столбы, увитые колючей проволокой.
На вершине самой высокой сосны был закреплен ветряк, лопасти которого лениво, но беспрестанно крутились, вырабатывая, как объяснил Валков, электричество. Для той же цели служили панели солнечных батарей, установленные на скатах крыши.
Не было ничего удивительного в том, что в доме исправно работали электроприборы. В холодильник Генка сразу же отправил скоропортящуюся снедь, доставленную с «большой земли». Радом стоял большой морозильник-ларь.
Заметив недоуменный взгляд товарища, Валков объяснил:
– Мясо придется добывать самим, здесь и будем его хранить, ведь не каждый же день ходить на охоту, да и зверей жалко!
– Обойдя владения друга, Сивцов воскликнул:
– Какое же это зимовье?! Это просто барская усадьба!
Генка хитро усмехнулся и горделиво заметил:
– Ты еще моего подвала не видел!
Чтобы попасть туда, потребовалось открыть вмонтированную в бетонный цоколь тяжелую дверь, о которой Анатолий подумал, что она такая же, как в бомбоубежищах. Впрочем, то, что Валков называл подвалом, оказалось настоящим бункером – туда вело несколько десятков ступеней. Когда они закончились, перед друзьями снова оказалась дверь, ничем не уступающая по массивности наружной.
Наконец, они очутились в самом «подвале». Это было огромное, сравнимое с размерами всего участка, помещение с бетонными стенами, разделенное на несколько отсеков. В одном размещалась система жизнеобеспечения с насосами, компрессорами, многочисленными приборами с красными и черными стрелками. Было также что-то вроде зала с рядами мягких кресел, несколько спален, обширная кухня, комнаты, предназначенные для каких-то занятий.
– Зачем тебе все это? – удивленно поинтересовался Анатолий.
– Как тебе сказать? – неуверенно начал Генка. – Это наш первый опыт, здесь отрабатывался проект автономного существования. – Он сделал паузу и, предупреждая вопрос следователя, заметил: – В общем, я не один это строил.
Сивцов подумал, что он мало что знает о жизни одноклассника. В переписке и разговорах по скайпу тот рассказал, что несколько лет назад у него умерла жена, и он, подняв на ноги всю областную медицину, не смог ей помочь. Дети разъехались: дочь поселилась в Краснодарском крае, сын – в Приморском. Чем занимался Валков кроме своей нейрохирургии, Анатолий даже не догадывался. И тут – такой сюрприз!
Но будучи человеком деликатным, Анатолий не стал расспрашивать друга о подоплеке рождения чудо-усадьбы посреди тайги. «Надо будет – сам расскажет», – подумал он, предчувствуя, что это произойдет довольно скоро.
Генка оценил тактичность московского следователя, он решил не продолжать оборвавшийся на сомнительной ноте разговор, предложив подняться наверх и ознакомиться с окрестностями.
По пути, еще в бункере, остановились у комнаты с железной дверью, откуда Валков вынес два карабина – «Тигр» и «Вепрь». Первый взял себе, второй отдал товарищу.
– Табельный пистолет здесь тебе не поможет! – бросил он Сивцову.
– А в отпуске он еще и не положен! – парировал Анатолий.
Они переоделись в походную одежду, надели ботинки с рифлеными подошвами и двинулись в путь. Странно, но, несмотря на безоблачное небо с будто нарисованным на нем солнцем, Сивцов не ощущал жары. Здесь, в тайге, дышалось в полную силу, а кожа оставалась сухой, без малейших признаков пота.
Выйдя за ворота, которые Генка сразу же запер за собой, приятели двинулись по узкой тропинке вглубь лесного массива. По пути попадались такие же, как под усадьбой Валкова поляны-елани, так что, как подумал Анатолий, здесь вполне можно было бы разместить целое поселение.
Неожиданно тайга расступилась, и открылась небольшая речка. Чистейшая вода выдавала горное происхождение этой таежной артерии, однако в месте, где друзья подошли к ней, вода предалась неге, лениво проплывая мимо берегов. Она осторожно огибала огромные плоские валуны, они высовывали спины и грели их на солнце. По ним, перепрыгивая с одного на другой, можно было легко перебраться на другую сторону. Но друзья, остановившись на середине реки, уселись – каждый на свой валун – и стали смотреть на воду.
– Какая красота! – воскликнул Сивцов. Он зачерпнул пригоршней воду и, смакуя, выпил ее до последней капли. – И вкуснота! – добавил он.
– А что еще надо человеку? – поддержал товарища Валков. – Большинство людей заблуждается, считая свои желания истинными. На самом деле они навязаны извне – обществом или, если точнее, теми, кто управляет им.
– Ты прав, – согласился Анатолий. – Но у каждого – свой взгляд на мир, и кому-то наверняка мало простых житейских благ.
– Все зависит от того, под каким углом человек смотрит на жизнь, – произнес Генка. – Представь себе человечество в виде поезда…
– Сначала локомотив, потом пассажирские, товарные вагоны и в самом хвосте – цистерны, – перебил его, продолжая мысль, Сивцов.
Валков хитро улыбнулся и торжественно изрек:
– Так ты знаешь! Ну что ж, тогда все упрощается.
17.
Илья Федорович Ульянов неожиданно для себя получил возможность стать отцом, да за это ему еще и пообещали платить. Для его с женой бездетной пары это было подарком небес. Они, будучи в браке полтора десятка лет, мечтали о ребенке, но собрать сумму, необходимую для усыновления или удочерения, вряд ли смогли бы и за втрое больший период. Чинуши с жадными глазами «за бесплатно» малышей не отдавали.
Илье было 10 лет, когда всю его деревню на западе Брянской области, оказавшуюся в зоне отчуждения после Чернобыльской катастрофы, спешно перевозили на автобусах за двести с лишним километров. Не разрешили брать никаких вещей, даже тетрадей и дневников, что ребят обрадовало. Огорчило, и намного сильнее, отношение жителей того села, куда их привезли.
В школе с чернобыльцами дети не садились за одну парту, а в старших классах девчонки никогда не соглашались с ними танцевать, не говоря уже о том, чтобы поцеловаться. Местные жители сторонились переселенцев, видимо, считая, что те привезли им радиацию. Поэтому к концу школы Илья решил избавиться от своего чернобыльского прошлого…
Он поступил очень просто: уходя на службу в армию, забрал из поликлиники и уничтожил свою личную медицинскую карту. А уже «дембельнувшись», остался в Татарстане, где служил, и никому не стал говорить о том, что он из «зоны». Тут ему, конечно, очень помогло обстоятельство, что он появился на свет «в гостях», и место рождения, проставленное в паспорте, было весьма далеко от его родной загрязненной радионуклидами деревни.
Жизнь складывалась неплохо, и девушки уже не шарахались от него, как от чернобыльского «ежика». Наконец, он выбрал из них одну-единственную, которую и взял себе в жены. Она тоже не была коренной жительницей Казани, но место ее рождения – где-то в Калужской области, ему ни о чем не говорило.
Беда обрушилась внезапно. Веру, жену Ильи, уже ожидавшую ребенка, направили на какую-то очень мудреную экспертизу, результаты которой были для нее ошеломляющими: у плода были выявлены генетические отклонения, несовместимые с жизнью. По настоянию врачей от него пришлось избавиться. Тогда же выяснилось, что оба супруга получили незавидное чернобыльское «наследство». Больше попыток обзавестись потомством они, боясь повторения проблем с генами, не предпринимали.
И вот спустя много лет в один из выходных дней прожурчал звонок телефона, и мягкий мужской голос поинтересовался, не хочет ли семейная пара усыновить мальчика трех лет от роду. Даже если бы это было мошенничеством, Илья Федорович ни минуты не раздумывал бы о том, что нужно делать. Он сразу же прокричал:
– Да, конечно, мы согласны.
Незнакомец назначил встречу в одном из кафе. Это был солидного вида мужчина с блестящими курчавыми волосами без каких-либо признаков седины, хотя на вид ему вполне можно было дать пятьдесят лет.
– Яков Захарович, – представился он, протянув руку.
Илья Федорович несколько нерешительно откликнулся на приветствие, но, ощутив располагающее к себе тепло ладони незнакомца, почувствовал к нему что-то вроде доверия. Но чтобы оно полностью победило, нужен был ответ на двойной вопрос: зачем затевается усыновление и почему для этого выбрали семью именно Ильи Федоровича.
На второй вопрос кудрявый мужчина ответил непринужденно и просто:
– У мальчика, который остался без родителей, такая же фамилия, как у вас. Поэтому, как говорится, сам бог велел вам стать его отцом!
Ульянов на минутку задумался, а потом поинтересовался:
– А как зовут мальчика? Володя?
– Вашей прозорливости можно позавидовать, – добродушно рассмеялся собеседник. – Его имя действительно Владимир, правда, не Ильич, как вы, возможно подумали, а Анатольевич.
– Но в нашей семье он станет Ильичом? – не то спросил, не то предположил Илья Федорович.
– Ну конечно, – ответил Яков Захарович. – И можете не волноваться, все будет оформлено по закону, безо всяких подводных камней.
– Да, дела… – задумчиво произнес Ульянов и замолчал.
Собеседник тоже выдержал довольно продолжительную паузу, отхлебнул из принесенной официантом чашки глоток чая и, как ни в чем не бывало, продолжил:
– А что касается вашего первого вопроса, то позвольте нам не раскрывать карты. В свое время вы все узнаете. Сейчас же я могу сказать, что в условия нашего с вами договора мы внесем только одно требование: не мешать тому, что будет происходить с мальчиком. Заверяю вас, ничего, что могло бы омрачить вашу жизнь, не планируется. Зато к радости обретаемого вами отцовства, а вашей женой – материнства мы добавим еще кое-что, – здесь голос «кудряша» зазвучал с особым пафосом.
– Что именно? – поторопился уточнить потенциальный приемный отец.
– У вас будет хорошая просторная четырехкомнатная квартира в центре Воронежа, – задумчиво произнес Яков Захарович.
Ульянов опять задумался. До сих пор он с супругой живет в общежитии, хотя и в отдельной комнате. О своей квартире, тем более, такой большой, он даже боялся мечтать. Да и переезд в чужой город его совершенно не пугал. Так будет даже лучше: там, где их никто не знает, не станут и задавать неудобных вопросов о сыне. И все-таки Илья Федорович колебался: он не знал, какую цену назначит неожиданно объявившийся благодетель за «райскую жизнь»?
– Если я откажусь, вы, конечно, найдете более сговорчивого человека, – сказал, наконец, он. – Но, как я понимаю, это потребует времени, которого у вас, видимо, нет. Ведь вам нужен будет Ульянов, да еще и бездетный, правильно, – обратился он к собеседнику.
Тот молча кивнул, а Ульянов продолжил:
– С другой стороны, мне нет резона отвергать ваше поистине царское предложение. Я соглашусь, только скажите честно, чем мы будем платить за такое счастье?
– Ну что ж, я был готов к вашему вполне справедливому желанию знать все, – как бы еще раздумывая, давать ответ или нет, проговорил Яков Захарович. – Каждый день с пяти до шести вечера ребенок должен будет оставаться один в своей комнате. Вы заходить туда не должны. И время от времени вас будет посещать телевидение и снимать то, что скажет ваш приемный сын. Это все, больше никаких услуг от вас мы требовать не будем.
– Я согласен, – сразу же выпалил Илья Федорович. Видимо, его такие условия вполне устраивали. – Думаю, что и со стороны супруги возражений не будет.
– Ну, вот и прекрасно, – благодушно произнес собеседник. – В ближайшее время мы вас обо всем известим.
18.
Полина очнулась на своей кровати в детдоме. Рядом с ней на коленях стоял Володя. Он гладил сестру по голове и ждал ее пробуждения.
В первые минуты девочка не хотела верить в то, что она увидела. «Это просто сон, страшный сон, – мысленно успокаивала себя она. – Сейчас открою глаза и окажусь в нашей квартире с мамой, бабушкой и Володей.
Но сделать это она боялась, понимая, что ужас, обрушившийся на ее семью, никуда не делся, он останется на всю жизнь.
«Что я скажу Володе? – думала Полина, чувствуя ласковые прикосновения брата к волосам. – Он еще такой маленький! А если ему уже рассказали? К тому же мама учила всегда говорить только правду, какой бы горькой она не была. Ведь рано или поздно все равно выяснится, что мама и бабушка погибли».
Приняв решение, девочка открыла глаза, увидела детдомовскую комнату, что лишило ее последней, пусть призрачной надежды на возвращение к прежней жизни, посмотрела на примостившегося рядом брата и, как умудренная опытом женщина, ласково и в то же время твердо произнесла:
– Вовочка, мы с тобой остались одни. Мамы с бабушкой нет. Я буду о тебе заботиться, и мы не пропадем!
Брат внимательно посмотрел на нее и, не отнимая руки от ее головы, возразил:
– Полечка, это не так! Мама жива, поверь мне, и мы ее найдем!
Девочка опустила с кровати ноги, посадила брата на колени и не по-детски мудро согласилась с ним:
– Хорошо, милый! Мы будем искать! Хоть всю жизнь!
Дни потекли уныло и однообразно, хотя нельзя было сказать, что в детдоме царила скука. Наоборот, воспитательница старалась занять опечаленных горем детей, втягивая их в игры, читая книги и рассказывая занимательные истории. Однако ей так и не удалось добиться хотя бы проблеска улыбки на ребячьих лицах. Володя усердно посещал шахматный кружок, но не выражал никаких эмоций по поводу своей игры, которую он быстро освоил и уже пару раз сыграл вничью со старшими ребятами.
Через несколько дней после официальной процедуры опознания были готовы документы, окончательно признававшие Полину и Владимира Ульяновых детьми-сиротами, оставшимися без попечения родителей.
Но детдомовская жизнь, по крайней мере, для Володи, продолжалась недолго. Вскоре во дворе приюта появились три человека – изрядно волнующаяся пара, скорее всего, семейная, и мужчина с аккуратно уложенными темными волнистыми волосами. Последний обратился к Амине Гильфановне, которая вывела стайку ребят на прогулку.
– Мы по поводу усыновления, – сказал он. – Как нам найти директора детского дома?
Воспитательница объяснила, как найти хозяйку и, когда уже гости повернулись, спросила:
– А кого вы хотите усыновить?
Но троица, спеша попасть в здание, не удостоила ее ответом.
– Итак, – официальным сдержанным тоном произнесла директриса, – вы хотите усыновить Володю Ульянова?
Она не понимала, зачем нужна такая спешка, ведь дети еще не пришли в себя после трагедии.
– Именно Володю, – не обращая внимания на холодный прием, ответил кудрявый мужчина. – И вас о нашем визите должны были предупредить!
– Да, действительно, такой звонок был, – бесстрастно проговорила хозяйка приюта и, добавив металла в голос, заметила: – Но вы, наверное, в курсе, что у нас двое Ульяновых – брат и сестра. А по закону разлучать их запрещено.
Она прекрасно осознавала, что ее сопротивление рано или поздно будет сломлено: начальство в телефонном разговоре ясно дало ей понять, что в данном случае родственные связи детей в расчет приниматься не будут. И все же она как женщина, прекрасно понимающая и чувствующая всю противоестественность такого усыновления, и как педагог с большим стажем работы с сиротами пыталась убедить гостей в том, что они поступают неверно.
– Из всякого правила есть исключения, – настаивал курчавый брюнет. – Их, кстати, предполагает и закон, о котором вы упомянули. Если исходить из интересов ребенка, то в силу малого возраста его лучше разлучить со старшей сестрой, которая будет ему постоянно напоминать о гибели родных. Если убрать такой раздражитель, он довольно быстро забудет о случившейся трагедии, и через год-два станет считать родителями вот этих прекрасных людей. Они достойные члены общества, и я вас уверяю, смогут сделать жизнь мальчика счастливой и безмятежной.
– Я, конечно, не изменю своего мнения, – несколько поникшим голосом сказала директриса, чувствуя, что начинает сдаваться. – Дайте мне немного времени, я хочу проконсультироваться с руководством. И если все обстоит так, как вы говорите, подготовлю необходимые документы.
Она не стала делиться с сотрудниками детдома информацией об усыновлении, а на следующий день отправилась в отдел опеки и попечительства Министерства образования и науки. Начальница этого подразделения, отводя взгляд, ничего существенного не сказала, а, сделав звонок по внутреннему телефону, отвела гостью к заместителю министра.
С этим лысеющим блондином хозяйка приюта не раз сталкивалась на совещаниях, он всегда одобрительно оценивал ее работу, а однажды на неофициальном продолжении торжественного мероприятия пригласил ее на танец и потом даже предложил проводить домой. Но женщина отказалась, она, хоть и была одинокой, не признавала романтических и прочих любовных отношений внутри иерархической структуры.
Лицо замминистра было непроницаемым. Он, не встав из-за стола, жестом предложил гостье сесть и строго бросил:
– Екатерина Спиридоновна, негоже так артачиться.
Это грубоватое слово вызвало у женщины внутренний протест, но она, сдержавшись, смиренно сказала:
– Я, возможно, не права, но мне кажется, что этот вопрос требует изучения.
– Изучать здесь ничего не надо, – молниеносно парировал начальник. – Дело очень простое. Детям нужно прийти в себя после трагедии. И лучше, если они сделают это порознь. Вы напрасно поднимаете волну, все уже решено!
Он немного подумал и чуть смягчившимся тоном произнес:
– Кстати, вы просили оборудовать компьютерный класс. Мы изыскали такую возможность, привлекли спонсоров, и ваша заявка в ближайшее время будет удовлетворена.
Подсластив таким «бонусом» пилюлю, он дал понять, что разговор окончен. Встав из-за стола и провожая гостью к двери, замминистра напоследок проронил:
– Каждый из нас должен понимать, что свято место пусто не бывает.
Директриса вспыхнула, осмыслив намек, и буквально выбежала из кабинета, скороговоркой бросив начальнику «до свидания».
19.
Полковник Эрик Сандерс, командующий 432-м авиакрылом Экспедиционных сил ВВС США вертел в руках рапорт командира эскадрильи беспилотных самолетов капитана Этона Хэнкока. Непроницаемые жалюзи на окнах, ровный шелест кондиционера, мягкий искусственный свет потолочных ламп создавали обычную обстановку американских офисов, будь они на сотом этаже нью-йоркского небоскреба или в малопримечательном здании городка в штате Висконсин. Сам корпус авиабазы «приземлился» в центре пустынной низины, окруженной невысокими зубчатыми горами. Но военнослужащие не чувствовали себя оторванными от цивилизации: отсюда было рукой подать до Лас-Вегаса – меньше часа езды по вполне сносному шоссе, и ты оказываешься в ослепительном царстве потех и греха. Да и в близлежащем городке Индиан Спрингс тоже можно было поразвлечься.
Сандерс ненавидел эти злачные места – ямы с нечистотами, как он их называл. Поездки его подчиненных туда нередко заканчивались пьянками до скотского состояния, потасовками, приставаниями к особам женского пола, а то и откровенными оргиями, порой и с употреблением наркотиков. Полковнику не раз приходилось разгребать всю эту гадость, чтобы не запятнать честь подразделения, и он устал от этой вызывающей омерзение суеты.
Но больше всего его заводило катастрофическое падение дисциплины, особенно после того, как в часть стали направлять не дипломированных пилотов, а геймеров с улицы, которым было все равно, что делать: вести самолет или расстреливать фантастических упырей. Именно они допускали массу ошибок, что приводило к поражению не военных, а гражданских целей, жесткой посадке с поломкой шасси и даже, как на этот раз, к утрате авиационных аппаратов.
– Дерьмо! – вслух выругался полковник, тряся рапортом. – Как они могли в это вляпаться? Три классные птички – и в дерьмо!
Эти слова невольно услышали двое молодых людей в форме, которые были вызваны Сандерсом четверть часа назад. Это были не геймеры, а настоящие летчики, которые успели, хоть и недолго, полетать, сидя в пилотской кабине, на настоящих самолетах. Последнее время они посменно несли дежурство в тесных контейнерах, начиненных электроникой, управляя беспилотными летательными аппаратами.
– Я вызвал вас, – начал полковник, не здороваясь и не обращая внимания на армейское приветствие подчиненных, стоявших навытяжку, – чтобы разобраться в крушении наших аппаратов в Славии. От вас требуется четко и внятно ответить на мои вопросы.
– Да, сэр, – хором ответили пилоты.
– Слышал ли кто-нибудь из вас о том, что рельеф местности или наличие в земле минералов может повлиять на управление беспилотниками?
Оба летчика задумались, но по их лицам было видно, что задача, поставленная командиром, им не по зубам. Один из них осмелился уточнить задание:
– Какие минералы, сэр, вы имеет в виду? Нефть? Золото? Алмазы?
– Любые минералы! – взорвался Сандерс, почти постоянно сталкивавшийся с непониманием, а то и тупостью вверенных ему военнослужащих.
– Я знаю, сэр, что в Ираке есть нефть, – продолжил летчик. – И мы там летаем.
– К чему ты это говоришь? – спросил полковник после паузы, в течение которой он так и не дождался продолжения мысли подчиненного.
– Я не знаю, связано ли это с нефтью, но однажды я почти на две минуты потерял управление самолетом, – наконец, выдавил из себя пилот.
– И все? – поинтересовался командир.
– Так точно, это было только один раз, – отчеканил нижний чин.
– Не густо, – оценил Сандерс полученную информацию и обратился ко второму пилоту. – А у тебя было что-нибудь похожее?
– Никак нет, – выпалил тот. – Я летаю в Афганистане, а там минералов нет.
«И это – элита! – подумал полковник. – Что же могут сказать остальные, если эти парни несут всякую хрень?! Правда, в словах первого пилота некоторый смысл есть. Возможно, и рапорт Хэнкока не так уж туп».
От этих мыслей его оторвал голос второго летчика, который несколько нерешительно сказал:
– Если позволите, сэр, то я вспомнил случай, когда летал на настоящем самолете.
– Давай, – разрешил командир, хотя и подумал, что вряд ли это может иметь отношение к делу.
– Однажды, когда я летел на автопилоте, самолет вдруг сошел с ума: начал крутиться вокруг оси, снижаться, а потом стал пикировать. Я немедленно перешел на ручное управление и с трудом выровнял машину.
– Где это произошло? – спросил полковник.
– Над Ливией! – ответил летчик.
– Там были горы?
– Никак нет, сэр, только ровная голая пустыня.
Дальнейшие расспросы все равно ничего не дали бы, и Сандерс отпустил подчиненных. Он еще раз перечитал подколотый к рапорту листок – заключение эксперта по электромагнитным излучениям. Тот подтвердил, что при наличии природных аномалий возможно искажение и даже полное затухание сигналов радиосвязи, с помощью которых осуществляется управление беспилотными летательными аппаратами.
«Вроде, все сходится, – подумал полковник. – Но все равно надо проверить эти теории на практике, в реальных условиях, на месте использования дронов».
Он вызвал командира эскадрильи капитана Хэнкока и приказал ему сформировать специальную группу для управления последним оставшимся в Славии беспилотником модификации «Серый орел». Ее задача – изучить влияние местных условий на прохождение радиосигналов непосредственно в зоне полетов дронов. Для этого необходимо доставить туда мобильный пункт управления. А беспилотник следует оснастить аппаратурой для исследования магнитной обстановки и радиоизлучений.
20.
В обществе двух дипломированных пилотов, не отличавшихся остротой ума, Гриф Пирсон, которого включили в экспериментальную группу за выдвинутую им гипотезу, чувствовал себя настоящим мудрецом. Хотя, если быть объективным, он не хватал звезд с неба ни в школе, ни в колледже, откуда его вышибли за неуспеваемость. Причем это слово можно было понимать в буквальном смысле: он просто не успевал учиться, все его время занимали компьютерные игры.