Точка бифуркации
В конце сентября мы гуляли с Валеркой. Он не ахти какой спортсмен, разминочные круги на физкультуре для него испытание, но старался поспевать за мной, в разговорах забывая об усталости. В это время года темнело чуть раньше, чем мы добирались до Валеркиного дома. В свете фонарей мы быстрым шагом пересекали аллею с голыми клёнами, берёзами с редкими жёлтыми прядями листьев и усыпанными красными гроздьями ягод рябинами. Навстречу нам, подумать только, шла та самая девчонка из автобуса. Она была настолько погружена в себя, что, когда я неожиданно поздоровался, не обратила на это никакого внимания.
– Ты её знаешь? – спросил Валерка.
– По утрам мы ездим в одном автобусе, – признался я.
Впервые я заговорил о незнакомке.
– Ничего так, – хмыкнул Валерка, – но, похоже, ты не в её вкусе. Если бы хоть немножко нравился, она бы не прошла мимо, как будто ты пустое место. Вот, например, Мурзя поздоровалась бы.
– Мурзя – мой друг, – напомнил я.
– Здесь важная развилка нашего существования, – произнёс вдруг Валерка. – Был бы у неё к тебе хоть какой-то интерес, она обязательно ответила бы приветствием. Мы бы остановились и поговорили, а не подходили, как сейчас, к концу аллеи. Это называется точка бифуркации. Событие либо происходит, либо нет.
Тогда-то Валерка впервые рассказал мне о точке бифуркации, только я его плохо слушал. Мне было немного обидно, что, когда моя мысленная монетка упала орлом, это не оказало никакого влияния. Можно было и не подбрасывать.
– Итоговый выбор человека – либо смерть, либо жизнь, – закончил Валерка, когда мы подошли к его пятиэтажке. – Разумеется, мы всегда выбираем жизнь. Кроме самых редких случаев.
Мы попрощались, и я пошёл дальше один. Разумеется, Валерка был не прав. Нет, не в вопросах жизни и смерти, а в том, что это было поворотной точкой.
Октябрь
Когда октябрьским утром идёшь в школу, на улице уже горят фонари. Это коренное отличие от сентября. Ещё больше разброс погоды: сегодня плюс пятнадцать, а послезавтра пойдёт снег и в кедах ходить не климат.
У меня кроссовки осенние, тёплые, а вот у неё были всё те же летние с сеточкой. Я больше не здоровался и немного мстительно смотрел, как она пытается идти в такой легкомысленной обуви по снежной слякоти. Промочила ноги и простыла, и с неделю я ездил в автобусе один.
Мурзя в это время решала проблему со старушкой, жившей неподалёку и оскорбившей её. Правда, Мурзя первой же и надерзила, а та за словом в карман не полезла, но обида была крепкой. Каждую перемену мне предъявлялся очередной вариант мести. Вечером, придя списать очередную порцию задачек по алгебре, вместо рассказа о том, как жёстко поквитается с вредной бабкой, Мурзя вдруг спросила:
– Бодер, а правда, что у тебя появилась девушка?
– Отнюдь, – ответил я. – В моей жизни и так слишком много девушек, не протиснуться. И ты, и Вжик, и Янка Бакалова, и даже Варвара.
– Варвара! – Мурзя рассмеялась. – Хорошо пошутил. Я бы и не подумала, что можно протиснуться между тобой и Сфинксом.
– Поэтому я и поворачиваюсь к тебе сам, – сказал я. – Мурзя, ты тут всё знаешь, а что за школа за три остановки от меня?
– Цветнопольская.
– Нет, в эту сторону.
Мурзя так крепко задумалась, что выронила ручку.
– Не припомню, – она подняла с пола ручку. – А! Там спецшкола для олигофренов. Дураки всякие учатся. Боба-гоп там учится из нашей общаги. И ещё Дима. А тебе зачем?
– Да так, – ответил я неопределённо.
– Там твоя девчушка-дебилушка учится? – с ехидцей уточнила Мурзя. – Бедненький, – она погладила меня по голове. – Выбрал девушку, а у неё в голове кукушечка.
– Мурзя, ты списывать приехала или меня лечить?
– Списывать?!
Я нарочно так сказал. Мурзя обижалась, когда своими словами называли этот вариант проведения вечера. Правильно было говорить – сравнить результаты. В принципе, Мурзя была не виновата, ей дали повод позубоскалить, она ухватилась. А вот Валерке я бы сейчас сделал выволочку. Подумаешь, один раз мимо прошли, пустяки, и не нужно об этом рассказывать девчонкам. Безудержный болтун!
Мурзя вертела ручку, думая – обидеться или скатать пару задачек.
– Нет у меня никаких девочек с кукушечкой, – сказал я.
– Ну и хорошо, – пробурчала Мурзя и всё-таки взялась за списывание.
Я, чтобы окончательно помириться, сбегал на кухню за бутерами. С другой стороны, ведь нужно было давно уже рассказать об этих забавных поездках в одну сторону. У нас не было секретов друг от друга, и, конечно, всех возмутило, что я этим не поделился.
Вечером, когда мама привычно намекнула, что уже поздновато, я отправился провожать Мурзю. И она, стоя на остановке и хищно потягиваясь, говорила уже только о том, как страшно отомстит бабке. Но когда к остановке, поблёскивая фарами, направилась со стоянки очередная маршрутка, вдруг спросила:
– Я последние дни думаю, когда будет эта точка? И можно ли будет вернуться назад?
Валеркина работа. Это он успел всем поездить по мозгам своей точкой бифуркации. Пока не донесёт до всех по три раза – не успокоится. Он хороший друг, но иногда – настоящий зануда.
Мурзя уехала. Я по пути домой подумал, что злосчастной бабке не позавидуешь. Дома в телефоне меня ждало сообщение от Мурзи: «Не обращай внимания». Я стёр его и забыл.
Назавтра улетал отец. Утром он никого не будил. Но мы привыкли сами просыпаться, чтобы его проводить. Хоть на цыпочках ходи, от нас так просто не уйдёшь. Он традиционно уточнил, когда у меня выступления, поцеловал маму, сказал что-то вроде «вы держитесь здесь» и пошёл к ожидавшему его у подъезда такси. Мама отправилась пить чай, а я в свою комнату. Часы показывали пять тридцать. И в телефоне нашлось ещё одно сообщение от Мурзи, пришедшее в час ночи: «Я посмотрела в инете, там ещё 18 школа». Можно подумать, это так важно. Непонятно было только одно: зачем я вообще спрашивал у Мурзи? Когда и сам мог заглянуть в интернет-карты.
Она сидела в автобусе и привычно смотрела в окно. Значит, не исчезла, не пропала, не переехала, а действительно болела. Сидела она всё в той же клетчатой штормовке, из-под которой, однако, торчал толстый ворот вязаного свитера. Ну хотя бы джинсы поменяла, вместо летних – утеплённые. И на ноги надела полусапожки неопрятного коричневого цвета с вытертыми носками. Похоже, их носила ещё её бабушка. В ту же школу-интернат для олигофренов, в лучшем случае в школу номер восемнадцать.
– Простудилась? – спросил я ни с того ни с сего.
Она присмотрелась к моему отражению в окне. Потом повернулась ко мне.
– Ты что-то спросил? – голос после болезни у неё был с металлическим оттенком, без особенных эмоций.
– Мы с тобой ездим в одном автобусе больше месяца, – начал я объяснять так подробно, словно её учёба в школе для умственно отсталых была установленным фактом. – Целую неделю тебя не было. Подумал, что ты простудилась.
Она на секунду задумалась. Я окончательно склонился к первому варианту Мурзи и кукушечке в голове.
– Да, – ответила она с той же металлической интонацией, – я болела.
До следующей остановки она смотрела на меня, будто ожидая, что я немедленно брошусь знакомиться или разговаривать. Но разговор себя исчерпал. Знакомиться мне не захотелось, а моё предположение подтвердилось. Потом она отвернулась и чуть раньше пошла к выходу. Круг моего общения не стал шире, никаких точек или развилок не намечалось.
Ничего не подозревающий Валерка, выйдя из подъезда, протянул мне руку. Я дёрнул за руку так, что он слетел со ступенек.
– Воу, воу, полегче! – с издевательской интонацией возопил он. – Я не готов танцевать с тобой твист прямо сейчас. Или что вы там с барышней репетируете.
– Сейчас, умник, я с тобой такой вальс станцую… – угрожающе прошипел я.
– Бостон или венский? – уточнил Валерка. – Ладно, отпусти. Что там у тебя случилось?
– Ты зачем растрепал о той девчонке? – спросил я напрямую.
– Та, которая из парка? – Валерка задумался, поправил сползшую на лоб мышиного цвета шапочку. – Слушай, я не помню.
– А дождаться, пока я сам расскажу, не судьба?
Я развернулся и пошёл в школу. Валерка тут же догнал меня.
– Мурзе рассказывал о динамике малых групп. Привёл в пример тебя и ту девчонку. Вот если бы вы, то есть мы все, познакомились, скорее всего, это бы укрепило нашу дружбу. Потому что группа из четырёх человек неустойчивая, всегда может распасться на диады, а из пяти – идеальная. Там мнение не может поделиться пополам, аутсайдер всегда получит поддержку, и это число не превышает объём внимания среднего человека.
Валерка мог бы прямо сейчас читать лекции по философии или по алхимии. Пусть не в вузе, но в училищах, куда ушёл почти весь класс Варвары. Но ему, к сожалению, придётся ещё окончить школу, оттрубить пять лет в институте, а потом, наверное, ещё и аспирантуру закончить. И всё-таки он, объясняя теории на тупых примерах, и сам выглядел глупо. Зачем, спрашивается, ради красного словца вворачивать мою историю, которая тогда была и не историей, а так, мелким случаем, крохотным событием, мизерным происшествием? И мы, кстати, давным-давно общались вчетвером, и никаких проблем, не распались.
Мурзя до шестого урока мирно продремала, прячась за моей спиной. Как сомнамбула, собирала учебники и тетради после звонка и, схватив меня за руку, брела в следующий по расписанию кабинет. На шестом уроке учитель биологии вызвала её к доске. Пока она пыталась рассказать о липидах, путаясь в терминах и улыбаясь всему классу, проснулась. Получив тройку, Мурзя, довольная, села и рассказала мне трогательную историю о том, как выдумала месть. Утром, заметив проходящую ненавистную бабку, решила просто плюнуть на неё сверху из окна и, открыв форточку, набрала полный рот слюны, но, увидела, какая та маленькая и несчастная, тут же простила. А может, не было никакой старушки, выдумала же Мурзя историю о гопниках.
Вечером сидели у Валерки. Один из его пращуров со стороны отца до революции был врачом. Во время бурных революционных событий работал в лазаретах и у белых, и у красных, а потом так и остался в городе, получил в СССР пост заведующего городской больницей. Портрет этого благообразного старика в пенсне висел в центре гостиной. Он собрал приличную библиотеку, и почётное место на полках занимали дореволюционные книги в старинных переплётах. Может быть, поэтому Валерка ещё не перешёл на чтение в цифровом варианте. В доме у него несколько книжных шкафов с зияющими то там, то тут проплешинами. И Валеркина комната завалена книжками, частью с открытыми страницами, частью с закладками, частью просто забытыми и пыльными. Среди книг возвышались стол и диванчик. Кроме родителей и Валерки здесь обитал также кот по имени Генрих. Мурзя всегда завидовала Валерке, но не тому, что он живёт в трёхкомнатной квартире, – и у меня, и у Вжик квартиры больше, а именно тому, что у Валерки есть Генрих. В комнате общежития, где ты живёшь с матерью, места для кота нет. Мурзя, прежде чем приняться за списывание, прижимала его к груди, целовала в нос, щекотала лапки. Кот, пока Мурзя тискала его, сидел недовольный и ни разу не урчал, терпя девчачьи нежности. Потом важно уходил из комнаты, чтобы больше не появиться, а Мурзя садилась за стол и разбирала задание по алгебре. Вместе со мной, разумеется, чаще – после меня. Валерка уходил на кухню и гремел там кастрюльками. Вжик сидела на диванчике и в ожидании, пока кто-нибудь освободится, листала первую попавшуюся книжку.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги