– Да? Это так? – потрогал свою бородку пальцами священник. – Я хоть на себя еще похож?
– Не очень. Вы даже пополнели. Я могла бы вас не узнать. Так как вы?
– Хорошо, очень хорошо. Рана почти затянулась… Я уже пробую ходить на своих искалеченных ногах. Недолго пока, но с каждым днем всё больше. Скоро гулять буду… С палочкой, как старик! Да я и есть старик для тебя, да, сестра? Мне уже тридцать девять. Вот уже три года, как часы жизни пошли в обратную сторону, и я начал стареть.
– Вы вовсе не старый, – помотала головой девушка. – И, прости меня, Боже, очень красивый! – засмущавшись, встала она, а праведник шире улыбнулся. – Я зашла на минуту: с Айадой гулять надо, – показала она на собаку, сидевшую подле стула. – А то она терпит. Я к вам чуть позднее еще зайду… Зайти сегодня?
– Да, приходи обязательно. Как я понимаю, ты не желаешь притворяться женой Совиннака. Надо всё хорошо обсудить.
Маргарита кивнула и вышла с Айадой из комнатки. В коридоре она улыбнулась Лорко и хотела удалиться, но он ее остановил:
– Погоди, – попросил он. – Я сказать хочу… Ента я цурьезна сказжу, не смейся, – вздохнул рыжеватый парень, раскрашенный зеленым вокруг глаз и невольно вызывавший улыбку. – Праасти меня, – тихо произнес он. – За вся. Ну за то, дча трогал тябя… И за то, дча глядел… за то, дча гаварил… Я и перяд всёми на калени вцтану и повинюся – ты не сомненивайся. Амадей гаварит, дча и кароли вцтают на калени пяред дамами, оттага ча ръыцари. Ну коль уж дажа кароли, то и мяне не зазорное… Но малость позжа, а то герцог решит, дча я цдался – не вынес пуштяку… Он меня уважать перецтанет… А биться в бою я всё равное пойду. Сбёгу, огрябу, но пойду. А посля и повинюся за та, дча балтал про тябя, – слегка улыбнулся он. – Я и правда… чуцтва к тябе мел. Со мною так всёгда, – шутовской рот снова расплылся, а в зелено-карих глазах появились искры. – Кады я любляюсь, то делаюсь дурным… Вот и вся, дча я хотил сказать… Ну ащя то, дча я сам втащу каму угодно, коль дча пра тябя услыхаю. Амадей мяне сказал, какавая ты… цветлая и добрая. Ча он видал, как ты вся цветом сиаашь! И уж не обижайся, набила бы меньшею шизшек, – рассмеялся он, – коли бы слухала разуму, а не сердцу. Зато как раз патаму ты и добрая. Он гаварит, дча ты удвитяльна – пережидь стока бедов и не одчёрстветь, не созлобиться… Коль краткое, ты – как горшочак золоту, да ащя эка дика краса! И тябя незя не люблять – ента ужа я сам так сдчатаю.
– Спасибо… – растроганно прошептала Маргарита, понимая, что еще немного и заплачет, но теперь уже от радости. – Спасибо за добрые слова… Я пойду, а то бедная Айада уж едва терпит.
Она стала уходить, когда Лорко ее перегнал и пошел спиной вперед.
– Ты тама смёкни герцогу, дча мы вся за нёго дюже радае, а? – говорил он, широко, по-доброму, улыбаясь и становясь дьявольски очаровательным. – Яго таковским дажа Эорик и Ольвор не помнют. Вся мы – радае!
Маргарита почувствовала, как ее щеки начинают гореть – и снова от радости. На двадцать первый день ее знакомства с Лорко отвращение к нему сменилось обожанием.
________________
Пока Маргарита гуляла с Айадой во внутреннем дворе ратуши, то думала, что переживает идеальное начало идеального дня. Любуясь на весенние деревья, девушка ощущала себя необычайно легкой, будто бы ее тело стало сотканным из воздуха, а душа из белоснежно-сладкого цветения. И внезапно ей стало страшно: она вспомнила, что так же безмятежна была в Матронаалий – и тот день оказался последним светлым днем ее прежней жизни. Предчувствие чего-то темного набежало, как туча на голубое небо. Но отогнав прочь все дурные мысли, она пошла с Айадой назад, в главное здание ратуши.
«Что со мной может случиться под защитой Рагнера? – успокаивала она себя. – Он никому не позволит меня обидеть».
Ратуша опустела. Наступление войска Лиисема ожидалось уже в ближайшие сутки, и все бойцы Лодэтского Дьявола переместились к крепостям. Здесь в дневное время оставалось не более полусотни человек. Войдя в залу с колоннами, Маргарита встретила Эмильну и хотела пройти мимо, когда та ее окликнула:
– Подожди…
Черноволосая сиренгка подходила к светловолосой сиренгке. Айада загородила Маргариту и оскалила зубы – Эмильна остановилась.
– Что тебе нужно? – спросила Маргарита, надеясь не услышать ничего такого, что бы ее расстроило, ведь Рагнеру на Эмильну не пожалуешься, иначе признаешься в неспособности решить самостоятельно даже такие мелочи, как женские склоки.
– Я повиниться хочу, – ответила Эмильна. – Честно, – плюнула она на пол. – Ты теперя одна из нас. Наша семья. Я за тебя горло порежу, ежели надобно.
– Спасибо… – еле сдерживая свой восторг, ответила Маргарита.
«Удивительный день, – думала она. – И Лорко! И Эмильна! Может, и с Соолмой мы подружимся… через много-много лет».
– Ты меня тоже прости, – сказала Маргарита. – Я видела, как ты страдала. Я не виноватая, что так…
– Забыли! – весело воскликнула черноволосая девушка. – Как мне звать тебя… Госпожа Свиннак?
– Нет, ты неверно произнесла имя моего супруга. «Маргарита» – лучше зови меня так.
– Хорошо, – заулыбалась Эмильна. – А давай сладкого попьем, поболтаем… Делать всё равное нечего.
– Пошли наверх? – согласилась Маргарита.
– Чего ты! Мне в почивальню к герцогу незя ходить – Аргус взбеленится. И тебе в нашу тож. Герцог вовсе будёт не радый!
– Прости, – прижала ладонь ко лбу Маргарита. – Не подумала и глупость сказала. Конечно…
– Пошли в кухню. Там щас пу?стое, я точно знаю. Поварята отбыли к крепостя?м воинов кормить.
– Ну раз так, то давай.
В кухне Эмильна по-хозяйски начала делать какой-то травяной завар. Маргарита расположилась за большим столом, а Айада, присев на полу, с наслаждением нюхала воздух таком в милом для нее месте.
– Я тебе поклала тот же завар, как и себе, – щебетала Эмильна. – Цвет и травы, что тама, – очень вкусные с медо?м. И бодрит славно.
– Спасибо. А мне Рагнер рассказал, что ты Аргуса стрижешь.
– Да, а чё? – с двумя чашками в руках Эмильна подошла к столику и села рядом с Маргаритой. – Не спеши, еще дюже горючее… Так чё там, что я Аргуса стрижу?
– Я просто хотела сказать, что ему повезло с тобой, – беззаботно улыбалась Маргарита. – Я спросила Рагнера, почему у него длинные волосы, а он сказал, что так, как они живут, только три пути: бриться наголо и обрастать ежиком, как Ольвор, стричься нормально и неровно обрастать, как Эорик, или отпустить длинные волосы, как он. А потом я спросила, почему у Аргуса стрижка короткая и ухоженная, и он сказал, что это ты о нем заботишься.
– Да, ножи я пользую мастерски… Ты нашего герцога тож здорово причесала. Стоко болтовни былося! Но щас все свыклися. Всё, готовое, – попробовала Эмильна напиток из своей чашки.
– А ты правда из Сиренгидии? – спросила Маргарита, начиная пить сладкий завар. – Моя матушка была оттуда, из горного города Леэ.
– Да, по тебе видное. Но нынче таких тама уже малость – тока, наверное, в Леэ и есть. А по бережью все смешалися. Я из Орифа. Это столица.
– Я знаю. Мои папа и мама там познаааа… комились… – зевнула Маргарита. – Кажется, я всё же не выспалась. А мы остановимся там по пути в Лодэнию?
Эмильна странно посмотрела на «новую подругу».
– Герцог тебя в Лодэнию берет?
– В Ларгос, – сказала Маргарита и опять зевнула. – Говоришь, завар бодрит? Надо его пить быстрее, а то на этом столе засну. Извини.
– Ничего, – задумалась Эмильна и снова странно посмотрела на Маргариту.
В кухню, шурша темно-багряным платьем, вошла Соолма. Айада, увидев ее, обрадовалась и замахала хвостом.
– Можно? – добрым голосом спросила Соолма у Маргариты, протягивая руку к собаке. – Я соскучилась по ней.
– Конечно, – ответила девушка.
Соолма села на табурет неподалеку от стола, подозвала к себе собаку и, поглаживая черную, лоснящуюся шерсть Айады, стала что-то говорить ей на лодэтском.
– Маргарита в Лодэнию сбирается, – с нажимом проговорила Эмильна. – Герцог берет ее с собою. В ваш Ларгос.
Соолма, словно это не ей говорили, продолжала миловаться с собакой.
– Не важно, – помолчав, ответила она на лодэтском. – Мы договорились.
