– Спасибо, – сказал Олег, – а как бы нам билеты купить?
– О, не стоит беспокоиться, билеты вы сможете купить внутри.
Мне не показалось это странным, поскольку я уже встречал подобную практику. Странным мне показалось другое: говоря всё это, человечек в железнодорожной форме вроде бы подмигнул кому-то за моей спиной. Я обернулся, но все стояли настолько плотно, что нельзя было понять, кому же он всё-таки помигивает.
– А не найдётся ли у Вас кипяточку, уважаемый? – спросил Сергей, имевший непонятную тягу к крепко заваренному чаю. Что интересно, пил он его без сахара.
– Конечно, конечно, – пробормотал «китель», – устраивайтесь поудобнее, сейчас всё будет в лучшем виде.
Я не знал, как можно удобно устроиться на сгнивших лавках, поэтому уселся прямо на рюкзак. Все последовали моему примеру. Только Злата осталась без сидячего места. Ей предложили сумки, на которых можно было устроиться, но она демонстративно прошла мимо и уселась ко мне на колени, предварительно спросив:
– Ренат, ты не против.
Я был не против.
2
Местным аналогом электрички оказалось такое чудовище, на которое смотреть-то было страшно. Старый (старше вокзала, наверное) обшарпанный тепловоз, к которому были прицеплены три не менее древних, чуть ли не деревянных, плацкартных вагона.
Желающих ехать на этом чуде доисторической мысли нашлось немного: кроме нас ещё человек пять. Притом, больше вообще ни единой души видно не было. Выглядело это странно.
Внутри вагон, в который мы сели, представлял собой жалкое зрелище: как будто он курсировал по фронту во время второй мировой войны, и с тех пор его ни разу не ремонтировали. Весь в каких-то дырках, трещинах, с пятнами гари.
– Да, российская глубинка, блин, – высказался Володька.
– Она, родная, – ответил ему Олег.
Он внимательно наблюдал, за тем, как Костя плюхнулся на первое попавшееся место. А тот уже вскочил и с криками подпрыгивал, хлопая себя по ягодицам.
– У, чёрт, мокро!
– А ты что хотел при отсутствии стекла? – спросил его Олег.
Костя попытался тронуть несуществующее стекло, но рука его прошла дальше во тьму.
– Тьфу ты, и правда стекла нет, – сказал он и посмотрел на лавку. – Вот пропасть.
В метель, сейчас уже сходящую на нет, сюда попало довольно снега, когда же состав готовили к дороге, то включили обогреватели; снег растаял и образовал основательную лужу; в неё-то и сел наш доблестный водитель.
Спасатели, я и Злата засмеялись в голос. Даже Костя, и тот смеялся, но вагон всё же решили сменить, ведь замерзать нарочно не стремился никто.
Мы прошли в первый вагон от головы состава. Все стёкла оказались на месте, вот только ни одной живой души, кроме нас, как и в предыдущем.
– Ты не находишь странным, что и здесь никого нет? – спросила меня на ушко Злата.
– Нет, – ответил я, – наверно они все в последнем вагоне. Вместе ничего не страшно.
Ответом моим она удовлетворилась.
3
Часам к девяти, когда за окном было по-прежнему темно, я начал беспокоиться.
– Странно, – сказал я вслух, – почему до сих пор не светает?
– Дурачок, – нежно промолвила Злата, – мы уже почти во власти полярной ночи. Тут, если и светает, то очень поздно и на весьма короткое время.
– Блин, – вырвалось у меня, – ну, почему я не подумал о том, что действовать придётся во мраке?
Ты боишься темноты? – удивилась Злата.
– Нет, не боюсь, – ответил я, – просто недолюбливаю мрак, хотя ночь – моё любимое время суток.
– А это самая долгая ночь, и вся она наша, – загадочно произнесла девушка, и прижалась ко мне ещё теснее, а ведь на лавке никого, кроме нас, не было.
Спасатели все, как один, снова улеглись спать. Я очень надеялся на то, что в нужный момент это сполна будет компенсировано полной сосредоточенностью.
Тут заворочался Володька и поднялся с лавки. В его глазах я, как ни странно, тоже увидел обеспокоенность. Он вынул сигарету из пачки, достал зажигалку, и, держа на виду, щёлкнул ею пару раз, словно демонстрируя, что она не зажигается.
– Пойду у народа попрошу прикурить, – сказал он, проходя мимо нас.
Я не стал протягивать ему свою, понимая, что этот похожий на интеллигента спасатель хочет проверить некоторые догадки, терзавшие его до сих пор.
Я дождался, пока он уйдёт, и сказал Злате:
– Всё меньше и меньше мне нравится эта поездка. И чем дальше, тем слабее мне верится в её успех.
– Не надо упаднических настроений, – прошептала она, и плавно повернула моё лицо за подбородок к своему.
Но поцеловать меня она не успела. В вагон ввалился Володька. На абсолютно белом лице, вылезая из-под очков, горели тревогой два широко распахнутых глаза. Он попытался что-то крикнуть, но не хватило воздуха. Наконец, он набрал полные лёгкие кислорода и гаркнул:
– Ребята, подъём!!!
4
Такого подъёма я не видел даже в армии. Уже в следующую секунду вся команда была на ногах. Только мы со Златой по-прежнему сидели и удивлённо хлопали глазами.
– Что случилось? – спросил Олег.
– Там… там… – запинаясь, говорил Володя.
– Что: «там»?
– Там никого нет!
– Ну, и что, может, все уже сошли?
– Вагона третьего нет!
