Флэш ГЕТТ

Коля, пожав плечами, набрал номер начальника гаишников. Приказы не обсуждались.

Две машины – оперативников и «газель» экспертов – развернулись и уехали.

Пятно инея уже начинало сужаться, его температура быстро повышалась. Иглы изморози, извиваясь, качались из стороны в сторону – правда, это было трудноразличимо.

Это напоминало некий танец.

***

Андрей остался у Лерки.

В таких ситуациях разыгрывается фантазия неудержимо, и он никак не мог уснуть. Диван был необъятный, как футбольное поле, в будуаре висел стойкий запах Леркиной косметики, он обволакивал и душил. Одна эротическая картина сменялась другой, к ним промешивались тревоги по поводу сложившейся ситуации. Какой там сон?

Лерка ушла спать на второй этаж, там была маленькая спальня. Интересно, какая у неё спальня? Наверно там кружавчики-рюшечки и прочая женская умопомрачительная дребедень.

Под утро удалось забыться коротким сном.

Она его разбудила. На плите уже шипела турка с кофе.

Андрей встал, кутаясь в плед, предоставленный ему в качестве одеяла. Рамки с полупрозрачными панелями были сдвинуты, и он видел, как Лерка режет хлеб на доске у плиты. На ней был халат чуть длиннее его рубашки.

Ему стало неудобно. Андрей нашёл джинсы и одел их под одеялом. Хоть бы она не заметила…

– Вставай, журналюга. Тосты, вот ветчина, сыр. Что ты любишь?

– Да я…Не, да всё равно. Я всё люблю. И если можно – без хлеба.

– Ты что, талию блюдёшь?

Он натягивал рубашку.

– Иди в ванную, а я кофе налью.

…Они лежали на диване, кофе остыл. Так бывает, когда внезапно чувства захлёстывают с головой, и всё происходит как под током, под высоким напряжением, и все фантазии воплощаются. Лерка была не просто восхитительна, она была неземная, это был секс с инопланетянкой.

Потом они ели, ели бутерброды жадно, запивая холодным кофе, и Андрею казалось, что никогда в жизни он не ел такой вкуснятины – ветчины и сыра.

– Мечта мужчины – секс на кухне, а женщины – завтрак в спальне. Я думаю, Дрюш, что мы совместили с тобой.

Она запустила руку в его волосы, и попыталась поцеловать.

– Слушай, а где твой муж?

– Что? Кто?

У неё началась истерика. Она смеялась заливисто, долго, до икоты.

– Муж? Ха-ха-ха…Какой муж, Андрюш? Мой муж давно объелся груш, нах! Но ты прав, конечно. Был когда-то, в детстве. Полный ублюдок. Но тебе лучше не знать эту историю.

– Почему?

Лерка голая перевернулась на живот и потянулась за пачкой сигарет. Прикурила и села рядом с Андреем.

– Так, знаешь, вышла ошибка молодости. Убила я его.

– То есть?

– Всё очень просто. Мы тогда жили в Саратове, я училась на журфаке. Этот алкоголик допился до чёртиков, ну и стал руки распускать. Я его ударила кухонным ножом. Удар оказался смертельным, какая-то сонная артерия. Суд посчитал – убийство в состоянии аффекта. Потом был ещё один.

– Тоже убила?

Она скосила смешно глаза.

– Сама ушла. Да чёрт с ними, с мужьями. Хочешь, я тебе стихи почитаю?

Андрей посмотрел на неё, это было уже слишком.

– Валерия, тут всякое говорят… Ну, что ты увлекаешься поэзией. На сайте Стихи.ру пропадаешь. Для меня это чересчур…

– Стихи будут – о любви, о любви…

Она прижалась к нему, и снова стены поплыли в радужном сиянии…

…Как алкоголик выжимает из кота, упавшего в ванну с водкой, всё до последней капли, так Лерка всё выжала из него. Искусанный, поцарапанный Андрей снова упал в сон…

Он проспал недолго – может, час, или меньше.

…Лерка стояла над ним, возбуждённая, одетая в джинсы и свитер.

– Быстро одевайся!!!

– Что?

Звонок входной двери надрывался.

– Да иду уже, ну кто там ещё?– она, притворно меняя тон, подошла к двери.

– Это я, Валерия Михайловна, консьерж. Откройте…Тут к вам…

На экране монитора, подсоединённого к камере над дверью, стали различимы фигуры людей – консьержа, и с ним – двоих, незнакомых. На заднем фоне стояло ещё двое, в камуфляже и касках.

– Ну что такое? Я не могу открыть, я из ванной. Приходите позже.

Она пыталась тянуть время, приложила ухо к двери. Ей удалось расслышать кроме  шорохов и чей-то голос:

– Коля, пластид…

Лерка рванулась от двери, в комнату и, дёрнув за ручку окна, открыла его настежь.

– Быстрее, вылезай! Там, слева, есть окно пожарного выхода.

– Ты что, с ума сошла? Седьмой этаж…

В её руке блеснул хромированный ТТ.

– Лезь быстрее, сказала! Они сейчас дверь сломают!!!

Андрея затрясло. Он шагнул на подоконник и увидел, что между седьмым и шестым этажами снаружи был довольно широкий карниз. Стараясь не смотреть на крыши машин, мелькающих внизу, он вцепился в откос и сделал шаг влево.

В прихожей оглушительно грохнуло, и ярко-синий дым заполнил Леркин будуар. Железная дверь слетела с петель.

Андрей увидел, как её рука высунулась из окна в поиске опоры – он дал ей свою.

Несколько раз подряд без промежутков она выстрелила по нападавшим – у Андрея моментально заложило уши.

Она уже успела выскочить на карниз, когда прогремела ответная очередь – пули вспороли оконную раму, разнося её в щепу. Стекло сорвалось и беззвучно полетело вниз.

– Суки, – Она уже влезала вместе с Андреем в окно пожарного выхода. Они побежали вверх, на лестничной площадке Лерка оглянулась – в проёме окна показался силуэт – она выстрелила, не целясь.

Через два этажа они попали в выходную будку, которая вела на крышу. Её дверь была не заперта.

– Быстрее же давай, это ФСБшники!

Они побежали по крыше и нырнули в следующую дверь. Вниз бежать было легче. На втором этаже Лерка свернула на межквартирную площадку и, подскочив к окну, открыла его. Прыгнула.

Андрей выглянул – там была крыша сторожки паркинга.

– Давай, ну же! – она махала ему пистолетом.

…Лерка уже заводила чёрный БМВ кабриолет и накрывала крышу, когда подбежал Андрей.

– У тебя же Тойота?

– Да садись уже, блин, пинкертон.

Машина рванула с места, визжа резиной.

В проёме выезда маячили фигуры в касках, шлагбаум был закрыт. Лерка надавила на педаль и планка шлагбаума, отломившись у основания, подлетела вверх, ударившись о потолок.

В след затакал автомат.

***

Провинциалу движение по московским дорогам кажется чем-то диким, поскольку оно имеет одну особенность. Если пробок нет, то транспорт движется с такой скоростью, с какой позволяет это делать общий поток. Сто, сто двадцать, сто сорок – ограничений нет, а заторы и задержки  неизбежны только на отдельных, непредсказуемых участках, и всем нужно спешить делать эти чёртовы деньги.

Они двигались по Ленинградке относительно быстро.

– Куда? – спросил Андрей, закуривая.

Лерка помолчала с полминуты, потом одной рукой нашарила на заднем сиденье кожаную куртку.

– Надевай.

Куртка оказалась мужская. Раньше Андрей не придал бы этому значения, но сейчас он почувствовал что-то наподобие ревности.

– А откуда у тебя это? – он указал на ТТ.

– А, это…От деда остался. Когда он умер, я вытащила его из шкафа и спрятала. Потом маме пришлось объяснение писать в органы, об утере. Проехали.

– Не идёт он тебе. Тебе что-нибудь изящное, дамское, в сумочку.

Она скосила на него глаза.

– Ой, Андрюш, скажешь тоже – дамское. Эта штука «броник» пробивает. И что бы мы сейчас делали с дамским этим, тьфу?

– А, ну да.  В другие дни ты его тоже используешь. Ну, в магазине, в спорт клубе, в парикмахерской…

– Зря смеёшься. Я одна передвигаюсь, между прочим, и во всякое время суток.

– Так все передвигаются, не ты одна, – Андрей не унимался.

– Я – не все.

Она посмотрела ему прямо в глаза, и Андрею почему-то сразу расхотелось приставать к ней с вопросами.

– Едем к одному надёжному человеку.

Они повернули на Садовое кольцо в сторону Кутузовского проспекта, потом на Пироговскую. Андрей начал соображать быстрее.

– Лерк, я думаю, что это мёртвому припарки.

– Ты думаешь? Посмотрим.

– Что за человек твой надёжный?

– Так, один знакомый. Замуж за него собиралась, но вовремя одумалась.

– Хм…И кто это?

Она назвала фамилию. Фамилия была не то, что слишком известна – это буквально шокировало Андрея.

– А ты часом не врёшь?

– Не бери на понт, Андрюш.

– Синьора, смотрите на дорогу. Нас, кажется, ждут.

Поперёк улицы стоял грузовик, перед которым гаишник помахивал жезлом. У второй машины, припаркованной у обочины, Андрей заметил омоновцев с автоматами. Все  его предчувствия подтверждались – их не собирались отпускать так быстро.

Лерка, грязно выругавшись, виртуозно развернула «Бэху», вписавшись между встречным потоком и фонарным столбом.

– Пристегнись, или держись крепче, блин.

Они понеслись по осевой назад, к Садовому кольцу. «Бэха» чуть не задевала зеркалами за попутные и встречные – поток в этот час уже нарастал. В зеркало заднего вида она увидела, что за ними приклеилась машина милиции, но дистанция была большая, и она увеличивалась.

– Давай к центру, к метро.

Им удалось оторваться. Они бросили машину в переулке, недалеко от выезда, и побежали к метро. Сотовый телефон он отдал Лерке, и она тут же зашвырнула его в мусорный бак – вместе со своим.

Прямо перед входом в подземный переход остановился рейсовый автобус, и она сходу втащила Андрея в открывшиеся двери.

– А метро?

– Нельзя, это ещё хуже, чем машина. Там кругом камеры, нас засекут ещё в холле.

Автобус медленно плыл в потоке машин, пассажиров в нём было всего несколько человек. Печка работала.

Андрей успокоился.

– Слушай, у меня идея.

– Какая?

– Давай заедем в Алтуфьево, к одному человеку. Я с ним познакомился вчера, думаю, что это безопасно. У него наверняка есть сотовый, и мы потянем время. Если удастся, заночуем у него. В этом случае время сработает на нас, и тогда можно будет без опаски двигать к твоему олигарху.

Она подумала с минуту, не больше.

– Ладно.

Они вышли на конечной остановке – здесь была пересадка на другой маршрут…

***

Ребёнок всегда пугается чего-то непонятного, не укладывающегося в крохотные рамки его мирка. Но позже страх уступает любопытству, заложенному природой – для познания нашего большого мира, для расширения его узких рамок… Осторожное робкое  познание. Он всегда готов отпрянуть, испугаться, но что делать с жаждой знаний? – она заставляет его вновь пристально всматриваться в опасность, затаив дыхание…

***

Человек шёл по пустыне, повязав рубашку на голову. Пологие барханы уходили в бесконечность, не вселяя надежды на благополучный и скорый конец движения. Иногда он чувствовал едва заметное жаркое дуновение ветра. Песчинки перекатывались, создавая тихий звук, напоминающий гудение пчелы. Песок был синего цвета, как медный купорос. Или как дроблёный сапфир. Нет, скорее сапфир – интуитивно человек предполагал, допускал их значительную физическую твёрдость. Они переливались на солнце искорками, а склоны барханов с одной стороны были покрыты белёсым налётом.

Попадалась растительность – тёмно-зелёная лианообразная трава, побеги её тянулись на десятки метров, оплетая холмы, иногда они полностью покрывали их верхушки.

Он пробовал оторвать часть стебля. Примерно через каждые полметра вглубь синего песка уходили твёрдые древовидные корни, а сам стебель внутри был губчатый и без каких-либо признаков влаги. Спустя несколько минут оторванная часть рассыпалась на мелкие зелёные пластины сама собой.

Путник шёл уже несколько часов.

На очередном холме он заметил какое-то движение. Поднимая фонтанчики песка, на вершине появился зверь. По виду он напоминал опоссума с ослепительно белой шерстью. Шерсть сильно фосфорицировала.

Зверь издал звук – такой издают голодные коты, и рядом тотчас появился второй зверь, точно такой же.

Человек стал подниматься на бархан, на котором он увидел зверей. Они затеяли возню, визжа и бегая друг за другом, но при приближении человека с быстротой молнии оба зарылись в песок.

На поверхности остались лишь едва заметные следы их лап.

Хотелось пить.

С вершины бархана можно было осмотреть местность, что и сделал путник. Невдалеке он увидел скалу, выступающую из песка, издали напоминающую обелиск.. Он без особых надежд побрёл к ней.

…Дождь – если это можно было назвать дождём – начался неожиданно. Ничто не предвещало морось, а тем более  ливень, небо было чистое, без единого облачка. Он почувствовал, что в пустыне произошла перемена. В воздухе залетали мелкие мошки – нет, не мошки. Это было что-то непонятное, как сухие упругие гранулы под цвет песка. При ясном небе вскоре стало невозможно различать всё вокруг, и контуры барханов лишь угадывались.

Струи дождя понеслись параллельно земле, при этом огибая холмы, словно кто-то огромный и невидимый направил брандспойт над песками. Человек пошёл быстрее, спустя мгновение побежал. Побежал в сторону скалы, укрываясь руками от потоков песка и воды, сбивающих с ног.

Вскоре песок ожил. По нему змеились ручьи, собирались в бурлящие потоки, превращая пустыню в некую взвесь голубой грязи и воды. Когда человек добрался до края скалы, вода уже доходила ему по пояс.

Скала оказалась большой, она имела в поперечнике метров двадцать. Он взобрался по её пологому краю и оказался на площадке в нескольких метрах от песчано-водяной каши. По воде плыли какие-то мелкие зверьки, размером с мышь, они выбирались на край и залезали выше, задевая мокрыми хвостами за ноги.

Он подставил ладони под струи, и, подождав, когда скопится влага, стал пить. Вода имела сладкий вкус.

В волнах играли "опоссумы", они выскакивали над водой и ныряли. На их задних лапах можно было различить перепонки.

Дождь закончился через полчаса. Вода, уходящая сквозь песок, сделала своё дело – пустыня превратилась в плоскую равнину, но идти по ней без риска провалиться было невозможно. Человек решил выждать.

И это решение его спасло.

Внезапно мокрый песок вздыбился тёмным холмом, раздался шипящий звук. Словно огромный червь, какой-то невидимый житель песчаного нутра вспорол поверхность, проползая под ней и создавая синие буруны. Он двигался быстро, меняя направление, и по предположению мог быть диаметром до двух метров.

Вскоре всё видимое пространство покрылось следами от движения этих тварей, как грязное дно лужи после дождя. Из-под  бурунов песка выскакивали опоссумы, с громким криком устремляясь в сторону скалы, но добраться сумели немногие. «Черви» настигали их.

Действо длилось несколько десятков минут – и пустыня снова обрела твёрдость. Задул ветер, он быстро высушил остатки влаги.

На горизонте, уже не скрытом барханами, человек увидел Горы.

***

Андрей плохо знал этот район, и номер нужного им маршрута пришлось узнавать у уличного торговца.

Добрались всего за полтора часа, двадцать минут из которых ушло на пробку в районе Нахимовского проспекта.

Павел Юрьевич был дома.

– Андрей, что же вы ушли тогда? А я, понимаете, кинулся – и никого.

Казанков стоял в дверях в семейных трусах и в майке.

– Павел Юрич, вы заснули…

– Ах, да, да. С непривычки, знаете. Давно не пил водку. Всё в основном вино, здесь на углу, такое…

– Вы оденьтесь лучше.

Скульптор, сощурившись, всмотрелся в темноту подъезда – там стояла Валерия. Охнув, он суетливо бросился вглубь комнаты.

– Проходите ради бога! Сию минуту я…

Они прошли на кухню. Вскоре появился сам скульптор – на нём были дырявые «треники» и клетчатая рубашка. Рассмотрев Валерию, он смущённо затоптался на месте.

– Павел Юрьевич, это Валерия. Она моя давняя знакомая.

– Очень приятно. Павел Юрьевич Казанков, инженер.

– Павел, у нас к вам просьба. У вас есть сотовый телефон?

– Нет.

Это было неожиданно. Наступила пауза.

– У Варьки, у Варьки есть. Сейчас я…

Скульптор, шаркая рваными тапочками, направился в коридор.

– Варвара! Варвара, блин, курица!

Послышался звук открываемого замка, хлопнула дверь.

– Чаво надо, чаво? – вероятно, это ответила Варвара.

– Ну-ка, дай телефон этот.

– Ну да, щас! Разогналась.

– Ну, дай, дай, гости у меня.

– Не дам. Мне Галка туда денег не клала ишо.

– Не жмоться, я потом тебе принесу. Мне Митрич отлил, этого.

Скульптор вернулся – в руке его был зажат мобильник.

Лерка ушла в коридор, звонить. Андрей повернулся к Павлу Юрьевичу, протягивая купюру.

– Павел Юрьевич, не сочтите за труд – вы знаете лучше меня, где тут хороший магазин. Может, продуктов каких, и сигарет…

– Ах, конечно! Я – мигом. Я уж и сам хотел спросить, да неудобно.

Он схватил куртку и – почти бегом – скрылся за дверью.

– Я дозвонилась. Он уезжает сегодня вечером, но нас впустят в дом, прислуга предупреждена. Мы сможем провести какое-то время в его доме, но что делать потом – ума не приложу.

Лерка стояла в дверях кухни, вертя мобильник в руке. ТТ был засунут за пояс и выпирал под прикрывающим его свитером. Она волновалась.

Андрей соображал медленно, взвешивая сложившуюся ситуацию. Она казалась безвыходной и жуткой, поскольку в ней было непонятно всё – от причин, её породивших, до течения событий за последний час. За ним – а теперь и за Леркой – охотились представители власти, это уже стало сейчас очевидным фактом. Смутные подозрения терзали его и относительно самой Лерки – он ожидал от неё всё, что угодно – истерик, страха, бегства, подчинения властям – ФСБшникам, непонимания, но только не того, что собственно она сделала. А она открыла стрельбу, как в заправском боевике, и вот думай тут что хочешь. Мата Хари. Он снова и снова перебирал в памяти обрывки всех фактов.

Да, он что-то видел в том доме на Тихонова, но всё равно не мог взять в толк – как увиденное могло спровоцировать весь этот кошмар? Хотя содержимое флешки подвигало к пониманию, но пока ещё об этом содержимом, как о криминале или как о каких-то государственных секретах говорить было рано. Незасекреченные незрелые научные гипотезы… В квантовой физике Андрей смыслил на уровне школы.

Вернулся Казанков. Он умудрился на тысячу скупить почти весь этот левый ларёк – не забыта была и литровая бутылка водки, явно хорошего качества, в отличие от съестных продуктов. В предвкушении гастрономического праздника у него светилось счастьем лицо.

– Андрей, а знаете, я был уверен, что вы вернётесь. Мы с вами не договорили тогда. Ну, вы помните – о генераторе ЕТТ.

Женщины почему-то называют пирожные, конфеты, плюшки и леденцы едой. Лерка выудила из пакета какой-то сладкий рулетик с маком и, откусив, задумчиво спросила:

– Генератор ЕТТ? Что это?

Андрей вкратце рассказал о встрече, произошедшей накануне, интуитивно умолчав о найденной флешке – несколько это было возможно. Скульптор же изредка с воодушевлением вставлял фразы, где требовалось объяснение чисто научное.

– Нда, интересно. Павел Юрьевич, вот вы сказали, что сам прибор не был изготовлен.

– Я этого не говорил. Я сказал, что с Бекманом у нас ничего не получилось – это правда. Потому что мы не совсем понимали, что собственно должно быть. Меня осенило позже, много позже. И сам прибор, как вы говорите, оказался конструктивно весьма не сложен.

– И что же?

– Я его изготовил.