Амплуа Нефертити

Но, я не запомнил их. И память запечатлела только немногое. Но, я полагаю, что и этого достаточно, чтобы унять какой-то смысл и определить сказанное.

Затем она повернулась ко мне и, протянув руки в мою же сторону прямо к моему лицу, сказала так:

– Ты выйдешь отсюда и станешь царем. И имя ты получишь свое, и новое. Звать тебя будут Аменхотеп. И жить, и править тут будешь рядом. Я же – великая жрица любви, буду здесь и буду делать то же, что и ранее до тебя. Так повелел мне Бог и так говорю сейчас я.

– Что за имя ты мне дала? – как-то сонно спросил я и посмотрел ей в глаза.

– Имя простое. Аменхотеп. И я знаю, что оно значит.

– И, что же? – с нетерпением спросил я, вглядываясь в те же глаза, которые излучали яркое тепло.

– Пока оставлю это в великом секрете, – так сказала она, и ее тень или она сама, я не знаю, растворилась предо мной.

Когда же я открыл глаза, то стояло уже утро.

Царицы-жрицы нигде не было.

Я был горько покинут и к тому же находился где-то совсем в другом помещении.

Жрец, который проводил меня к царице, теперь сидел в стороне и молчал.

Я окликнул его, и он тут же повернул голову. И словно встрепенулся.

– Что желаешь, царь? – так молвил он, мигом подходя ближе, склоняя предо мной колено, голову и протягивая руку, вторую же прижимая к сердцу, к груди

– Царь?! – удивленно воскликнул я и осмотрелся по сторонам, – я думал то все сон, – и вопросительно взглянул на жреца.

– Нет, не сон, царь, – произнес тот и, уже вставая, продолжил, – то, что так есть, уже известно всем. И там, за дверью, – он махнул куда-то в сторону, – тебя ждут дела и многие. Иди, умойся и приступай.

– А, что же царица? – мигом выпалил я, чувствуя в груди какой-то укол ревности и небольшую внутреннюю дрожь.

– Она на работе, – скромно ответил жрец и вновь махнул рукой.

– Работе?..– удивился я. – Разве можно, чтобы царица работала? – попытался спасти свою честь и достоинство я сам, так как начал понимать, что выступаю сейчас в другой роли.

– Да, можно, – ответил мне жрец и почему-то улыбнулся, – не переживай так сильно. Это ее цель и ее трата времени. Так хотят Боги и так нужно всем.

– А как же я? – тупо уставился я на него.

– Ты свое получил, царь, – так же с усмешкой ответил жрец, – вставай, тебя тоже ждут дела.

Я подчинился и встал. Голова моя немного кружилась, но то вскоре прошло, и я последовал за жрецом вглубь каких-то коридоров, уводящих далеко от той caмой двери, где, как тот говорил, меня ждали люди и дела.

– Пройдем другим путем, – спокойно сказал жрец, завидев мое недоумение, – надо показаться царице на глаза.

– Как? Сейчас? В такое время? – словно в какой-то пытке одна мысль об этом обожгла мне сердце.

– Да. «Ты должен усмотреть нечто», —сказал жрец и продолжил свой путь далее.

Я же с сомнением двигался следом, с каждым шагом ощущая ту тяготу в груди больше и больше.

Наконец, я не выдержал и остановился. Сердце мое бешено колотилось, руки дрожали, а ноги буквально опустили тело на пол.

– Что это со мной? – невольно вырвалось у меня, и я полностью осел на холодный пол.

– Сейчас узнаю, сказал жрец и, мигом обернувшись, взял меня за руки и поднял вновь.

– Ты болен, – дополнил он свои слова.

– Чем? – вяло спросил я.

– Укол ревности, – объяснил жрец, – но это пройдет. Не беспокойся. Пойдем за мной, а то царица, наверное, заждалась.

– Я не пойду туда. Я не могу. Иди сам, – ответил я и попытался вновь сесть на пол.

– Нет, ты пойдешь, – сказал жрец и уже не брал меня за руки, а просто протянул в мою сторону руки.

Меня, словно вихрем, подняло вверх, и я резко встал, выпрямившись во весь свой рост.

– Так-то лучше, – спокойно сказал мой проводник и добавил, – поверь, это пройдет и уже затем будет гораздо спокойнее. Это нужно для тебя, и ты поймешь потом зачем. Пошли.

Он повернулся и зашагал далее, я же поплелся следом, едва передвигая ноги и изредка притрагиваясь к самому себе, желая убедиться, что это такая же явь, как и все то, что я вижу и слышу.

Вот и дверь перед нами, а за нею та самая комната, где был я вчера, и где царица одарила меня своей великой любовью.

Жрец открыл ее предо мной и впустил меня внутрь.

Что происходило там – уже всем известно и говорить не буду. Думаю, вы сами должны понять меня и само собой уразуметь.

– Входи, милый, не бойся, – спокойно произнесла Нефертити и на минуту оставила своего нового «любовника». Так стал я именовать их, по очереди

входящих и выходящих, уносящих далеко за пределы царства частичку той самой светлой любви.

– Зачем я тебе понадобился? – как-то грубо спросил я, пытаясь не смотреть на свою любовь и того самого «любовника» одновременно.

– Успокой себя и зайди вновь, – завидев мое настроение, сказала царица и повернулась ко мне спиной.

Я тупо повиновался. Вышел за дверь и немного там поостыл. Потом снова зашел, а войдя, замер.

Царица показывала тому самому человеку как paз то, что показывала и поясняла накануне мне. Я живо отвернулся и злобно сказал:

– Если ты хочешь пристрастить меня к чему то, то у тебя ничего не получится. Я ухожу, видеть тебя больше не желаю.

Жрица посмотрела на меня, почти, как показалось мне, в упор. Затем, молча, кивнула и произнесла:

– Иди и больше не появляйся здесь. Скажи жрецу, чтоб отвел тебя помыть голову и руки.

– Хорошо, передам, – гордо и гневно сказал я, а затем, уже повернувшись, почему-то спросил, – а зачем это? Я ведь уже умылся?

– Давно на этом столе никто не созерцал самого себя, – сурово ответила царица и указала рукой на тот стол, который я ранее обрисовал вам.

– Что-о? – вопиющим голосом произнес я. – Ты хочешь меня принести в жертву своей изысканной любви?

– А, почему бы и нет. Не вижу причин для твоего отказа править здесь.

– Но я и не отказываюсь. Просто не хочу смотреть.

– Этого не будет. Или так, или по-другому. Выбирай!

– Ты в своем уме?! – в гневе выкрикнул я и в тот же миг почувствовал, как мой рот сжался и наполнился чем-то особенным, от которого я даже сейчас иногда оказываюсь в холодном поту, чувствуя хоть малейшее подобное.

– Закрой свой рот и не перечь мне, – сурово произнесла она следом тому действию, – иди и исполняй то, что я велела.

– Но я не хочу, – чуть ли не закричал я сквозь полноту чем-то набитого рта.

– Это меня не тревожит, – произнесла царица.

– Хорошо, я согласен, – тут же понял я, что всякие мои «вывихи» могут закончиться весьма плачевно.

– Теперь уже поздно. – ответила царица, – иди мойся. Я проведу с тобой обряд смывания. И, если Боги разрешат – то оставлю тебя жить. Если же нет – то прощай, мой царь, – холодно добавила она и отвернулась, вплотную занявшись тем самым человеком, что уже порядком надоел мне, загнав почти в могилу.