С мечтой не прощаются
Нет, нельзя доводить до битья. Официальный статус побитого палкой влечёт за собой множество неприятностей от властей и снимается только через два года.
Деньги пришлось выложить. На стол.
Ему вернули оригиналы и по три копии. А эти-то зачем делали? – подумал он. Каждая собака норовит содрать лишнюю сотню.
На проспекте Правителей, как раз когда он приблизился к остановке, подошёл и раскрыл двери длинный девятиколёсный автобус. Сочинитель дёрнулся войти – и тут было раздумал. Он ценил любую возможность пройти пешком. Но в последний момент всё-таки заскочил в салон. Сегодня не было настроения ходить. Устал от всего: и от унылого города, и от людей, и от войны с властями, с их непомерными аппетитами. Каждый год всё больше требовалось платить за жильё, за связь, за энергию.
И друзья уходят… Недавно, с промежутком в каких-то три месяца, смерть отняла Кугзана и Фальгоба. Прекрасные писатели, умные, душевные друзья. С ними можно было говорить о чём угодно…
Душа была полна сухой, горьковатой печали. Все мы уйдём. И о собственном уходе думалось спокойно. Тоже когда-то начнут думать: он был. Только хотелось надеяться, что думать будут светло и благодарно.
От остановки он прошёл немного назад и свернул в переулок. На углу стояло бывшее медицинское училище. Сейчас здание занимали курсы половых извращений. В своё время было много споров: нужны ли такие курсы. Либералы утверждали, что население и так всячески извращается, и надо хотя бы научить, чтобы делали это без вреда для здоровья. Им возражали умертвленцы, считавшие, что здоровье населению ни к чему.
На улице часто попадались бесштанные девушки. Вовш и Кимон говорили, что это молодёжный стиль. А сочинитель видел в этом всего лишь один из признаков агонии общества.
Чтобы что-то изменилось, нужна воля сверху. Однако нынешний правитель, несчастный по сути человек, разделяет взгляды умертвленцев. Искренне или нет – но вообще-то легче управляться с народом, лишённым надежд.
В семье не без урода. Даже в семье богов. Когда они решили создать человека, придурковатый и шкодливый бог Хылга посеял в душу нового существа зёрна алчности. В древней истории человечества они всё время прорастали то там, то здесь. Но несколько веков назад эти зловредные зёрна, как после обильного дождя, пробудились все сразу. Накопизм стремительно пошёл в рост. Взрослеющему человечеству больше не нужно было много разных богов. Накописты придумали единого Бога – помощника в делах. Старые боги – уязвлённые, униженные, в горьком разочаровании ушли из мира или погибли. И тогда беды обрушились на Атмис. Некому стало защитить неразумных людей от соблазна машреба. Накопизму это было только на руку. Для материального успеха не требуется душа – напротив, она мешает. Но кто тогда мог понимать, что это дорога в пропасть? Немногие философы-еретики, погибавшие на кострах, больше никто.
В разных углах гигантского материка религия существовала в разных вариантах. Единый носил разные имена. Считалось, что Он милостив и милосерден. Именно в милости и милосердии нуждались миллионы ограбленных богачами. Но в кого они веровали, кому доверялись? Когда Гелон думал об этом, у него вырывался невесёлый хохоток. Многовато мерзостей и жестокостей позволял единый Господь. Самоустранялся. Вёл себя так, будто его нет. Скорее всего, и на самом деле нет его в природе.
А его оппонент дьявол? Нет, дьявол точно есть.
Из этой вечной троицы – Бог, дьявол и человек – на самом-то деле существуют лишь двое: человек и дьявол. В Боге нет необходимости – человек сам отнесётся к себе милостиво и милосердно. Особенно когда дьявол ничего ему не нашёптывает и не толкает под руку. Для борьбы с дьяволом тоже достаточно самого человека. Правда, человек должен быть воспитан. А такое воспитание невыгодно слугам дьявола, накопистам. Невыгоден человек, способный сопротивляться. И эта способность исчезла. Машреб пришёлся очень кстати. Многие и многие продали душу.
И неизбежно возникло умертвленчество. Люди изнемогли – несчастные, истязаемые злобным бесом, которому ненавистна человеческая радость и которого они по наивности принимали за Бога. А может – не по наивности, а из самолюбия? Приятнее сознавать, что ходишь под Богом, нежели под чёртом.
Росло количество верующих. Человечество молилось. Но какой смысл молиться, униженно просить его о чём-то? Он ещё и назло сделает. Бес, он и есть бес.
Когда вера переставала быть утешением, люди умертвляли себя.
Сейчас явились пришельцы с неба. Сочинитель не думал, что это вернулись прежние боги. Пришельцы походили на обыкновенных людей. Может, лица чуть покруглее… Только жили они совсем в другом мире. В мире, напоминающем остров Еретиков до завоевания.
Глава десятая
Надежда
Манфред рекомендовал пореже оставлять больную одну. И теперь её каюта была самым популярным местом на корабле.
Во время редких просветлений Инна говорила. Чужим голосом, совершенно неузнаваемым, серым. И говорила, между прочим, ерунду.
– Зря мы тут бьёмся. Пусть бы они все передохли. И мы заодно.
Смотрела пустыми глазами.
Однажды, зайдя в её каюту, Ярослав включил музыку. Инна, как обычно, лежала, безразличная ко всему. Негромко звучал «Концертный вальс» Дунаевского. Так у него называется только один, но по сути-то все его вальсы – концертные. Не для танцулек… И вдруг отец увидел на губах дочери слабую улыбку. Музыка смолкла. Инна шепнула:
– Ещё…
Он поставил то же с начала. Потом – па-де-де из «Щелкунчика»…
…Инна возвращалась. И вместе с ней оживал, оттаивал весь «Стрежевой».
– Ты прямо душа корабля, – радовалась Алёна. Инна поправила:
– Да каждый из нас – душа! Случись что-нибудь, допустим, с тобой – было бы так же.
Исследователи спускались на планету совсем в другом настроении.
Сама Инна с удивлением рассказывала:
– Я всё-всё видела в чёрно-белых тонах! А вместо музыки слышала скрежет и всякий стук. Запахи чувствовала только противные!..
Ярослав сказал Манфреду:
– Обрати внимание, доктор! Лечение радостью. Дунаевский, Чайковский, Глазунов-это радость!
Артур вернулся из очередного полёта. Инна встретила его внизу, на портовой палубе. Приветствовала на иолантийский манер:
– О ты, мой муж! Вижу тебя.
– О я, – насмешливо согласился Артур, приподнимая её за локти и целуя. – Добрый вечер.
– Что-то я давно не летала, ты не находишь?
– Нахожу! Давно уже нахожу.
– Давай завтра?
– Давай. Втроём, как летали.
* * *Ярослав вывел Артура к небольшой безалаберной площади посреди окраинного квартала, поближе к цели. Запертый корабль, понятно, неприступен, но мало ли что…
Это был второй вылет после возвращения Инны. Все надеялись, что он окажется интереснее первого. Тогда они посетили магистра социологии, видного умертвленца. Надутый, спесивый магистр выглядел забавно. Между щёк, напоминавших антоновские яблоки, торчал острый подбородочек.
– Вы – пришельцы, – произнёс он пискливым голосом. – Вы не знаете нашей жизни. У истории свои законы. Всё на свете имеет начало и конец. Наше человечество прожило свою жизнь до конца. Хорошо ли, плохо – это уж как сложилось. Это наша судьба. Если мы будем противиться естественному концу – мы просто продлим предсмертные муки.
– Понятно, – ответил Ярослав. – Если нет в умах модели доброго будущего, остаётся только дорога к пропасти.
– Модель доброго будущего? – вскинулся хозяин. – Вы всерьёз об этом сказали? Это зло! Это самообман! Таких еретиков у нас помещают в психушку. Уход от реальности – это психическое расстройство. А если он станет заражать своим сумасшествием других – он уже преступник! За это казним смертью!
От избытка эмоций лицо хозяина кабинета пошло синеватыми полосками.
– Вы твёрдо уверены, – спросил Артур, – что это естественный конец? И он вам желателен?
– Разумеется. Если уж такой путь угоден Богу.
– Бог сам вам это сообщил? – иронически взглянула Инна. – Или вы сочинили за него?
– Это не обсуждается. Не кощунствуйте.
– А как же мы в нашем мире?
– У каждого мира своя судьба. Вам тоже со временем придёт конец. Если вы отрицаете смерть – это говорит о вашей крайней глупости.
– Ладно, – сказал Артур. – А сами вы, уважаемый, скоро ли собираетесь умертвиться?
– Это личное! Вы дурно воспитаны!
– Мы просто инопланетяне…
Судя по виду хозяина кабинета, это оправдание не было принято.
На улице Ярослав дал волю раздражению:
– Сконхэ!
– И ничем его не прошибёшь! – возмущённо поддержала Инна. – Баран какой-то.
– Я чувствую, – заметил Артур, – хоть он и баран, но сам умертвляться не торопится.
Художник Кимон дал им во временное пользование один из своих карманных телефонов. Разобраться в его устройстве и регулировке не составило труда. Сейчас телефончик можно было вернуть: на местную связную сеть земляне уже могли выйти со своих радиоблоков. Они созвонились с художником и его отцом-писателем о визите. Что касается капиталистов, хозяев связных сетей, недовольных взломом, от них можно было откупиться хотя бы через администрацию правителя.
…Катер встал на опоры. Площадь не была асфальтирована. Они подождали, когда сядет пыль, и вышли.
– «Площадь Бездомных Зубак», – перевела Инна табличку на углу.
– Здесь и зубаки есть? – с неудовольствием отозвался Ярослав.
– Ну, зубаки не зубаки, а какие-нибудь… соответствующие.
– Легки на помине, – кивнул в сторону Артур. Оттуда набегали две низкие тени.
– Полупрозрачные какие-то… – заметил Ярослав.
– А это так и задумано, – объяснила Инна. – У Гелона же в книге написано о прозрачном хищном звере.
Зубаки резко остановились перед людьми, делая длинными телами волнообразные движения.
– Они цирковые? – засмеялась Инна. Артур полез в карман:
– Я их понял…
Он открыл плоский контейнер с полётным рационом. По земле разлетелись кубики белкового концентрата, рыбные и фруктовые шарики. Полупрозрачные звери, сипло визжа, кинулись подбирать. Через какую-то минуту ничего не осталось. Зубаки опять стали извиваться, выпрашивая подачку.
– Не дадим больше, отстаньте! – отмахивалась Инна.
– Не про вашу честь, – объяснял Артур.
– Обожрётесь, – заботливо увещевал Ярослав по-иолантийски. – Понос прохватит.
Они пошли прочь с площади. Звери некоторое время преследовали их, потом поняли, что больше ничего не обломится, и отстали.
Инна продолжала переводить таблички.
– Улица Воровская… Мошенников…
– Тьфу! – сказал Артур. – И нравится же людям. Переименовать не могут[7].
– А вдруг это исторические названий – возразил Ярослав. – Которые нельзя трогать?
– Нет, – сказала Инна. – Скорее всего, просто неохота. Всё равно им.
Навстречу шла девушка в курточке и светло-серых обтяжных то ли джинсах, то ли трениках. Ярослав давно заметил: женщины постарше здесьходят в широких штанах и просторных куртках до середины бедра. А девушки – вот так. Глянешь-и, честно говоря, облизнёшься.
– Вы идите, ребята, – сказала Инна. – Я вас догоню… О вы, девушка!
– О вы, небесная гостья, – спокойно откликнулась молодая иолантийка.
– Скажите, пожалуйста, как вам удаётся так красиво одеваться?
– Не знаю… Такая мода. Кип-коп.
– Красивая. Можно потрогать?
Девушка выдвинула колено.
– Потрогайте.
– О, так это не одежда! Собственная кожа!
– Да, кожа.
– И выше?
– Да, до пояса.
– Это краска… Ну хорошо, а как в холодное время?
– Тогда штаны. А в тёплое время мы только красим. Это упрощает любовь.
– Вы правы. А какое у вас основное занятие? Чем вы зарабатываете на жизнь?
– Я работаю у хозяина. Продаю его товары в магазине.
– У вас есть муж?
– Муж?.. А, узаконенный избранник. Нет. Должно быть разнообразие. Муж – это какие-то постоянные обязательства, ревность…
– Вдвоём с мужем проще растить детей. У них должен быть отец.
Иолантийка нахмурилась.
– Завести детей – это означает погубить себя. Ребёнка надо одеть, прокормить, сохранить. А если близнецы?
– Долг перед будущим…
– А оно есть? Вы говорите о долге неизвестно перед чем, перед химерой. Правильнее-жить для себя. Живём один раз.
– А старшее поколение? Родители разве не помогут?
– Родители умерли. Мы долго не живём.
– Это печально…
– Зато правильно. Кто бы нас содержал, когда не сможем работать?
– Вот как… Скажите своё имя.
– Авимон.
– Моё – Инна.
– Скажите, как связаться с вами. А то ваши спутники заждались.
Инна назвала код. Девушка набрала его на своём телефончике.
– Занесла в память. Спасибо… Кто из них ваш любимый?
– Который выше.
– А другой?
– Мой отец.
Девушка прощально качнула ладонью.
– О вы, Инна!
– О вы, Авимон!
* * *Художник ждал на скамье у подъезда. С ним была маленькая девочка; при виде незнакомцев она спряталась за отца. Тот взял её на руки.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Плюс восемьдесят один по Цельсию.
2
Плюс двадцать два.
3
3емляне имеют в виду события своей жизни. См. мой роман «Астронавты»
4
Станислав Лем, «Альтруизин».
5
Станислав Лем, «Альтруизин».
6
Слово Энрико Ферми по схожему поводу.
7
Ничего особенного. У нас на Земле, в московском Замкадье, обширный микрорайон назван в честь жульбы.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги