Разорванный берег

– Господин бригаденфюрер, поздравляю вас, приказ о присвоении вам звания группенфюрера уже подписан в Берлине.

– Хайль Гитлер! – выбросил вверх руку в приветствии бригаденфюрер Карл Хильберт, командир 16-й армии группы войск «Курляндия». – Полковник, вы отправили в Берлин запрос на эвакуацию наших войск?

– Да.

– Что ответил Берлин?

– Фюрер запретил эвакуацию. Кроме того, подписал приказ о подготовке к взрыву портов Виндава и Либава. И еще одна неприятная новость. Сегодня к нам прилетает начальник отдела «Абвер-2» полковник Мориц Беккер.

– Только этого нам не хватало! – Генерал встал из-за стола и задумчиво посмотрел на огромную карту Курляндии, висевшую на стене.

Отдел «Абвер-2» считался самым засекреченным в системе разведки вермахта, и помимо подготовки и заброски диверсантов в тыл противника он занимался диверсиями и формированием отрядов из сочувствующих Германии национальных меньшинств, проживающих в советском тылу. К тому же именно отделу «Абвер-2» подчинялись головорезы из «Бранденбург-800» и полка особого назначения «Курфюрст». Так что ничего хорошего от этого визита ждать не приходилось. «А впрочем, – подумал Хильберт, – пускай этот напыщенный индюк приезжает и сам занимается подготовкой к взрыву Вентспилса! У нас и своих дел полно!»

Генерал снова посмотрел на карту. Из сегодняшней фронтовой сводки он уже знал, что немецкие войска были вынуждены спешно отступить из Братиславы и войска 2-го Украинского фронта полностью освободили город, а под Веной советские войска уже подошли к рубежу реки Дравы, и, таким образом, выход советских войск к Дунаю и уличные бои в южной части Вены было делом ближайшего будущего. Также генерал знал, что в результате наступления войска 2-го и 3-го Украинских фронтов 4 апреля полностью овладели всей территорией Венгрии. Поэтому 300-тысячная группировка, блокированная большевиками в Курляндии, по его мнению, сейчас очень бы пригодилась в Восточной Пруссии на подступах к Кенигсбергу. Еще не поздно было, сосредоточив все имеющиеся силы в один кулак, попытаться вырваться с полуострова. Приказ же Берлина подготовить к взрыву латвийские порты и прибытие в связи с этим полковника из «Абвер-2» сильно осложняли задачу.

– Курт, – обратился он к полковнику, – вызовите ко мне главного инженера укрепрайона Вейсберга.

– Сколько в нашем распоряжении имеется тола и детонаторов? – спросил генерал, когда тот вошел.

– Сейчас трудно сказать точно, но по примерным подсчетам, – инженер на мгновение задумался, – думаю, тонны три.

– Сколько нужно взрывчатки для минирования порта Виндавы для полного его разрушения?

– Этого количества недостаточно. Кроме того, в нашем распоряжении нет проектно-технической документации сооружений порта, поэтому мы не знаем места расположения критических элементов порта, разрушение которых привело бы к полному уничтожению объекта. Без знания расположения критических элементов сооружений нам потребуется самое малое около двадцати тонн взрывчатки.

– А если, предположим, в нашем распоряжении будет такая документация? – спросил генерал.

– Потребуется вдвое меньше, – пожал плечами инженер.

– А где может находиться эта документация?

– Вероятно, у большевиков. Все архивы они эвакуировали еще в сорок первом. Кроме того, такими сведениями могут обладать инженеры, участвовавшие в его строительстве либо минировании…

– Что вы сказали?

– Я высказал лишь свои предположения, генерал. Большевики при отступлении имеют обыкновение минировать наиболее значимые объекты с их последующим подрывом. И как правило, в самый последний момент.

– Но порт достался нам целым…

– Это совершенно не означает, что объект не был заминирован большевиками при отступлении. Возможно, они не успели осуществить подрыв. В этом случае нам просто нужно найти места, где Советы заложили взрывчатку.

– Но наши саперы еще в сорок первом тщательно обследовали порт и никаких признаков минирования не нашли.

– Как показывает практика, это ни о чем не говорит, – возразил инженер. – Мины могли быть заложены в подземных коммуникациях, и найти их чрезвычайно сложно. Словом, нужен человек, знающий, где и сколько было заложено взрывчатки. Либо, повторюсь, если минирование не производилось, то для успешного подрыва малым количеством взрывчатого вещества нужна техническая документация.

– Курт, связь с Берлином, срочно. И передайте мой приказ командиру 30-го саперного батальона 30-й пехотной дивизии незамедлительно приступить к обследованию всех без исключения помещений и подземных коммуникаций порта. Командиру отдельного строительного батальона 43-го армейского корпуса, а также 187-го инженерного батальона 87-й пехотной дивизии немедленно приступить к подготовке к минированию территории порта Виндавы и прилегающих к нему городских кварталов.

Ленинградский фронт, апрель 1945 года

– Полковник, не стройте из себя цацу! – гремел генерал Дубровский. – Что там еще? – повернулся он на скрип открывающейся двери.

– Разрешите? – В комнату протиснулся Бородин.

– Подождите за дверью! – рявкнул генерал.

Майор осторожно притворил дверь и вышел на крыльцо. Уже смеркалось. За станцией медленно догорал алый закат, предвещая на завтра ветреную и холодную погоду. Бородин вдохнул полной грудью свежий влажный воздух, насыщенный запахом подтаявшего снега, и закурил.

Вспомнилась отчего-то ночь на 13 октября 1944 года, когда группа Бородина в составе пяти человек вместе с Йонасом – перевербованным агентом абвера – под видом местных жителей благополучно перешла линию фронта и незаметно вышла на окраину оккупированной немцами Риги. Тогда по приказу Ставки группа должна была захватить одно из подразделений гитлеровского разведывательного органа «Абверштелле-Остланд».

Под покровом темноты отправленный с ними Йонас, хорошо ориентировавшийся в городе и прекрасно знающий не только улицы Риги, но и расположение абверовской разведшколы, провел группу к объекту – старому двухэтажному, внешне ничем не примечательному зданию, стоящему на узкой старинной улочке Риги. В нем и располагался один из разведывательных отделов «Абверштелле-Остланд» со всей картотекой, хранившей сведения о сотнях немецких агентов и преподавателях разведшколы.

Быстро и бесшумно сняв часовых, они проникли внутрь темного здания, где неожиданно наткнулись на группу засидевшихся допоздна абверовцев, которые открыли беспорядочную стрельбу. Но Смершевцам удалось быстро уничтожить их, найти сейфы с картотекой и другими оперативно значимыми документами. На звуки выстрелов быстро отреагировали немецкие патрули, и через несколько минут все здание уже было окружено гитлеровцами.

– Надо продержаться, – сказал тогда Бородин, бросив взгляд на часы. – Наступление должно начаться через тридцать две минуты.

И они держались, отражая атаку за атакой. В ход уже давно шло трофейное оружие и гранаты. Вскоре Бородин был ранен в бедро. Рядом яростно отстреливался Вишня. Силы были неравны. Здание разведшколы горело, но немцы силами до батальона упорно продолжали штурм.

И вот, наконец, сквозь грохот пулеметных очередей Бородин услышал сначала дальний гул канонады, стремительно приближавшийся к городу, а потом и сухие автоматные очереди наших «ППШ».

Он понял, что это ребята из фронтовой разведки пробиваются к зданию на помощь группе Бородина.

– Ура!!! – последнее, что услышал Бородин и потерял сознание…

Деревянные створки единственного освещенного окна вдруг с треском распахнулись, майор мотнул головой, отгоняя воспоминания, и услышал спокойный голос полковника Воробьева: – Заходите!

– Майор, доложите о задержанной группе, – сказал генерал, когда Бородин вошел.

– Немецкая диверсионно-разведывательная группа в составе шести человек была сброшена с самолета в 0.10 минут в лесной массив в районе хутора Анмас, что в двадцати километрах от железнодорожной станции Кальвене, – начал доклад Воробьев. – На данный момент частично установлен состав группы – старший группы Алтис Гулбис с позывным «Барда», бывший лейтенант Красной армии, командир роты 152-й стрелковой дивизии. В июле сорок первого под Смоленском с оружием в руках перешел к немцам. До ноября сорок первого года содержался в лагере для военнопленных в Ковеле. Затем проходил обучение в Варшавской разведшколе. С сорок второго шесть раз забрасывался в тылы Красной армии, награжден немцами медалями «За храбрость» I и II степени. Радистка группы – Акулина Голенок, позывной для радиограмм САО, санитарка эвакогоспиталя № 3424, попала в плен под Красным Лугом в августе сорок третьего. Проходила обучение в разведшколе на станции Найкурен в Восточной Пруссии. Вместе с ней захвачен коротковолновой радиопередатчик SE108/10 в исправном состоянии, а также комплект запасных батарей для рации, полный комплект шифроблокнотов и шифротаблиц. Кроме того, у диверсантов был обнаружен комплект запасных батарей для передатчика SE88/5. Вероятно, данная радиостанция использовалась для связи с немцами путевым обходчиком. Отсутствие в течение последнего времени радиоперехватов в расположении Ленинградского фронта позволяет сделать вывод, что из-за отсутствия питания для рации путевой обходчик в данное время не имеет связи с немцами. Этот факт позволяет нам начать с немцами радиоигру. Радистка дала согласие на сотрудничество. Считаю целесообразным включить ее в функельшпиль[15]. Личности двух других членов разведгруппы, ликвидированных при задержании, устанавливаются. При десантировании группа разделилась. Двое диверсантов ушли через лесной массив к линии фронта.

– Что конкретно предпринято в этой связи? – спросил генерал.

– По показаниям радистки Акулины Голенок, встреча с ними назначена на завтра, – посмотрел на часы Бородин, – в доме путевого обходчика на железнодорожном переезде в трех километрах от станции Кальвене. Дом взят нами под круглосуточное наблюдение.

– Кто сейчас контролирует ситуацию на месте?

– Лейтенант Барабоха.

– Хорошо. Докладывайте об обстановке каждые три часа. С этим делом пора заканчивать. Даю вам сутки, и не более. Если «гости» не появятся в течение этого времени, передавайте обходчика в НКВД. Присаживайтесь к столу, – пригласил Дубровский. – Итак, по сообщению зафронтовой разведки, в частности нашего агента «Хлоя», начальник группы абверкоманды-212 лейтенант Хассельман Хельмут, кличка Александр, и его заместитель лейтенант Шуберт Ганс, кличка Гор, разбили подготовленные ими агентурные кадры на мелкие диверсионно-террористические группы. Они снабжены оружием преимущественно советского образца, боеприпасами, взрывчатыми веществами, и в настоящее время их интенсивно обучают взрывному делу. Также в начале марта сорок пятого года при абверкоманде-212 были созданы еще несколько диверсионных групп из подготовленной в Дальвитцкой диверсионной школе агентуры и военнослужащих германской армии. Эти группы также снабжены поддельными документами, оружием, продовольствием и будут оставлены немцами в Курземских лесах Курляндии в специально построенных и оборудованных землянках-укрытиях. С оставленными диверсионными группами руководством абверкоманды-212 планируется поддерживать связь с помощью приданных им переносных коротковолновых радиостанций. Задача данных диверсионно-террористических групп – с приходом советских войск в Курляндию развернуть в нашем тылу подрывную деятельность против частей Красной армии, основное задание – осуществить подрыв портов Виндава и Либава. Какая именно диверсионная группа из оставленных немцами в нашем тылу будет задействована для диверсии в портах Лиепаи и Вентспилса, нам пока неизвестно. Но по информации фронтовой разведки Ленинградского фронта, немцы, в ожидании нашего наступления на Курляндскую группировку войск, уже начали интенсивные работы по подготовке к минированию морских портов Либава и Виндава. Эти данные подтверждаются захваченными в результате действий наших разведгрупп пленными: одним – в районе юго-западнее Бриэжи и тремя – в районе Иечукрогса.

Контрразведывательной операции по предотвращению взрывов в портах Лиепаи и Вентспилса, а также уничтожению оставленных немцами с этой целью немецких диверсионных групп присвоено кодовое наименование «Страж». Учитывая важность успешного проведения операции «Страж», ставлю вас в известность, что с ноль-ноль часов сегодняшнего дня проведение операции «Страж» взято на контроль Ставкой Верховного главнокомандующего. По распоряжению начальника ОКР «Смерш» вся зафронтовая агентура уже ориентирована на выявление мест закладки взрывчатки, кабелей подключения и пультов управления взрывами. По реализации операции «Страж» командованием фронта было принято решение задействовать в том числе и вашу группу.

СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО

ШИФРОВКА № 1908/45

«Начальникам ОКР «Смерш» Ленинградского фронта

В связи с тем, что 12.04.45 г. с 0.00 часов проведение операции «Страж» взято на контроль Ставкой Верховного главнокомандующего, ориентировать всю имеющуюся в распоряжении контрразведки фронта зафронтовую агентуру на выявление мест закладки взрывчатки, кабелей подключения и пунктов инициирования взрывов в районе портов Либава и Виндава.

Курляндская группировка немецких войск, апрель 1945 года

Большой транспортный «Юнкерс-52», тяжело ударившись шасси о бетонку взлетно-посадочной полосы и пробежав несколько сот метров, замедлил ход и, развернувшись, замер напротив покрытого маскировочной сетью большого ангара. Из кабины пилотов вышел техник и, потянув вовнутрь салона тяжелую дверь, стал прилаживать металлическую лестницу-трап. Начальник отделения «Абвер-2» полковник Мориц Беккер встал с жесткого железного сиденья и стал разминать затекшие во время полета ноги. Летевшие рядом и весь полет молчавшие трое молодых людей в строгих черных костюмах и со значками членов НСДАП на лацканах безукоризненно чистых и отглаженных пиджаков тоже встали и с интересом смотрели на взлетное поле через мутные от влаги иллюминаторы из толстого плексигласа. Глядя на них, Беккер сразу вспомнил Восточную Пруссию, где в апреле 1944-го, когда в городе Хоэнзальца был сформирован штаб «Ягдфербанд «Ост», занимающийся подготовкой и заброской диверсионно-разведывательных групп на территорию советской Прибалтики. Тогда тоже из Берлина без всякого предупреждения прилетели двое точно таких же «пиджака» с такими же партийными значками на лацканах. Они резво пробежались по территории, пообщались с курсантами, посетили столовую и к вечеру улетели. А через две недели на стол самому Канарису лег доклад, состоящий из нескольких томов, в котором сообщалось об отвратительной организации подготовки курсантов. Этот доклад тогда едва не стоил Беккеру карьеры, которую он скрупулезно строил не один десяток лет. Спасло его тогда только хорошее личное отношение к нему шефа немецкой разведки.

«Да, не поздоровится Карлу, – без злорадства подумал Беккер про командира 16-й армии Курляндской группировки Карла Хильберта. – Впрочем, – поправил он сам себя, – возможно, они прибыли и не по мою душу».

И действительно, не успели партийные работники спуститься по трапу, как черный, блестящий лакированными боками «Хорьх», до этого мирно «дремавший» у летного ангара, вдруг сорвался с места и, едва не задев крылом вышедших на поле летчиков, затормозил возле трапа. Начальник отделения «Абвер-2» с внутренним облегчением увидел, как двое парней со значками резво запрыгнули в автомобиль, хлопнули дверцы, и «Хорьх», стрельнув из-под колес песком, помчался к КПП. Тогда он неторопливо спустился по трапу и направился к ангару, возле которого стоял неприметный, потрепанный жизнью черный «Мерседес», приписанный к абверу.

Ленинградский фронт, апрель 1945 года

Лейтенант Барабоха, завернувшись в плащ-палатку, уже пятый час лежал в зарослях кустарника метрах в тридцати от одноэтажного кирпичного здания путевого обходчика. С этой позиции хорошо просматривался вход в дом и стена с тремя окнами, выходящими в сторону леса. «Хорошо еще, что у обходчика нет собаки», – все больше коченея от пронизывающего ледяного ветра, думал лейтенант. За все время старик обходчик лишь трижды вышел из дома, и то только для того, чтобы поднять шлагбаум, один раз он пропустил колонну из восьми полуторок с солдатами и два раза – открывая проезд для одиночных машин. Все перемещения объекта, засекая точное время, лейтенант старательно записывал в блокнот. На вид объекту наблюдения было лет под семьдесят, невысокого роста с большой плешивой головой на короткой шее. Его неприятное широкое лицо с мелкими чертами, сплошь изрезанное глубокими морщинами, большей частью было скрыто надвинутым капюшоном. Кутаясь от шквальных порывов ветра в старую немецкую армейскую плащ-палатку, старик в нужный момент быстрым шагом подходил к шлагбауму и, пропустив автотранспорт, тут же исчезал в доме. Гости за время наблюдения к нему не захаживали, следовавшие через железнодорожный переезд машины не останавливались. Впрочем, как и за все прошедшие сутки, когда в засаде сидел Вишня. Настроение у лейтенанта с утра было отвратительным. Пришло письмо от младшей сестры Насти, которая, едва окончив среднюю школу, тут же поступила в специальную школу радистов. И хотя война уже почти закончилась, все равно представить ее, такую юную и хрупкую, на фронте или даже, упаси бог, за линией фронта, в немецком тылу, он не мог. Сам-то он с самого детства мечтал стать разведчиком. Усиленно занимался академической греблей, поскольку этот вид спорта хорошо развивает все группы мышц. Потом – стрельбой. Даже успел еще в школе выполнить норматив I разряда. И едва отметив восемнадцатилетие, на следующий же день пришел в военкомат, решив не дожидаться повестки. Попав на 2-й Прибалтийский фронт, окончил курсы снайперов и там же открыл свой первый боевой счет. Сейчас на прикладе его снайперской винтовки было уже четырнадцать зарубок – по числу убитых им гитлеровцев. Потом было тяжелое ранение и предложение перейти в оперативно-розыскной отдел «Смерша» полковника Воробьева. Пошел он в «Смерш» с затаенной радостью. Сбылась его мечта, правда он стал не разведчиком, а контрразведчиком, но все же… К тому же теперь у него в кармане гимнастерки лежала заветная красная книжица с тисненными золотом буквами «НКО Главное управление контрразведки «Смерш», едва взглянув на которую робели даже войсковые генералы. Но на новом месте у него сразу все как-то не задалось. Вот и позавчера он получил нагоняй от майора за то, что при задержании диверсионной группы Алтиса Гулбиса застрелил двух диверсантов. Но если бы он стрелял, как было приказано, только по конечностям, наверняка погиб бы Третьяк. Но это в расчет, конечно, никто не берет. Майор, отчитывая его при всех, как мальчишку, так и сказал: «Здесь не место для самодеятельности, и в любом случае приказы нужно выполнять». Вот на фронте все было по-другому. Там – сам погибай, а товарища выручай.

От невеселых мыслей его отвлек еле слышный звук приближающихся шагов. Он хорошо помнил, как Вишня наставлял его, что звук шагов в лесу человек легко различает на расстоянии примерно тридцати метров. Барабоха поплотнее завернулся в плащ-палатку и вжался в землю. Мимо него, осторожно ступая по песку, прошел человек. Вскоре раздался явно условный стук в дверь. Два коротких и через паузу один, и потом снова два коротких стука. Над крыльцом тотчас вспыхнула тусклая лампочка. Человек сбросил капюшон, и лейтенант сразу узнал гостью. Это была врачиха из дезинфекционного пункта станции Кальвене Ирма. Высокая, статная, с толстой длинной косой цвета спелой пшеницы и огромными синими глазами, похожими на бездонные озера. Барабоха знал, что уже немало мужчин утонуло в них. Да и сам лейтенант, у которого не было девушки – не успел как-то до фронта обзавестись, – нередко представлял ее рядом с собой, скажем, на Тверском бульваре или в Александровском саду. Сейчас же, увидев ее здесь, у дома путевого обходчика, он почувствовал, как у него неприятно кольнуло сердце.

ОРИЕНТИРОВКА

ОКР «Смерш» разыскиваются:

– Пехау Манфред, 35 лет, житель гор. Берлина, немец, доктор юридических наук, штурмбанфюрер СС, руководитель разведоргана «Ягдфербанд-Балтикум». Среднего роста, худощавый, волосы с проседью, близорук, носит очки.

– Янкаус Борис, около 30 лет, уроженец и житель гор. Риги, латыш, являлся взводным командиром полицейского батальона, награжден немцами орденом Железного креста 2-го класса, унтершарфюрер СС, командир группы диверсантов. Низкого роста, худощавый, брюнет.

Всем ОКР «Смерш» принять меры к обнаружению и задержанию.

Москва, 25 июня 1941 года, 6 часов утра

«24 июня противник продолжал развивать наступление на Шауляйском, Каунасском, Гродненско-Волковысском, Кобринском, Владимир-Волынском и Бродском направлениях, встречая упорное сопротивление войск Красной армии…»

Вера выключила радио. Времени оставалось совсем мало, еще нужно было успеть позавтракать, привести себя в порядок и бежать на Песчаную улицу к станции метро «Сокол». Сегодня уходили на фронт сразу четверо ребят из ее класса. Сбор призывников был назначен на 7 часов утра перед зданием Центральной поликлиники гражданского воздушного флота, то есть – Верочка посмотрела на часы – уже через сорок минут.

Когда Вера подбежала к новому зданию поликлиники, где размещался штаб сборного пункта, на улице уже стояли три синих автобуса, а за высоким металлическим забором было полно народу. Бегали, отдавая распоряжения, командиры в форме, сбившиеся в кучки коротко стриженные и по-летнему одетые в спортивные майки призывники тайком курили в сторонке у кустов сирени, в центре площадки толклись пожилые ополченцы с рюкзаками и потертыми фибровыми чемоданами, некоторые, несмотря на жаркую погоду, были в телогрейках. Вера подошла вплотную к забору, пытаясь в толчее и суете рассмотреть кого-нибудь из одноклассников.

– Вера, Белоконь! – Кто-то тронул девушку за плечо.

Она обернулась и увидела Валерию Аркадьевну, учителя химии, а последние два года их классную руководительницу.

– Здравствуйте, Валерия Аркадьевна, – вежливо поздоровалась Вера. – Наших не видели?

– Костика и Максима Свалова. Они уже там, – голос учительницы дрогнул, и она кончиком платка вытерла уголки глаз, – а Саши и Игоря пока нет.

– Верка! Привет! – Сашка Бородин подскочил откуда-то сбоку, обнял Веру и, приподняв, закружил.

– Саня, поставь меня, пожалуйста, на место, – попросила девушка, – неудобно.

– Ой! – ойкнул Бородин, только сейчас заметив классную. – Извините, Валерия Аркадьевна! – И, осторожно поставив Веру на асфальт, выпустил ее, наконец, из своих объятий.

– Становись! – раздалась громкая команда.

Толпа людей за забором сразу зашевелилась, загудела, как встревоженный улей, со всех сторон теперь слышались последние напутствия:

– Мамку слушайтесь!

– Обязательно пиши!

– Сразу же сообщи номер своей полевой почты!

– Я тебя буду ждать.

– Люблю.

– И я тебя.

Сашка Бородин покосился на учительницу и сказал:

– Ну все, мне пора, а то заместо фронта на гауптвахту отправят, – пошутил он, грустно улыбнулся и вдруг порывисто прижал Веру к себе и коротко и крепко поцеловал прямо в губы.

Вера оторопела, а когда пришла в себя, Сашки рядом уже не было. Он растворился в круговороте толпы.

– Равняйсь. Смирно! – скомандовал молоденький лейтенант, и сразу стихли все голоса и неровная шеренга новобранцев замерла на месте. Вокруг слышались только тихие всхлипывания маленьких детей. Те, кто отправлялся на фронт, замерев на месте, не отрываясь смотрели в почти полной тишине на тех, кто их провожал. И те и другие отчаянно пытались запомнить на всю оставшуюся жизнь, короткую или длинную, эти прощальные взгляды.

– Ша-гом ма-а-а-рш! – прозвучала следующая команда, и новобранцы двинулись к автобусам, пока неумело держа строй, то и дело сбиваясь с шага. Через несколько минут колонна и вовсе потеряла свои очертания, и тут грянул марш «Прощание славянки». И сразу вокруг снова все заголосили, закричали, махая букетами цветов, отовсюду снова слышались последние напутствия, последние недосказанные слова…

Прошло еще два мучительно долго тянувшихся дня. Известий от мамы все не было. Вера несколько раз пыталась дозвониться до Супруна, но из этого ничего не получилось. Разозленный ее постоянными звонками, какой-то полковник Щербаков из Авиационной инспекции, наконец, сказал, чтобы она больше не звонила, так как товарищ Супрун вылетел с истребительным авиаполком на Западный фронт. Между тем сообщения с фронтов становились все тревожнее. Немцы уже захватили Гродно, Кобрин, Минск, вышли к Березине. Каждый день бомбили Борисов. В Москве то и дело объявляли воздушную тревогу. Сначала учебную. Ночью в окнах звенели стекла – совсем рядом стояла зенитная батарея. Небо, в котором плавали огромные аэростаты заграждения, постоянно освещалось лучами мощных прожекторов. Одна тяжелая бомба упала на Большой Грузинской улице, совсем рядом с Белорусским вокзалом. Взрывной волной подбросило и смяло точно консервную банку пустой трамвай, стоящий неподалеку. Несколько мелких бомб упали и в поселке Сокол, в районе Песчаной улицы. В Москве было введено военное положение. В городе был введен комендантский час. Все учреждения стали работать строго до 22 часов 45 минут. С нуля и до четырех часов утра по Москве было запрещено перемещаться пешком и на автомобилях. Иногородним запретили въезд в Москву, а работающих москвичей обязали носить с собой спецпропуска. Началась эвакуация и повсеместная маскировка города. Был введен режим полного затемнения. И все же, несмотря ни на что, город жил почти прежней довоенной жизнью. По крайней мере так казалось Вере, когда она выходила днем на улицу. С самого утра, каждый день, Вера приходила в райком комсомола, и снова и снова на ее просьбу отправить на фронт ей отвечали категорическим отказом. А сегодня вдруг предложили ехать под Звенигород рыть окопы. Она с радостью согласилась. Сидеть без дела на даче она уже не могла.