– Каких детей? Ты издеваешься? Мне уже 27 лет, а по новому закону после двадцати пяти рожать запрещено. Так они сокращают популяцию населения. Сколько женщин уже умерло от абортов. У них ведь там ни электричества, ни стерильности нет. Как в Средневековье живем. Съела таблетку – избавилась от плода. А если не получилось, значит, сразу на тот свет за своим младенцем отправишься. Господи, за что все это нам? Я все же поеду с мамой. Все, что происходит здесь, – просто невыносимо.
– Там всюду смерть. Я знаю.
– Тома, откуда ты можешь что-то знать? Сидим тут, как крысы в банке, над которыми ставят жестокий эксперимент. А давайте-ка сократим электричество? А давайте-ка еще урежем паек еды? Выживут или нет? Вдруг в коммунах все по-другому? Мы могли бы с мамой выращивать овощи и ими питаться. Много ли надо двум женщинам?
– Тихо, успокойся. Нас могут услышать. Я скажу тебе одну вещь по секрету. Мой муж работает в Управлении. Они по очереди, по сменам выбираются за город. У Петербурга есть три деревни-донора. По договоренности они должны поставлять нам мясо, птицу, картошку и прочее. А наши их вроде как охраняют. Но муж говорит, что они ничего не успевают вырастить, так как постоянно держат оборону от гоблинов. Раньше там был постоянный сторожевой пост, но как-то ночью гоблины вырезали всех солдат, и после этого пост закрыли. Народу в деревнях гибнет много – кто на войне, кто от болезней. В результате из пяти таких поселений-кормильцев два сожгли гоблины. Они перебили там всех людей, а некоторых, говорят, даже съели. А городская власть не смогла помочь деревенским, им самим бы хоть как-то продержаться. Поэтому даже не думай туда соваться, лишние рты никому не нужны. В лучшем случае будешь с утра до ночи землю копать.
– Я ни за что не оставлю там маму. Будь они все прокляты.
И вот однажды вечером в дверь раздался долгожданный стук. Дрелькин-муж с недовольным лицом спросил, не Арина ли ждет старика, который вот уже как полчаса околачивается под их окнами. Иван Николаевич с трудом дотащил огромную сумку до третьего этажа, упорно отказываясь от помощи девушки. Оказалось, что помимо гастрономических сувениров – кофе, курицы и плитки шоколада – старик принес еще и тяжеленный аккумулятор для заряда электричества. Пока Арина суетилась около печки, пытаясь вскипятить воду в ковшике для кофе, он поставил заряжаться батарейки. Иван Николаевич рассказывал о том, с какими сложностями ему удалось выменять на рынке аккумулятор.
– Не знаю, Ариночка, надолго ли его хватит. Мужик божился, что проработает без перебоев несколько лет. Но он, наверное, имел в виду электролампочки. Я же боюсь, что заряда на все кассеты может и не хватить. Как у тебя идет работа? Сильно устаешь?
– Я почти не сплю ночами. Не могу оторваться от экрана, настолько все интересно. Ваша пациентка необычная женщина. Я никак не могу понять, придумала она все это или нет. Удивительная история.
– Всю жизнь моей работой было лечение разных психов. Я был уверен, что мой мир реален, а их выдуман. А в результате что мы имеем? Наш мир целиком и полностью перевернула с ног на голову обычная женщина, клептоманка.
– Клептоманка? Что это значит?
– Сейчас такой болезни уже нет, потому что мир вещей канул в Лету. Мозг человека больше никогда не зациклится на желании обладать чем-либо. Вот ты, Арина, хотела бы иметь колье из бриллиантов?
– Ограненные алмазы? Наверное, хотела бы. Думаю, они немало стоят, и можно было бы на эти деньги купить продукты или новый велосипед. Мой достался мне от мамы и уже почти развалился.
– Нет, я имею в виду иметь вещь просто так, независимо от утилитарного использования. И не как денежную единицу. Иметь вещь просто потому, что она нравится.
– Я поняла. Это то, о чем рассказывает Несси. Я много об этом думала. Честно говоря, мне сложно ее понять, потому что я никогда не жила в мире живых вещей. Я почти сразу после рождения оказалась в музее, где много-много предметов из прошлого. Почти все они к тому моменту уже были бесполезны или использовались не так, как раньше, не по назначению. До сих пор помню стеклянных лебедей в шкафу. Мама очень их любила, а я не понимала, что в них особенного, для чего они ей нужны. Она говорила, что много лет назад с ними в семье жила ее младшая сестра, которая однажды пропала. Ушла в школу и больше не вернулась. Они с папой искали ее везде, обращались в милицию, но так до сих пор никто не знает, что произошло. У нас в доме сохранилось много ее вещей. По ночам, когда никто не видел, мама могла часами сидеть на кухне, держать в руке стеклянного лебедя и плакать. Она очень была привязана к сестренке. Я видела ее фото, мы даже немного похожи.
– В мире живых вещей. Это ты здорово сказала. Они и правда были для нас как живые. Добрые рассказчики, хранители тайн и воспоминаний.
– Что все-таки значит клептомания? Соседи, которые воруют мое молоко, тоже клептоманы?
– Раньше была такая книга, куда записывались разные дурацкие рекорды человечества. Книга Гиннесса она называлась. Так вот там сказано, что самым большим предметом, украденным когда-либо клептоманом (одним, без помощников), был пароход «Ориент Трейдер» грузоподъемностью 10 639 тонн. Летней ночью 1966 года некий мистер Н. Уильям Кеннеди, пробравшись в бухту залива Святого Лаврентия, что в Канаде, перерубил причальные тросы, и судно благополучно отдрейфовало к буксиру, стоявшему наготове. Этот факт занял свое место в Книге рекордов Гиннесса как самая гигантская кража человека, больного клептоманией.
– Смешно. Только при чем тут клептомания? Обычная кража. Очень дерзкая разве что.
– Вот и я про то же говорю. А у нас все, что ни попади, называли клептоманией. Нашли модное слово и теперь втыкают куда надо и не надо. Сопрут палку колбасы в супермаркете и бьют себя кулаками в грудь – я, мол, клептоман!
– Что сделают с колбасой? И где?
– Не важно. Я это к тому, что вор и клептоман отличаются как небо и земля. В свое время я пытался доказать теорию взаимодействия человека и предметов и именно поэтому с таким рвением взялся за Несси. Признаюсь, что хотел одним выстрелом завалить двух зайцев сразу. Моя пациентка имела все – счета в банке, заботливого и богатого мужа, дома и квартиры. И вдруг, бац, такое несчастье. Наше подсознание иногда выкидывает с нами поистине дьявольские штуки. Я искренне хотел им помочь, тем более что они щедро за это платили. Я знал, что мир клептомана, такой тонкий и сложно структурированный, лежит совсем в другой плоскости, нежели наш, привычный.
– Но она говорит, что не хотела ложиться в клинику, ее заставили.
Арине показалось, что старичок в замешательстве. Он вдруг засуетился, стал перебирать кассеты на столе.
– Что поделаешь, Ариночка, время было такое. Каждый тащил в свою нору все, что мог унести. Пришлось как-то договариваться со своей совестью. Ее муж пообещал мне помещение в центре города под частную клинику. У него была волосатая лапа в Росимуществе.
– Лапа?
– Ну, так говорили про людей, у которых связи, позволяющие обойти закон. Какой-то там Петр Иванович или Иван Петрович. Не помню, как звали того черта. Этот Петрович делал вид, что берет старинный особняк для реставрации, выигрывал тендер, полностью его сносил, и выстраивали на том месте здоровенный бизнес-центр. Только стеночку старинную оставлял снаружи для отвода глаз. А деньги потом делил с городской администрацией. Да ты видела такие дома на Невском, они уже практически развалились. А старинные здания, до которых не успели добраться петровичи, и по сей день выглядят красиво, даже стали еще величественнее. Эти же, как прыщ на заднице города, прости господи. Так вот он мне пообещал в таком здании выделить подвальчик и помочь с рекламой.
– За то, что вы будете держать его жену в психушке?
– Ариночка, все это ошибки молодости. Я не хотел иметь с ним никаких дел. Он мне не нравился, а в такие моменты надо всегда прислушиваться к своей интуиции. Марат был страшный человек. Он смотрел на тебя молча, а ты уже прыгал как заводной зайчик, выполняя все его приказы и пожелания. Быть зайчиком-марионеткой было противно. И я нашел в себе силы отказать. Но эта сволочь прислала каких-то агентов к моей жене, которые напели ей про частную клинику, о которой она всю жизнь мечтала. И двойного натиска я уже не выдержал. Я согласился взять ее на обследование.
– А зачем вы кололи ей лекарства? Это он велел?
– Конечно, медикаментозное лечение было одним из условий договора. Но тут моя совесть практически чиста, я старался не перебарщивать. И, кроме того, она действительно нуждалась в покое.
– Она иногда даже говорит с трудом. Словно грезит наяву.
– Арина, дорогая. Я знаю, что грешен. Но тебе не понять того времени, ты дитя совсем другой эпохи. Ты человек эпохи выживания, а я – процветания. И тогда грех считался нормой, мы все время заключали сделки – друг с другом, с государством, с совестью, с богом и дьяволом. Всеми двигала неутолимая жажда наживы. Ты осуждаешь меня, я знаю. Но посуди сама, что бы ты делала на моем месте. Вот я врач, мне привезли больного. Действительно сложный случай, пациентка на грани помешательства. А муж требует немедленного лечения и результата. Я делал все, что мог. Но он проверял меня каждый день, просматривал записи и был все время недоволен. Он что-то хотел услышать от нее такое, о чем я до сих пор не знаю. Марат требовал увеличить дозу, и я, рискуя жизнью, пошел на обман и постепенно заменил тяжелое лекарство на обычное успокоительное.
– Я бы спрятала эту женщину на вашем месте. Увезла бы в другой город. Ведь у вас была такая возможность, и деньги были.
– Ты рассуждаешь очень по-детски. Он бы убил нас обоих, и дело с концом. Но ты не подумай, что я был охвачен жаждой денег. Это все из-за моей супруги, которую я очень любил. Я в то время был молодым ученым, подающим надежды. Мечтал внести свой вклад в мировую психиатрию, детально изучив удивительный случай клептомании. На сегодняшний день эта сфера так и осталась в тени. Элементарно не хватает материала.
– В смысле, мало воруют?
– Воруют у нас, как всегда, много, даже больше, чем раньше. Но я говорю о совсем других материях, о манящем мире вещей и предметов. Так вот люди, которые были погружены в этот мир, никогда не рассказывали о нем подробно. Поэтому женщина, чью историю ты расшифровываешь, уникальна и неповторима. Она проводник из одного мира в другой. Она – та ниточка, которая может вернуть былую реальность обратно. И более того, Арина, ее судьба тесно связана с нами обоими.
– Я поняла. Вы хотите написать научную работу на тему клептомании по этим материалам?
– Можно и так сказать. Обещаю, скоро ты сама все поймешь. Арина, милая, у меня к тебе большая просьба закончить все на этой неделе. Я говорил тебе, что меня скоро депортируют, и сейчас очень важно завершить расшифровку.
– Я узнала, что стариков и правда высылают в ближайшие деревни, где они помогают в коммуне по хозяйству. Правда, дела идут у них плохо, еды на всех часто не хватает.
– Нет, милая девушка. Старики в коммуне не нужны. Они сбросят нас в яму, а потом скормят деревенским свиньям и собакам. Но не переживай. Когда рукопись будет закончена, мир изменится. Вещи вернутся домой.
Кассета 5
– На чем мы остановились?
– Ты украла вазу в кафе.
– Точно. Но тогда это еще было тем, что ты называешь «игра». На следующий день после кражи, кое-как приведя себя в порядок, я помчалась на работу, чтобы разгрести ворох накопившихся проблем. Секретарша с нескрываемой радостью сообщила, что клиенты отваливаются от нас, как гнилые груши, а большую часть из них переманивает к себе Верка. Странные существа эти женщины-подчиненные. Та же секретарша Ленка: разведенка, двое детей. Где еще она найдет такое теплое место, как в моей компании? Кто еще, кроме меня, согласится терпеть ее дурной нрав и бесконечные больничные? Так нет же, все равно завидует, стреляет глазами на мои украшения и одежду, мысленно плюет из окна на BMW и ненавидит меня всеми фибрами своей неудачливой душонки. «Уволю, змею, через неделю, как только закончит оформление сделки с конторой «Маркачян и сыновья», – устало подумала я и пошла в кабинет. Компьютер мерцал в темноте полупустыми таблицами, в которые раньше еле-еле влезала наша огромная база клиентов. К моему огромному огорчению, восстановить ее так и не удалось – как издевательство, остались только жалкие ошметки. Возможно, что у кого-то из сотрудников и был дубликат, но Верка его перекупила. Знаешь, они все меня терпеть не могли и теперь отыгрались сполна.
Я качалась из стороны в сторону на гнущемся немецком стуле и смотрела на телефон. Казалось, что он умолк навеки, хотя еще месяц назад у меня через пару часов работы пухло правое ухо, и я прикладывала к нему медную пепельницу в форме сердечка. Теперь это был единственный оставшийся подарок Корецкого. Телефон же поблескивал издалека цифрами, отбивающими время, и не издавал ни звука. Я туманно припоминала события вчерашней ночи, которые казались мне эпизодом из фильма или фрагментом давно прочитанной книги. Лицо незнакомца в памяти почти не сохранилось. Я помнила только темные волосы, черные глаза и запах дорогого одеколона. Вся моя вчерашняя одежда пропахла им, и этот тонкий аромат запрещенного наслаждения я бы узнала из миллионов.
Из состояния апатичного оцепенения меня вывела Ленка-змея, которая сообщила, что какой-то мужчина просит меня к телефону.
«Как поживает ваше новое приобретение?»
«Маркачян, это ты, старый дурак?» – спросила я, но тут же поняла, что голос мне мало знаком.
«Нет, это не Маркачян, не Хачатурян и тем более не старый дурак. Это твой новый ангел-хранитель».
До меня дошло, что звонит вчерашний незнакомец, и у меня от волнения впервые в жизни перехватило дыхание. Обычно в разговорах с мужчинами я чувствую себя как рыба в воде. Я плыву по течению деловой или игривой беседы, обходя рифы и постепенно подбираясь к жирным червякам на их удочках, чтобы незаметно проглотить наживку. Я знаю, как и о чем с ними надо говорить, за счет чего моя фирма когда-то очень преуспела. Но в тот момент я почувствовала себя преступницей, прелюбодейкой и черт знает кем еще и поймала себя на жутком желании бежать куда глаза глядят.
