Очищение

Пролог

Газета «Вестник Правды»

Издатель: Мирнерийская Народная Республика

Рубрика: «С полей битв…»

Вот уже два года наша великая родина полыхает в пожарищах гражданской войны, разожженной иностранными государствами и мерзкими сепаратистами, называющими себя Мирнерийской Демократической Республикой. После убийства Иоанна V и падения монархического режима, голову подняли новые враги мира и процветания великого Мирнерийского княжества. XX век дал нам не только великие знания и технологии, благодаря которым была уничтожена исчерпавшая себя машина феодальной преемственности власти, свергнута семья тиранов, угнетающая народ и священную церковь. Он принёс в нашу жизнь ряд тяжких испытаний. Но мы не сдадимся. Враг будет уничтожен силой нашего научного прогресса. Пусть в самом начале войны сепаратистам и удалось с военной и финансовой помощью интервентов одержать несколько сомнительных побед, и ценой тяжёлых потерь овладеть несколькими крупными городами, однако сейчас ситуация на Северном фронте стабилизирована.Враг увяз и ослабел, не в силах продолжать наступление. Силы же МНР получили необходимые подкрепления и готовятся смести противника с насиженных мест градом снарядов и бомб, принеся несчастным жителям захваченных провинций мир, спокойствие и порядок. Однако именно сейчас, нашему Великому Лидеру нужна поддержка народа, выражающаяся в рекрутах, пожертвованиях, работе у станков и на полях. Это во многом связано с открытием Южного фронта, возникшего из-за подписания сепаратного мира между МДР и Валахией. В этой суицидальной попытке наш враг пытается отвлечь наши главные силы занимая второстепенное направление, но мы сумеем перехватить инициативу. Вместе! За Свободное Княжество! Народность, Вера и Единство!

Газета «Знаменосец Истины»

Издатель: Мирнерийская Демократическая Республика

Рубрика: «С линии фронта…»

Вот уже два года наша великая родина полыхает в пожарищах гражданской войны, разожженной иностранными государствами и мерзкими сепаратистами, называющими себя Мирнерийской Народной Республикой. После убийства Иоанна V и падения монархического режима, голову подняли новые враги мира и процветания великого Мирнерийского княжества. XX век дал нам не только великие знания и технологии, благодаря которым была уничтожена исчерпавшая себя машина феодальной преемственности власти, свергнута семья тиранов, угнетающая народ и священную церковь. Он принёс в нашу жизнь ряд тяжких испытаний. Но мы не сдадимся. Враг будет уничтожен силой нашего научного прогресса. Это доказали наши успехи последних месяцев на Северном фронте. Не без помощи союзных нам государств, которые признают нашу силу и наши права на господства, мы смели передовые силы неприятеля, заняв целый ряд крупных крепостей и городов. Сейчас наши силы скапливаются на передних рубежах для очередного рывка, как острие копья, направленного в сердце сепаратистской угрозы. И мы не остановимся. Уже сейчас, усилиями Верховного Главнокомандующего, был одобрен военный союз с Валахией и открыт Южный фронт, дарующий нам ряд перспективных направлений. Однако именно сейчас, нашему Верховному Главнокомандующему нужна поддержка народа, выражающаяся в рекрутах, пожертвованиях, работе у станков и на полях. Враг не устоит перед нами! Вместе! За Свободное Княжество! Единогласие, Духовность и Нация!

– Эмиль, почему вы замолчали? Ответьте на мой вопрос.

– Простите, господин генерал-лейтенант. – Мужчина лет двадцати с трудом оторвал глаза от раскиданных на небольшом кофейном столике старых газет и перевёл их на седого человека в тёмно-вишнёвой форме, сидящего в большом кресле. – Вы интересуетесь моей семьёй?

– Да. – Мужчина хлопнул папкой и кинул её на столик, отчего золотые эполеты на его плечах затряслись. – В вашем личном деле ничего нет о ваших родителях.

– Это просто объяснить. – Молодой человек поджал челюсть и слегка дотронулся до кармана кожаной куртки. Ему очень хотелось курить, но приказа вольно не было, да и при столь высоком начальстве было жутковато. – Я никогда не знал своих родителей. Вырос в детдоме в Вицине, потом сбежал из него, два года работы в фотомастерской, а потом революция и война.

– Вы женаты? Есть дети? – Мужчина в форме закинул ногу на ногу, с любопытством разглядывая стоящего перед ним. – Прошу вас, Эмиль, присаживайтесь. Вы наверняка устали после перелёта.

– Нет, господин Вальц. У меня нет ни того, ни другого. – Эмиль с опаской присел на свободный стул. – Простите, сэр. У вас можно…

– Вам можно всё, мой дорогой друг. Не часто удаётся воочию лицезреть легенду. Настоящего асса.

– Вы мне льстите. – Жилистые, серые от пыли и усталости руки выудили из кармана металлический портсигар. Через секунду лёгкой щетины коснулось тепло зажигалки и в нос ударил тяжёлый табачный дым.

– Ни в коем случае. Сотня успешных вылетов, пол сотни сбитых вражеских аэропланов, и ни одной потерянной машины. Вы настоящий гений военно-воздушного ремесла. Наша армия гордится вами. И именно поэтому моим приказом вы переведены сюда, на Южный фронт. Вам поручена важнейшая миссия.

– Насколько эта миссия важна? – Как ни пытался Эмиль вслушиваться в речь генерал-лейтенанта, ему всё больше хотелось спать. Почти шестичасовой перелёт с постоянными дозаправками, без сменщика дался ему тяжело. Лишь невероятная гордость от того факта, что именно его, его а не никого другого заметил ТАКОЙ человек не давал отключиться.

– Я бы сказал, что от успешности выполнения вами этой миссии, зависит исход этой войны. Я буду краток, у нас осталось мало времени. В двух часах лёта на юге расположен город Золлерзбург. – Пилот слегка поперхнулся, услышав это название. – Сейчас там наши войска. К сожалению, связь с гарнизоном города потеряна. Предположительно из-за непогоды и недавней бомбардировки. Ваша задача, доставить этот приказ, – Вирхов Вальц выудил из-за пазухи небольшой металлический тубус и звучно положил его на столик прямо перед лётчиком. – лично в руки Коменданту Виктору Займеру. Вы выбраны, как единственный человек, способный довести, а главное посадить в тяжёлых метеорологических условиях самолёт на сильно повреждённый аэродром.

– Это всё? – Парень еле сумел сдержать самодовольную улыбку, скрыв её рукой, держащей тлеющую папиросу.

– К сожалению, данное мероприятие продиктовано острой военной необходимостью. С юга к городу подходят части МДР. По нашим расчетам в пять утра они войдут в город. Приказ должен быть доставлен Коменданту раньше. Вот, прошу вас принять это. – Мужчина спустил рукав на левой руке и расстегнул замок часов, после чего положил рядом с тубусом неплохие «СlocksmanS» с кожаным ремешком. На циферблате стрелки отмечали 18:30. – Вы должны вылететь с нашего аэродрома в 19:00. У вас будет десять часов на выполнение задания. Как вы понимаете, я не имею права разглашать, что написано в приказе, как и вы не имеете права вскрывать этот тубус. Так же, вам выдаётся карта города и его окрестностей.

– Хорошие часы. Вам не жалко? – Эмиль подцепил двумя пальцами механизм, почти не обращая внимания на всё остальное содержимое стола и примерил его на левой руке.

– Эти часы мне вручили в честь вступления в должность со словами: «Подходящему человеку, в подходящее время». Сейчас подходящий человек, это вы. Я хотел бы, чтобы эти часы напоминали вам о дефиците времени. Чтобы биение вашего пульса, вторило движению секундой стрелки. Вторило, понимаете?

– Я выполню приказ, господин генерал-лейтенант. Считайте, что эта железка уже в кабинете Коменданта Займера. – Парень поспешно встал, потушив окурок об увесистую стеклянную пепельницу. Мужчина в кителе протянул молодому человеку руку для рукопожатия.

– На улице вас будет ждать автомобиль с водителем. Он доставит вас в аэропорт.

Не ожидая такого простого жеста, Эмиль неловко ответил на него. После чего вытянулся по стойке смирно и в приветственном жесте простёр правую руку, сжатую в кулак к потолку.

– За свободу Мирнерии!

– За свободу Мирнерийского княжества!

Глава I

Эмиль спешно побежал вниз по высоким мраморным ступеням бывшей городской ратуши, которая ныне использовалась, как военный штаб. У самого входы его уже ждала машина – кабриолет, блестящий новой белой краской. Лихо перескочив через верх, Эмиль крикнул в спину водителю:

– В отель. Потом в аэропорт. Туда можно добраться через набережную? Я слышал тут сохранилась набережная у реки.

– Да, сэр. Но будет дольше.

– Пусть так. Хочу увидеть большую воду…может в последний раз. И в отеле я немного задержусь. Выпью с товарищами.

– Простите, лейтенант, но мы можем не успеть к назначенному времени вылета. У меня приказ…

– У меня тоже. Не боись, успеем. Сохранишь свой зад в тепле штаба. – Эмиль презрительно покосился на обшитые алой лентой погоны водителя. Они выдавали в нём штабиста, одного из тех, которые прячутся за бумагами и пером от пуль и бомб и трясется не от огненного дождя в окопе, а от мысли потерять прикормленное место в бетонном бункере.

Водитель проглотил слова лётчика. Он был явно моложе и сильно проигрывал в звании, а потому послушно завёл мотор и повёл машину по гладкой дороге, окружённой юными вишнями и персиками. Весна была в разгаре. Небо посылало на отмёрзшую землю последние дожди, которые обрушивались крупными каплями. Капли приземлялись на пушистые, ещё липкие юные листочки и на ещё нераспустившиеся почки деревьев, скользили и падали на полированный кузов автомобиля, отражая первые цветы. Эмиль почти забыл, что такое весна. Там, на Сверенном фронте не было времени остановиться и посмотреть на природу и происходящие с ней изменения. О том, что наступал новый месяц, армейские чаще всего узнавали по смене обмундирования. А так как это происходило лишь два раза в год, для солдата существовало лишь два месяца: Зима и Незима. Это казалось странным сейчас. Ведь он так много летал и видел окрестности на уровне птичьего полёта чаще, чем, пожалуй, кто либо на Земле. Однако они виделись ему из кабины лишь наброском контурной карты, набором ориентиров, служащих чтобы лучше всего добраться до цели и сбросить очередную бомбу. Там, в небе некогда было насладиться широтами, там, в небе, всюду ждала смерть. Она ждала на самом деле всюду. На передовой, в штабе, на дороге из штаба к аэродрому, на самом аэродроме, в покинутых деревнях, разбитых городах, в полях и лесах, на глади рек и в зловонной клоаке болот, всюду бродила она, ожидая забывшихся, мечтающих, счастливых. Эмиль сморщился, ожидая, что сразу после этой мысли коса жнеца взрежет его осколком бомбы, от случайного авианалёта, в наказание за то, что он засмотрелся. Но ничего не произошло. Видимо он ещё не успела перенести свои гнилые кости на Южный фронт. Это доказал вид города, открывшийся из-за деревьев. Нетронутого города, с открытыми магазинчиками, пекарнями из которых приятно пахло дрожжами и корицей, уличными музыкантами, горящими фонарями и окнами. О войне напоминали лишь небольшие группки солдат МДР, перебегающие от лавки к лавке, пытающиеся выменять на свой небогатый воинский скарб на пачку папирос или новое лезвие для бритвы. В целом, почти мирный город, только людей мало. А может так просто кажется. Эмиль давно не был в таких городах, и попросту забыл, как они выглядят. Ему было одновременно жаль, что он не может побыть тут дольше, и одновременно ужасно неуютно. Ещё когда он только прилетел сюда и пешком добирался до нового штаба, он чуть не пальнул из пистолета в толпу смеющихся детей, неожиданно выбежавших из-за угла. Он падал на землю и переваливался через низенькие ограды, заслышав лаянье собак и «выстрелы» выхлопной трубы. Он ненавидел этих людей, кружившихся в новомодных танцах в парках, людей за свободу которых дрался, но радости которых не понимал. Он ненавидел их руки, в которые не въелись смазка и грязь, ненавидел их лица, не покрытые запёкшейся кровью и бинтами, ненавидел их волосы, не вшивые и не подстриженные под палец, он ненавидел даже их зубы, которые не болели и не скрежетали от бешенного скусывания, когда земля несётся на встречу, когда рука рвёт штурвал на себя, когда мозг терзает лишь одна мысль: «Выше!».

Машина остановилась у отеля. Лётчиков первого разведывательного управления часто размещали в таких. Кровати в подобных заведениях содержали приемлемое количество клопов, в баре на первом этаже наливали палёный, а потому дешёвый скотч, девушки были достаточно красивы и брали не дорого. Большего таким, как Эмиль и не требовалось. Он быстро поднялся в номер. Тёмный, тесный и жутко душный. На застеленной кровати его уже ждал вещь-мешок, хранящий тёплый свитер, планшет для карт, запасной магазин для Магнума, пустую записную книжку, фонарик с динамомашинкой, и самое главное – фотоаппарат с набором плёнок. Это была совсем новенькая модель, с возможностью мгновенной съёмки, и шикарной вспышкой. Напоминание о прошлой жизни, о работе в фотомастерской. Он был с ним почти всю жизнь, запечетлял её кадр за кадром, секунда за секундой, фактически это и была его жизнь. Даже если бы сам Дьявол предложил Эмилю обменять его душу на этот прибор, Эмиль бы предпочёл гореть в аду.

Собрав всё необходимое, Эмиль спустился обратно и сел за барную стойку. Седой бармен, судя по неловким движениям, являющийся и хозяином заведения, удивлённо посмотрел на одинокого постояльца.

– Виски. Лучший что у вас есть. – Эмиль хлопнул ладонью по липкой столешнице, оставив на ней приличную стопку Демократических Ассигнаций.

Седой хозяин грустно выдохнул, глядя на мятые, бледно-розовые бумажки и перевёл взгляд на кассовый аппарат, набитый старыми Мирнерийскими марками. Теперь, их можно было только пустить на растопку.

– Есть только местный. Другого не держим. – Мужчина выудил из под стойки уже начатую бутылку без этикетки, и наполнил коричневой прозрачной жидкостью стакан до половины.

– Да давай уже. – Парень жадно выхватил стакан, злобно взглянув на бармена. – Чего так мало.

– Сколько уплочено, столько и налито. – Мужчина сгрёб со стола деньги и спешно переместился подальше от гостя.

– Старый хрен. Ну что ребята, за вас. – Эмиль поднял стакан и оглядел пустое помещение бара.

Он помнил каждого из своего призыва. Летчики его полка часто засиживались в подобных местах, и устраивали весёлые пьянки, иногда выходящие за границы военных регламентов. Но время шло, и на соседних стульях появлялись пробелы, они заполнялись новыми людьми, с которыми он сначала не успевал, а затем и не хотел знакомиться. В конце концов, в одном из раскуроченных города на Севере, он внезапно обнаружил, что остался один в переполненном людьми баре. Оттого ему было приятно застать это местечко в запустении. Никто не мешал вспоминать парней. Они сидели вместе с ним сейчас. Он чувствовал запах сигар, видел их лица перед собой, слышал, как плещется тягучая жидкость в увесистых стаканах и раскатистый смех. Его старая гвардия, как всегда готовилась к новому вылету вместе с ним. Он вылил содержимое стакана в рот, не почувствовав вкуса и скомандовал:

– По машинам!

Уже приближаясь к выходу, Эмиль обернулся. Развязал вещь-мешок и достал фотоаппарат. Вспышка, осветила пустое помещение. Все ушли. И он остался один.

Через несколько минут петляний по узеньким улочкам, вымощенным крупным булыжником, машина выскочила на крупный проспект. Эмиль сморщился от ударившей по глазам ряби беспокойного водного потока. Вслед за машиной бежала широкая река, противоположного берега которой не было видно из-за синей дымки тумана. На мраморной набережной виднелась лишь пара силуэтов. Приглядевшись, Лётчик понял, что это лишь статуи неизвестных ему стариков, жмущих друг другу руки. Парень закрыл глаза и начал вспоминать. Девушку в белом платье. Он увидел её в день своей мобилизации. Так совпало, что железнодорожный вокзал в его городе стоял прямо возле морского берега. Он и тысячи таких же, загружались в поезд, когда Она проплыла по набережной. Он видел много шикарных девушек, приходящих в ателье, где он работал. Он мог полюбить тысячу раз, пусть даже безответно. Но в милых лицах, прекрасных формах, модных нарядах, душистых волосах, он видел лишь модели, которые будут хорошо смотреться в кадре. Он был слишком молод. А спустя два года началась война. И он полюбил. Среди голов и тел напуганных, сбитых с толку молодых людей он смог разглядеть лишь белое, треплющееся платье. И этого хватило для его сердца. А затем толпа занесла его в вагон, двери которого тут же закрылись, и он стал взрослым. Любовь на этом кончилась. На смену ей пришли другие вещи. Но образ белого платья, вздымающегося волнами от морского бриза по миниатюрному, тонкому телу не выходил из головы. Вот и теперь он выплыл из мыслей на эту набережную. Тонкие босые ноги в рапиде скользили по белому мрамору, оставляя рябь на лужах выплескивающейся за перила воды. Образ то пропадал, скрываясь за деревьями, то вновь появлялся, кружась и порхая. Где-то далеко загрохотал гром. Дождь усилился, но капли не смели прикасаться к видению, проходя сквозь него. Эмиль почувствовал, как машина укоряет ход. Недолго думая, он достал фотоаппарат и еле успел снять пустую набережную, прежде чем она скрылась за цепочкой высоких зданий.

Спустя полчаса они прибыли на аэродром. Как раз вовремя. В начале взлётной полосы, бывшей в недалёком прошлом обычным фермерским полем, Эмиля уже ждал его «Везунчик», его «AVRO G -10». Превосходный биплан, первый оснащённый закрытой кабиной и способный вести воздушный бой, благодаря установленному на носу пулемёту с синхронизатором. Эмиль был горд, от того что именно ему достался такой самолёт. Лучший – для лучшего. Именно на нём Эмиль сбил первого противника, и десятки последующих, на нём попадал в страшные передряги и выбирался из них без единой царапины на фюзеляже, ещё ни разу «Везунчик» не подводил его. И не смотри, что французский. Эмиль уважал французов. Они были первопроходцами в авиации, и блестящими лётчиками. Что уж говорить, первым инструктором Эмиля был француз. Именно он отбирал будущих ассов для первого авиационного полка, он учил юношей правильно заходить на цель, скидывать бомбы, целиться по движущимся воздушным и наземным объектам, нести боль и смерть на головы ненавистных врагов. «Mes anges de la morti», так он их называл. Эмиль доказал, что его выбрали справедливо. В его стране звание «Ас» давали после десяти воздушных побед, согласно такому регламенту он был бы пятикратным ассом. Только он, и только на таком самолёте сможет доставить послание в намечающуюся грозу и сесть, пусть даже аэродром Золлезбурга будет гореть огнём преисподней. Пара незнакомых механиков заканчивала проверку и предвзлётную подготовку самолёта. В ближайшем ангаре готовился и Эмиль. Облачившись в «бомбер» из крепкой дублёной кожи с подкладкой из овечий шерсти, парень переложил Магнум в нагрудный карман, предварительно проверив магазин. Вспомнились байки старых лётчиков, о первых воздушных дуэлях, когда пилоты встретившихся дельтапланов стреляли друг в друга просто так, из кабин, пуская, разумеется, все патроны в молоко. Современный устав выделял пистолет как оружие самообороны, в случае аварийной посадки. Эмилю ни разу не приходилось использовать пистолет, но он точно знал, что оставит в его обойме один патрон. Для себя. Затем парень прицепил карты к планшету, и укрепил его на ремешках у бедра. Как следует завязал под подбородком шлем, очки оставил на лбу. Пусть самолёт и был с застеклённым фонарём, но инструкции предписывали иметь шлем и очки на случай срыва фонаря, да и кабина не отапливалась. Не забыл и про сковородку. Ещё одна дань традиции. Раньше лётчики клали её на сидушку и садились сверху, для защиты от наземного ружейного огня. Теперь же, когда появились крупнокалиберные станковые пулемёты и зенитные батареи, а самолёты не прибавили в броне, сковородка была больше на удачу. До хруста в костяшках натянув кожаные перчатки, Эмиль вышел на полосу. К «Везунчику» уже подогнали грузовик с баллонами газа, от которого будут запускать двигатель. Взгляд сам потянулся к небу. Уже смеркалось. Погода явно была нелётной и портилась ещё сильнее на глазах. В нос ударил запах озона. Над головой разряженные серые тучи стянулись в единый грозовой фронт до самого горизонта, часто озаряемый блеском молний. От дикого ветра трепетали крыши ангаров, сваренные из тонких листов металла. В голове автоматически возник план грядущего полёта. Лететь ближе к земле, стараясь не залетать в облака, мотор может заглохнуть, нахлебавшись дождевой воды. Всё равно земля до города занята своим, а в такую погоду никто в воздух за ним не поднимется. Лишь у самого города он уйдет вверх, на самую границу облаков, сделает пару кругов, осмотрев окрестности и найдёт паласу. И сядет. Обязательно сядет. Холодный металл тубуса в кармане штанов развеял последние страхи и Лётчик направился к самолёту.

– Всё готово к взлёту, господин лейтенант. – Полуседой механик отдал Эмилю честь, протянув измазанный смазкой кулак к небу.

– Хорошо. Запускайте двигатель по отмашке.

– В самое пекло летите. – Старик скептически взглянул куда-то в сторону горизонта.

– Ничего, у меня есть свой «Демон». – Эмиль хлопнул рукой по фюзеляжу самолёта и начал подниматься по ступенькам к кабине.

– Это правда. Ваша машина просто зверь. Что ж удачи вам. Храни вас Господь. – Механик перекрестил Эмиля и самолёт.

– Пошёл ты, пастор недоделанный. – Еле слышно, сквозь зубы процедил Эмиль и влез в кабину.

В первые месяцы боёв Эмиль часто обращался к Богу. В войсках это поощрялось, командование часто приглашало священников для проповедей, в расположении войск строили простецкие молитвенные. Это не только поднимало моральный дух, но и показывало священность этого противостояния с изуверской, еретической МНР.

И Эмиль просил. Просил не за себя. В отличие от сослуживцев на утренних и вечерних молебнах, он не просил удачного вылета, не просил уберечь его от смерти или ран. Не просил и об окончания войны, смерти всех предателей Мирнерии от горящего меча Архангела Михаила, понимая, что Бог так не работает. Он просил, чтобы не вернувшийся с группой, пропавший посреди схватки Отто нашёлся в каком-нибудь госпитале; чтобы красавчик Зигмунт пережил операцию, после того как его самолёт смяло об землю и он загорелся; просил чтобы семье Людвига, самолёт которого буквально рассыпался в воздухе от прямого попадания зенитного снаряда, выплатили хоть какие-то гроши для существования. Он просил много и часто. Но ничего не происходило. И в какой-то момент Эмиль начал приходить на службы, просто чтобы поспать под убаюкивающие завывания. Раз никто не отвечает, не стремиться помочь святому делу войнам МДР, вывод напрашивался один. На этой войне умирали все. Бог для Эмиля тоже умер, на этой войне.

Уместившись за штурвалом Эмиль внезапно ощутил, насколько сильно устал. Бомбер казался близким по тяжести к средневековому доспеху, стало сложно дышать, тело придавило к жёсткой холодной спинке. Словно налитыми свинцом руками с трудом удалось захлопнуть фонарь. Глаза слипались, из-за чего прикреплённые к планшету карты сливались в коричнево-зелёное месиво. Пальцы перебрали висящие на ручке управления жетоны, ощупывая каждый. Тринадцать. На ощупь он мог сказать, какое имя выбито на каждом. Каждое имя – его ошибка, его просчёт, его промедление, его слабость, его сострадание. Старая гвардия вылетала с ним. На часах стрелки показывали 19:05.

– Ну что, ребята, пора. – Эмиль взглянул через стекло на механиков, и показал им большой палец. – От винта!

Механик кивнул и отдал «салют» знакомым движением. Эмиль ответил, случайно ударив костяшками по стеклу фонаря. В глазах старика он прочёл одно: «Самоубийца».

– Посмотрим… – Прошептал Эмиль, глядя, как раскручивается пропеллер. Машина зарычала, и дёрнулась, понесясь по кочковатой полосе. Самолёт подпрыгнул два раза на ямках, а на третий уже не опустился, взмыв навстречу чёрной массе облаков.

Глава II

Через два часа он опознал окрестности Золлезбурга. Штурвал на себя, и самолёт послушно задирает нос, набирая высоту. Он добрался. Даже не смотря на ливень, на мутные потоки заливающие стекло кабины и вспышки молний, проносящееся опасно близко к крыльям из фанеры и алюминия. Ему повезло, и пусть стихия не унималась, но всё же тучи не опустились вплотную к земле, давая возможность осмотреться, а главное садиться на полосу не вслепую. Переводя взгляд то на карту, то на вид из кабины, Эмиль пытался точно опознать место, над которым пролетал и ключевые места города. Золлезбург был погружён в низину, окружённую лесами. Периодически встречались рощи, из деревьев со срубленными снарядами верхушками. Земля вокруг городских окраин была выжжена, и хаотично исполосована швами колючей проволоки. Взвороченная взрывами земля походила больше всего на капище. Там внизу, лежали в заполненных водой воронках перемолотые войной тела тех, с кем он сражался за правду. И возможно в тех же воронках лежат тела тех, против кого он сражался. Ориентируясь на реку, прорезающую поселение через середину, Эмиль вывел самолет к центру города. Было тихо. Город не источал света, за исключением трёх построек. Лётчик легко определил их по карте. Собор святой Софии – величественное здание в готическом стиле, касающееся пиком до облаков; Физико-технический университет – многоэтажное здание с колоннами и барельефами, и Госпиталь – самый древний из Мирнерийских, сложенный из красного кирпича. Наконец, взгляд юноши упал на чёрную полосу на противоположной окраине городка.