Так и с духами природы. Если ты подсознательно держишь в душе зло, но мнишь себя образцом праведности, то встреченный дух будет твоим истинным отражением, подлым и злым.
– Значит ты у нас праведник? – подстегнул Ивана ученик.
– Нет. Такой же грешник, как и все, даже хуже. Просто не боюсь признаться в этом, в первую очередь себе. И не пытаюсь казаться лучше, чем я есть, для других. Быть и казаться, разные вещи, что приводят к внутреннему конфликту, от которого загнивает разум и душа. А я, такой как есть. Не нравлюсь, дело ваше.
Иван привязал шнурок к подаренному Дедушкой оберегу, проверил, как все держится, и передал его подмастерью.
– Вот, надень–ка!
Подмастерье взглянул на вещицу и удивился. Это была просто косточка, вросшая в кусок корня. Она была помещена в небольшое умело сплетенное из лозы, колечко. Все это представляло собой равноконечный крест в кольце.
– Что это? – спросил он мастера.
– Оберег. Дедуля подарил. Ты не смотри, что он неказистый такой, в нем большая сила. Так что надевай на шею. Увижу, что снял, уши оторву!
– Тебе же подарил, вот ты и носи. – Протянул он оберег наставнику.
– Нет, это как раз для тебя. И хватит пререкаться. Надевай, и поехали, до ночи нужно еще место для ночевки отыскать.
11. Радушные хозяева.
Спустя какое–то время, охотники обнаружили еще один мотовоз, который на сей раз был разграблен подчистую. Брезент фургона был заляпан кровью и изрешечен дырами от пуль. Но снова никаких тел. Если их не сожгли, а бросили в лесу, то следовало споро осмотреться и уматывать оттуда поскорей. Близился вечер, а большинство перерожденных ночные хищники. И как только наступит ночь, игра будет уже на их поле и только по их правилам. Иван наскоро порылся в остатках добра, но оружия и патронов не нашел.
Оружие нашлось за километр от брошенного мотовоза.
У самого уха просвистела пуля, а уже после донесся звук выстрела. Иван резко вывернул руль, чуть было, не съехав в кювет, и соскочил с мотоцикла. У Юры была оцарапана щека и выступила кровь, но он не растерялся, тоже быстро соскочил и присел за транспорт.
Гром залился лаем, который стали перекрывать учащающиеся выстрелы из сумрака леса.
– Юра, уходим от мотоцикла, ни–то его в решето превратят! – крикнул Иван и тут же подал пример, стартовав к ближайшему валуну.
Над пригнувшимся подмастерьем, градом летели пули. Они впивались в грязь. С треском срывали кору с деревьев над головой. Проносились над сгорбленной спиной, и со свистом уносились дальше в лес. Юра с бешено колотящимся сердцем, в целости добежал до валуна и шлепнулся рядом с крепко сжавшим шестиствол Иваном.
По ту сторону дороги полыхнуло, огнем, раздались душераздирающие вопли, и через несколько секунд к ним присоединился вздыбленный пес.
Ветер донес запахи паленого мяса.
– Блин, – стирая с царапины на щеке кровь, злился подмастерье, – Чего им надо?
– Спроси, – нервно пожал плечами Иван и высунулся из–за камня.
Три раза громыхнул шестиствол, послышался шлепок и вопли. Тут же в камень впились несколько пуль, мастер спрятался и дозарядил монструозную пушку.
– Зараженные, – с отвращеньем сказал он. – Их много, и они с оружием.
– Чего вам надо? – крикнул Юра из–за камня.
– Мясо, – послышалось в ответ.
Этот крик перешел в многоголосный вой, от которого стало так жутко, что подмастерье пожалел, о своем вопросе. Он вздрогнул всем телом, но еще больше он вздрогнул, когда перескочив через валун, перед ними, оказался один из зараженных, с ножом в руке.
Он успел рассмотреть лишь, воспаленную рану на пол лица, и горящие безумием глаза, а после зараженного смело выстрелом в ближайшие кусты.
Иван вставил новый патрон в опустевший ствол, и Юра, опомнившись, взвел свой пистолет. Пули над головой свистели все реже, но все ближе трещали сучья, и шлепало по грязи.
– Ну, погнали! – выдохнул мастер.
Первыми полегли те, у которых было оружие. Последний, успел выстрелить, и у уха Юры взвизгнула пуля. Рука дрогнула, он промахнулся, но заряд картечи тут же сбил зараженного с ног. Далее началась стрельба по движущимся мишеням.
Зараженные, мчались на них без страха. Их изуродованные лица искажала бессмысленная злоба. В руках были топоры, вилы, ножи, и просто обломки палок и ветвей. Они безумно вопили, не замечая, того что рядом падают, сраженные пулями и картечью сотоварищи. Они даже не замечали легких ран.
Юре было страшно на это смотреть, но он стрелял. И стрелял на поражение до тех пор, пока уже некому было бежать. Тех, что еще могли ползти, хладнокровно добивал Иван.
***
Парень стоял над одним из трупов, и отрешенно смотрел, как из–под него в грязь, вытекает алая кровь. Это была молодая девушка, с едва заметными следами заражения, лишь несколько язвочек на шее и лице. Она смотрела в небо широко раскрытыми, голубыми глазами, а волосы полностью утопали в раскисшей грязи. Лицо, еще минуту назад, искаженное яростью и злобой, разгладилось и приняло спокойно–безмятежный вид.
У Юры дрожали руки, к горлу подступил удушающий ком.
Сейчас, когда бой, да что там бой, просто бойня окончилась, до него вдруг дошло, что он только что, убил более десятка людей. Пусть зараженных какой–то заразой, но живых, простых людей. Он, не задумываясь, убивал нечисть. Но то нечисть. А здесь…
Парень выронил пистолет и закрыл глаза руками. Но перед ним было безмятежное лицо, с небом, отражающимся в голубых, неподвижно застывших глазах.
Иван отнял руки от лица, замершего подмастерья и влепил звучную пощечину. Парень пошатнулся и чуть не упал в грязь.
– Подними пистолет, – грозно рявкнул мастер.
Юра поднял, и с накатывающимися на глаза слезами растерянно смотрел на Ивана.
– А теперь вытри его и заряди! – парень машинально сделал, что было сказано, и тут же получил еще одну пощечину. – Еще раз увижу, убью придурка!
Подмастерье сунул пистолет в кобуру, и потер горящее от удара лицо. Тут же внутри разгорелась злость. Он стиснул зубы, зарычал и бросился на мастера с кулаками.
Первый удар Иван проворонил. Едва не потеряв передние зубы, он тут же увернулся, от метущегося в лицо второго кулака, и в пол силы, но ощутимо ответил ученику, ударом под дых.
Юра перегнулся, сипя, отшагнул назад. Нога оскользнулась, он сел в придорожную траву. Продышавшись, парень взглянул на мастера, уже прояснившимся, недовольным взглядом, но не сказал ни слова.
Иван слизнул выступившую на разбитой губе кровь, сплюнул ее в грязь и косо улыбнулся.
– Ничто, так не отрезвляет, как хамство, грубость, и здоровая злость. Пришел в себя истеричка?
– Да, – с недовольством ответил Юра и отвернул лицо.
Мастер присел рядом, приобнял за плечо, потом взъерошил ему мокрые волосы.
– А ты не дуйся. Не дуйся говорю. Мне тоже гадко на душе. Да, несчастные больные, люди. Но ты ведь слышал кто мы для них?
– Мясо, – ответил Юра, повернув лицо.
