Тимошкины губы расползлись в довольной улыбке. Хоть и не совсем понятно, что же сулит ему это прибавление в семье, но Тимошке уже не терпится посмотреть на малыша. А от того, что отец назначил его старшим братом и велел смотреть за мамой, он не знал куда бежать и чего принести, чтоб маме было хорошо и его похвалили. Видя усердия маленького помощника, Федор потрепал его по макушке, накинул тулуп и выскочил во двор.
Пегая лошадка послушно стояла на месте и Федор, наскоро обтерев ее соломой, усевшись поехал в сторону синеющего вдалеке леса.
Солнце уже потихоньку ползло к земле, цепляясь за макушки заснеженных деревьев. Сизые сугробы сливались с набрякшим зимним небом. Тишину то и дело прорезал резкий вороний крик. Еле слышно скрипели по снегу полозья саней да пофыркивала лошадь. Из ноздрей ее валил пар. Продираясь по снежному настилу, Федор спешил добраться до стоящего в стороне ото-всех дома, в котором живет бабка Марья, травница да ведунья.
Глава 2
Очнувшись от вновь пережитых воспоминаний, я снова щелкнула чайником, который уже успел изрядно остыть, быстро насыпала молотый кофе в кружку и залила его кипятком. Как объяснить себе произошедшие события я не знала. Как вообще можно объяснить то, что произойти не могло? Единственный способ привести нервы в порядок, это убедить себя, что мне все это приснилось. Вот доехала я до дома, помянула баб Таню, немного переборщила, и мне все это привиделось. Ну не могло же такое реально быть? А спьяну и не то померещится. Надо попозже позвонить родителям узнать, как они там. Допив кофе, я пошла прибрать наведенный вчера беспорядок. Вещи мои были брошены кучей на кресло, я их собрала и отнесла в стирку.
– Ну ты мать вчера дала! – это же надо так нажраться, что на утро не помнить, как разделась, как выключала свет, по всей квартире, между прочим, как ложилась спать… На кресле осталась лежать поясная сумка, которая почему-то сильно топорщилась. Я вспомнила, как старуха что-то сунула мне, там, в том доме. Я вчера была в таком шоке, что даже не обратила на сумку внимание. Я брезгливо взяла ее в руки, будто в ней мог сидеть огромный паук и оттянув не застегнутый край осторожно заглянула внутрь. Так, соберись, тряпка! Ничего толком не рассмотрев, я все-таки, пересилив свой страх, запустила туда руку. Нащупала, что-то достаточно твердое, похожее на вытянутую коробочку, ну, кажется, коробочка не откусит мне руку, и достала из сумки маленький лапоть. Даже можно сказать лапоточек. Размером он был чуть больше моей ладошки. Я в легком недоумении положила лапоть на столик и опустилась в кресло. Значит не привиделось. Не получится у меня списать все на стресс, нервный срыв и алкоголь. Жаль. У меня в голове уже такая ровная версия выстроилась. Но что же тогда это было. Не к ведьме же я попала, в самом деле?! Двадцать первый век на дворе, да и живем мы не в сказке. Да уж задача. Жаль, что сегодня только пятница. На работе я бы смогла хоть немного отвлечься. Ладно, зайдем с другой стороны, займемся домашними делами. Музыку погромче! Прогенералю квартиру. Потом можно в спортзал сходить, а вечером я уже без ног приползу и лягу пораньше спать. А завтра глядишь и попроще будет. У меня, кстати, еще статья не написана. Воткнув наушники и нажав воспроизведение, я принялась за уборку. Джеймс Браун пел для меня «I feel good», а я с остервенением вытаскивала все из шкафов, перемывала все полки, двигала мебель и мыла везде пол. Терла, таскала, вытрясала и подпевала, лишь бы заглушить собственные мысли. Интересно, соседи слышат мой концерт? Посмотрю при встрече на их реакцию, если будут улыбаться и отводить глаза, то точно слышали. Да и ладно, пусть слушают, мне не жалко. Голос у меня может и не самый лучший, но слух есть и в ноты попадаю, значит концерт переживут без потерь и крови из ушей. Когда я закончила, то чувствовала напряжение во всем теле из-за усталости. Уборка моя длилась довольно долго, время почти час. Ладно, сейчас пообедаю, позвоню родителям, потом в спортзал, а после занятий заеду в магазин за продуктами.
Поговорив с родителями, я немного успокоилась. У них все нормально. Тетю Машу, отвлекают разными способами. Мишка уехал домой, уже позвонил им, спросил там ли его зарядка. Пока папа там, решили кое-чем помочь. Навес над входом подновить, да и вообще в доме всегда нужны мужские руки. В общем все при деле. Я, конечно же, не стала говорить им о своих приключениях, тем более я и сама не понимала толком, что со мной было. Немного поболтав, мы попрощались, и я, наскоро перекусив, пошла собираться. Быстренько покидала в спортивную сумку одежду, полотенце и поильник, нацепила любимую футболку, джинсы, темные очки, хорошо хоть красится не надо, взяла поясную сумку, в которой всегда ношу документы, покосилась на лежащий на столике лапоть, который я там оставила так и не решившись ничего с ним сделать, хотя, по-хорошему, его надо бы выбросить, обулась и окинув взглядом общий вид пошла следовать своему расписанию.
***
Теперь я понимаю, как глаза могут смотреть прямо в душу, видеть твои мысли и даже выворачивать наизнанку. Мне снились огромные глаза, в которых отражалось зарево пожара. Мне снилось, что это мои глаза…
– Да твою ж мать!
Резко проснувшись, я еще пару минут пыталась восстановить дыхание и ритм сердца. Вот ведь блин, это что теперь, еже-ночная экзекуция? А можно отменить просмотр этого сна, я не хочу продлять подписку, демо версия мне не зашла… Немного успокоившись, я встала и поплелась в кухню. Налив в чайник свежей воды и насыпав в кружку кофе, я удобно устроилась под пледом на диване и уставилась в раковину. Она была абсолютно чистой и пустой. Кажется, я схожу с ума. И то, что со мной произошло, это просто картинки, подкинутые моим больным воображением. Итак, вернемся во вчерашний день. После тренировки, я пришла домой, точнее будет приползла, так как я вчера изнуряла себя на тренажерах часа два с половиной, а потом еще и в бассейне пару километров проплыла. Разложила по местам покупки. Нарезала себе овощной салат. Потом с этим салатником я пошла в зал смотреть телевизор, и, когда поняла, что засыпаю, отнесла его в кухню, поставила в раковину, и пошла спать. Все! Я его не мыла! Сто процентов! Да, видимо я все же головушкой где-то приложилась. Наверное, на дороге, когда уворачивалась, чтобы не сбить животное, ударилась о руль, да мне все это и привиделось. А потом, как в себя пришла, я поехала домой. Вот! Версия не плоха, но получается, что у меня проблемы, глюки, это не есть хорошо. Надо к врачу записаться. Да еще сны эти. Пустырника что ли попить… Сегодня суббота, а значит к врачу я смогу попасть не раньше понедельника. Вот ведь засада. Обидно же, честное слово. Так рассуждая о своей тяжкой доле, прохаживалась я по квартире, с кружкой кофе в руке, рассматривая все вокруг, чтобы найти еще доказательства того, что мне нужна помощь специалиста, или найти себе оправдание. Может я просто забыла, как вымыла эту гадскую миску? Походив по всем комнатам, их правда не так уж и много, зал да спальня, не считая, конечно, кухни, коридора и санузла, я понимала, что что-то ускользает, вроде что-то не так, но что, я никак не могу понять. После пятого круга по квартире, я поставила кружку на столик в спальне и опустилась в кресло и тут же снова вскочила. – Черт! Да вот же в чем дело! Лапоть пропал!
Нет, сам факт исчезновения лаптя из моей квартиры и жизни не так плох, но он же был, а теперь куда-то делся. Я посмотрела под столиком, в кресле, и во всех углах, но безуспешно. Вот же засада. Если и лапоть мне только привиделся, то это действительно все галлюцинации и ничего более, но это меня совсем не успокаивает.
– Может ко мне в квартиру кто-то заходил, лапоть вот убрал, миску за мной помыл? Да, смешно. Новый вид квартирных мошенников, ходят по домам и моют за жильцами посуду, чтоб им стыдно стало, что они такие свиньи.
Ну почему сегодня только суббота, да к тому же еще раннее утро, в жизни не могла бы подумать, что так буду рваться на работу. Так, надо срочно придумать чем заняться, желательно на целый день, и совсем хорошо, если я устану, тогда и проблема со сном решится, а с пробуждением придется идти к врачу, долго я, боюсь, не выдержу. Точно! Мне же статью нужно написать. Со всеми этими приключениями я совсем о ней забыла. Вот и нашла чем заняться. Нужно прослушать записи, продумать текст, написать, отредактировать. В общем, до завтра точно продержусь, а там уж и до понедельника как-нибудь.
Интерлюдия
Федор подъехал к добротному деревянному срубу, стоящему посреди леса, в стороне от любопытных глаз. Кинул поводья на колышек, поднялся на крыльцо, на минуту замерев, прочитал про себя короткую молитву и перекрестясь, распахнул дверь. В сенях его чуть не сбил с ног запах трав и цветов, висевших тут в связках и холщовых мешочках повсюду. Кое как добравшись до второй двери, Федор с трудом открыл ее и не глядя в глаза хозяйке – поклонился:
– Здравствуй тетка Марья!
Глядя на моложавую, полную сил женщину, у Федора язык не повернулся бы назвать ее бабкой. Пересилив себя, Федор взглянул ей в лицо и снова, как и прошлые их встречи, не смог отвести взгляд. Глаза ее будто брали в плен. Сворачивали вокруг липкую темную паутину и не давали двинуться без ее разрешения. Но на паучиху она похожа не была. Марья была статной, красивой, с роскошной копной черных волос, которые она не прятала под платком, как было заведено. Глаза ее, два зеленых омута с огоньками, пугали и завораживали. И глядя в них, создавалось ощущение, что она смотрит в саму твою суть, видит душу и мысли, и пока не прочтет не отпустит.
Марья жестом пригласила его в избу и повернулась к свернувшейся возле печки кошке, черного окраса. Федор глубоко вздохнул, почувствовав свободу от ее пристального взгляда.
– Здравствуй Федор, только какая же я тебе тетка? Я твоего деда еще босоногим мальцом помню.
Федор помнил рассказ деда о той встрече. Бабка Марья поймала его за рубаху, около речки, когда он шел на рыбалку с соседскими ребятами, отвела его в сторонку и велела в воду не лезть. Сказала, что вода не только дает жизнь, но и забирает, и судьба его, свою жизнь в уплату воде отдать. А вот когда это случится, зависит только от него. Побережет себя, послушает бабку Марью, до старости доживет и только тогда вода заберет его себе, а забудет ее наказ, то и век его будет недолог. Дед Федор хорошо запомнил ее слова и с тех пор к воде относился со всем уважением. Похоронили его пару лет назад. Утоп. Но не по своей вине. Стоял он на берегу речушки, метрах в пяти от небольшого обрыва, поучал соседского выпаска, а по дороге, вдоль реки, ехал царев гонец, налетел на него, хватил кистенем, да столкнул вниз, чтоб не мешал ему проехать. Мальчишка успел отскочить и спрятаться в кустах, а дед Федор упал в воду. А когда всадник отъехал, и мальчишка кинулся к обрыву, тело деда уже плавало в воде, медленно покачиваясь на волнах.
Немного смутившись, Федор поздоровался снова:
– Здравствуй, бабка Марья! Уж прости, что беспокою тебя на ночь глядя. Варенька моя на сносях, дитя на свет просится. Ты б подмогнула? А то бабка Аглая третьего дня как к сестре в город уехала, заболела та вроде, – Федор стоял навытяжку, боясь лишний раз шелохнуться.
– Знаю, Аглая ко мне наведывалась, – кивнула Марья. – Настоечку взяла. Если не перепутает ничего, выходит сестру, еще годов пять болезнь ее не побеспокоит. А Варя что-то рано в этот раз, малышу еще недели четыре сидеть надобно. Ну едем тогда, чего уж. Обожди пять минут, я соберу, кое-что.
Федор отвесил короткий поклон и выскочил во двор дожидаться ведунью. Через несколько минут Марья вышла, неся небольшую корзинку, прикрытую шерстяным платком. И усевшись на волокуши велела ехать побыстрее.
– Ты сразу, как приедем, баньку затопи, в дом не суйся, а то знаю я тебя Федор, носишься со своей Варенькой как с торбой писаной, не смогу тебя отогнать от нее, а время не ждет и дитя ждать не будет, – шутливо выговаривала ему она. Федор, чувствуя веселый настрой ведуньи, успокоился и подгоняя лошадь рассказывал ей, как Тимошка горд и рад, что станет старшим братом.
Глава 3
Снова эти глаза! Они живые и они мертвы. Они огромные бездны и ущелья. Они утягивают меня на глубину. Обволакивают густым варевом. Они разрывают меня изнутри, а сверху налипает все больше и больше этой гущи, чтобы тело не разорвало. Чтобы оно смогло переварить само себя и переродить. Чтобы у него было время. Чтобы оно могло умереть и жить дальше.
Просыпаюсь и распахиваю глаза. Это как глоток воздуха после того, как долго плыл под водой. Не чувствую, что могу дышать, чувствую воздух глазами. Медленно обвожу взглядом всю комнату, вижу удивительно четко. Никаких сглаженных углов. На будильнике три. Шторы не задернуты. Делаю глубокий вдох. Тело внутри болит и обжигает, будто я вдохнула кипящей лавы. Второй вдох, третий. Огонь остывает, но ощущения ветра на свежей ране еще есть. Осторожно приподнимаюсь на подушках и сажусь, прислонившись к стене. Чувствую, что от неловкого движения могу разойтись по швам, но в то же время ощущаю огромную мощь. Силу, которая может меня разорвать как перекачанный воздушный шарик и может спасти. Меня и весь мир. Ощущаю, что нужно немного «стравить газ», использовать эту силу, но пока не совсем понимаю как.
Полулежа на кровати снова закрываю глаза. Наверное, все это мне снится, потому что я невероятно спокойна. Я понимаю, что со мной происходит, различаю каждую деталь, но не чувствую волнения и страха. Пытаюсь прислушаться к своему новому Я. Странное чувство умиротворения и ощущение того, что все так, как и должно быть. Чувствую, что живу уже тысячи лет, чувствую, что я только родилась и мне предстоит открыть для себя целый мир. Прислушиваюсь к организму, вижу себя со стороны, сидящую в темноте, прислонившись спиной к подушкам. Перевожу взгляд. Окно. С легкостью оказываюсь снаружи. Глядя внутрь окна с уличной стороны, вижу белеющую в темноте постель и себя, сидящую с закрытыми глазами. Чуть отдаляюсь. Теперь могу видеть весь дом. Почти все окна темные, но есть и те, кто не спит. На втором этаже горит в спальне ночник. Этажом выше моего, в квартире напротив, горит свет во всех окнах. И в соседнем подъезде, на третьем этаже горит свет в кухне. Надо посмотреть.
На пятом этаже живет алкоголик – Толик. Не старый еще мужик, чуть за сорок. Но закладывает за воротник очень часто. Постоянно вижу его спешащим из магазина, после заводской смены, в пакете деликатно позвякивает. Тихий, спивающийся и никому не нужный.
На втором – молодая семья. Насте около тридцати лет, ее мужу Олегу, на пару – тройку лет больше. Они въехали в эту квартиру года три назад, после того как умерла бабушка Олега. Хорошие молодые ребята. Не конфликтные. Даже когда ремонт делали оббегали всех соседей, узнавали кому в какое время нежелательно шуметь, вдруг дети маленькие, или старики днем отдыхают. График шумных работ корректировали. Сделали все быстро. И подъезд за собой отмыли. Я с ними сразу подружилась, так как мы ровесники. Единственные ровесники во всем подъезде.
На третьем этаже в соседнем подъезде, живет тетя Армине. Шестидесятилетняя армянка. Она каждый день готовит обеды и разносит их по рынку и ближайшим магазинам. Семья у нее небольшая и небогатая. Сын и дочь уже взрослые. Сын женился и взял двушку в этом же районе, в ипотеку, конечно. Дочь замужем. У мужа была однокомнатная квартира, доставшаяся ему в наследство, но Аника беременна вторым, и они решили расширить жилплощадь, и тоже взяли ипотеку. А тетя Армине им всем помогает как может. Говорит, что ей пенсии хватает на жизнь, а молодым, детей на ноги поднимать нужно. Откуда я все это знаю? Наш дом старой постройки. Всего три подъезда, пять этажей. Все довольно дружные. Новых жильцов практически нет. Вот и живем как в большой коммуне. Но мне нравится. Сейчас все везде изменилось. Соседи между собой редко общаются и поддерживают хорошие отношения. Даже в маленьких домах как у нас, я уже не говорю о многоэтажках и новостройках. Так что мы исключение. Приятное исключение.
Так, ну раз я вижу зажженные окна, может смогу заглянуть?
У тети Армине, как я и думала, готовка полным ходом. Она месит тесто. По маленькому телевизору, стоящему на холодильнике, идет фильм про Ивана Бровкина. Люблю старые фильмы. Почему их показывают в такое время? Тетя Армине иногда кидает взгляд в экран, улыбаясь и налегая на тесто. Я так отчетливо вижу ее лицо, что могу рассмотреть морщинки вокруг глаз и припорошенные мукой маленькие, почти не заметные усики, над верхней губой. Поднимая голову, она задержала взгляд на окне, как будто почувствовала мое присутствие. Мне стало не по себе, вроде меня застукали за неприличным занятием, и я поспешила отдалиться, перейдя к другому окошку.
Толик сидел на расправленной кровати, в своей единственной комнате, в семейных трусах и носках, натянутых почти до коленей. Перед кроватью – табуретка со сколотым уголком. На табуретке начатая полторашка пива, чашка, с надписью «кофе» на разных языках и с отколотой ручкой, маленькая пластиковая баночка кильки и кусок газеты, сложенной в несколько раз, на которой небольшой горкой лежали кости, головы и хвосты. Телевизор включен, но звука почти не слышно, зато Толик комментирует все, что видит на экране.
На втором этаже, У Насти и Олега, тихо. Видимо спят, просто забыли выключить ночник. Я уже хотела вернуться к себе, в себя, как услышала тихий, еле различимый шепот.
– Может подумаем на счет усыновления? – это Олег. Он повернулся к Насте и нежно вытирает слезы с ее щек.
– Может и подумаем, – ответила она, глубоко вздохнув. – Столько денег на это ЭКО грохнули, я так надеялась. Уже пять лет…, наверное, это все… Надо действительно успокоиться и подумать об усыновлении. Хотя бы условия подачи заявления изучить.
– Давай завтра инфу поищем, чтобы хоть примерно понимать, что нам для этого нужно, – Олег с нежностью и сочувствием смотрел на Настю.
– Да, давай! А теперь спи, я уже успокоилась. Разбудила тебя, а тебе на смену.
Настя потянулась к мужу, чмокнула его и прижалась всем телом. Олег накрыл ее рукой, дотянулся до ночника и погасил свет. Странно, но я и без света видела, как он обнял ее покрепче, зарылся носом в ее волосы и закрыл глаза. Я слышала их тихое размеренное дыхание и понимала, что могу услышать весь дом. Отчего-то мне сделалось страшно, и я открыла глаза.
Чтобы проверить свою догадку, я медленно встала с постели, босиком вышла в зал, включила телевизор, нашла от него пульт и стала переключать каналы до тех пор, пока не наткнулась на заканчивающийся фильм «Солдат Иван Бровкин».
Интерлюдия
Никто не знает сколько на самом деле лет бабке Марье. Дед, рассказывая историю своего детства, говорил, что выглядела бабка Марья так же, как и сейчас. Красотой она пленила. Было в ней что-то, из-за чего, не смотря на свой страх и робость, мужички готовы были приказания ее выполнять по одному только движению бровей, да только ей это было без надобности. Вся деревня, да и соседние, часто ходили к ней за помощью. Хоть и побаивались ее, но крепко знали, что того, кто нуждается в помощи, она в беде не оставляет. Девок, кто рискнул с глупостями к ней сунуться она сразу отвадила и больше не пускала. Остальные, чтоб не остаться без помощи в нужную минуту, по пустякам ее никогда не беспокоили. Одно время зачастили к ней из города просители ездить. Сначала из Твери и Клина ехали, потом молва и до Москвы дошла. Шли по делу и по пустякам, кружили, галдели, сулили денег, суеты навели на всю деревню, да так эта толчея ей надоела, что она перестала их пускать. Кому действительно нужна помощь, конечно, приходили, и она помогала. А кто без особой нужды к ней ехал, не могли дом найти. Даже если раньше бывали у нее, теперь бестолково метались, кружили по лесу, все тропинки исходят, а дома как будто и не было. Оставались в деревеньке на постой и выспрашивали дорогу, но никто их не вел, знали, что если дорогу сами не нашли, то нечего им у бабки Марьи делать. И деньги, предложенные за то, чтоб их до дома Марьиного проводить никто не брал, знали, что после этого сами могут остаться без ее поддержки.
Подъехав к дому, Федор кинулся выполнять поручение, хотя больше всего ему хотелось подойти к своей Вареньке, посмотреть, как она, поддержать ее ласковым словом. Затопив баню, Федор наконец-то поднялся на крыльцо, услышав громкие стоны разволновался, и несмотря на запрет зашел в избу.
– Федор! – тут же скомандовала Марья. – Воды побольше нагрей, полотенец принеси. Тимофея успокой и отведи к соседям. Тяжко сегодня Вареньке придется.
Федор, сам не свой от переживаний, быстро выполнял ее поручения, все принес и кинул взгляд на лежащую на скамье жену. Варя как-то вся осунулась, побледнела, на щеках проступили алые лихорадочные пятна. Синяя жилка на виске билась неровными толчками. Глаза были обведены темными кругами. Лоб покрылся испариной и к нему прилипли кудряшки волос. Рубаха пропиталась потом и сбилась на теле от постоянных метаний. Бабка Марья поила ее из кружки резко пахнущим отваром в перерывах между схватками. Федор отшатнулся, схватился за край стола и с мертвенно бледным лицом с силой опустился на лавку.
– Федя, ничего-ничего, она сдюжит, – ласково глянув на него сказала Марья. – Собери Тимошку и отведи к соседям, нечего мальцу на материны муки смотреть, ему сестрицу любить надо, а не виноватить.
– Сестрицу? – растерянным голосом переспросил Федор.
