– Темная, – произнесла она с нескрываемым презрением.
Я усмехнулась и приоткрыла глаза. У нее были белые, как снег волосы, и голубые глаза, чистые, словно вода в ледяном источнике. Ее красивые чувственные губы брезгливо кривились. Незнакомка чувствовала свое превосходство. Впрочем, скорей, это была показная бравада, потому что в глубине глаз плескался испуг.
Наконец полностью раскрыв глаза, я приподняла брови, не скрыв насмешки.
– Чему ты радуешься? – воинственно спросила она.
– Представляю, как сожру тебя, когда выберусь отсюда, – ответила я, откровенно развлекаясь. – Выпью всю кровь, до капли. Из твоих костей мне сделают гребень, а из кожи сошьют перчатки.
Женщина отпрянула, прикрыв рот тыльной стороной ладони, слабо вскрикнула, но быстро взяла себя в руки. Придала лицу надменное выражение, и мою щеку обожгла пощечина. Мой хохот стал ответом на жалкую выходку беловолосой. Женщина боялась меня, но все-таки пришла посмотреть.
– Ты мерзкая! – выкрикнула она. Так гавкают дворовые шавки при виде скалящегося волка. – Ты – зло! Он должен был убить тебя…
– Эйволин!
Она вздрогнула и обернулась. В дверях стоял мой пленник. Уже отмытый, одетый. От измождения не осталось от следа. Даже удивительно, как быстро восстановился. Светлые длинные пряди срезаны. Вот таким он попал во дворец Господина в первый раз, таким оказался в каменном мешке. Красивый, холодный, высокомерный. Но мы познакомились поближе, и я узнала вкус всех его страхов…
Взгляд воина остановился на беловолосой, затем скользнул ко мне и вернулся к моей незваной гостье.
– Я запретил тебе заходить сюда.
– Я хотела посмотреть…
– Тебе не за чем смотреть на нее, – отчеканил мой бывший пленник, перевел взгляд на меня и скривил губы: – Ты слишком чиста, чтобы вдыхать зловоние Тьмы.
Я вновь откинула голову назад и расхохоталась, резко оборвала хохот, взглянула на Эйволин, опять смотревшую на меня и повторила:
– Съем, – клацнула зубами, и глупышка, взвизгнув, опрометью бросилась прочь.
Она убежала, воин остался. Он вошел в мое узилище и закрыл за собой дверь. Я изломила бровь, насмешливо следя за неспешным приближением. Мужчина остановился в двух шагах от меня. Взгляд некоторое время блуждал по моему телу.
– Твое тело и лицо совершенны, – неожиданно сказал он. – Но душа подобна выгребной яме.
Мои губы дрогнули в кривой ухмылке:
– А кто тебе сказал, что у меня есть душа?
– Да, души нет, – согласился воин, развернулся и вышел, с силой захлопнув за собой дверь.
Светильник, который принесла Эйволин и поставила на пол, пока рассматривала меня, забрать никто не удосужился, и я, наконец, огляделась. Повертела головой, насколько позволил ошейник, попыталась сдержаться, но все-таки рассмеялась. Это была купальня! Он подвесил меня в своей купальне! Любопытно… Смотреть, как мой похититель будет мыться – это пытка? Все-таки у светлых странные понятия о мести.
Покачав головой, я вспомнила слова Эйволин. Это вызвало новый смешок. Очередной миф, созданный людьми и магами. Они делят мир на добро и зло. Свет и Тьма, извечное противостояние. Господин им непонятен, он сильней, и это вселяет страх. Он иной, и это пугает. Мой Хозяин мог бы быть богом, но он не Творец. Сила Господина – разрушение. И потому его считают злом, и каждые сто лет находится тот, кто думает, что разгадал, как можно убить Вечного. Глупцы! Господин забавлялся с каждым «избранным», позволяя подобраться к себе близко… Как воину, похитившему меня. Тот тоже считал, что сможет уничтожить Зло, но стал моей забавой. Теперь его забавой буду я, а Господин так и останется незыблем в своей власти. Мы все лишь песчинки у его ног.
Неожиданно дверь снова открылась, оборвав мои размышления. На пороге стоял похититель. Лицо его было непроницаемым. Он подошел ко мне, поджал губы и некоторое время смотрел в глаза, о чем-то думая. Затем шагнул в сторону, и наруч с левой руки слетел. Затем воин освободил правую руку. Оставшись без поддерживающей растяжки, я полетела на пол. Бывший пленник ловить не стал. Он открыл колодки, освобождая и ноги. На мне остался только ошейник, не дававший покинуть пределы купальни.
Я села на полу, подтянула колени к груди и растерла запястья. Признаться, была озадачена. Ожидала пыток, издевок… ну, хоть чего-нибудь, но из всего возможного арсенала мне оставили лишь ошейник. Воин, ненадолго покидавший купальню, вернулся и кинул в меня кучей тряпья.
– Оденься.
На мой недоуменный взгляд похититель скрестил руки на груди и насмешливо изломил бровь.
– А ты чего ожидала? Я не воюю с женщинами. Даже с такими, как ты.
– А какая я? – спросила не без любопытства, разбираясь в тряпье. – У Эйволин отнял? Не плакала? Ногами не топала?
Он не ответил. Перестал усмехаться, развернулся и снова вышел. Плевать. Я поднялась в полный рост и проковыляла на сухой коврик. Затем оделась. Платье имело свободный крой и стягивалось на груди, так что мне удалось протащить его через ноги. Я оглядела себя и усмехнулась. Нет, Эйволин никто не трогал, одежда была простой, скорей, взятая у кого-то из служанок, но возмущаться я не стала. Главное, сухо и тепло. То, что нужно в моем смертном состоянии. После изучила пальцами ошейник, подергала цепь и отползла к стене, перетащив за собой коврик. Если бы меня видел бургомистр Темнограда, его бы разорвало на части от смеха.
«Игнис, ты его шавка! Ты всего лишь его верная шавка!»
Так кричал он пред тем, как огненная плеть захлестнула ему шею и оторвала голову. Мне плевать на оскорбления, но бургомистр решил, что может не считаться с Господином. Непростительная глупость. А я действительно верная шавка. Первая сука в ЕГО своре, которая порвет каждого, кто осмелился пойти против воли Хозяина. Мне вдруг отчаянно захотелось свернуться клубком и заскулить от тоски по ласкающей руке. Сильной, властной, обжигающе-горячей, но умевшей дарить ласку и нежность.
Я уперлась затылком в стену, прикрыла глаза и прошептала:
– Где же ты?
Я не привыкла быть без НЕГО. Он всегда где-то рядом, я чувствую его силу. Знаю, что стоит позвать, и он появится. И даже когда я звала ради забавы, он приходил, насмешливо приподнимал брови и укоризненно качал головой, прощая маленькую шалость…
– Забери меня Хаос, – выругалась я, в сердцах ударив ладонью по коврику.
Шаги и негромкий разговор за дверью остановили мою разгорающуюся злость. Села ровно, скрестила ноги и уместила на коленях руки. Глаз не открыла, просто слушала голоса и усмехалась про себя:
– Говорят, она может обратиться в змею, обвить кольцами и переломать все кости…
– А я слышала, что она людей заживо пожирает…
– Зачем господин притащил эту в свой замок…
– Ой, мамочки…
Дверь открылась, но шаги возобновились не сразу. Дуры-служанки стояли на пороге и глазели на меня. Я осталась безучастна.
– Спит?
– Вроде спит.
– А если проснется?
– Ой, мамочки…
Они еще некоторое время толпились в дверях купальни, наконец, кто-то решился войти. Осторожные крадущиеся шаги приблизились и снова замерли.
– Спит она, – более уверенно произнесла самая смелая. – Давайте всё поставим и уберемся поскорей.
– А может ей сырого мяса и крови надо?
– Тихо ты, вдруг услышит и правда захочет.
– Ой, мамочки…
