Его взгляд полон искренности и раскаяния, и это унимает мой гнев. Кроме того, мне нужно обдумать всю эту информацию: как бы то ни было, звучит очень правдоподобно, что моя вероятная судьба путешественницы во времени и стала причиной приглашения Пауля в орден. Не говоря уже о том, что мой брат – гениальный ученый, который наверняка оказался им полезен.
– Рада, что ты понимаешь, в какое дерьмо нас втянул, – ворчу я, вцепляясь в свою чашку, чтобы сделать большой глоток кофе.
– С тех пор как мама и папа погибли, я всегда за тобой присматривал. Как твой старший брат, я просто хотел, чтобы ты была счастлива и в безопасности. Мне кажется, я инстинктивно чувствовал, что орден не принесет тебе ничего, кроме неприятностей, и хотел оградить от этого.
Вау, это меня осадило. Его слова заставляют мою злость рушиться как карточный домик.
– Я никогда не хотел, чтобы у меня были секреты от тебя, Рози. – Он протягивает мне руку через стол, и я без колебаний вкладываю в нее ладонь.
Я чувствую огромное облегчение: мне не понравилось сердиться на брата. Кроме того, я по натуре скорее отходчивый человек, способный легко прощать.
– Больше никаких секретов, хорошо? – предлагаю я, сжимая его ладонь.
Мы молчим некоторое время, я продолжаю потягивать свой кофе, размышляя о том, что мне рассказал Пауль.
– Что конкретно означает исчезновение Табулы для ордена? – Я хочу, наконец, это прояснить и задать еще пару насущных вопросов. Несмотря на то что я уже месяц путешественница во времени, я все еще мало понимаю все предпосылки существования ордена. Больше всего меня интересует, как он связан с легендарной Рубиновой Табулой. Пауль вздыхает.
– Так и думал, что этот сукин сын ничего тебе не рассказал.
– Перестань его так называть! Сейчас есть вещи поважнее.
– Серьезно? Ты его защищаешь? Позволь тебе напомнить, что ты с первой минуты на дух его не переносила. Он что, заморочил тебе голову?
Я невольно сжимаю челюсти.
– Первые впечатления бывают обманчивыми, Пауль. Но не съезжай с темы!
Он откидывается на спинку стула, усмехаясь:
– Ты спрашиваешь, какое значение Табула имеет для ордена, упуская из виду, что он буквально назван в ее честь. – Он мнет подбородок, подбирая слова. – Все это связано с Люцием и Фредериком Морелями. Логично, не так ли? Они были путешественниками во времени, как и многие до них, но они первыми открыли секрет Рубиновой Табулы и то, как ее использовать.
Я слушаю его, открыв рот, желая узнать больше о происхождении путешествий во времени. Когда я киваю, Пауль закуривает и продолжает:
– Давным-давно порталы времени были открыты и доступны каждому, кто знал, как ими пользоваться. Это были особые места, типа Стоунхенджа или Пирамиды Гизы, которые до сих пор окружены кучей мифов. Но порталы были непостоянны: тот, кто ими пользовался, понятия не имел о том, где и когда окажется. И в какой-то момент упоминания о путешественниках во времени исчезли, превратившись в легенды и мечты. Это произошло из-за Морелей, которые в XVII веке заново расшифровали писания Аида Всемогущего. Там были знания о том, что людям стало известно, какую власть может обрести человек над пространством и временем, из-за чего Аид решил запретить все порталы Рубиновых Табул, запереть их, чтобы остановить людскую жадность. Чтобы ни один человек не мог иметь такую власть в своих руках.
Пауль делает паузу, чтобы увериться, что я все еще слушаю.
– Хорошо, он заблокировал все порталы, – подтверждаю я. Даже страшно спросить, как ему это удалось: что-то подсказывает, что это подорвет мои способности к осмыслению информации. – А дальше?
– Ну, Люций и Фредерик нарушили это заклятие и снова открыли порталы, потому что, несмотря на то что они были заблокированы, все равно продолжали рождаться люди, обладающие способностью путешествовать во времени. У них просто больше не было возможности этим пользоваться. Кроме того, путешественники во времени почти не могли контролировать свои прыжки во времени до эры Аида и иногда могли лишь раз в жизни воспользоваться порталом. Братья Морели хотели изменить это, и им удалось не только заново открыть порталы, но и разгадать, каким образом можно взять под контроль прыжки. Рубиновая Табула. Именно с ее помощью можно создавать порталы, позволяющие путешествовать во времени целенаправленно. Вскоре Морели обнаружили, что лучше всего для этих целей подходят картины: это уже не просто места, находящиеся в свободном доступе, на которые может набрести кому не лень, а окна в другое время. Сила порталов разворачивается, как только выполняются последние штрихи кисти, и это гарантирует, что как только вы отправитесь в прошлое, окажетесь конкретно в момент завершения картины. С момента основания ордена Рубиновая Табула является хранителем картин-порталов, дает им силу… А соответственно и самим путешественникам во времени. Только с помощью Табулы можно контролировать порталы и держать их открытыми.
Пауль замолкает, и в воздухе повисает странно торжественное настроение. Тайны, которые он раскрыл, витают в воздухе и кажутся почти осязаемыми. И я ему верю: получается, без Рубиновой Табулы орден не имеет власти над порталами. Тогда ясно, почему все так напуганы.
– То есть это значит, что ни одна из картин-порталов больше не работает?
Пауль задумчиво качает головой:
– На данный момент они все еще функционируют, но через несколько дней без Табулы станут нестабильными и начнут рушиться. Примерно так, как это произошло с La Primavera. Старые и могущественные продержатся дольше всего, но это лишь вопрос времени. Как только орден соберет побольше информации, вас отправят в следующую миссию, чтобы проследить за исчезновением в прошлом.
Мое сердце пропускает удар.
– Еще одна миссия? Опять? Что, если я не хочу? – протестую я. – Я же только пару часов как вернулась!
– Поверь, я тоже не в восторге, – успокаивает меня Пауль. – Но ситуация действительно опасная. Орден добросовестно обращался с Табулой, но тот, кто ее похитил, может оказаться не таким ответственным и нанести непоправимый вред.
– Ну, если послушать профессора Киппинга, уже давно понятно, кто приложил к этому руку, – фыркаю я.
– Серьезно? – удивленно моргает Пауль.
Я рассказываю ему о замечании профессора Киппинга и о том, как у нас с Лео сложилось впечатление, что он имел в виду меня. К моему удивлению, Пауль фыркает в ответ.
– Он же несерьезно! Обвинять тебя – последнее, что он мог сделать!
Я раздраженно скрещиваю руки на груди.
– У Лео было такое же впечатление, – замечаю я.
– А, ну если так!
– Пауль, я серьезно. Я не выдумала себе этот взгляд.
Пауль реагирует на мой тон, впадая в задумчивость.
– Не думаю, что у него есть какие-то доказательства, – заявляет он с полной убежденностью. – Он же не может просто так повесить вину на тебя, не так ли?
Мне ничего не остается, кроме как пожать плечами.
– Откуда мне это знать? С тех пор как я стала путешественницей во времени, мне уже не кажется, что существует что-то действительно невозможное. Может, он провидец?
– Чепуха, провидцев не существует!
Я должна усмехнуться, потому что это звучит абсурдно от человека, который является членом тайного общества, занимающегося вполне реальными путешествиями во времени, как если бы это было в порядке вещей. На мгновение я задумываюсь, вспоминая серебристую вспышку в глазах профессора Киппинга, которую я уже видела раньше, но прежде чем успеваю что-то сказать, раздается пронзительная мелодия дверного звонка. Я вздрагиваю от неожиданности, оборачиваясь в сторону коридора.
– Это ведь не кто-то из ордена, правда? Они же дали мне выходной, до завтра я абсолютно свободна.
К очередному путешествию в прошлое я и правда еще не готова. Если этот незваный гость захочет вернуть меня в штаб, я его пошлю. Я собираюсь замечательно провести ночь в своей мягкой постели, прежде чем мне снова отправиться в опасные приключения… если я вообще готова ввязаться во что-то подобное. Хотя, наверное, выбора у меня нет.
Пауль поднимается со стула.
– Не думаю, что это кто-то из ордена, они не стали бы приходить к тебе домой.
Меня охватывает ощущение, что он точно знает, кто там так яростно названивает в дверь, и я подозрительно провожаю его взглядом. Когда Пауль нажимает на кнопку домофона, раздаются шаги на деревянной лестнице: кто-то поднимается, запыхавшись, и я слышу женский голос, а после вижу миниатюрную фигуру моей лучшей подруги Лоры, которая пытается протиснуться мимо Пауля в квартиру.
Я вскакиваю, чуть не врезаясь в нее, и Лора заключает меня в объятия.
– Я не могла поверить, когда Пауль написал мне, что ты вернулась! Я буквально прилетела сюда из библиотеки. – Лора звучит невнятно, потому что говорит она куда-то мне в волосы и не хочет меня отпускать, когда я делаю попытку отстраниться.
– Лора, ты меня душишь! – хриплю я, и она наконец-то ослабляет удушающую хватку. В ее темно-синих глазах блестят слезы. – Эй, не плачь!
– Все в порядке, – фыркает Лора. – Я сделала завивку ресниц, и теперь мне больше не нужна тушь, так что могу плакать, сколько захочу.
Это даже смешно: Лора настолько Лора, что у меня все вылетает из головы. Я так рада, что она здесь! Мы стоим как две школьницы, пока в какой-то момент она не всхлипывает и не бросается снова меня обнимать.
– Я думала, ты исчезла навсегда. – Она мягко треплет меня по плечу, и я стискиваю ее в объятиях изо всех сил. – Моя лучшая подруга внезапно как сквозь землю провалилась, и никто точно не знает, вернется ли она. Пауль считает, что эта твоя миссия была случайностью, но мы даже не успели попрощаться, никто даже не предупредил… В какой-то момент я поняла, что ты не просто уехала в отпуск или застряла там, где нет связи, ты как будто перестала существовать, словно ушла навсегда. Это было так тяжело. Я так часто сидела с телефоном в руках, забрасывая тебя сообщениями о чем-то несущественном, пока не поняла, что никак не смогу дозвониться до тебя. И, может быть, никогда больше не смогу…
Слова продолжают выливаться из нее, она все еще меня обнимает, а моя рубашка кажется, совсем промокла на плече. Но мне не хочется разжимать объятий. Ее слова разбивают мне сердце, потому что я чувствовала то же самое, но для Лоры, должно быть, это было гораздо тяжелее. Неизвестность была невыносима, и она ничего не могла с этим поделать.
Весь оставшийся день мы сидим на диване и пытаемся прийти в себя. Лора достает из сумки пакетик с конфетами, и один только вид шоколада и мармеладных мишек вызывает у меня слезы. Мои рецепторы не имеют абсолютно ничего против великолепной сладости сахара, в отличие от соли, что очень радует. Лора слушает мой рассказ о событиях во Флоренции с большим энтузиазмом, чем Пауль, который смотрел так, словно готов броситься и закрыть меня от пули. Теперь, когда я наконец вернулась, Лора рассматривает мое путешествие во времени как захватывающее приключение и жаждет узнать каждую деталь.
От долгих разговоров уже начинает болеть горло, когда мое внимание привлекает характерный звук включения телефона, которого я так давно не слышала. Видимо, достаточно подзарядившись, он включился автоматически и теперь вообще не перестает пищать. Я дотягиваюсь до кофейного столика, хватаюсь за телефон, снимая его с зарядки: батарея заряжена на восемьдесят процентов, а на экране блокировки полно уведомлений о новых сообщениях. Я с любопытством ввожу пин-код и открываю мессенджер. Уф-ф, ну там всего и накопилось! Первыми в глаза бросаются многочисленные сообщения от Лоры и других друзей, обеспокоенных моим исчезновением. На самом верху, однако, сообщение с неизвестного номера, полученное час назад, я жму на него, чувствуя, как сердце уходит в пятки при виде содержимого. Прикреплены по меньшей мере десять фотографий, они загружаются ужасно медленно, и все внутри меня сжимается от волнения, прежде чем я могу открыть первую. Это снимок, сделанный мной и Лео в пасхальное воскресенье во Флоренции, прежде чем мы отправились на традиционное зрелище Ло-Скоппио-дель-Карро. В отличие от меня Лео додумался отключать свой телефон в прошлом, чтобы сохранить заряд и сделать пару фотографий. На снимке я в великолепном павлиньем синем праздничном платье, сшитом специально для меня, волосы уложены в одну из тех роскошных причесок, которые так мастерски заплетала моя горничная Пеппина. Непривычно видеть себя в таком убранстве посреди спальни, в которой я жила пятьсот лет назад. Так сюрреалистично видеть цифровую фотографию того времени!
После моего молчаливого залипания в экран в течение нескольких минут, Лора с любопытством склоняется ко мне, чтобы взглянуть на фото. Ее глаза чуть не вылетают из орбит, и с неверящим вздохом она хватается за телефон, вырывая его из моих рук.
– Это то, о чем я думаю? Да?
– Что? – Я не совсем понимаю, к чему она клонит, пытаясь уследить за телефоном, которым она трясет перед моим носом.
– Это что, черт возьми, фото из прошлого?! Потому что выглядит именно так!
– А, ну да, Лео меня сфотографировал.
Глаза Лоры сужаются до щелочек, делая ее похожей на хищницу, выслеживающую добычу, что вызывает у меня плохое предчувствие.
– Лео, – произносит она, протягивая руку и проводя пальцем по дисплею. – О нем ты не особо много рассказывала, и даже не думай, что сможешь отвлечь меня чудесными рассказами о Сандро Боттичелли и Лоренцо де Медичи! В конце концов, вы с Лео прожили несколько недель как супружеская пара, и… О!
Она взволнованно подпрыгивает, пружиня на диванных подушках. Между тем, листая фотографии, она натыкается на наше с Лео селфи, и ее глаза снова округляются как монеты, грозя выпасть из глазниц. Лора направляет ко мне экран, почти тыкает им в лицо, так что мне приходится прищуриться, чтобы что-то разглядеть.
– Как с языка сняла! – бурно восклицает она. – Я знаю этот взгляд у парней, и то, как он смотрит на тебя на этом снимке, абсолютно точно выражает, что он вляпался по уши.
Она увеличивает лицо Лео на фотографии, и теперь оно занимает весь экран: он стоит, чуть склонив голову, и, улыбаясь, смотрит на меня. Я до сих пор помню нереальный блеск его зеленых глаз и то, как неистово колотилось мое сердце. Я со вздохом отодвигаю навязчивую руку Лоры, тыкающей телефоном мне в лицо, и бросаю взгляд через плечо, чтобы убедиться, что мы одни. Пауль ушел в свою комнату сразу после прихода Лоры, чтобы мы могли спокойно поболтать. Проще говоря, чтобы не засорять себе голову нашей болтовней. Дверь в коридор закрыта, но я предпочитаю перестраховаться: в прошлый раз, когда я доверила Лоре секрет на этом диване, мой брат подслушал нас и доложил Рубинам, но сейчас, кажется, мы действительно наедине.
Лора выжидательно смотрит на меня, нетерпеливо барабаня наманикюренными пальцами по бедру. Я обращаю внимание на свои ногти и понимаю, насколько же им не хватает профессионального ухода…
Нетерпеливое сопение заставляет меня медлить.
– Достаточно ли просто сказать, что все сложно?
Вместо ответа Лора приподнимает брови, и становится без слов понятно, что так просто ее не уговоришь. Я подробно рассказываю о том, что произошло между мной и Лео за последние несколько недель, и если поначалу Лора выглядела немного взволнованной, то, когда я рассказываю ей, как освобождала Лео из темницы, ее настрой смягчается. А поскольку она все равно выбила бы из меня это, я добровольно рассказываю и о том, как мы оказались в одной постели. При этом я не пропускаю и той ужасной катастрофы, которая по-прежнему лежит у меня на душе тяжелым камнем. Я имею в виду, как можно быть такой безответственной?! В то же время я подсчитала в голове свой цикл десятки раз и уверена, что не забеременела, и все равно все еще не могу не винить себя за бездумность. Может, стоит сделать тест на беременность? Просто чтобы убедиться…
– Вы переспали! – Лора визжит так громко, что ее наверняка слышит не только Пауль в соседней комнате, но и весь дом.
– Тсс! – шиплю я, обеспокоенно прислушиваясь, не идет ли мой старший брат сюда. Но шагов не слышно, мне, наверное, просто повезло, и он снова сидит перед компьютером в наушниках.
– Именно об этом ты должна была рассказать мне в первую очередь, – захлебывается Лора.
– Очевидно, это для тебя важнее, чем тот факт, что нам удалось предотвратить безвозвратное изменение прошлого?
– Я и так знала, что вы справились! Ты и твоя личная жизнь в разы любопытнее. – С блестящими глазами Лора склоняется ко мне. – Ну и как теперь обстоят дела между вами?
– Я не уверена, – нерешительно говорю я. Лора выглядит растерянной.
– Что значит ты не уверена?
– Ну, просто у нас так и не получилось об этом поговорить. Сначала нужно было сосредоточиться на задании… К тому же я до сих пор не знаю, что на самом деле к нему чувствую.
Лора молчит некоторое время, ее взгляд бегает от моего лица к снимку в телефоне и обратно.
– Розали, – наконец произносит она, – я думаю, что твои оправдания звучат как полная чушь.
– Что, прости?
– Я знаю тебя лучше, чем кто-либо другой, и я знаю, что ты ни за что не стала бы спать с парнем, если бы не была в него влюблена. Ты всегда ведешь себя очень осторожно, когда дело касается парней, и это классно, потому что помогает избегать неприятностей.
– Просто он такой сложный! – вырывается у меня. Эта тема так меня будоражит, что я больше не могу усидеть на месте и чуть ли не подпрыгиваю на диване. – Я никогда не чувствовала себя так, как с Лео, никогда! Он постоянно посылает противоречивые сигналы, и это сводит меня с ума. Иногда я так злюсь на него, что, кажется, собственноручно бы задушила, а в следующий момент мне уже хочется его поцеловать. У меня слова встают в горле, как только я пытаюсь поговорить с ним о своих чувствах, потому что между нами будто появляется стена. Он только намекал на отношения, и, возможно, в этом и причина того, каким пренебрежительным Лео иногда становится. А я даже не имею ничего против. Собственно, в самом начале из-за недомолвок я и была уверена, что с ним у меня нет никаких шансов.
– Ты должна поговорить с ним, – мягко начинает Лора, – откуда ты узнаешь, что он чувствует, если вы никогда об этом не разговаривали? В конце концов, вы так и будете ходить вокруг да около, если не найдете в себе храбрости прояснить ваши отношения.
Она выпрямляется на диване и неотрывно смотрит мне в глаза.
– Всегда есть риск быть отвергнутым, но попробуй сказать это тем, кто перецеловал уже сотню лягушек. Постоянно случается так, что один чувствует чуть больше, чем другой, и ты всегда знаешь, кто из них ты.
Я снова опускаюсь на диван рядом с Лорой, и она приобнимает меня за плечи.
– Я поговорю с ним, – обещаю я больше себе, чем Лоре.
– Сделай это! – Она ободряюще толкает меня в плечо. – Так, а теперь расскажи мне, как он целуется!
Глава 3
Мюнхен. 18 ноября
Я давненько так хорошо не спала, без сновидений: глубоко и спокойно. Кажется, мой матрас никогда не был удобнее, а постельное белье – мягче. Такое можно оценить только после нескольких недель сна на кроватях эпохи Возрождения. Плавно перевернувшись на другой бок, я вяло потягиваюсь и жмурюсь от солнечного света. Так же медленно я выскальзываю из дремы: боже, как же приятно быть дома! Лора пробыла у нас вчера до вечера, прежде чем ей пришлось уйти на вечернюю смену в кафе «Адельгейд». После ее ухода мы с Паулем заказали пиццу и остаток вечера провели перед телевизором.
Лишь наполовину проснувшись, я вожу ладонью по своей прикроватной тумбочке, пока не нащупываю телефон и не включаю его, потирая глаза, прежде чем проверить полученные за ночь уведомления. Лора спрашивает, не объявился ли Лео. Вчера весь вечер я пыталась заставить себя написать ему, но одного взгляда на переписку хватило, чтобы передумать: он так ничего и не ответил, хотя мои сообщения отмечены как прочитанные. Я откладываю телефон в сторону, потому что я не маленькая влюбленная девочка, чтобы часами гипнотизировать дисплей в надежде на ответ.
Босиком иду до кухни. От Пауля еще ничего не слышно, и я наслаждаюсь утренним покоем, пока готовлю себе чашку кофе, чтобы устроиться поудобнее на диване перед телевизором. Я останавливаюсь на утренней программе новостей и заинтригованная, как никогда ранее, слежу за сообщениями о событиях в мире. Я так долго была в информационном вакууме, что за это время вполне могла разразиться Третья мировая. И пусть этого не произошло (по крайней мере, пока), это вполне окупается длинным сюжетом о политическом кризисе между США и Северной Кореей, что тоже звучит довольно тревожно. Я продолжаю переключать каналы, на этот раз останавливаясь на документальном фильме о пингвинах в Чили. Это создает неплохой баланс с политическими новостями.
Через полчаса сонный Пауль вплывает в гостиную, падает на диван рядом, выхватывая из моих рук кофейную чашку и делая огромный глоток, прежде чем я успеваю запротестовать.
– Эй, иди свари себе свой!
– Нет времени, – зевает он. – Со мной связался орден, ты должна быть в штабе в одиннадцать.
Быстрый взгляд на настенные часы оставляет меня с пониманием, что это всего через полчаса. Я тут же подскакиваю с дивана.
– Эта организация очень слаба в тайм-менеджменте. Неужели они всегда назначают встречи через такой короткий срок?
Чертыхаясь, я спешу в ванную, потому что на сборы остается всего ничего. С первого дня, когда меня позвали в орден, ничего не изменилось: тогда даже Лео пришлось вскочить с постели и бесцеремонно вытащить меня из кровати.
За рекордные десять минут я успеваю принять душ, чтобы Пауль тоже смог умыться. После, уже в своей комнате, надеваю первые попавшиеся в шкафу вещи. Главное – не замерзнуть, потому что мир за окнами выглядит серым и неуютным, по оконным стеклам хлещет дождь. Я как раз заканчиваю свое расстроенное сообщение для Лоры, когда Пауль, уже одетый, но все еще с мокрыми волосами, появляется в моей комнате.
– Готова?
– Да.
Я следую за ним в коридор, хватаю с вешалки свое темно-синее шерстяное пальто и на ходу запихиваю телефон в карман: больше мне с собой ничего не нужно – я не собираюсь просидеть весь день в штаб-квартире Рубинов. В конце концов, у меня все еще есть жизнь помимо путешествий во времени, и в последнее время я достаточно ею пожертвовала. Например, пропустила четыре недели в университете. И если я не хочу завалить этот семестр, было бы неплохо снова приняться за учебу. Надеюсь, профессор Киппинг сможет меня прикрыть и как-то объяснить мое отсутствие, потому что без медицинской справки, свидетельствующей о наличии какого-нибудь тяжелого заболевания, у меня могут быть огромные проблемы.
– Ты знаешь, что им нужно? – спрашиваю я уже в машине. Пауль пожимает плечами.
– Мне пришло только короткое SMS от Виктора, больше никаких подробностей.
Я не могу удержаться, чтобы не закатить глаза. Если что и действует мне на нервы, так это маниакальное стремление к секретности в ордене. Взять хотя бы их средства связи: кто в наше время отправляет SMS? Они бы еще почтовых голубей попробовали, жаль, они вышли из моды.
Примерно через десять минут поездки я наконец успокаиваюсь и все больше засматриваюсь в окно. Мы едем вверх по Ронделлу вокруг памятника Ангелу Мира.
– Разве мы едем не в штаб? – спрашиваю я Пауля. Он бросает короткий взгляд в мою сторону.
– Нет, мы едем на виллу профессора Киппинга.
Ну… сказать, что это меня удивляет – ничего не сказать. Вчера я была уверена, что должна вернуться в штаб, по крайней мере в моей голове это было само собой разумеющимся.
– А ты знаешь почему… А, забей, они ведь наверняка тебе ничего не объяснили. В том числе и какого черта встреча проходит на вилле профессора Киппинга.
Пауль насмешливо фыркает:
– Вижу, ты начинаешь потихоньку понимать, как работает эта организация.
Вилла Киппинга выглядит абсолютно так же, как и в момент моего последнего визита несколько недель назад. Длинные баннеры на фасаде привлекают внимание к частной коллекции произведений искусства профессора. Я ощущаю легкую дрожь, поднимаясь по плоским ступеням ко входу рядом с Паулем. Для меня все началось именно в этом доме. Именно здесь я отправилась в свое первое путешествие во времени, коснувшись одной из картин профессора Киппинга. Теперь кажется, что это произошло ужасно давно, тем не менее я до сих пор в мельчайших деталях помню то чувство беспомощности и ужаса, которое испытала, оказавшись абсолютно не подготовленной в прошлом.
В фойе пусто, когда мы входим: никаких шныряющих туда-сюда посетителей, толпившихся здесь в прошлый раз. Вилла выглядит безлюдной и вымершей, как мавзолей. Пауль стремительно пересекает прихожую, и я следую за ним мимо осиротевших комнат в длинный коридор, кажущийся смутно знакомым: в тот раз я сбежала с вернисажа, чтобы последовать за профессором Киппингом, и, как и тогда, мы попадаем в библиотеку в конце коридора. Здесь нет такой внушительной коллекции книг как в штабе, но и белые лакированные полки все равно тянутся до самого потолка. Меня всегда завораживали комнаты, в которых много книг.