Сквозь сияние мерцающих звезд

Часть Первая

Глава I

Наша мать умирала долго и мучительно. Началось это не неделю назад, не месяц и даже не год. Неизлечимый недуг снедал ее без пощады, спасти от этой болезни не сумели бы и самые видные и одаренные лекари во всем мире. То была болезнь, что день ото дня съедала ее. Пламя, что жгло на протяжении долгих лет, превращая сильную женщину с отважным и горячим сердцем в жалкое подобие живого человека. Живого лишь потому, что она по-прежнему была способна дышать, видеть, слышать, даже разговаривать. Но вчера этот пожирающий огонь, наконец, потух. Вчера боль закончилась. Вчера она вдохнула болезненного воздуха своей затхлой комнаты в самый последний раз. Она ушла в неведомые и неподвластные человеку дали, освободившись от плена своего тела, последовав за нашим отцом, таким же смельчаком, который дышал полной грудью и знал, что такое жить по-настоящему. Смерть постучала в наши двери.

Я был сокрушен, но одна мысль успокаивала меня. Я надеялся в душе, что теперь-то, избавившись от душащих оков больного тела, она обрела душевный и физический покой. Отыскала место, где сумела излечиться от тревог. Быть может, повстречалась там с отцом и сейчас они где-то там, в неизвестности, вдвоем, воссоединившись после долгих лет тяжелой разлуки.

Наши родители были отважными путешественниками, исследователями. Они жили, чтобы открывать нечто новое, для них не существовало никаких преград. Они жизни своей представить не могли без путешествий, ибо дух путешествий и открытий жил в их храбрых, буйных и свободных сердцах. Когда-то сердцам этим посчастливилось друг друга отыскать. Вдвоем повидали так много, мало кто еще среди людей, что жили и живут, были в стольких местах. Они покоряли горы и плавали по океану, в котором обитают невероятные существа, описание которых не способно передать в полной мере перо даже самого большого мастера литературы, твари опасные, но, в то же самое время, по-своему причудливые и красивые.

Девятнадцать лет назад у этих отважных странников по имени Агда и Эксел, родился их первый ребенок из двух – дочь, названная прекрасным и звучным именем Хилда – именно так называется горная вершина далеко на севере, чья покрытая ледяной шапкой верхушка скрывается в белых облаках. Спустя два года на свет появилось их второе чадо – на сей раз то был мальчик, названный Кеем. Я не раз спрашивал у матери, что означает мое имя. Назван ли я в честь одной из гордых и могущественных вершин, как Хилда? Мать всегда отвечала, что мое имя означает вечность – время, которое никогда не заканчивается. Люди могут приходить, люди могут уходить, попрощавшись, не думая о том, чтобы вернуться когда-либо. Но время течет и будет течь, подобно вечной реке без истока и устья. Раньше я не мог до конца осознать, что же это означает. Я думал, размышлял, глядя на бесконечно далекие звезды из окна своей комнаты теплыми летними ночами. Пытался отыскать ответы во многих книгах.

Агда и Эксел провели много лет в своих путешествиях. В одном из них, они отыскали уютную и спокойную, даже немного сонную деревушку среди зеленых елей, на плодородных равнинах, одаривающих благодарных жителей всем, чем может одарить их природа. Именно здесь, в деревушке, бок о бок с добрыми людьми, что никогда не видели горы вблизи и никогда не плавали по лазурным морям, решили они остаться, ибо отыскали идеальное место, чтобы растить своих детей. Родители хотели подарить детям собственный дом. То место, куда всегда можно вернуться из путешествий, место, где тебе будет рады всегда. Дети сами решат, отправляться ли им в неизведанный и большой мир, или провести всю жизнь в этом уголке без тревог и опасностей.

Хилде было восемь лет, а мне было шесть, я уже многое понимал. Наши родители решились пуститься в последний поход, провести последнюю экспедицию в далекие земли за морем, каньонами и лесами. Целью их путешествия стали огромные и неисследованные территории за холодными Морозными Пиками. Согласно древним легендам и историям, сложенным еще в те века, когда весь мир был гораздо моложе, там, под вечным слоем льда и снегов, погребены древние железные города могущественных людей-гигантов, что исчезли не одну тысячу лет тому назад. Агда и Эксел грезили этими далекими пристанищами самого невероятного, что только могло существовать. Они долго спорили, долго собирались с духом, планировали, пока, в один прекрасный день, не решились на это последнее предприятие. А детей, то есть меня и Хилду, оставили под присмотром хорошо знакомой фермерши по имени Хедма Хойд. Судьба одарила Хедму двумя замечательными дочерьми. Первая, старшая, скончалась еще в младенчестве, подхватив инфекцию, а младшая девочка, Ирма, всего на год старше меня. Мы с сестрой остались дома, а родители ушли однажды солнечным утром, обещая непременно вернуться обратно к нам. Воодушевленные, они оставили деревню. Помню, как мы с сестрой ждали их каждый день и каждую ночь. Но из этого путешествия отец не вернулся. Он погиб где-то по пути, а его тело стало добычей беспощадных падальщиков из темных земляных нор. Впрочем, участь матери едва ли намного легче – она заразилась какой-то загадочной болезнью, у которой много имен, но не существует ни единого лекарства. В книгах, которыми полнится наш дом, недуг этот кличут злым роком, ведущим в могилу. Так оно и есть. Самое худшее то, что человек с этой заразой может прожить долгие годы, постепенно слабея и становясь все менее похожим на живого человека. Наша с Хилдой мать протянула одиннадцать лет. Сначала она верила в исцеление. Или хотела верить, ради своих детей. Но, в конце концов, ей пришлось примириться с мрачной неизбежностью.

Вчера она закончила свой путь. Я не забуду выражение ее иссушенного лица. Она вцепилась в мое плечо, сжала болезненно крепко, я и подозревать не мог, что в своем полумертвом состоянии у матери может быть столько сил. Вся оставшаяся жизненная энергия, казалось, выплеснулась в этом действии. Я не забуду эти безумные глаза. Может быть, она еще будет являться мне во снах. В ночных кошмарах. Я держал ее за руку в тот самый миг, когда эта, когда-то прекрасная и полная энергии женщина, сделала свой самый последний вдох, после которого замерла, уже навсегда.

Сегодня, на закате дня, мы сожгли ее тело. Это ритуал, традиция местных. Вся деревня знала нас. Вся деревня собралась. Мы не стали идти наперекор старинному обычаю, который здесь чтят. В миле от деревушки раскинулась просторная полянка. Здесь тела людей предают погребальному огню, а когда костер догорает и мертвец обращается прахом, смешанным с пеплом, останки складывают в плотный мешок из шерсти, который предают сырой земле. А над местом захоронения в землю вбивают кол, к которому приделывают дощечку с именем той или того, чей прах покоится под знаком. Нам с сестрой, конечно, помогли сложить место для сожжения. Бревна и немного сена, ничего больше. Мы прикрыли тело нашей матери плотной серой тканью. Водрузили тело на место его последнего приюта. Огонь разожгла Хилда, как старшая дочь. В глазах ее стояли слезы, но ни одна не скатилась по щекам. Пламя погребального костра отразилось в зрачках моей сестры. Я тоже хотел сдержаться, но я, наверное, не столь крепок духом. Я был скорее книгочеем, а Хилда всегда была сильной, как наша мать.

Глава деревни, Хивия Дей, высокая женщина с белыми, словно снег, волосами, произнесла короткую речь перед тем, как факел коснулся бревна.

– Агды больше нет с нами, – мрачным голосом проговорила Хивия. – Увы, она ушла… Она была хорошей женщиной. Никогда не отказывала никому в помощи… Давайте надеяться, что, где бы Агда ни очутилась после своей… кончины, она не чувствует больше никакой боли.

Вся деревня слушала внимательно, каждый надел каменную маску скорби, которая была искренней, я уверен в этом как ни в чем другом.

Языки огня взвились в темнеющие и покрывающиеся звездами небеса на добрых четыре фута, если не больше. Бревна затрещали, заскрипели и застонали, занялось и то темное покрывало, коим мы укрыли тело. На сожжение пришли дети. Как только пламя разгорелось, родители поспешили увести чад подальше от костра. Постепенно, люди уходили, возвращались домой. Они выполнили свой долг. К тому моменту, когда свидетелей сожжения осталось совсем немного, я как будто потерял способность видеть. Слезы образовали плотную пелену перед глазами, сквозь которую весь окружающий меня мир расплылся, а огонь я видел как будто через толстый слой густого тумана. Я схватился руками за лицо. А потом обессиленно прижался к груди Хилды, положил руки ей на спину. А она свои руки на мои плечи. Я плакал. И она тоже. Даже Хилда не смогла бы сдержать слез над прахом матери. Одного родителя мы уже когда-то лишились. Теперь от нас ушла и вторая.

Так мы и простояли в течении некоторого времени, пытаясь, молчаливо, но чувствуя поддержку друг друга, справиться с болью. Люди оставили нас наедине с утратой. На этой погребальной поляне остались лишь я, Хилда, да угасающий, мало-помалу, костер. Опустилась ночная прохлада, но у огня нам было не холодно. Да и обрушься в те минуты снежный вихрь, вряд ли кто-то из нас обратил бы на него внимание. Боль свежа, а раны открыты и немилосердно кровоточат.

Совсем скоро на небе высыпали звезды. Костер становился все меньше. Подул северный ветер. Если не учитывать треск горящих бревен, то вокруг повисла тяжелая, прямо-таки болезненная тишина, от которой хотелось скрыться как можно дальше. Ощущение, словно целый мир кругом остановился.

– Пойдем, – сказала Хилда дрожащим голосом. – Домой. Нам нужно отдохнуть.

– Мне не нужен отдых, – ответил я. – Я хочу остаться здесь.

Я еще сильнее прижался к старшей сестре. Я понимал, что Хилда права. Мы постояли еще немного, после чего оставили огонь. От тела матери, плоти и костей, наверняка уже ничего не осталось. Что ж, к утру она обратится пеплом, черной пылью. Мы вернемся сюда для того, чтобы вырыть ямку и закопать прах. Так это делают все деревенские. Так следует поступить и нам. Впервые мы похоронили кого-то. Тело нашего отца пропало в тысячах миль от дома. Никто не предал его ритуальному погребальному огню, одни лишь голые скалы, возможно, стали свидетелями его скорбной кончины. Или неведомые существа из глубин земли закончили все раньше. Этого нам узнать уже не дано, наверное, к счастью.

Я не мог уснуть вплоть до самого рассвета. Я плакал, а когда слезы иссушились, ворочался и все никак не мог успокоиться. Сон настиг меня лишь когда первые лучи нового дня забрались в широко раскрытое окно моей комнаты. Я лежал с закрытыми глазами, думая и не понимая, о чем думаю, в то же самое время. Сон пришел, погрузив меня на три часа в пучину темного волнения. Я не помню сон в подробностях, однако, какие-то образы и ощущения, все же, остались. Я был одинок, бежал сквозь мрачные руины чего-то, что, возможно, когда-то в давние времена было городом, высеченным из камня. А за мною шло по пятам нечто бесформенное, невообразимое и страшное. Я пытался скрыться от существа, которое не думало останавливаться. Я бежал и бежал, а мрачные образы древних развалин не заканчивались, а только росли, становясь все больше, их громады окружали меня со всех сторон. Как и жуткая бесформенная тень позади.

На следующий день мы с сестрой вернулись на место захоронения и вырыли там яму на месте вчерашнего костра. Приготовили специальный мешочек, куда сложили то, что осталось от костра: пепел и прах, перемешанные в пыль. А потом предали остатки земле.

На этом месте вырос небольшой земляной холмик. Хилда отряхнула ладони, покрытые сажей. Нам оставалось лишь вбить деревянную табличку в землю на месте захоронения. Когда и эта часть была закончена, мы опустилась на траву в нескольких футах от места погребения. Я сел рядом. Это место всегда было красиво. Отсюда открывается вид на север, на темно-синие горы с сияющими, особенно на фоне безоблачного голубого неба, ледяными вершинами. Далекая прелесть. Неудивительно, что наши родители так любили путешествовать. И целой жизни одному человеку не хватить, чтобы лицезреть каждое чудо, сотворенное природой.

Прошла пара дней, которые ушли на то, чтобы смириться с утратой. Мы заняли себя делами. У нас была замечательная корова по имени Мия. Больше никакого скота мы не завели, не видя в этом необходимости. Помню, когда-то были лошади, но пришлось их продать. Тем не менее, мы часто ездим верхом, у семейства Хойд, наших хороших знакомых, что живут не в деревне, но не столь далеко от нее, целая ферма, много домашних животных, скота, в том числе несколько крепких скакунов. Глава семейства, Хедма Хойд, была близка с нашей матерью. А нам с Хилдой эта женщина с фермы стала кем-то вроде тетушки.

Я решил позаботиться о корове. Хилда принялась чинить что-то на чердаке. Не думаю, что наш чердак протекал или повредился каким-либо еще образом, но нет лучшего способа справиться с горечью утраты, чем работа. И еще время, конечно, требуется время, немало времени, чтобы стало лучше.

Соседи проходили, норовили зайти, помочь. Особенно старый Олам, что жил в доме рядом с мельницей на реке.

Я много читал, как и всегда, впрочем. Наш дом всегда был наполнен книгами, которые были моим главным источником знаний о мире. Окном, в которое я заглядывал, дабы увидеть, что происходит там, по ту сторону. Хилда тоже много читала. Но, в то же самое время, проводила немало времени на охоте, ибо прекрасно владела луком.

На закате третьего дня после сожжения, то было семнадцатое марта, начало весны, у нас случился разговор. Мы сидели на пригорке за деревней, смотрели вдаль, дышали воздухом, в общем, отдыхали после еще одного дня. В какой-то момент Хилда посмотрела на меня серьезным взглядом пронзительных голубых глаз. После чего произнесла:

– Знаешь, я не хочу оставаться в деревне.

– Что? – спросил я удивленный. – Почему?

– Что нам делать в деревне?

– Жить, – ответил я таким тоном, будто это было вполне очевидно. По-видимому, очевидно, но только для меня.

– Кей, я не хочу жить в этой деревушке. Я не хочу оставаться здесь.

– И что ты будешь делать? – спросил я.

Сестра помолчала недолго. Сделала глубокий вдох. Я почувствовал, как что-то ползает по моей ладони, передвигает мелкими ножками, какое-то небольшое насекомое. То была всего-навсего божья коровка, но я, с видимым пренебрежением, смахнул насекомое с руки.

– Я хочу отправиться в путешествие, – ответила после короткого молчания Хилда. – Как родители.

Первые мгновения я не представлял, что мне ответить. Я был в достаточной степени озадачен.

– Серьезно?

– А как же дом?

– Здесь меня ничего не держит.

– А как же я? Хилда!

– Ты разве не пойдешь со мной?

Я не знал, что должен ответить на это. Я опустил взгляд к траве, в которой заметил несколько копошащихся жучков. Подул легкий ветерок, который коснулся щек обжигающе-пронзительной прохладой ранней весны, напоминая о недавно ушедшей холодной зиме. О том, что совсем недавно зеленая трава была укрыта белоснежным одеялом.

– Я не знаю, – честно ответил я.

– Разве ты не помнишь историй, рассказанным нам в детстве?

– Конечно, ч помню. Как я могу не помнить этого.

Мог ли я сказать что-то еще? Конечно, но я предпочел смолчать, ожидая того, что скажет Хилда. Но и сестра не стала продолжать. Так, эта тема в тот вечер исчерпала себя, хотя и заставила меня всерьез поразмыслить. И снова я украл у самого себя сон. И снова я заснул очень поздно.

«Разве ты не помнишь историй, рассказанных нам…»

Конечно, помню каждую из них, в подробностях. Разве я мог забыть? Да, я был мал, но ведь наша мать не забывала напоминать о странствиях, которые были у них с отцом. И всякий раз я слушал с большим интересом. Истории о гигантских каменных руинах древних городов, возведенных на высоких холмах, величественные, но разрушенные монументы незапамятных времен, когда наш мир был гораздо более юн и девственен. Кручи с ледяными вершинами. Мы с Хилдой росли, слушая о приключениях. Мы с Хилдой дышали ими. Как я мог забыть хоть что-то. Как я мог позволить себе не помнить.

А книги? Столько книг, которые я прочитывал, одну за другой, не жалея времени. Истории об отважных людях, достаточно сильных, чтобы бросить вызов тому, что, как кажется, должно быть им не по силам.

Как теперь будет выглядеть наша жизнь? Мы станет фермерами? Быть может, стоило бы завести больше домашнего скота. В этой деревне будет все, что нужно для жизни. Зимой тепло в нашем двухэтажном доме, а летом леса дышат прохладой. Всегда есть и будет пища, вода. Что еще нужно для комфорта? Неужели есть нечто большее. Нечто такое, чего можно было бы пожелать.

Прошла целая неделя с того памятного разговора. Я потратил немало времени в размышлениях над словами сестры. Соседи не думали прекращать приходить, выражали соболезнования и предлагали помощь. Конечно, скоро они перестанут приходить. и все обязательно вернется на круги своя. Так и произойдет. Но, пока что, мы в глазах людей – бедные осиротевшие дети, которым требуется поддержка.

Я продолжал вспоминать рассказы. Мое воображение волновали истории об океане. Я никогда не видел океана. Только лишь его изображения в книгах. Гигантская полоса воды вплоть до самого горизонта – и ей не видно конца, будто он, океан, тянется до края всех существующих земель и даже гораздо дальше. Там обитают невероятные существа, рыбы самых разных размеров и цветов. И никто во всем обитаемом мире не исследовал его полностью. Я думал, работая, думал, читая и лежа в постели, пытаясь заснуть, думал и посреди ночи, разбуженный чем-то. Дуновением ветра из-за запертого окна или голосами птиц и зверей. Я думал о возможностях. Конечно, я очень привязан к нашему родному дому в уютной деревне между вечнозелеными хвойными деревьями. Но ведь это не весь наш мир целиком. Это лишь близкий, но совсем небольшой его кусок. Здесь воспоминания. Здесь целая жизнь.

К нам в деревню за эту неделю наведались однажды Хойды. Семейство, точнее, те, кто остался в живых, Хедма и ее дочь Ирма, часто приезжают в деревню на обмен. В телеге они привозят дары природы, которыми их щедро одаривает возделываемая земля, на которой разбита ферма. В основном кукуруза – территории полнятся кукурузными полями. Но не только. А увозят с собой различные интересные вещицы, книги, изделия ручной работы, чтобы занимать себя чем-то вечерами, порой достаточно долгими. Мы с сестрой проводили немало времени с Ирмой. Были близкими друзьями. В какой-то момент наши с Ирмой отношения даже стали чем-то большим, нежели обыкновенной дружбой.

Наступило двадцать четвертое марта, то бишь, миновало десять дней со дня погребения. Накануне того дня я сидел у окна в своей комнате, наслаждаясь вечерней прохладой, пролистывая один из томов об истории некоего далекого города, Асенфорта, что был основан тысячу лет назад на высоком холме и стал центром торговли всей местности. Там, в этой книге, нет иллюстраций, так что, я предоставил возможность поработать своему воображению. Я нарисовал себе образ могучего города на громадном холме, города с высокими стенами и бойницами, крепостью, домами и улицами. Представил людей, что там живут. Город, окруженный другими горными вершинами, чьи высокие пики теряются в облаках, а Солнце, поднимаясь на востоке утром, освещает буйные леса и широкие равнины. Я почувствовал нечто вроде печали. Словно ностальгия по тем местам, в которых ни разу не бывал. Но, тем не менее, я был там, неоднократно, в рассказах, в книгах и собственных фантазиях. Мир столь велик. И целой жизни не хватит, чтобы увидеть этот мир целиком, насладиться каждым из его чарующих чудес. Дальний горизонт показался мне таким манящим, таким соблазнительным.

Наутро я проснулся, преисполненный стремления поговорить с сестрой. Я хотел сказать ей всего одну вещь.

Я подошел к двери комнаты. Намеревался постучать, но заметил, что дверь не закрыта плотно, осталась узенькая щелочка. Я слегка подтолкнул дверь – она легко отворилась, а я увидел свою старшую сестру, которая внимательно разглядывала большую, доставшуюся нам от родителей, карту, шириной более трех футов и длиной четыре, разложив ту на деревянном полу.

– Хилда, – сказал я. Она подняла голову.

– Кей?

– Я пришел поговорить.

Я прикрыл дверцу, скорее по привычке, ибо необходимости в том не было. В окно заходили потоки свежего утреннего воздуха, вливался яркий свет, лучи падали прямо на карту на полу.

– Хилда, я помню наш разговор, – начал я. – Ты сказала мне, что не хочешь жить в этой деревне.

Она кивнула.

– Ты хотела бы отправиться в путешествие. Как наши родители.

– Да, – сказала девушка. – Я хотела. И хочу. Но я не уйду без тебя. Кроме тебя у меня никого не осталось. Я не могу уйти одна, ты же знаешь это.

– Знаю, – я пробежался глазами по карте. Горы, леса, море, пустоши. На ней запечатлено так много. – Я бы тебя не отпустил, сестра. Я люблю тебя ие отпущу тебя одну.

Я глубоко вдохнул

– Потому что мы пойдем вместе.

Выражение ее лица переменилось. В голубых, как ясное небо, глазах я заметил блеск. И от этого блеска стало гораздо теплее на душе.

– Мы пойдем вместе, – повторил я. – Как наши родители.

– Ты уверен в этом? – спросила Хилда. – Это очень опасный и долгий путь.

Вновь образы из книг и рассказов. Да, в этом не может быть никаких сомнений. Они зовут нас, а мы должны ответить.

– Я уверен, – сказал я.

Мы крепко обняли друг друга, как брат и сестра, как самые близкие люди. Это произошло в лучах утреннего Солнца двадцать четвертого марта.

Уютный двухэтажный дом и чердак останутся тем местом, в котором мы с сестрой родились, выросли, а также смирились с мыслью, что те, кого мы любили, больше не могут быть с нами. Наш дом всегда будет здесь, в этой уютной маленькой деревне. Но наши отважные сердца звали нас за собой в далекие просторы, через громадное море и сквозь пустоши. Навстречу чудесной неизвестности.

– Куда мы пойдем? – спросил я.

– Я все думала о том, чтобы исполнить последнюю мечту родителей, – ответила Хилда.

– Ты имеешь ввиду…

– Они хотели отправиться за Морозные Пики.

– И отыскать легендарный древний город, что покрыт льдом, – закончил я.

– Совершенно верно.

Мы с энтузиазмом взялись вместе изучать карту. Судя по всему, нам придется идти прямиком на запад, ибо с северной стороны возвышаются высокие горные утесы, которые наверняка станут серьезной преградой. Затем нужно пересечь море, на противоположном берегу изменить направление к северо-западу. В конце концов, побережье отступит, а наш путь станет северным. Я и представить не мог себе, как это далеко на самом деле, и какие гигантские просторы между нами и теми самыми Морозными Пиками, к северу от которых огромная белая область на карте – никто точно не знает, что там. Никто не имеет представления, только лишь легенды и очень старые сказки служат ненадежным источником информации. Наши родители собирались стать первыми, кому удастся изучить скрытые тайны этих загадочных далеких земель. Если бы только отца не постигла столь печальная участь.

– Теперь это наша цель, – сказала Хилда. – Отыщем то, что наши родители не смогли.

Я сжал ее руку. Почувствовал уверенность и сам преисполнился ею. С самого детства мы с Хилдой были очень близки и делили столь многое. Вместе смотрели, как светлячки взмывают к своим звездным собратьям высоко в ночном небе. Слушали шелест травы в лучах пылающей ярким светом Луны. Бросались наперегонки вплавь от одного озерного берега до другого, представляя, что переплываем море в поисках чего-то невероятного. Станут ли наши детские фантазии реальностью? Сможет ли мы претворить их в жизнь? Отныне все только в наших руках. Наши судьбы, никто не в силах их изменить, только лишь мы сами. Свободные духом и храбрые сердцами, жаждущими приключений, взращенными на историях о чем-то большом, чем-то значимом. Там, за дальним горизонтом, этот мир лежит в ожидании.

Наши приготовления начались незамедлительно. Что нам, собственно, необходимо с собой взять? Сумки, разумеется. В них хранить меха с водой, провизию на первое время, карту. Невозможно запастись едой на весь путь целиком. Но Хилда прекрасно владеет луком. Она стрелок довольно меткий – многие зверьки, обитатели норок, не дадут соврать. Охотничьи навыки не должны подвести ее. Я тоже, впрочем, стрелять обучен, но я не так хорош в этом, как моя сестра.

Я настоял на кастрюле для кипячения воды и очищения воды из источников, которые встретятся на пути, сам же взялся за ее, кастрюли, сохранность.

В качестве оружия я взял с собой кинжал, инкрустированный небольшим, овальной формы, голубоватым камнем, еще одна из ценных находок родителей. Хилда тоже взяла нож, правда тот, что несколько проще, без камня, но зато с причудливым белым узором, напоминающим сплетения таинственных растений. Карта, разумеется, без карты в походе не получится обойтись. В целом, таково содержание наших походных сумок – не слишком много вещей, но, при этом, самое полезное и необходимое на месте.