Игрывыгры
Дожитие…
Как же хочется жить, а не доживать.
4
Ступни утопали в пушистом коврике, полотенце по нежности могло сравниться с лаской невесты, от него исходил запах чего-то цветочного и отвлеченно-чувственного. Но призрачный аромат быстро развеивался, могучее амбре от полочки под зеркалом напрочь забивало прочее. Таким ассортиментом баночек, тюбиков и флаконов не всякий магазин похвастается. Длинная французская ванна, для впихивания которой в помещение строителям пришлось выдолбить часть стены, предлагала насладиться гидромассажем, но Михаил обошелся душем. Когда мылся, на уровне глаз оказалась подпотолочная сушилка с развешанными носочками и трусиками. На невиданной стиральной машине лежала стопка футболок и, опять же, трусиков (ох уж эти девчонки…), а единственный халат оказался, естественно, тоже девичьим, даже до колен не достал. Усмехнувшись, что шило на мыло сменил, Михаил подпоясался, взгляд критически обежал неказистую фигуру и заросшую щетиной физиономию, отразившиеся в категорически отказывавшемся запотевать зеркале. Кстати, мелочь, а приятно, очень удобно в сырых помещениях. Почему такие не продают повсеместно? Он бы домой купил. Но… вопрос цены. За деньги, которые могут попросить за мелкое повышение комфорта, можно пожизненно нанять человека. С зеркалом, возможно, все не так плохо, но на других технических причудах обжигаться уже приходилось.
Стук захлопнувшейся за ним двери нарушил тишину квартиры, из спальни на звук выглянула хозяйка, ее встревоженные глаза, увидев облаченного в халат Михаила, успокоились и потеплели. Жанна успела сменить кофточку на футболку, темные локоны с вечно сбивавшейся челкой превратились в хвостик. Бюстиком Жанна не пользовалась, и ей шло. Надпись на футболке восклицала что-то по-иностранному. Или призывала к чему-то. Языков Михаил не знал. Из всего англоязычного прочитать получалось только несколько матерных слов, знакомых по заборам. В наборах букв, которые расползлись по атакующему фронту Жанны, известных сочетаний не было.
– Не боишься незнакомцев в такой дом приглашать? – Надо бы образумить беззаботную пигалицу. – Люди разные бывают.
Его смерил пристальный взгляд. Будь на столе закуска, таким взглядом можно бутерброды нарезать.
– А что, – со странным задором усмехнулась Жанна, – собираетесь меня изнасиловать?
Негодница. Ей опытный зрелый человек, годящийся почти в деды, достойный совет дает, а у нее на уме все хихоньки да хахоньки.
– Я – нет, но другие…
– Других я сюда не вожу. – Лукаво прищурившись, Жанна вильнула одновременно телом и темой и направилась в кухню. – Вам чай или кофе? Или?..
Он понял мгновенно.
– Или. Чуть-чуть.
Вот чего ему сейчас не хватало. Молодец, девчонка. Понимает, чего душа просит.
– Хорошо. А я тогда – винца, за компанию.
Кухня соответствовала остальной квартире. Как и хозяйке.
Подставив стул, Жанна полезла в навесной кухонный шкафчик. Она опасно балансировала и так сильно покачивалась, что Михаилу хотелось броситься на помощь, чтобы подхватить в момент возможного падения… или чуть раньше. Но он сдержался. А она не упала.
Девичьими стараниями на добротном столе нарисовался пейзаж из двух бутылок и пары бокалов.
– Присаживайтесь. И не переживайте за меня.
Пальцы сразу цапнули долгожданную белую емкость. Михаил все же пересилил позыв, отнял руку и сначала налил белого вина партнерше по церемонии. Затем из другой бутыли плеснул себе. Гм, плеснул – не то слово. Налил. До краев.
– Жизнь наша – замкнутый круг, – завел он один из привычных тостов, – живешь – выпить хочется, выпил – жить хочется…
Сидевшая напротив девица с кислой миной улыбнулась, для нее жизнь была чем-то другим. Скорее всего, казалась бесконечной дорогой вверх, сияющей, чувственной и волшебной. Михаилу тоже когда-то казалось так. В ее возрасте.
Жанна исправила ситуацию, приведя к взаимоприемлемому общему знаменателю.
– За знакомство? – сказала она.
Капкан тонких пальцев не клацнул, не сжался, даже не обнял, а любовно принял в себя хрустальную ножку, утонувшую в жарком плену, и скосившиеся на жидкость глаза горели столь же невыразимой страстью, как и сотворенный жест, и вся поза. Если любви к жизни понадобится фотография на паспорт, теперь Михаил знал, с кого ее делать.
Бокалы поднялись и на краткий миг соприкоснулись. Животворная влага потекла по пищеводу, даря ощущение счастья.
– Учишься? – Выдохнув, Михаил поставил опустевший бокал на стол.
Работать красотулечке, судя по возрасту, рановато.
– Угу, – беззаботно кивнула она. – А то все твердят, что я красивая… Кстати, не врут ли?
Собеседница приняла позу фотомодели из мужского журнала, верх выпятился, низ аппетитно оттопырился. До сих пор Жанна олицетворяла искушение, теперь – животный зов. Михаил поперхнулся.
– Н-нет, – выдавил он, – не врут.
Чужие наглые прелести пялились на него не менее откровенно, чем он на них.
– Вот. – В продолжение темы лучистые глазки Жанны, умевшие без привлечения посторонних предметов превращать мужчин в фарш, печально опустились. – А хочется быть умной.
Михаил прокашлялся.
– Похвальное желание.
– Одобряете? И не считаете, что женщине нужно быть очаровательной пустышкой, которая создана исключительно для ублажения?
Интэрэсный поворот разговора. С какой из версий не согласись, все равно в выигрыше: к одному собеседница стремится, а вторым является. И малолетняя чертовка знает это, поскольку умело использует.
Вспомнилась супруга. Сейчас она, должно быть, оплакивает его, утешая детей. Хотя, каких детей? На отдыхе они все, благодаря нежданному подарку небедного шурина. За границу на месяц отправлены, в пику ему, Михаилу, намеревавшемуся привлечь мелюзгу к работам на огороде. В очередной раз крутизну свою родственничек показал, хотя на десяток лет младше. Ну да пусть себе, лишь бы дети хорошо отдохнули.
– Женщине можно быть любой, – объявил Михаил. – Мужчины все равно оценят по достоинству, каким бы ни было это достоинство.
Жанна хихикнула.
– Я сказал что-то смешное?
– В обратном прочтении у вашей мысли совсем другой смысл.
– Не понял.
– Ну, если перевернуть фразу, поменяв женщин и мужчин. Получилось бы: «Мужчине можно быть любым. Женщины все равно оценят его по достоинству, каким бы ни было это достоинство».
Смех в полный голос заставил улыбнуться и Михаила, хотя ничего остроумного в переводе разговора в нижнюю плоскость не было.
Жанна вдруг посерьезнела.
– Вы женаты?
Вот и произнесено долго и старательно обходимое. Пора, наокнец, расставить все галочки над имеющимися и-краткими.
– Да.
– Она ждет сейчас?
Прежде чем ответить, Михаил долго смотрел в одну точку, в которой Жанна ничего любопытного и глубокомысленного не видела.
– Я думаю, она меня похоронила.
– Вот как? – Собеседница не стала влезать в подробности и в образовавшейся тишине вновь подлила в свой бокал. А Михаил, по ее примеру, в свой.
– За жизнь! – провозгласил он тост.
– За надежду! – прибавила Жанна.
После того как звонко чокнулись, она вновь только пригубила, наблюдая, как содержимое второй емкости исчезает в закаленных недрах.
– Вы где работаете? – начала Жанна новую тему.
– В типографии.
– Кем?
Настырная.
– Печатником.
– И что же, мечтали именно об этом?
Умные глазки жгли самолюбие, как адова сковорода ляжки грешников. Обидно, что в отношении Михаила правда была бы на стороне сковородок, но всей правды жизни юному созданию знать пока необязательно. Или рискнуть? Нужно же выговориться, а ничего лучше случайного собеседника, которого вряд ли еще увидишь, не придумать. Можно сказать, повезло.
– Понимаешь, девочка, – снисходительно и печально вымолвил Михаил, принимая в руки бокал и сквозь него глядя на партнершу по приятному времяпровождению. – Если мечта не сбывается, ее уценивают. С возрастом уценки происходят все чаще, мечты мельчают и постепенно принимают форму того, чего удалось добиться. Достигнутый компромисс называется счастьем.
Бокал дзинькнул двумястами граммами радости о стоявшее на столе белое полусладкое.
– За счастье! – прискорбно произнес Михаил и, скривившись, выпил.
– И это вы называете счастьем? – Жанна осторожно взяла его за руку, нежные пальчики погладили трудовую ладонь. – Сколько вам лет, Михаил?
Ее взгляд скользнул по безымянному пальцу с отсутствующим кольцом. Михаилу стало немного стыдно, но пусть будет, как будет. Положимся на течение жизни и волю случая – куда выведет. Ведь куда-то выведет?
– Сорок пять, – хмуро ответил он. – А тебе?
– Двадцать.
– Совсем девчонка.
– Не скажите. Некоторые утверждают, что уже старуха. Вам, мужикам, в этом плане – раздолье, с возрастом только дорожаете. У нас наоборот. По-моему, такое положение вещей жутко несправедливо по отношению к нам. Мы, женщины, быстро теряем красоту и, мгновенно вслед за тем, вашу любовь.
– Неправда.
– Тогда представим, что прошло лет, скажем, дцать. Вот перед вами будущая я: страшная, толстая, обвисшая, морщинистая… А вы – по-прежнему поджарый красавчик и соблазнитель.
– Глупости.
– Я говорю – допустим. Ведь бывает?
Михаил вздохнул.
– Бывает.
– Вот. – Жанна понизила голос. – Я на такого с вожделением смотреть буду, а вы на ту меня, – ее руки обрисовали вокруг собственной талии нечто невразумительное, – уже нет. На ту меня вы вообще смотреть не будете.
– Неправда.
Вспомнилась округлившаяся с годами Наташа, ничуть не растерявшая чувственной привлекательности и способностей увлечь в чудесный мир удовольствий. Жена и сейчас оставалась единственной женщиной, которая ему нужна. Которую он по-настоящему хотел душой и телом. Которая была для него всем.
Черт возьми. А он в нелепом халате сидит с мелковозрастной озорницей, да еще всякие мысли в отношении нее допускает.
– Неправда, – повторил он уверенно. – Буду.
– Что будете? Только смотреть? – съехидничала Жанна.
– Все буду, – отшил он общефилософские нападки, перешедшие в частности. – И смотреть, и не смотреть. И жадно пользоваться имеющимся достоинством. Но с одним условием. Если именно ты будешь тем единственным человеком, который мне необходим в этой жизни.
– Имеете в виду… Вы верите в любовь? – На него раскрылись два ярких цветка ресниц.
– Мало того. Я влюблен.
– В кого? В ту, от которой сбежали без штанов?
– Нет. Ты удивишься, но – в жену.
– Серьезный случай. – Шутливо покачав головой, Жанна привстала и снова налила в бокалы. – Тогда – за любовь?
– За любовь! – с радостью подхватил порядком повеселевший Михаил. Выговорившись, он нашел ответ для самого себя, и организм ощутил небывалый прилив сил.
– И все равно. – Отставив ополовиненный бокал, Жанна задумалась. – Не понимаю, почему обычно спиваются мужчины, а не женщины. Последнее было бы логичнее. Но нет, суетятся, чем-то себя занимают, руки не опускают. А мужики… Тьфу. Безвольные тюфяки, которых ломает случайный сквознячок из форточки. Если бы я не видела вас бегающим от погони в халате с чужого плеча… Как сказал Моруа: «Старость начинается в тот день, когда умирает отвага». Ненавижу слабаков, которые садятся на женскую шею и плачут, что жизнь не удалась, а сами ни на что не годны. Здорово, что вы не такой.
Михаил собрался с горечью признать, что он именно такой, уже много лет безвольный и слабохарактерный, уставший от пинков судьбы и не верящий в возможность большего… но в глазах почему-то поплыли мутные пятна, а язык отказался повиноваться. Мысль потерялась в дебрях других колючих мыслей, мгновенно выросших из ниоткуда, причем одновременно.
P
.
S
.
Донесение №1:
Старт операции «Сорняк». Прошу не вмешиваться до оговоренного сигнала или особых обстоятельств. Тихоня.
Часть вторая
Когда дела идут хорошо, что-то должно случиться в самом ближайшем будущем. (Второй закон Чизxoлмa)
***
– Не терять из виду! Неимоверное количество сил вложено, задействовано столько людей и знакомств…
– Свобода выбора – жуткая штука. А если объект не догадается, каких шагов от него ждут? Вдруг придумает что-то свое?
– Этот? Шутишь?
– Скажешь, такого не бывает?
– Еще как бывает. Для того и следим.
– Значит, ты уверен, что он непременно выберет один из заготовленных вариантов?
– Зуб не дам. Если что-то пойдет вразрез с планом, по ходу подстроимся.
– Но план-то – примерный. Муть, жуть и чушь вперемешку. Цель не ясна. Даже направление не просматривается.
– И что? Работа такая.
Помолчали.
– Ему деваться некуда. И там, и дома мы его встретим.
– А если к кому-то из друзей подастся?
– Друзей у него в этом районе нет.
– Чтобы у пьющего человека в родном городе да где-то друзей не нашлось?!
– Досье говорит, что нет.
– А если на частнике умотает?
– Ты бы повез голого и без денег?
– Но все же? Всего не предусмотришь.
– Согласен. В таком случае переиграем события в другом порядке. Пусть сначала загремит в обезьянник.
– Интересно, кто заказчик.
– Может, как говаривал незабвенный предшественник на этой доходной стезе, тебе еще ключ от квартиры, где деньги лежат? Тихо! Приходит в себя.
1
Знакомый потолок. Не домашний. И не…
Еж твою каракатицу! Снова морг?! Михаил настолько резко поднял корпус и свесил ноги, что каталка под ним отъехала в сторону. Вокруг опять никого не было. Только рядом, на соседнем колесном столике, лежал труп. Настоящий. Бледный, противный, жуткий. А где-то неподалеку беседовали невидимые мужские голоса:
– Готово?
– Еще два за стенкой.
– Отлично. Заканчивай с этим. Я перекушу, потом теми займемся. Сейчас за почками приедут. Сколько нам сегодня перепадет?
– Погоди, скалькулирую. Три свежих жмура в хорошем состоянии, у каждого по…
Ноги хоть и затекли от неподвижности, но подняли Михаила быстрее, чем мощная пружина. Он спрыгнул и осторожно выглянул за дверь.
Никого. Разговор доносился из отгороженного тонкой стенкой соседнего помещения, а коридор был свободен.
Что за морг такой? Или не совсем морг? Или…
На большее, чем приватизированный морг на самоокупаемости или секретное отделение больницы, где ради изъятия органов убивают людей, воображения не хватило. Но и того, что привиделось, оказалось достаточно. На этот раз ничего, чтобы прикрыться, не нашлось, и Михаил как был, нагишом, бросился по коридору к знакомому окну. Когда оно со скрипом открылось, из боковых дверей выскочили среагировавшие на шум сотрудники.
От забрызганных кровью халатов засосало под ложечкой. Михаил сиганул наружу. В очередную ночь. Да, опять ночь. Невезуха. Хотя… как посмотреть. Появись он в нынешнем виде из окна некоего медицинского учреждения днем – далеко бы убежал?
Высота небольшая, но удар голых пяток о землю пронзил болью. Михаил отпрыгнул в свободную сторону и, прихрамывая, понесся вдаль.
Загрохотал приближающийся топот, гнались нескольких человек.
– Стой! По-хорошему говорим! Кто не проследил?! Уволю!
Преследователей не удивило, что труп сбежал. По спине пробежал нехороший холодок. Похоже, не все, кто обзаводился номерком на ноге, прибывали мертвыми, скажем так, на сто процентов. Здесь об этом знали.
Осознание жуткого будущего, к которому готовили Михаила, прибавило ему сил.
– Почему объект не в отключке, наркоза пожалели?! Денег не хватает?! По миру пущу! – неслось сзади. – Головы поснимаю! Из оплаты вычту!..
Главный крикун нещадно отставал, зато остальные старались. Особенно подстегнул материальный стимул.
В этом районе города Михаилу давно не доводилось бывать, он даже вспомнить не мог, что здесь было раньше. И некогда было вспоминать. Глаза видели несколько зданий неизвестного назначения, вокруг – нечто среднее между пустырем, заросшим и загаженным, и приусадебной территорией заведения, размеры которого пока трудно было определить. Ограды не было. Близлежащие темные корпуса казались заброшенными, туда вела аллея из деревьев. Несмотря на ночь и видимость заброшенности, навстречу попалось несколько человек. Работники сей небогоугодной конторы? Героев среди встречных не нашлось, все однотипно шарахнулись при виде несущегося вперед голого мужика, которого преследовали санитары. Машин на убитой гравийке не было, район пустовал. Ну и местечко.
Вроде бы центр, но по периметру – ни жилых домов, ни офисов, ни контор. Впереди ясно просматривалось заросшее колючками пространство. Голому его не пересечь. Под прикрытием темноты Михаил припустил в ближайшую тень от здания. Ночная тень скрывала лучше шапки-невидимки, но не от толпы преследователей. Хотелось спрятаться, залечь, отдышаться… Раздававшийся сзади топот гнал глупые мысли. Спасти могла только скорость. Ступни уже разбиты в кровь, полны заноз и ссадин. Не важно. Жить! За строениями в ноги бросилась перемежаемая кустами и деревьями зелень. Это обрадовало. За стеной древних лип пролегала дорога, ведущая из центра в частный сектор, она уже не относилась к логову живодеров.
Обочина вдруг выступила в роли магического круга: на чужой территории кровавые монстры то ли теряли силу, то ли должны были самоликвидироваться, то ли еще черт знает что (возможно, они боялись крестного знамения ордером на арест). Когда преследователи достигли лужи, где вчера Михаил помог девушке, они остановились. Не все. Один продолжил погоню. Наверное, полукровка, если продолжить сравнение с нечистью. Или алчность выиграла спор у инстинкта самосохранения.
Беглец и догоняющий миновали улочку, их окружили трущобы деревянных халуп и покосившегося штакетника. Из-за каждой оградки рвались с цепей обрадовавшиеся веселью псы. Окна пугали тьмой и скрытыми за ними возможными неприятностями, уличное освещение отсутствовало как явление. Отличная декорация для фильма ужасов. Натуру даже выбирать не надо, снимай любой дом с любого ракурса, и зритель ужаснется. Запах гнили и сгоревшего мяса на чьих-то вчерашних шашлыках добавляли натурализма. Путь оставался только вперед.
Злобно-восторженный лай усиливался, к ночной потехе подключились едва ли не все собаки города. Подгоняемый наступавшей на пятки погоней Михаил через пару кварталов выскочил в соседний район. Словно машину времени включили: из кровавой мистики девятнадцатого столетия – прямиком в цивилизацию века двадцать первого. Дорожки блестят помытой тротуарной плиткой, бордюры побелены, трава на газонах подстрижена. Под ногами идеальный асфальт.
Не цветные многоквартирные коробки привлекли взгляд, а то, что обрамляло путь. Слева – глухой забор чьей-то охраняемой территории. Справа высились недоразобранные строительные леса, они перекрывали проход между двумя фасадами зданий, находившихся на этапе отделки. Михаил нырнул туда, в могучую черноту тени.
Преследователь не отставал. Однако, здесь, в кромешной тьме, он лишился преимущества. Свет мощных ламп с улицы падал сзади, и хребты наваленных стройматериалов выглядели противотанковыми заграждениями: стены, доты, ямы, баррикады из чего-то вроде стальных ежей. Внутри мог спрятаться полк. Мотострелковый. Вместе с техникой и поддерживающей авиацией. Последняя, видимо, уже приземлилась, причем вертикально, чем произвела соответствующие разрушения.
Михаил втиснулся в одну из ниш и замер. Дрожащие пальцы подобрали с пола обрезок арматуры, сердце приняло грудную клетку за боксерскую грушу, внутри организма стало тесно до невыносимости. И жарко. И сухо. И больно.
Дальше не убежать, нет сил. Сейчас все решится.
Над буреломом застыло грозное пятно. Тень прислушивавшегося преследователя нависла почти над самой нишей. Она опасливо и сосредоточенно покачалась из стороны в сторону, но двинуться в неизвестность не решилась. Михаил задержал дыхание. Сознание проклинало предательские удары изнутри.
Незнакомец выбрал не рисковать. Отступив в полосу света, он чертыхнулся, тихий голос просипел:
– Ну, попадись еще… Выпотрошу. Обещаю.
Силуэт в освещенном проеме, похожий на изображение святого внутри сияющего нимба, исчез.
Нервы не железные, а организм иссяк и выдохся, как проколотый бурдюк с вином. Михаил разрешил себе выдохнуть и тут же упал в одышке, закашлявшись так, будто наглотался напалма. Сердце взрывалось. Гортань выжигалась горячей сухостью, забывшие о тренировках мышцы трещали, ныли и грозились лопнуть. Когда он последний раз так напрягался? Лет десять назад? А регулярно? Вообще двадцать, даже двадцать пять. В армии. С тех пор жил себе припеваючи, в ус не дул.
Пробил истерический смех, когда перед глазами возникла картинка с видом, как он поет и в ус дует. Колени постыдно дрожали. Одновременно хотелось смеяться и плакать.
Все. Все кончилось. Все кончилось хорошо. Нужно успокоиться и решить, что делать дальше. Как пробираться в свой район. И понять, что, вообще, происходит.
Сколько прошло времени с момента отключки – неизвестно. Судя по темноте и отсутствию людей под тусклым светом фонарей, уже поздняя ночь. Та же самая или следующая? Или… может быть, он долго пролежал в клинической смерти, если его опять доставили в морг?
Осторожное выглядывание убедило: рядом никого нет. Михаил направился в другую от морга сторону, продираясь через сваленные доски и буераки. Перед выходом на освещенное пространство он разорвал по шву подобранный пластиковый пакет с цветочками, полученное полотнище прикрыло бедра. Какая-никакая, а одежда. Ну, видимость одежды. Для начала сойдет. Придерживая псевдоодеяние руками, он двинулся вперед.
Перед глазами высилась знакомая по последнему воспоминанию элитная многоэтажка.
Домой отменяется. Сюда. Здесь расскажут, что случилось.
Михаил прятался от случайных прохожих между припаркованных машин или за деревья, короткие перебежки от одной тени к другой упорно вели его к цели. Хорошо, что ночь. Если бы тени были от солнца, а не от уставших от жизни фонарей, ему бы не поздоровилось. Еще триста метров. Еще сто. Еще пятьдесят…
2
У бордюра перед подъездом дремала та самая машина. Значит, Жанна дома.
Ждать, пока выйдет? А вдруг не одна? Вдруг испугается человека в наряде аборигена, вышедшего на тропу войны с отходами цивилизации? Крик поднимет. Лучше самому. Михаил выбрал момент, и его нелепая фигура, чья еще более нелепая тень от наддверной лампочки за несколько метров уменьшилась от бесконечности до незаметности, прокралась к видеодомофону. Номер квартиры… хорошо, что поговорили по этому поводу. Пик-пик-пик – три единицы. Вызов. Зуммер. И – блаженство. Сквозь металлическую решеточку на динамике прошелестело:
– Кто там?
– Жанна?
– Кто это?
– Прости, пожалуйста. Это… Михаил.
– Михаил?! – в голосе сквозило недоверие. – Ты жив?
От нахлынувших эмоций Жанна обратилась к нему на ты. В прошлый раз до этого, кажется, не дошло. Или…
На лбу стало липко от пота.
– Как видишь. – Михаил нервно помахал рукой в зрачок видеокамеры.
Теперь он сомневаться во всем. И в том, что было раньше, и сейчас, и вообще.
Голос из стального ящичка произнес:
– В призраков я не верю… Это действительно ты. Почему опять в таком виде? Снова амурная история, приключений не хватило?
– Я пришел по тому же поводу.
– В каком смысле?
– Узнать.
– Подожди… – Жанна отвлеклась на что-то, и через некоторое время раздалось желанное: – Поднимайся, поговорим здесь.
Ракета чудо-лифта вознесла, позволив не пересечься ни с кем из соседей. Тоже счастье. При виде Михаила они сподобились бы вызвать полицию или скорую психиатрическую помощь.
Жанна встретила его в открытых дверях. На ней был запахнут халатик, в котором ее благодеяниями недавно щеголял Михаил. Ножки погружены в пушистые тапочки. И никакой косметики. В глазах, направленных в его переносицу – испуг и любопытство.
– Ты же умер?
Он взял ее маленькую ручку в свою.
– Я столь бесплотен?
– А врачи диагностировали смерть.
Жанна посмотрела на исхлестанное ветками тело, в районе бедер завернутое в полиэтилен. Придерживаемые одной рукой, чтобы не свалиться, красочные цветочки радовали глаз, но не грели. Понятно, что не знай она Михаила раньше, близко бы к порогу не подпустила.
– Какие врачи? – Он запнулся и вскинул незанятую поддержкой «одежды» руку в останавливающем жесте: – Стоп. Можно по порядку, с того момента, как мы выпили за любовь, и я потерял сознание?
– Войди для начала, а то соседей всполошишь. – Сонная фигурка подалась в сторонку. – В такое время нормальные люди спать изволят.