Окно в Энцелад

Всякою молитвою и прошением молитесь во всякое время духом, и старайтесь о сем самом со всяким постоянством и молением о всех святых…

Ефесянам, 6:18

Совершайте намаз, выплачивайте закят и крепко держитесь за Аллаха. Он – ваш Покровитель.

Коран, 22:78

Что это за служение сердцем? Это молитва.

Вавилонский Талмуд, Таанит, 2а

ПРЕДИСЛОВИЕ

Описанные в романе события – художественный вымысел. Автор не претендует на истину в последней инстанции, а лишь высказывает свое мнение. Автор не оспаривает ничьих убеждений и призывает своих читателей быть терпимыми друг к другу и мыслить самостоятельно.

Пролог. Пророки

Голос прозвучал из ниоткуда и отовсюду разом. Ровный, спокойный, уверенный. Так обращается добрый, умудренный опытом родитель к ребенку. Дмитрий Иволгин вздрогнул и подскочил в кровати, выронил книгу. Прислушался – тишина. Привстал и огляделся по сторонам, будто в спальне мог находиться кто-то еще. Углы комнаты тонули в полумраке, огни ночной Москвы не проникали сквозь плотно сомкнутые ламели на окнах. Тусклый свет прикроватной лампы был слишком слаб, чтобы рассеять тьму.

«Ответь мне!» – повторил бархатный баритон.

– Господи Иисусе… – прошептал Дмитрий дрожащими губами. Глаза округлились, взгляд забегал по едва различимым стенам.

«Ответь!»

– Боже!

«Теперь я тебя услышал, хорошо», – голос прозвучал удовлетворенно.

Дмитрий схватился за распятие на груди, словно утопающий за спасательный круг, скинул ноги с кровати и вскочил. Парой широких шагов преодолел расстояние до стены и щелкнул выключателем.

– Кто здесь? – выкрикнул он, щурясь от яркого света люстры.

Когда глаза привыкли, он внимательно осмотрел спальню и убедился, что в ней, кроме него, никого нет. Да и спрятаться в комнатенке было негде: пустые стены, никакого шкафа или широких плотных гардин, в углу – небольшой комод, и все. А под низкие борта кровати пролез бы разве что ребенок.

«Успокойся и присядь», – участливо посоветовал баритон.

Сердце заколотилось, во рту пересохло. Дмитрий невольно зажмурился и схватился за голову, когда наконец понял, что голос звучал именно в ней.

«Тебе не нужно ничего бояться, сын мой, – продолжал вещать голос, – ты на верном пути, и он приведет тебя ко мне».

– Господи, кто… кто это? – пролепетал Дмитрий, не раскрывая глаз. Он медленно потащился к кровати, присел на самый краешек.

«Ты знаешь ответ. Или догадываешься».

Последовала долгая пауза. Дмитрий тяжело дышал, словно пробежал стометровку, смотрел в пол; голову отпустил, но схватился двумя руками за крест на груди. Хоровод безумных мыслей, невероятных и пугающих, промчался в его сознании. Дмитрий верил в Бога, рьяно и истово, не пропускал ни единого занятия в семинарии, знал Библию почти наизусть. Друзья и знакомые пророчили ему удачную церковную карьеру, но не духовные саны привлекали Дмитрия больше всего, а искренняя помощь страждущим, и прежде всего – ищущим светлого пути. Объяснить, рассказать, направить. Он чтил Господа и усердно выполнял все Его заповеди, однако религиозным фанатиком себя не считал. Как и не замечал за собой признаков психических расстройств. Больных шизофренией не имелось в его роду ни со стороны отца, ни со стороны матери. Но этот голос…

«Ты не безумен, – его мысли, очевидно, читались совершенно беспрепятственно, – вовсе нет. Ты слышишь меня, а это значит, что ты внемлешь Господу своему, и сие есть только благо».

– Но как… – прошептал Дмитрий.

«Сын мой, я избрал тебя для важной миссии. Готов ли ты исполнить мою волю? Готов ли стать моей дланью в грешном мире?»

– Святой Иисус!

Дмитрий рухнул на колени и обратил взор к большому позолоченному распятию, висевшему на стене прямо над кроватью. Нервной скороговоркой прочел «Отче наш» – слова привычно слетали с губ и неслись к распятому на кресте Назарянину. Завершив молитву, Дмитрий поднял глаза к потолку и спросил:

– Да, Господи, скажи, что я должен сделать! Я сделаю все!

«Я не ошибся в тебе, – удовлетворенно произнес голос. – Для начала ты должен приехать в город Абакан десятого июля и ровно в полдень явиться ко входу в храм Равноапостольных Константина и Елены».

– Но зачем…

«Не спрашивай! Узнаешь, когда будешь на месте».

Шок начал отпускать, мысли перестали скакать, как блохи, и неспешно выстраивались в ряд, связанные узелками логики.

– Поехать в Абакан… – пробормотал Дмитрий, подняв глаза к темному потолку.

«Именно, сын мой. Там, у входа в храм, тебе предстоит встретить мужчину и женщину. Ты узнаешь их сразу – это твой брат и твоя сестра».

– Но у меня нет…

«По вере, а не по крови. Они, так же как и ты, жаждут озарить мир благим лучом веры, наставить заблудших на путь истинный, изгнать скверну и грех из мира. Они близки тебе».

– Боже, – прошептал Дмитрий, потирая лоб. Невероятность происходящего нахлынула новой волной, разбивая разум о скалы сомнений и тревог за свое психическое здоровье. – Что же делается-то, боже ты мой, что же это…

«Веруешь ли ты в Господа своего Иисуса Христа?» – грозно вопросил голос.

– Верую! – горячо воскликнул Дмитрий и перекрестился.

«Тогда отбрось сомнения, они от лукавого. Следуй за гласом Божьим, который слышишь в себе, и иди к свету истины, исполняя повеления Господни».

Дмитрий снова перекрестился, кланяясь распятию на стене, а затем встал с колен и, подняв глаза к потолку, сказал:

– Да, верую и сделаю все. Сомнений нет!

«Замечательно, – по-отечески мягко произнес голос, – тогда слушай и запоминай, что ты должен сделать, когда повстречаешь брата с сестрой…»

***

Линн Хольмберг верила в вещие сны. Обычно ей не снилось ничего и состояние сна было для нее не чем иным, как провалом в темную бездну ночью и выныриванием из нее наутро – и так почти всю сознательную жизнь. Многие ей завидовали, особенно престарелые родители, которые частенько страдали бессонницей, а если и спали, то урывками и не глубоко. Сны из раннего детства она за свои тридцать лет забыла, но дальше – отрочество, юность, ранняя зрелость – каждое сновидение оказывалось, как говорят, в руку. Они случались редко, даже очень редко, но им стоило доверять. Линн поняла это не сразу; пониманию предшествовали несколько совпадений, когда увиденное во сне в той или иной мере происходило наяву.

Как-то раз ей, тогда студентке Королевского технологического института в Стокгольме, приснилось, как она падает с дерева и ломает руку. Пробудилась она с чувством тревоги и уныния, даже обреченности. К этому времени Линн уже внимательно относилась к предсказаниям, полученным во снах, а потому начала день, нисколько не сомневаясь в приближающемся несчастье. Позвонила в приемную института и сказалась больной, чтобы отсидеться в безопасности.

Ага, в безопасности, как же!

Вечером того же дня она отказалась от душа: ванная – одно из самых рискованных мест в доме. Но когда Линн готовила себе ужин, прихватила из холодильника сразу четыре яйца. Одно выскользнуло из мокрых пальцев и разбилось, оставив на полу желтую жижицу. Второе полетело за ним – Линн попыталась поймать его, сделала инстинктивное движение и наступила в жижу. Нога взлетела, Линн плашмя рухнула на пол, прямо на руку. Первые несколько секунд она просто лежала и тупо пялилась в потолок, словно не замечая острую боль в предплечье. А потом, чертыхаясь, доползла до стола, где лежал телефон, и набрала скорую.

Этот случай в очередной раз убедил Линн в надежности предсказаний, которые неким непонятным образом делал ее мозг. Она больше не сомневалась: увиденное во сне неизбежно произойдет наяву. Эта закономерность впоследствии стала как бы вшита в ткань ее реальности, будто видеть вещие сны так же естественно, как есть, пить или ходить в туалет.

Линн предпочитала не распространяться о своих способностях и с возрастом говорила о них все меньше. Родители, занятые пенсионерской жизнью, и не приставали с расспросами, хотя в юности Линн хвасталась им сбывшимися предсказаниями. О них родители или забыли, или вообще никогда не относились к толкованию снов дочери всерьез.

Во взрослую жизнь она вступила одинокой, замкнутой. Короткий брак с симпатичным и рослым, но безалаберным и крайне эгоистичным Нильсом завершился, едва ли протянув год, и оставил ее один на один с пустой квартирой и кредитом в пятьдесят тысяч крон. Кредит она взяла на свое имя, ведь Нильс на тот момент был безработным. Так она оплатила их двухнедельный отдых на Сейшелах, а пару месяцев спустя они расстались.

Линн ругала себя не за наивность или глупость, не за ошибку в выборе партнера и не за собственную неспособность разбираться в характерах; не хотелось даже поносить «кобелиную мужскую породу», хоть это теперь в тренде, – она кляла свои сны, которые никак, ни единым намеком, не предупредили ее о предстоящем разочаровании. В течение всех одиннадцати месяцев брака ей не приснилось ни одного вещего сна, который можно было бы истолковать как предостережение или совет.

С тех пор миновало больше двух лет. Линн справила свое тридцатилетие бутылкой дорогого вина, сигаретой и просмотром старой мелодрамы. Редкие сны продолжали предсказывать события. Сюжеты, как и прежде, вертелись вокруг обыденных ситуаций ее унылой одинокой жизни или включали в себя происшествия в окружающем мире: ураганы, землетрясения, теракты и прочее.

Сон, который приснился Линн в ночь на 29 апреля 2021 года, сильно отличался от всех прошлых видений. В этот раз она не увидела никаких особых событий – ни радостных, ни трагичных, – которые касались бы ее или людей вокруг.

Ей виделось, что она едет в аэропорт, предъявляет билет на стойке регистрации, затем проходит таможенный досмотр и контроль безопасности, садится в самолет и он взлетает, устремляется ввысь к белоснежным облакам. Мелодичный голос бортпроводницы сообщает, что рейс Стокгольм – Москва займет примерно два часа. Время в пути проносится незаметно, Линн не скучает, она полна радостного возбуждения, ожидания праздника, предвкушения чуда. Самолет заходит на посадку, пассажиры аплодируют мастерству пилота, который сажает машину без единого толчка и тормозит плавно, без рывков. Линн проходит пограничный контроль, а затем делает пересадку на внутренний рейс Москва – Абакан. Этот перелет длится гораздо дольше предыдущего, но в конце концов завершается благополучной посадкой в аэропорту далекого сибирского города. Линн покидает самолет, получает багаж и направляется к веренице такси. Она называет водителю адрес: «Храм Равноапостольных Константина и Елены». Водитель кивает, машина трогается с места. Линн с любопытством глядит в окно, рассматривая улицы незнакомого города, и пребывает в радостном ожидании; она откуда-то знает, что, прибыв к храму ровно в полдень, встретит двух мужчин, которые круто изменят ее жизнь, наполнят ее смыслом и глубоким содержанием. Вместе, втроем, они придут к божественной Истине, которая ярким маяком осветит их души, а через них – души всех людей в мире. Линн смотрит на экран своего смартфона и запоминает дату: 10 июля, суббота…

Она проснулась со смешанным чувством воодушевления и растерянности, радости и тревоги, но больше всего было удивления. Россия? Абакан? Где это вообще?

К ней пришло осознание, что этот сон – не просто предсказание, а еще и повеление. Чье? И почему? Ответов она не знала. В Бога Линн верила, но не так, чтобы регулярно посещать церковь, следовать традициям или читать молитвы: ведь религия, в конце концов, не что иное, как цемент, скрепляющий обветшалое здание патриархальных гендерных стереотипов. Однако ощущение сопричастности чему-то высокому, непознаваемому, грандиозному не оставляло Линн весь день. А вечером она села за компьютер. Открыла сайт российского посольства в Швеции, чтобы выяснить процедуру получения визы; затем изучила карту и нашла цель своего путешествия, почитала общие сведения о Хакасии и ее истории; и, наконец, принялась искать авиабилеты в Москву и Абакан.

***

Наступившее утро принесло радость, ведь сегодня состоится долгожданная встреча с Анаис! Договориться со строптивой колдуньей стоило Джеймсу Монтане немалых сил и заставило изрядно понервничать. Но когда она наконец согласилась ему помочь и сказала «да», это слово прозвучало самым прекрасным женским «да» в его жизни.

День стоял ясный, теплый, как обычно бывает в Нью-Йорке в конце апреля. Небо раскинулось необъятным голубым куполом над городом. Точнее, голубым оно казалось лишь над его окрестностями, где концентрация смога была не такой высокой, как в центре. Люди, по крайней мере большинство, выглядели дружелюбно: погода создавала в душах прекрасное настроение. Среди тех немногих, кто в этот день оставался хмурым и напряженным, несмотря на солнце и весну, был Джеймс. Невысокий и тучный, он неспешно брел по Уиллерт-авеню, засунув руки в карманы ветровки, и неотрывно смотрел в асфальт, будто искал потерянный бумажник. Несколько раз его пихнули плечом встречные прохожие, такие же задумчивые и рассеянные, как он, или просто хамоватые, считающие, что отклониться на полшага от курса и избежать столкновения есть нечто постыдное, недостойное, даже унизительное. Но Джеймс не замечал никого и ничего – ни людей, ни машин, ни солнца: его мысли занимала предстоящая встреча с колдуньей Анаис.

Джеймс привык при принятии важных финансовых решений полагаться на знаки, посланные, как он считал, высшими силами, а потому решил не нарушать собственную традицию: ведь успех есть лучшее мерило правильности курса. До сих пор знаки, откуда бы они ни являлись, будь то карты, хиромантия или спиритизм, осечек почти не давали, а потому все вложения в той или иной мере приносили прибыль. Но сегодня случай был особенный: речь шла о сорванном на прошлой неделе джекпоте в десять миллионов долларов.

Стать счастливчиком Джеймс смог благодаря гаитянской колдунье, которая обосновалась в миниатюрной квартирке на окраине Нью-Йорка и с которой его свел около года назад давний знакомый, эксперт по гаданию на картах Таро. Анаис утверждала, что является медиумом и регулярно общается с духами умерших, причем использует для этого не магию вуду, не камлание кандомбле или молитвы винти, не какие-либо прочие шаманские практики Западной Африки, мигрировавшие в Новый Свет пару столетий назад, а обычное столоверчение по традиционному европейскому образцу, хоть и приукрашенное некоторыми самобытными гаитянскими чертами. Она не делала на этом денег, считая свое умение даром свыше, к которому следует относиться трепетно и не марать его алчностью и стяжательством. Джеймс с неимоверным трудом уговорил ее спросить совета духов в выборе номеров в лотерее, солгав, что отчаянно нуждается в деньгах на операцию шестилетней дочке, якобы больной раком. Тот же аргумент использовал, чтобы склонить темнокожую колдунью помочь ему вновь – на этот раз правильно вложить выигранные миллионы.

Теперь Джеймс направлялся к дому Анаис, пребывая в напряженном ожидании сеанса, который круто изменит его жизнь: грамотная инвестиция такой суммы даст невероятно высокие дивиденды, гораздо выше, чем джекпоты во всех лотереях США, вместе взятые. Волнующий момент.

Набрав код на замке, Джеймс вошел в подъезд и с пыхтением преодолел четыре лестничных пролета. Остановился перед обшарпанной коричневой дверью и постоял минуту-другую, восстанавливая дыхание. Затем попытался настроиться на позитивный лад, но волнение не отпускало. Может, это и к лучшему: меньше риск, что колдунья заподозрит обман, ведь когда деньги нужны на операцию для дочки, волноваться естественно.

Собрался с духом, постучал. Несколько мгновений висела тишина, потом послышались приглушенные шаги. Дверь приоткрылась, цепочка безопасности натянулась, в проеме показался большой навыкате глаз.

– А, это ты, – протянул низкий хрипловатый голос с характерным акцентом, – заходи.

Женщина звякнула цепочкой и распахнула перед гостем дверь.

– Благодарю, – подчеркнуто вежливо произнес Джеймс.

Квартира была прокурена и наполнена затхлым запахом старой мебели, табака и каннабиса. Из крошечной прихожей Джеймс попал в гостиную, один из углов которой отделяли от остального пространства две ширмы, установленные под прямым углом друг к другу. Туда и провела гостя Анаис.

Плотная, высокая, с широким выпуклым задом, темнокожая колдунья уселась на стульчик, который показался Джеймсу игрушечным по сравнению с ее габаритами. Фигурой он и сам-то далеко не Аполлон, если честно, но вид крупной негритянки, восседающей на маленьком стульчике, вызвал у него ухмылку, которую он с большим трудом подавил, после чего со словами благодарности расположился в предложенном кресле.

Между ними находился низкий деревянный стол, поверхности которого едва хватало, чтобы вместить лист ватмана примерно три на три фута и полную окурков пепельницу. На листе была нарисована окружность, расчерченная на равные сектора, словно куски пиццы. В каждом располагалось по букве английского алфавита, а также цифры от нуля до девяти. В самом центре листа лежала круглая деревянная дощечка размером со спичечный коробок, на которой скалил пасть Лоа – гаитянский дух. Ватман прижимали к поверхности стола четыре коротких подсвечника с огарками ароматических свечей.

В комнате царил полумрак. Грязное окно, затянутое давно не стиранными пыльными гардинами, пропускало мало света; плотные ширмы скрадывали его еще больше, погружая спиритический закуток чуть ли не в сумерки. Когда Анаис зажгла свечи, стало немного уютнее, и помещение сразу же наполнилось ароматом лаванды и еще каких-то трав, названия которых Джеймс не знал.

– Готов? – строго проговорила колдунья, глядя на клиента исподлобья. Ее раздражало то, что ей приходилось делать. Еще во время телефонного разговора с клиентом она предупредила, что больше помогать ему не станет, и в своем решении была непреклонна. Джеймс чувствовал это и абсолютно не сомневался, что видит Анаис в последний раз, а потому волновался еще больше: сейчас – единственный шанс получить дельный совет от духов, которым можно доверять и которые доказали свою правдивость.

– Да, – кивнул он и пододвинулся вместе с креслом ближе к столу.

– Когда дам знак, задашь свой вопрос.

Джеймс вновь кивнул, знакомый с ритуалом.

Гаитянка откинулась на спинку стула, задрала голову к потолку и закрыла глаза. До гостя донесся ее тихий шепот, прерываемый внезапными выкриками, короткими завываниями и даже стонами. Так продолжалось несколько минут, после чего она нависла над ватманом и посмотрела на мужчину.

Джеймс невольно вздрогнул, встретив ее колючий взгляд, острой шпагой проникший в самую душу. Глаза, и без того большие и выпуклые, расширились, когда она выразительно кивнула ему и положила указательный палец на изображение Лоа. Джеймс послушно прижал свой палец к дощечке, коснувшись Анаис. Она громко запела на креольском, вновь закатив глаза к потолку, а затем уставилась на изображение духа и произнесла по-английски:

– Великий Лоа, ты с нами?

Гость ощутил, как дощечка дрогнула и с тихим шелестом поползла к ячейкам, увлекая пальцы мужчины и женщины за собой. Выбранные буквы сложились в слово «да». Джеймс, следуя знаку колдуньи, спросил:

– Ответь, добрый Лоа, как мне следует распорядиться деньгами, чтобы приумножить богатство? Какие акции купить? Во что вложить?

Он чувствовал, что голос его дрожит, а ладони стали липкими. Нелегко было сдерживать волнение.

Дощечка повела прижатые к ней пальцы и забегала между буквами, которые собрались совсем не в те слова, которые Джеймс ожидал прочесть: «Не думай о деньгах».

Несколько секунд он молча пялился на ватман, а затем повторил вопрос. Ответ пришел незамедлительно: «Забудь о деньгах».

Джеймс растерянно взглянул на Анаис, та смотрела строго, недружелюбно, но с некоторым триумфом, будто только что выиграла у него некий спор.

Дощечка между тем забегала по ватману, заметалась между буквами, заставив гостя приподнять лохматые брови: «Если исполнишь мое повеление, получишь намного больше, чем свои жалкие дивиденды от десяти миллионов».

Он вновь поднял взгляд на Анаис, но теперь посмотрел на нее с недоверием и плохо скрываемым подозрением. Она нахмурилась, возмущенная его беззвучным обвинением, но сама ощутила растерянность и удивление. Эти чувства легко читались в ее глазах и свидетельствовали об искренности колдуньи. Но тем не менее странность полученных ответов не давала покоя, заставляя сомневаться в действиях медиума.

Дух Лоа продолжал говорить: «Следуй за своим Господом и познаешь счастье. Отбрось сомнения, они от лукавого, женщина напротив тебя передает мою волю».

Джеймс увидел изумление в глазах Анаис, но сомнения все еще одолевали его.

«Знаю: не веришь. Чтобы убедить, напомню о событии, известном лишь тебе одному. – После короткой паузы дух заговорил: – Родительский дом в Нью-Джерси, ты отрок тринадцати лет. Отца и матери нет дома. Шумит вода в ванной. Ты крадешься на цыпочках, приоткрываешь дверь, видишь свою старшую сестру в душе».

– Что?! – потрясенно воскликнул Джеймс, вспоминая эпизод восемнадцатилетней давности, который всеми силами пытался позабыть, стереть из памяти, превратить из воспоминания в фантазию, чтобы лишить его реальности. – Нет…

«Ты не ушел, не закрыл дверь, – продолжал дух, – ты остался, разглядывал свою сестру и рукоблудничал, пока не опозорился прямо в штаны. Она так и не повернулась к тебе лицом и не узнала, что за ней подглядывают, но ты-то знаешь».

– О боже, только не это… – испуганно прошептал Джеймс и украдкой взглянул на колдунью. Теперь она смотрела на клиента с нескрываемым отвращением.

«Веруешь ли ты в Господа своего Иисуса Христа?» – грозно осведомился дух.

– Да… – пролепетал Джеймс, не уверенный, говорит ли он в самом деле с гаитянским духом или с некоей силой более высокого порядка. Руки задрожали, в горле встал ком.

«Тогда запоминай: десятого июля сего года ты должен прибыть в российский город Абакан …»

– Куда?!

«Слушай и не перебивай. В Абакане ровно в полдень десятого июля у входа в храм Равноапостольных Константина и Елены ты встретишь двух близких тебе по вере людей, мужчину и женщину. Втроем вам предстоит исполнить мою волю, принести свет благой истины людям и избавить мир от греха, неверия и отступничества».

– Но как же мои…

Дух перебил: «Забудь все, что делал и чем жил прежде, потому что с десятого июля у тебя начнется новая жизнь. И помни: ослушаешься – будет большая беда».

– Да, – сглотнув, произнес Джеймс, – я сделаю, как ты велел. Но… для чего это все?

«Узнаешь там и тогда».

Дощечка медленно вернулась в центр ватмана и замерла. Мужчина потрясенно уставился на колдунью и, убрав палец, пролепетал:

– Что это было?

Будто она знала ответ! Анаис смотрела на него, выкатив огромные круглые глаза, полные губы чуть подрагивали. Джеймс и не ждал от нее ответа, его предстояло отыскать самому – в далекой России, в городе, о котором и слыхом не слыхивал.

Не чувствуя под собой ног, он поднялся с кресла и хотел было поблагодарить женщину, но замер, увидев, как ее широкое лицо вдруг скривилось в гримасе боли. Она захрипела, схватилась за левую грудь. На губах выступила белая пена, глаза закатились.

– Что с вами?! – воскликнул мужчина и достал из кармана ветровки айфон.

Анаис застонала, но резко затихла, обмякла и медленно, точно тряпичная кукла, сползла со стула на пол.

Джеймс, потрясенный и напуганный, стоял над бездыханным телом колдуньи. Ему до сих пор не верилось, что сегодняшний, на первый взгляд самый обыкновенный день так неожиданно изменил его настоящее и развернул в совершенно непредвиденном направлении его будущее.

Он разблокировал экран на телефоне и набрал номер службы спасения.

Часть первая. «Рука Нергала»

Тихий всхлип, едва слышный среди надсадного сопения, знаменовал миг наивысшего блаженства. Несколько минут спустя они лежали в обнимку – она на спине, он на боку, спрятав лицо у нее в шее. Мужские пальцы поигрывали с длинным локоном мягких рыжих волос.

– Макс? – прошептала она, поглаживая шрамы от ожогов на его спине.

– Здесь, – откликнулся мужчина, будто школьник на перекличке.

Молчание продлилось почти минуту, прежде чем женщина заговорила вновь:

– Что будем делать?

– С чем?

Она напряглась, голос похолодел:

– Сам знаешь.

Макс перевернулся на спину, уставился в серый потолок. Желание его побелить накатывало всякий раз, когда обстоятельства заставляли брать на себя ответственность и принимать важные решения: ведь скучная, монотонная работа хорошо умеет создавать иллюзию отсутствия проблем. За последнее время такое случалось нечасто, но каждый раз ему приходилось откладывать побелку потолков до лучших времен. Обстоятельства умеют убеждать. Сейчас был как раз такой момент. Банка краски в кладовке, там же и кисти; достать все необходимое – и за работу. Но… наверное, опять в другой раз.