Любовь и… любовь

Новогодний фейерверк

Анжелика Викторовна, строгая деловая женщина, работающая в городской администрации, невесело смотрела в окно. Собственно говоря, видеть там было особенно и нечего. Двор как двор, с самовозведёнными гаражами, машинами и снующими туда-сюда людьми. Сегодня движение во дворе было по-праздничному бойким. Оно и понятно – через несколько часов пробьёт полночь, и наступит Новый год. А ей, Лике, завтра ровно в шесть вечера стукнет сорок лет. Подумать только! И куда жизнь ушла?

Во дворе не стихала суета. Люди так любят этот праздник и становятся на удивление деятельными в его преддверии. Даже самые ленивые проявляют активность. Анжелика усмехнулась – вот только она что-то из общей суеты выпадает. Сегодня ей ничего не хочется делать, хотя раньше она тоже в такие вот предпраздничные хлопоты включалась с энтузиазмом. Стареет, наверное. Она вздохнула и ненадолго отошла от окна. Нужно было проверить, готово ли уже сложное овощное рагу, которое она надумала сделать к праздничному столу как основное блюдо. Рецепт был новый, ещё не апробированный, и что получится на выходе, пока неясно. Но и судить будет кроме неё некому, а она постарается быть снисходительной к своему новому кулинарному творению.

Вернулась к окну скоро. Уже давно стемнело, и ребятню позагоняли домой. Но суеты во дворе не поубавилрось. И в дальнем конце его просторной территории, на пригорке за гаражами уже маячили мужские фигуры – кто-то готовился запускать фейерверк.

Это зрелище почему-то всегда привлекало внимание женщины и очень ей нравилось. Она готова была часами смотреть на яркие букеты разноцветных огоньков, вздымающиеся в тёмное небо. И никогда это зрелище не надоедало ей. И её ни капельки не раздражали громкие звуки выстрелов, сопровождающие это волшебное действо.

Вот её соседка по тамбуру, Ираида Максимовна, всегда недовольно ворчала по этому поводу и загодя готовила беруши. Она жаловалась, что после этой праздничной канонады у неё болит голова, стоит звон в ушах, и всю ночь мельтешат огоньки перед глазами. Но, честно говоря, Лика её не понимала. Никто ведь не тянул её силой к кухонному окну. В её большой трёхкомнатной квартире вполне можно уйти в гостиную, окна которой выходят на другую сторону, и плотно закрыть за собой дверь. И громкость звука заметно поубавится.

Однако соседка упорно торчала в кухне, без конца выглядывая в окно, и без умолку ворчала… И машин вот во дворе много, и люди без конца снуют, и от детворы покоя нет, всё визжат, съезжая с горки на этих своих тарелках. Безобразие какое-то! Форменное безобразие.

Вначале, переехав на эту квартиру, Лика попыталась завязать добрососедские отношения с одинокой старой женщиной. Однако быстро поняла, что из этих намерений ничего хорошего не выйдет. Ираида Максимовна принадлежала к категории людей, которые всегда и всем недовольны.

Похоронив мужа, небольшого, но устойчиво стоящего на ногах начальника, она осталась жить одна в трёх комнатах, которые были ей, по сути, вовсе ни к чему. Платил за эту квартиру её сын, он же каждую неделю затаривал матери холодильник под завязку и ещё время от времени привозил помощницу, которая старательно наводила порядок в запущенной квартире. Слов нет, старой женщине делать генеральную уборку было уже не под силу. Но зачем ей такие хоромы одной, этого Лика понять не могла. «Я не в силах покинуть квартиру, где витает дух моего дорогого Николашеньки», – заявила ей соседка на заре их знакомства. И всё время плакалась, что с такой пенсией, как у неё, остаётся только сложить руки на груди и умереть. Одним словом, не сложились добрососедские отношения.

А вот Лика фейерверки любила всегда, с детства. Но особенно дороги они стали ей после той зимы в девятом классе, когда Тош под вспышки и шум яркого зрелища впервые поцеловал её. Это было так трепетно, так сладко! И навсегда ассоциировалось в её сознании с грохотом выстрелов и яркими всплесками разноцветных огней.

Тош был первой любовью в её жизни. И единственной. Больше ей такого счастья не досталось. А с Тошем их безжалостно развела судьба. Так уж вышло. И горевать по этому поводу уже поздно. Все слёзы, какие только были, давно выплаканы, и приходится жить дальше, зажав себя в ежовые рукавицы, чтобы хоть со стороны выглядеть достойно.

На работе её считают сухарём, женщиной которой неведомы простые человеческие чувства. Деловая, подтянутая, строгая, застёгнутая на все пуговицы. Стерва, одним словом. И сблизиться с ней не сделала попытки ни одна из новых сотрудниц. А Лика тогда пришла на это место работы после очередной, третьей потери в жизни. И просто не могла говорить о своей ране, ещё свежей, кровоточащей.

Вникать в её обстоятельства никому из работающих рядом женщин и в голову не пришло. Тем более что она была начальницей. Маленькой, незначительной, но всё же. Гораздо проще было с ходу признать её сухарём и стервой.

Лика без возражений приняла эту роль. Так ей было на первых порах даже легче. А потом она просто привыкла и посчитала, что так, пожалуй, лучше всего. Плакаться кому-то в жилетку было не в её характере. Единственная близкая подруга, с которой можно было поговорить по душам, давно укатила за рубеж. А эсэмэсками да емейлами много не скажешь. Родных у неё не было давно. Родители погибли, когда она ещё только пошла в школу. А воспитывающая её тётка рада была избавиться от лишней обузы и не могла дождаться, когда племянница повзрослеет и выскочит замуж.

И теперь Анжелика Викторовна, строгая деловая женщина тридцати девяти лет стояла с жизнью один на один, без всякой поддержки. И ей даже казалось, что так лучше всего. И не нужен ей никто рядом. И пусть. Только иногда, в такие вот минуты, когда в небо взлетают роскошные букеты огненных цветов, в душе просыпается тоска по чему-то большому и светлому, по окутывающему негой теплу, по любви, вкус которой покрылся толстым слоем осколков жизненных обстоятельств, но не забылся. Нет, не забылся, и был ярок в памяти и сегодня, как много лет назад.

Самые яркие, самые счастливые для Лики воспоминания были связаны с Тошем. Антон и Анжелика были для всех в школе – и учеников, и учителей – образцом красивой верной любви, своего рода Ромео и Джульеттой нового времени без отягощающих Шекспировских страстей. «Тош и Лика» – так называли их все в школе и были непоколебимо уверены, что по жизни эти двое пойдут непременно вместе и будут счастливы.

Но всё получилось совсем не так, как думалось. Хотя и Тош, и Лика были уверены в своём будущем и уже строили планы.

Вскоре после шумного и весёлого выпускного вечера Антон получил официальный вызов на собеседование в некое учреждение, казавшееся таинственным и даже пугающим. Лику эта безобидная на вид бумажка очень напугала. Правда, и Антон побледнел, увидев её.

– Ты ведь пойдёшь туда, Тош, да? – ставшими почему-то непослушными губами спросила девушка.

В глазах любимого появилось новое для неё выражение – растерянность.

– Я должен, Лика, и конечно пойду, – голос прозвучал глухо.

В назначенный день Лика проводила любимого до таинственного учреждения, и они долго не могли расстаться, устроившись в скверике неподалёку, где отыскали уединённую лавочку. Губы девушки распухли от поцелуев, глаза были полны слёз.

– Мне почему-то очень страшно тебя туда отпускать, Тош, – жалобно проговорила она.

– Не нужно бояться, глупышка, – успокаивал её юноша, – я только поговорю с ними и вернусь к тебе. Ты подожди меня.

– Конечно, Тош, я с места не сдвинусь, пока ты не вернёшься.

Антон, наконец, встал и собрался уходить.

– Поцелуй меня ещё раз, любимый, – голос девушки дрожал и срывался.

Тош откликнулся с энтузиазмом, и они снова слились в поцелуе, который соединял не только губы, но и души.

Потом Лика проводила любимого тоскливым взглядом и принялась ждать. Ждала долго, до темноты. Но Антон так и не появился. Лика с надеждой ожидала хоть какой-нибудь весточки от него. Ведь не может же человек вот так, среди бела дня исчезнуть насовсем. Оказалось, что может. Антон на её глазах вошёл в дверь этого таинственного учреждения и как в воду канул.

Ближе к концу лета девушка решилась наведаться к его родителям. Не может же быть такого, чтобы и они ничего не знали о сыне. Отношения с семьёй Антона у неё были нельзя сказать, чтобы тёплыми. И отец, и мать его вообще были на удивление нелюдимыми, хотя всегда безупречно вежливыми. Но и здесь её ожидало разочарование. Она узнала, что семья её любимого спешно покинула город, сменив место жительства и не оставив нового адреса никому из знакомых и соседей.

Перед Ликой встала непробиваемая стена. Она ничего не могла узнать про человека, которого любила больше всех на свете, совсем ничего. Даже пыталась пробиться в то таинственное учреждение, но её дальше проходной не пропустили. Оставалось только ждать.

Анжелика ждала. Три долгих года продлилось это тягостное ожидание, но ничего не изменилось. От Антона по-прежнему не было ни слова. И она поняла, что ждать дальше бесполезно. Её любовь уже никогда не вернётся к ней. И надо как-то строить свою жизнь. Тем более что вырастившая её тётка уже не скрывала своего неудовольствия, повзрослевшая племянница была откровенно лишней в её доме.

С Николаем Лика встретилась случайно. Он как-то помог ей донести до подъезда тяжеленную сумку, потом вроде бы случайно встретил её пару раз на улице, а там и со знакомством подступил.

Это и неудивительно. Лика была очень милой девушкой. Красавицей её было не назвать. Но красота ведь вообще понятие очень сложное, довольно строгое и не всегда сочетается с человеческой притягательностью. Но Лика, несомненно, выделялась из толпы и притягивала взгляд. В этой девушке была какая-то теплота, и в её лучах хотелось согреться.

В общем, Николай стал ухаживать за ней. Познакомился с тёткой и произвёл на неё самое благоприятное впечатление.

– Хороший парень, хозяйственный, – вынесла та свой вердикт, – и ты будешь последней дурой, если упустишь его. И жильё у него есть.

Ликина тётка была очень практичной женщиной.

Спорить с тёткой не приходилось. Николай действительно был приятным молодым мужчиной с покладистым характером. И жильё у него было, здесь же, по соседству. Не Бог весть что, но всё же. Правда, когда он впервые поцеловал Лику, соприкоснулись только губы. И это были чужие губы, не те, родные и тёплые, к которым хотелось прижаться как можно крепче, ощущая полное слияние двух человеческих существ в одно. Девушка даже хотела отстраниться в первый момент, но во время себя пересилила. Те губы, которые она так хорошо помнила, остались в прошлом, и возврата к ним нет.

Лика улыбнулась поклоннику и сказала ему что-то милое. Николай просиял. Он был непоколебимо уверен в своём мужском обаянии и пользовался им со знанием дела.

Вскоре Николай сделал Лике предложение. Сделал по всем правилам. Пришёл в дом к тётке с букетом цветов, коробкой конфет и бутылкой шампанского и торжественно попросил у неё руки племянницы. Тётка расплылась в довольной улыбке. Лика молчала. Но от неё и не требовалось никаких слов. Всё решилось само собой.

Через два месяца для неё прозвучал марш Мендельсона, и началась новая семейная жизнь. Лика была девушкой хозяйственной. Тётка воспитала её правильно, как считала сама. Ведь что требуется от женщины? Она должна быть отличной хозяйкой, женой и матерью. Работа, если приходится, на втором плане. Ну а всякие там гулянки, кино и книжки – это от лукавого, считала она. Это никому не нужно. Дом – вот главное для женщины. За всю свою жизнь тётка не прочла ни одной книги, за исключением учебников в школе, и считала, что это нормально. Известное выражение «Мой дом – моя крепость» она слыхом не слыхивала, но, тем не менее, истово исповедовала саму эту философию.

Николая такая жена устраивала вполне. Сама тихая, спокойная, бесконфликтная. В квартире всегда чисто, хорошо пахнет. На столе, когда бы он не вернулся с работы, ожидает горячая вкусная еда, а в постели – тёплое податливое женское тело. Не жизнь – лафа, считал он. А если захочется разнообразия, никто ведь и не возбраняет, лишь бы всё было без шума.

Лика же жила, как во сне. Новые для неё обязанности жены и хозяйки дома забирали много сил и времени. Но душа её молчала. Она как будто впала в спячку, съёжилась и даже стала меньше в ожидании. Чего? Этого Лика и сама не знала, просто так чувствовала. Душа не откликалась и тогда, когда муж целовал и ласкал её, и даже в моменты слияния двух тел в одно. Сливались только губы и тела. Души Николая она не ощущала никогда, и в его объятиях не воспаряла к небесам, как бывало раньше, когда её обнимали руки Тоша. А ведь тогда были только поцелуи, не больше того. И она могла теперь только представлять себе, каким роскошным фейерверком ярких эмоций стала бы для неё близость с мужчиной, которого она любила, казалось, больше жизни. Но не дано…

Предаваться подобным размышлениям Лике пришлось, однако, не слишком долго. Наступившая, как ей и положено, беременность перевела её чувства и ощущения на новые рельсы. Будущий ребёнок целиком завладел всеми её помыслами, и душа, кажется, тоже ожила. Лика необыкновенно расцвела, глаза её сияли, словно звёзды. Николай только диву давался – ты смотри, что результаты его таких приятных трудов сделали с бабой. Всё-таки он отличный жеребец. И мужчина принялся искать новые объекты для удовлетворения своих мужских потребностей.

Лика не возражала. Не так и нужен ей был сейчас муж с его страстью. Не до него теперь. И она оставляла без внимания чужие запахи на его теле, когда они ложились в общую супружескую постель. Их она, кстати, и раньше иногда отлавливала. Но не горевать ведь из-за этого.

Беременность протекала не совсем гладко, случалось и поволноваться. Но в целом всё обошлось благополучно. И в положенный срок в молодой семье появился на свет мальчик. Его назвали Олежкой, и весь мир Лики закрутился теперь вокруг него.

Когда молодая женщина в достаточной мере восстановилось после родов, интимные отношения с мужем возобновились. Однако в них ровным счётом ничего не изменилось. За исключением того, что наученная медиками Лика стала защищать себя от новой беременности. Второй раз вынести это всё ей было бы не под силу. И потом, Олежка ведь стал центром её вселенной, и теперь всё внимание ему, только ему, такому маленькому, тепленькому и родному. А Николай и не подумал отягощать себя заботами о безопасности жены. Подумаешь! Это бабское дело. Не захочет рожать, аборт сделает. А ему свобода в постели нужна, удовольствие по полной программе.

Шло время. Ребёнок подрастал, а декретный отпуск подходил к концу. Олежку устроили в детский садик, Лика вышла на работу. Жизнь вошла в новую колею.

Николай особо много внимания семейным делам не уделял. Он считал, что делает и так достаточно много, зарабатывая деньги на жизнь. Правда, и себя не забывал, и на собственные нужды и развлечения деньги у него находились всегда. Но ведь и семья не бедствовала. И что ещё требовать от мужчины?

В этих новых обстоятельствах Лику приятно удивила, даже поразила тётка. Несмотря на обсевших её родных внуков, она находила время прийти племяннице на помощь в особо трудную минуту, когда малыш болел или когда валилась с ног сама Лика. Оказывается, не такой уж чёрствый человек её тётка, как казалось. Просто жизнь её суровости научила, никогда не баловала.

Олежка готовился уже идти в школу, когда как-то вечером, в самом конце весны Николай затеял с женой серьёзный разговор.

– Ты знаешь, дорогуша, – начал он, – некоторые мои друзья уехали за рубеж и неплохо там устроились. Очень даже неплохо.

Он взглянул на жену. Она подняла на него глаза, и в них сквозило непривычное волнение.

– Но не собираешься же ты…?

– Собираюсь, – перебил её муж, – и очень скоро. Думаю, через пару недель уеду.

– Но мы совсем не готовы к такому переезду, – растеряно проговорила Лика.

– Вам и не нужно, – твёрдо поставил точку муж. – Я еду один.

– И надолго? – женщина всё ещё не могла прийти в себя.

– Насовсем, милая моя. Насовсем.

Лика ошарашено смотрела на него, не в силах взять в толк, что же это такое происходит.

– И ещё одно, дорогая моя, – его глаза невольно заюлили, но мужчина всё-таки закончил фразу, – я должен быть для этой поездки холостым. Поэтому быстренько оформляем развод и разбегаемся.

Лика ахнула. Такого поворота событий она не ожидала.

– Но нас не разведут, у нас ребёнок, – сказала неуверенно.

Николай снисходительно посмотрел на неё.

– Уже развели, дорогуша, – слова падали как каменные глыбы с горы. – Документ я вручу тебе на днях.

Он ещё раз взглянул на бывшую жену и торопливо добавил:

– Только не вздумай рыдать, я этого не терплю. И потом я ведь оставляю тебе квартиру. И может быть, денег смогу подбросить когда-никогда.

Последние слова он произнёс очень неуверенно.

Говорить больше было не о чем. Лика давно поняла, что Николай человек изворотливый и далеко не простак. Он всё хорошо продумал, тщательно подготовил, нашёл необходимые лазейки. И вот теперь ловко выскальзывает из лона семьи, оставляя их с сыном одних.

Плакать она не стала. Но было нестерпимо обидно, что позволила вот так просто обвести себя вокруг пальца. Семейная жизнь, такая надёжная поначалу, жестоко обманула её.

В самом конце мая Николай уехал. Прощание было сухим, как будто два малознакомых человека пожелали, расходясь, друг другу всего хорошего.

Перед Ликой открывался новый период жизни.

Новая жизнь ударила по Лике, первым делом, безденежьем. Как многие замужние женщины, она работала больше для порядка – ради стажа и будущей пенсии. И не так и важно, сколько платят, лишь бы поближе к дому и поменьше работы. Львиную долю средств к существованию всё равно приносит в дом муж. А теперь эта доля уплыла куда-то за рубеж, и Лика даже не знала толком, куда. А хоть бы и знала, то это ничего уже изменить не могло.

А теперь оказалось, что её мизерной зарплаты катастрофически не хватает на жизнь. Да, работа была не такой уж трудной, чтобы падать к вечеру с ног от усталости, но деньги? Где брать деньги? Попыталась добыть кое-какую подработку, но и здесь вышла осечка – работа такая, что валит с ног, а денег чуть. Бездна отчаяния разверзлась перед молодой женщиной, и она готова была уже рухнуть в неё.

Спас её тогда Иван Гаврилович, их завхоз.

– Что-то ты совсем с лица спала, Анжелика Викторовна. Или случилось что, а? – поинтересовался он как-то вечером, в конце рабочего дня.

Этот пожилой, но достаточно крепкий мужчина не раз бросал на молодую сотрудницу заинтересованные взгляды. Но Лику взгляды не волновали. Сейчас же в глазах его она увидела сочувствие. И не удержалась.

– Случилось, Иван Гаврилович, ещё летом случилось, – вздохнула горько.

Сейчас на дворе стояла уже поздняя, холодная и дождливая осень.

И Лика всё как на духу рассказала этому человеку, который проявил интерес и сочувствие к её жизни.

– Скверно, – заключил он, выслушав её исповедь, – очень скверно всё у тебя вышло. Я слыхал о таком. Теперь ты этого гада никак не достанешь. Ловко он тебя облапошил.

Мужчина подумал немного, посомневался, потом выложил то, что было у него на уме:

– Мне ты давно нравишься, Анжелика Викторовна. Как женщина нравишься. В общем, хочу я тебя, что уж скрывать.

Он замахал руками, поймав её перепуганный взгляд:

– Нет-нет, я нормальный мужик, поверь, без всяких там извращений. Просто в возрасте уже. Но иногда и мне тряхнуть стариной хочется.

Он с сомнением посмотрел на молодую женщину, которая стояла перед ним красная, как рак, и не решалась поднять глаза от пола.

– Да не смущайся ты так, девочка, – проговорил с усмешкой, – это жизнь, её надо принимать такой, как есть. Глянь-ка на меня.

Лика несмело подняла глаза.

– Или я урод какой? Или чудище заморское? – спросил.

Она только отрицательно помотала головой. Он не был ни уродом, ни чудищем. Обыкновенный мужчина, но только пожилой.

– Так вот, если ты меня время от времени потешишь своим телом, я стану давать тебе каждый раз вот это.

Он поковырялся в своём бумажнике и вытащил из него крупную купюру.

Первым побуждением Лики было повернуться и бежать без оглядки от этого мужчины, желающего купить её тело. Потом она представила себе голодные глаза Олежки и то, сколько всего она сможет купить на эти деньги для своего ребёнка. И она осталась на месте.

– Это не купля-продажа, девочка, как на рынке, – проговорил всё понявший, умудрённый жизнью завхоз. – Это помощь. Только взаимная Я тебе деньги, а ты мне радость. Только и всего. А?

Лика взглянула на него неуверенно, потом кивнула головой. Была, не была. Другого выхода ведь всё равно нет.

Он удовлетворённо улыбнулся, взял её за руку и повёл за собой. Привёл в довольно уютную подсобку. Здесь даже старая медицинская кушетка нашлась, на металлических ножках.

Иван Гаврилович бросил на кушетку плотное одеяло, потом уложил на неё Лику, предварительно освободив от одежды. Погладил её живот, бёдра, и прямо загорелся весь. Быстро скинул с себя штаны и принялся за дело. И не опозорился, справился с задачей на «отлично», как подумала Лика.

– А я ещё ничего мужик, да? – поинтересовался на всякий случай.

Лика забыла про смущение начисто. Она давно уже была без мужчины, а тело своего просило.

– Да вы ещё о-го-го, Иван Гаврилович, молодых за пояс заткнёте, – она улыбнулась. – Я такого не ожидала, по правде говоря.

Мужчина расплылся в довольной улыбке. Ну, кому же, скажите на милость, не будут в радость такие слова?

– Да, я ещё могу погеройствовать, хоть и не часто, к сожалению. А вот моя старуха и думать об этом забыла.

И он протянул Лике обещанную купюру.

С тех пор один-два раза в месяц Лика встречалась со щедрым завхозом в маленькой подсобке и получала порцию мужской энергии, а в придачу к ней такую желанную купюру, которая позволяла ей покупать подрастающему Олежке более дорогие и питательные продукты и даже иногда радовать его подарками. А по временам Иван Гаврилович просто подбрасывал Лике продуктовые наборы, которые тоже очень помогали ей.

Никаких разговоров о нежных чувствах между ними никогда не было, как и самих чувств. Была голая физиология, но она шла на пользу обоим.

Так Лика протянула года полтора, но всё время не переставала искать новую работу. Однако нашёл её всё тот же Иван Гаврилович. Он, видимо, понимал, что надолго его не хватит, а ударить лицом в грязь перед молодой женщиной, дарившей ему столько радости, не позволяла мужская гордость.

И как-то в марте, когда коллектив отмечал Международный женский день, завхоз снова уединился с Ликой в ставшей привычной подсобке. В этот раз он был особенно настойчив в стремлении подарить женщине удовольствие. И преуспел.

Лика взглянула на него с удивлением – сегодня всё было не так, как всегда.

– Это моя лебединая песня, девочка, – улыбнулся мужчина, но глаза оставались невесёлыми, – и я буду помнить её до конца своих дней. А у тебя впереди другой путь, лучший.

И он протянул Лике не одну, а две купюры и ещё бумажку, на которой были написаны адрес и телефон.

– Твоё новое место работы, Анжелика Викторовна, – сказал, – хорошее, гораздо лучше, чем здесь. И денег больше, и возможность для карьерного роста есть. Завтра же можешь приступать, я обо всём договорился.

И он, пряча глаза, отвернулся и вышел. Лика даже «спасибо» ему сказать не успела, за что потом долго себя корила.

На другой день она пошла на новое место работы, где действительно оказалось намного лучше.

Ивана Гавриловича она больше не видела никогда, но вспоминала часто. С благодарностью в душе. Он, конечно, помог ей весьма своеобразным образом, но при этом она, странное дело, никогда не чувствовала себя униженной. Он хорошо ей всё это преподнёс: встретились два человека, имеющие нужду каждый в своём, и дали один другому то, что надобно. И всё. И никаких сантиментов. Он был честен с ней и не обещал больше того, что мог дать. И потом, он ведь ничем не нарушил покой своей семьи, а это в её глазах дорогого стоило. Сколько историй наслушалась она, вращаясь в женской среде, о тех, кому «седина в бороду, а бес в ребро».

Вот и её тётка, как она узнала от неё самой в минуту откровенности, пострадала в жизни от того же. Муж оставил её с двумя детьми и племянницей на руках и ушёл обновлять свою мужскую силу в постели молодой жены. Закончил жизнь на больничной койке, и закрыла ему глаза вовсе не молодая жена, а она сама. Так получилось. Не смогла она оставить мужа, с которым прожила много лет, один на один со смертью. Он повинился перед ней, прощения просил, уверял, что его «бес попутал». Это, конечно, ничего уже не изменило, но хоть в памяти не так мрачно осталось.