Шанс милосердия
«…и только что нам передали сообщение о трагедии, произошедшей двое суток назад на железнодорожной магистрали Катушшаш – Ниневия. Через семь минут после отхода пассажирского поезда с узловой станции Тартус, в ста сорока фарсахах от столицы, на состав напала банда диверсантов, заброшенных морем на территорию Империи. По данным военной прокуратуры, их целью являлся эшелон, в котором на заседание Имперского военного совета из зоны боевых действий направлялись представители высшего армейского командования во главе с шатамом Ивией Шалитом. По счастливой случайности шатам распорядился по пути провести инспекцию гарнизона военной базы в Аррухе, что задержало состав почти на сутки. В результате его место в расписании занял обычный пассажирский поезд, который должен был следовать до столичного вокзала Хиджас без остановок. Диверсанты обстреляли локомотив из бомбард, а по вагонам ударили из огнемётов. У них, судя по всему, была единственная цель – уничтожить всех, кто находился в эшелоне. И большая удача, что в шести из тридцати вагонов ехали солдаты, направлявшие с фронтов в краткосрочный отпуск, при которых были оружие и ограниченное количество боеприпасов. Наши героические воины дали бой проклятым диверсантам, хотя те как минимум вшестеро превосходили их числом и применяли тяжёлое вооружение – бомбарды на паровых колёсных платформах, ручные базуки и огнемёты. На месте боя обнаружено шестьдесят три трупа диверсантов, но большей их части удалось скрыться в пустыне Ташан. По тревоге подняты войска столичного гарнизона, шурты всех населённых пунктов, прилегающих к району операции и даже силовые подразделения Службы Общественного Спокойствия. Объявлена операция по обнаружению и уничтожению диверсантов. Наши потери среди военных и гражданских лиц в настоящее время уточняются. После установления личностей погибших их родственники получат соответствующие уведомления. Погребальные обряды будут проведены за счёт имперской казны…»
Флора была оглушена. Она едва не потеряла сознание. События последних дней сложились в ясную картину. Их намеренно отправили на смерть! Командование знало… И этот подполковник, бывший студент, тоже знал. У него хоть хватило смелости предупредить профессора. Может быть, хоть кто-то выжил?.. Оккупационные власти способны на любую подлость, но кем надо быть, чтобы позволить себе такое?! Они принесли в жертву сотни ни в чём не повинных людей, чтобы спасти… Нет! Чтобы свести к нулю риск для жизни нескольких десятков высокопоставленных вояк! Разве это было необходимо?! Можно было просто отменить этот чёртов военный совет. Наверняка господа военачальники ехали, главным образом, для того, чтобы выпить, закусить и отдохнуть в обществе столичных сучек… Только бы не проговориться. Если кто-то настучит, что она знает об этом преступлении, об этом кровавом жертвоприношении, не пройдёт и часа, как списки «пропавших без вести» пополнятся её именем. Профессор! Он может об этом где-нибудь ляпнуть – и ему конец. Надо предупредить. Сам может и не догадаться. Он ещё наверняка не дошёл до дома. Можно успеть.
Уже в прихожей она вспомнила, что на плите кипит чайник. Пришлось вернуться, и эта задержка подстегнула её страх не успеть перехватить простодушного профессора, прежде чем тот с кем-то заговорит. Хотя не такой уж он простодушный. Все последние двадцать лет, что называется, «не замечен, не состоял, не привлекался». И писал то, что считается идеологически верным и способствует воспитанию имперского сознания…
Бежать нельзя. И слишком быстрым шагом идти не стоит. Это вызывает подозрения. Это вам не раннее утро, когда людские массы спешат на работу или на службу. Правда, патрули СОС в городе встретишь нечасто, но это с лихвой компенсируется обилием «бдительных граждан». А куда это среди дня бежала Флора Озирис? А вот мы у неё сейчас спросим…
Дом Ларса, небольшой серый особнячок под черепичной крышей, стоял на самом углу городского парка. Этот домишко профессор приобрёл незадолго до имперского вторжения, и не раз заявлял, что очень благодарен новым властям за то, что его собственность осталась неприкосновенной. В двух сотнях локтей от дома профессора Флора заметила необычайное скопление народа. Несколько старух и одноногий инвалид, опирающийся на костыли, о чём-то оживлённо беседовали. Когда из-за угла показалась крытая парусиновым тентом повозка, запряжённая парой лошадей, народ расступился, и оказалось, что на тротуаре кто-то лежит. Неподвижно. Разбросав в стороны руки. Ничком. Она бросилась вперёд, заподозрив самое худшее.
Он не дошёл до дома совсем чуть-чуть. Всего несколько десятков шагов. Его мёртвые глаза были открыты, и в них отражались кучевые облака, медленно плывущие по небу.
– Его… убили? – спросила она, ни к кому конкретно не обращаясь.
– Да что ты, милая! – охотно пустилась в рассуждения одна из старушенций. – Он уж месяц как на сердчишко начал жаловаться. Сосед мой. Я тут рядом живу. – Бабулька продолжала говорить, но Флора уже не слушала. Она опустилась на колени перед умершим, попыталась прощупать пульс на запястье, но отдёрнула руку. Кожа профессора показалась ей ледяной, хотя на улице стояла самая жара.
– Вы кто? – Чья-то тяжёлая ладонь опустилась ей на плечо.
Оглянувшись, она увидела трёх санитаров могучего телосложения, в зелёных халатах, а на парусине, которой был обтянут фургон, красовалось изображение красной змеи, свернувшейся в кольцо. Городская санитарная служба приехала за телом.
– Я его коллега.
– Погребение оплачивать будете?
– Сколько?
– Всё от разряда зависит, – пояснил санитар, почуяв деловой разговор. – Если по минимуму, то полсотни чиклей. Но не советую. – Он заговорил потише. – Забесплатно будет сделано то же самое: зароют в общей могиле – и всё. Разве что в тетрадку запишут, кто таков, и в кладбищенском архиве, если что, можно будет найти, где закопали. А так, чтобы с памятником, в отдельной могиле, чтоб настоящие жрецы проводили – так это от двенадцати тысяч.
– Да вы… – Флора едва не задохнулась от гнева, но постаралась взять себя в руки. – Да вы хоть знаете, кто это? Это профессор! По его книгам тысячи людей учились…
– Вот пусть они по десятке скинутся, и всё будет чин-чинарём. – Санитару, похоже, было далеко не впервой выслушивать подобные речи от друзей и родственников усопших. – В общем, до завтрашнего вечера ждём. В центральном морге у храма Мардука. К сроку не придёте с деньгами – ночью друга вашего закопаем.
Тем временем двое его приятелей уже загрузили тело в фургон, и один из них устроился в козлах.
Флора не стала дожидаться, когда отъедет повозка и разойдутся бабульки. Она развернулась и молча пошла восвояси.
Вот так… От судьбы не уйдёшь. Эрешкигаль, владычица царства мёртвых, никогда не откажется от своей добычи. Может отправиться вслед за профессором? На пути к дому как раз есть мост через реку Хабур – место очень популярное среди самоубийц. Мост пешеходный, всего-то десяток локтей над водой, зато речка мелкая, и дно усыпано булыжниками. Так что, если броситься головой вниз, то смерть обещает быть быстрой и лёгкой. Действительно, стоит ли продолжать то, что раньше едва ли можно было назвать жизнью, а теперь и вовсе утратило остатки смысла? А ведь когда-то, даже в самые трудные первые годы после вторжения, казалось, что надежда есть всегда, а человек может быть счастлив, независимо от обстоятельств. Всё кончилось, когда Ниноса призвали под знамёна Империи, и случилось это через пару месяцев после того, как они сыграли свадьбу. Через полгода от него перестали приходить письма, а потом пришло официальное уведомление о том, что старший солдат 223 отдельного дивизиона тяжёлой артиллерии Нинос Озирис более в списках части не значится, а поскольку обстоятельства его гибели или исчезновения не выяснены, то Флора Озирис не имеет права на выплаты, что полагаются вдовам и матерям павших героев. Поначалу её даже обрадовало то, что достоверных сведений о гибели мужа нет, но потом один знакомый клерк, мелкий гражданский служащий военной администрации, признался, что строчит такие уведомления пачками, что двое из троих погибших «пропадают без вести» исключительно в целях экономии военного бюджета.
После этого осталась работа. Было даже несколько экспедиций к руинам древних городов. Оккупационные власти приветствовали, а порой даже финансировали различные научные проекты и культурные мероприятия – лишь бы отвлечь население Кетта от крамольных мыслей и вредоносных идей. А теперь, с закрытием университета и смертью профессора, оборвалась последняя ниточка, связывавшая её с жизнью…
Когда мост остался позади, Флора почувствовала некоторое облегчение. Это место, где она собиралась умереть, вдруг стало символом прошлого, символом жизни, которой, если задуматься, по большому счёту и не было. Нет, случались, конечно, и радостные моменты, и были мгновения, когда она была счастлива – но что это в сравнении с беспросветными днями, неделями и годами… Если прошлого нет, то надо очень постараться надеяться на будущее. И момент, когда стало нечего терять, должен дать надежду, шанс совершить нечто такое, что оставит след в этом мире. Но что можно сделать? Податься к повстанцам на северо-восток? На территорию свободного Кетта. Всего-то шестьсот фарсахов. Скорость человека, идущего быстрым шагом, в среднем составляет около фарсаха в час. Значит, шестьсот часов пешком. Скорее, шестьсот пятьдесят… Бред! Дойти удастся лишь до первой загородной заставы СОС, а потом, как минимум, на сутки упрячут в кутузку с целью выяснения. Только на кой сдалась повстанцам Флора Озирис, специалист по древней истории? Хотя бы стрелять надо научиться. А сумеешь ли ты, Флора, выстрелить в человека, даже если он – последняя сволочь?
Всё, чем она может помочь, так это рассказать старую сказочку о легендарной Флоре Далл-Осирис, матери Кроса, одного из древних царей Кетта, что умерла через месяц после его рождения… И легенда гласит, что владычица Флора ныне заключена в алмазный склеп и проснётся в тот день, когда царству Кетт суждено будет восстать из праха. Только вот легенду эту никто всерьёз не воспринимает – даже оккупационные власти. Её даже не изъяли из хрестоматии по древней истории. Ничего не боятся, гады. Уверены в своей непобедимости. А может, и впрямь сопротивление приведёт только к лишним жертвам?
– Флора, я вас заждался! – Априм стоял возле лёгкой брички, запряжённой парой рысаков. – Уже темнеет…
– Я была занята.
– Не сомневаюсь. Ничуть не сомневаюсь… Позвольте вам помочь. – Он откинул ступеньку, приделанную к краю брички, и протянул ей руку.
– Простите, Априм. – Она не сдвинулась с места. – У меня сегодня большое горе. Умер мой учитель. Профессор Ларс Гидеон. Он шёл с митинга и умер в сотне локтей от своего дома. И его даже не хотят хоронить с соблюдением всех обрядов. Его хотят закопать, как последнего бродягу… – На её глазах выступили слёзы, и она уже готова была разрыдаться.
– Флора… – Априм подал ей белый платок. – Садитесь и поедем. Эту проблему мы тоже обсудим. Обсудим и решим. Если мы не прибудем вовремя в назначенное место, меня ждут неприятности. А чем это может закончиться для вас, я вообще боюсь предположить.
Она почувствовала, что на этот раз чиновник говорит вполне искренне и он всерьёз напуган неожиданной строптивостью подопечной. Придётся ехать. А что? Может быть, это как раз тот случай, который поможет придать смысл тому, что осталось от жизни…
Глава 4
Нет никого в этом мире страшнее тех, кто бесцеремонно и уверенно вмешивается в чужую жизнь, пытается вершить или направлять судьбы целых народов, пребывая в полной уверенности, что действует исключительно на их благо.
Рэдрик Браун, герой войны за независимость Техаса, XXII век26 августа 2923 года, борт «Владимира Комарова»
– И долго ещё ждать? – Бортинженер Вьорика Стан от нетерпения постукивала ногтями по столу. – Медленно что-то думает ваш господин Соуч.
– Десять в девятнадцатой степени операций в секунду, если без форсажа. – Тиглат Юханна посмотрел на неё с нескрываемой укоризной. – И поверьте, четыре часа для решения задачи такой степени сложности – не такой уж долгий срок. Ваш бортовой компьютер, например…
– А вот этого не надо! – прервала его Вьорика. – Не трогайте нашего «Вовочку», свою работу он делает отлично.
– Да, кстати, четыре часа уже тю-тю, – поддержал бортинженера штурман. – Уже полчаса как пятый пошёл.
– А мы куда-то спешим? – вступилась за Тиглата Наики Кадзи. – В конце концов, можно обсудить хотя бы то, что нам и так известно. Капитан! Может, вы поделитесь своими соображениями?
Егор Касыгбай, дремавший в капитанском кресле во главе стола, приоткрыл левый глаз и пристально посмотрел на врача.
– Может, лучше чайку выпьем, – предложил он, не отводя взгляда от Наики. – Что толку в нашем трёпе, если над решением проблемы в поте лица своего работает позитронный мозг.
– А свои мозги не засахарятся? – гневно воскликнула Наики. – У нас что – мало материала, чтобы делать выводы?!
– Ага! Сейчас выводов понаделаем и решим, на чьей стороне участвовать в вооружённом конфликте, – мрачно пошутил Клим.
– Конфликт? – встрепенулась Наики. – Да там война идёт! Мировая! А мы даже ни в зуб ногой, кто с кем воюет, и на чьей стороне справедливость.
– Ты даже чуть было в неё не вмешалась, – заметил капитан.
– Я только хотела человека спасти!
– Вот и поговорили… – констатировала Вьорика.
– Да что вы в самом деле так раздухарились? – Штурман решил выступить в роли миротворца. – Мало ли что в галактике случается. По всякому поводу психовать – нервов не хватит.
Некоторое время в кают-компании стояла тишина, а потом Наики поднялась с места и направилась к заветному шкафчику, где у нее хранилась коллекция чаёв.
– Заварю-ка я вам генмайча, завтрак гейши, – заявила она, включая кипятильник. – Во-первых, вкусно, во-вторых, успокаивает…
В нагрудном кармане рубашки Тиглата что-то пискнуло, и он извлёк оттуда небольшой серебристого цвета пульт.
– Вот и дождались, – заявил он. – Господин Соуч готов к докладу.
– К нему пойдём или по внутренней связи пообщаемся? – поинтересовался штурман, показывая явное нетерпение.
– Зачем? Сюда придёт…
– Так он же на танке смонтирован! – воскликнул Клим. – Он же всё тут разворотит.
Вьорика хихикнула, и штурман изобразил на лице обиду.
– У него есть мобильный модуль, так что не стоит вам так беспокоиться, – пояснил Тиглат. – Да вот он и идёт.
За переборкой раздались шаги, затем открылся проход, ведущий в грузовой отсек, и на пороге показался мужчина средних лет в сером комбинезоне.
– Эт… Эт-то кто? – Штурман от неожиданности даже начал заикаться.
– Позвольте представить! – Тиглат явно был доволен реакций окружающих. – Глубокоуважаемый господин Соуч. Самая совершенная аналитическая машина в галактике.
– Здравствуйте, господа! – Соуч по отдельности кивнул каждому члену экипажа, и обвёл всех пристальным взглядом. – А вам, господин Юханна, должно быть стыдно, – обратился он к Тиглату. – Вы же знаете, как меня больно ранит каждое напоминание о том, что я всего лишь машина, не достойная ни любви, ни сострадания…
– Простите его, господин Соуч, – вступилась за ассирийца Наики. – Он просто одичал в глубинах космоса.
– Благодарю за сочувствие. Надеюсь, оно искреннее, Наики-сан. – Господин Соуч прошёл в дверной проём и, удобно развалился в свободном кресле. – Итак, что вы хотите знать? Готов ответить на ваши вопросы.
Все остальные, казалось, потеряли дар речи, только Вьорика, которая уже имела возможность ознакомиться с устройством господина Соуча, и Тиглат с нескрываемой иронией смотрели на озадаченных членов экипажа.
– Это… – Клим решил взять на себя инициативу, хотя ему непросто было сохранить самообладание. – Это… Соуч. Господин. Уважаемый. А из чего тебя сделали такого?
– Вам перечислить все химические соединения? – ехидно поинтересовался Соуч, и штурман сразу как-то сник.
– Хватит уже выпендриваться, – решительно потребовал Тиглат. – Как будто ты не знаешь, что нас интересует.
– Если вопрос задан, на него проще ответить. – Господин Соуч сел прямее, заметив, что его вальяжная поза несколько смущает окружающих.
– Нас интересуют те выводы, что вы сделали, анализируя информацию о населении этой планеты. – Наики изобразила улыбку вежливости. – Не желаете ли чаю?
– Нет, Наики-сан. К моему глубочайшему сожалению, не пью, не ем и даже не дышу. Надеюсь, что господа разработчики в дальнейшем искоренят эти мои конструктивные недостатки.
– Язык распознать удалось? – нетерпеливо спросил Тиглат.
– Разумеется, профессор. Эта задача оказалась не слишком сложной. Думаю, вы бы и без меня справились, правда, потратив на это не менее полугода. На данный момент удалось перехватить трансляции сорока двух радиостанций, из которых сорок одна расположена в различных точках материка и одна находится на острове в районе экватора в тысяче двухстах семнадцати милях от восточного побережья. Передачи ведутся на двадцати шести диалектах одного и того же языка. Определённые трудности для дешифровки вызвало то обстоятельство, что это мёртвый язык, фонетика которого не была реконструирована до настоящего времени. Но я уверен, что после нашей экспедиции этот пробел будет ликвидирован. – Соуч сделал паузу, явно рассчитывая на то, что Профессор Юханна проявит нетерпение, но тот не оправдал его надежд, и пришлось продолжить: – Это аккадский язык, и на Земле на нём никто не говорит уже порядка пяти тысяч лет.
– Я так и думал! – заявил Клим. – Они точно целый народ с Земли спёрли. Что хотят, то и вытворяют…
– Совершенно точно, господин Багров, – согласился со штурманом Соуч. – Я думаю, что мы можем довольно точно датировать момент колонизации Аппры.
– Чего? Аппры? – переспросил штурман.
– Именно так аборигены называют свою планету. Вы позволите продолжить? – В голосе Соуча прозвучало лёгкое раздражение. Он явно был недоволен, что его прервали на самом интересном месте. – Итак, Аккадское царство пало в 2137 году до Рождества Христова, и это могло произойти так внезапно, если страна лишилась значительной части своего населения. Можно предположить, что именно тогда и произошло переселение. А теперь, если не возражаете, я процитирую избранные фрагменты из перехваченных радиопередач.
– Конечно не возражаем, – торопливо заявила Вьорика, и Соуч продолжил:
– «Война войной, а жить-то хочется. Господа офицеры, ту броню индивидуальной защиты, что предоставляет вам военное ведомство, с расстояния пятисот локтей пробьёт даже свинцовая пуля. Как известно, имперские войска уже лет двадцать назад отказались от этих архаичных боеприпасов и перешли на пули с сердечником из инструментальной стали, которые прошивают даже бортовую защиту паровых бронемашин. К сожалению, федеральный военный вазир проигнорировал наше предложение закупить для армии изделия фирмы „Хамета“. Ему, видите ли, показалось, что мы просим втридорога. А между тем, наша индивидуальная бронезащита „Савра“ изготовлена из пластин легированной стали с антикоррозийным покрытием. Весит она всего тридцать мин, что в полтора раза меньше, чем стандартный армейский офицерский панцирь. Зато самая современная пуля, которую пошлёт в вас вражеский снайпер с расстояния в треть фарсаха, лишь собьёт вас с ног. Вы снова поднимитесь и поведёте в бой своих бесстрашных аскяров. Конечно, это изделие стоит денег, но следует понять, что и производство его обходится недёшево. И разве двадцать золотых денариев – слишком большая плата за жизнь и возможность продолжать сражаться за нашу свободу?!» Продолжать?
– Конечно-конечно, – пробормотал Тиглат, делая какие-то отметки в бумажном блокноте.
– «Фирмой „Прахт“ разработан новый авиационный двигатель, работающий на лёгкой нефтяной фракции, который развивает мощность до тысячи сус и весит при этом всего триста пятьдесят мин. Как заявил владелец предприятия почтенный Хошиб Саргон, его массовое производство может начаться буквально через полгода, и сейчас главное – чтобы авиаконструкторы успели к этому сроку разработать подобающий этому чуду техники летательный аппарат. По предварительным расчетам, бомбардировщик, оснащённый двумя новыми моторами фирмы „Прахт“, сможет развить скорость до семидесяти фарсахов в час при дальности полёта в сто двадцать фарсахов. И всё это при бомбовой нагрузке в три тысячи мин. По оценкам независимых военных экспертов, новая машина коренным образом изменит ход войны, и наши доблестные войска уже до конца следующего года вплотную приблизятся к стенам Ниневии, и судьба этого зловещего города будет предрешена. И как сейчас не вспомнить древнее пророчество: „Будет разграблена, опустошена и разорена Ниневия. Где теперь логовище львов, которые превратили весь мир в свои охотничьи угодья?! Горе кровавому городу! Весь он полон страха и убийств, не прекращаются в нём грабежи. И станет это расплатой за многие блудодеяния и прочие скверны. И люди со всего света будут приезжать туда, чтобы увидеть Ниневию разоренною. Никто не пожалеет о ней, а напротив, все будут плясать на руинах, пока останется жива память о том, как злоба и алчность этого города беспрестанно простиралась над миром…“»
– Это что – реклама у них такая?! – догадался Клим. – А что-нибудь посерьёзнее нельзя изобразить? Новости там… Заявления политиков, например.
– Разумеется, дорогой Клим Ефремович, – немедленно согласился робот. – Для вас – с особенным удовольствием. Вот, например, выступление Рамина Соришо, премьер-министра Республики Марад на экстренном заседании Совета Федерации: «Почтенные господа каёмы!..»
– Стоп-стоп-стоп! – бесцеремонно прервал Соуча капитан. – Извиняюсь, почтенный, но мне не всё понятно в твоём переводе. Кто такие каёмы, например?
– Представители, депутаты, сенаторы, – тут же пояснил Соуч. – Неужели непонятно? Некоторые термины я оставил без перевода, надеясь, что ваш уровень образования позволит вам понять, о чём идёт речь. Я просто хотел хотя бы отчасти передать местный колорит…
– Хорошо-хорошо! – Касыгбай опять не дал ему договорить. – Скажи-ка, что такое фарсах, мина и сус. А ещё – что означают названия «Хамета», «Савра» и «Прахт»?
– О, капитан! Оказывается, вы внимательнейшим образом меня слушали! – Робот, не вставая с кресла, изобразил почтительный поклон. – Я польщён! Охотно дам все разъяснения: фарсах – где-то шесть с половиной километров, мина – чуть больше, чем полкило, а сус – не что иное как лошадь. Думаю, мощность двигателей здесь, как и на Земле, на заре технической цивилизации, считают в лошадиных силах. Не очень точная мера, но весьма наглядная. А теперь – что касается названий фирм и торговых марок: «Хамета» – «Защита», «Савра» – «Надежда», «Прахт» – «Полёт»…
– Господин Соуч, я бы тебя попросил в дальнейшем всё разъяснять по ходу дела. – Тиглат сделал пометку в своём блокноте. – Я-то понимаю, о чём речь, но мы тут не одни. Итак – «Почтенные господа…»
– «Почтенные господа… сенаторы! За последний год треть территории Республики Марад была оккупирована имперскими войсками. Я далёк от того, чтобы обвинять в военных неудачах армейское командование. Я понимаю, что сейчас идёт война ресурсов, война моторов, война технической мысли. Я понимаю, что нынешние сражения уже не напоминают шахматные партии, где решающую роль играло хитроумие и расчёт полководцев, помноженные на мужество воинов. Но есть проблема, которую необходимо решить здесь и сейчас, поскольку в противном случае у народов прифронтовых государств могут возникнуть сомнения в единстве и мощи Федерации, в её способности в равной степени отстаивать интересы всех государств, входящих в её состав. Сейчас боевые действия ведутся на территории девятнадцати стран, причём две из них – Республика Урук и Княжество Ашой – захвачены врагом почти полностью. И, тем не менее, федеральные власти, как и прежде, требуют выплаты подушного военного сбора в полном объёме, не забывая учитывать в своих расчетах ту часть населения, которая оказалась на временно оккупированных территориях. Мало того, что прифронтовые государства несут бремя гражданской защиты населения, содержат подразделения территориальной обороны, терпят наибольший ущерб от вражеских бомбардировок, так Федеральное казначейство норовит выпить из нас последнюю кровь! Настоятельно требую, чтобы сегодня же был принят закон, согласно которому страны, на чью территорию только ступила нога имперского солдата, должны быть немедленно освобождены от уплаты подушного военного сбора, чтобы иметь возможность направить собственные финансовые ресурсы на усиление мер гражданской защиты. Может быть, тогда и у командования вооружённых сил Федерации появятся дополнительные стимулы как можно быстрей изгонять врага с захваченных территорий!» Далее следуют бурные и продолжительные аплодисменты.