Самозванец по особому поручению

Это не «волк», это лис! Самый натуральный рыжий морской лис. Новая порода, очевидно… Этот ушлый тип, мой тесть в смысле, загрузил в яхту самый ходовой товар на Руяне, а именно: вина! Дюжина контейнеров, общим весом чуть больше восьми тонн, самого что ни на есть дефицитнейшего товара на острове. Он бы и больше загрузил, да свободной наличности не осталось… Когда же я поинтересовался, сколько он планирует выручить за этот товар по прибытии к ушкуйникам, Важен Рагнарович глянул на меня с хитрым «ленинским» прищуром и, пыхнув трубкой, с улыбкой ответил, что не менее чем сам-три.

– А сколько еще такого груза может принять «Варяг», Важен Рагнарович? – делано-равнодушно поинтересовался я у тестя.

– Ну-у, еще столько же точно потянем. – Пожал плечами капитан. – А что?

– Да вот, думаю, не примете ли и меня в эту вашу негоцию? – со вздохом признался я. Белов же удивленно на меня вытаращился и заперхал, наглотавшись ядреного табачного дыма.

– Так, Виталий… Это не моя, это ваша, как вы выразились, негоция! – откашлявшись, выдал тесть и, заметив мое недоумение, пояснил: – Груз закуплен на остаток тех денег, что были вами выданы изначально на экипировку к походу… ну и мы с командой пару тысяч доложили. Так что это не вы ко мне в пайщики напрашиваетесь, это я с командой к вам в «негоцию» влез.

– Умеете вы удивить, Важен Рагнарович. – Покачал я головой. – И ведь не подкопаешься к вам за самоуправство! Деньги-то в судовую казну я сам отдавал… Эх! Так что насчет дополнительного груза, а, господин капитан?

– В центральный трюм можно загрузить еще тонн шесть-семь… Больше никак не получится, – со вздохом, ответил Белов. Кажется, Бажена Рагнаровича тоже начала грызть тоска по несбывшемуся. Ха…

– А если грузить в носовой? – поинтересовался я. Ну уж очень привлекла меня возможность, хоть немного отбить стоимость нашего похода.

– Качка. Вина там не разместишь. В уксус перейдут. – Поморщившись, покачал головой тесть. – Я и в центральном трюме, велел крепить контейнеры точно над килем… и то пришлось их на компенсирующие поддоны устанавливать, чтоб от бортовой качки груз защитить…

– Понятно. Ну что ж, тогда распорядитесь, чтоб догрузили трюм, насколько возможно. Чек на закупку я выпишу вам сегодня же. – Кивнул я. Вот ведь, а я и не знал, что перевозка вин такое непростое занятие… Впрочем, кажется, несуществующие здесь англичане, в свое время, ввели моду на портвейн, именно потому, что его можно было без проблем доставлять морем в метрополию, не опасаясь привезти вместо ароматного напитка переболтанную кислятину…

На следующий день я все-таки увидел свою яхту вживую. Вот ведь, никогда не думал, что разживусь подобной игрушкой, а оно вон как обернулось… На фоне десятков торговых пароходов, стоящих под загрузкой, и пары военных кораблей, ощетинившихся стволами, «Варяг» действительно смотрелся игрушкой. Эдакий малыш среди пузатых взрослых дядек. Зато он был красив. Довольно низкий, стремительных обводов корпус черного цвета, белоснежные надстройки, тонкие шпили пары мачт и сияющие надраенной медью, массивные цилиндры накопителей, чуть возвышающиеся позади капитанского мостика. Наверное, любой мальчишка хоть раз в жизни мечтал бы оказаться на палубе такого корабля. Да, это не парусник, но в отличие от знакомых мне по «тому» свету судов, больше похожих на непонятно каким образом, вышедшие в море многоэтажки спальных районов, «Варяг» несет в себе какую-то неуловимую нотку той самой морской романтики, что знакома каждому, кто хоть раз в жизни, читая томик Сабатини, шел на абордаж вместе с капитаном Владом, или резал форштевнем волны на 37-й параллели, вместе с героями Жюля Верна. Я влюбился в свою яхту, и от её немедленного исследования, меня не удержало даже прибытие монтажной команды быховской верфи и их суета вокруг снимаемых и устанавливаемых накопителей. За этот день я облазил «Варяга» сверху донизу, побывал во всех помещениях, начиная от капитанского мостика и пассажирских кают и заканчивая матросскими кубриками, машинным отделением и трюмами. Правда, сохраняя лицо, пришлось отговариваться перед моими сопровождающими, в лице капитана и боцмана, тем, что я, как хозяин данного плавсредства, должен знать о нем всё… Не поверили, конечно. Судя по тому, как понимающе переглянулись эти морские волки, выслушав мою короткую речь, убедить их в том, что мой интерес сугубо практичен, мне не удалось. Ну и черт бы с ним со всем! Зато у меня есть свой корабль!!! Ну пусть яхта, ладно… И что? Многие ли могут похвастаться исполнением детской мечты? А вот я могу… Что самое забавное, пока я не увидел «Варяга» вживую, я и думать не думал, и помнить не помнил об этой мечте…

– Ну что, Виталий. Каково ваше мнение о яхте? – чуть иронично поинтересовался Белов, когда мы вынырнули из недр надстройки и оказались у остекленного эркера кормового салона.

– Красивый корабль. Стройный. – Честно вздохнул я, бережно проводя ладонью по тиковой накладке планширя. – Даже продавать не хочется.

– Хм. – Капитан с боцманом снова переглянулись, но уже не с усмешкой, а с каким-то… удивлением, что ли? Глянув на моряков, я встряхнулся и смог наконец вынырнуть из пучины морской романтики.

– Так. А теперь давайте определимся с кое-какими мелочами, – протянул я. – Во-первых. За время осмотра жилых помещений личного состава я так и не нашел ни одной душевой. Можете мне сказать, почему?

– Может потому, что их там попросту нет? – Приподнял бровь тесть. – Помывочная для экипажа устраивается раз в седмицу, на нижней палубе…

– Не пойдет. – Покачал я головой. Благо место, где можно было бы разместить нормальный душ для команды, я присмотрел там же, недалеко от кубриков. Был там такой закуток, рядом с гальюном… И это был только один из моментов, который я отметил, обследуя свою собственность. Вообще, меня поразило, насколько роскошна (в моем понимании) была пассажирская часть яхты, настолько же непритязательна и аскетична оказалась часть, отведенная для команды «Варяга».

И ведь нельзя сказать, что этому мешали какие-то конструктивные особенности яхты. Нет, просто создавалось впечатление, что комплектация матросских кубриков, столового отсека, да и тех же гальюнов, была проведена по остаточному принципу. Хорошо еще, что рабочие места были спроектированы с умом и, кажется, на мой дилетантский взгляд, были довольно удобны.

Едва до Белова и боцмана Шульги дошло, что все мои замечания касаются лишь условий жизни экипажа яхты, мореманы повеселели и с энтузиазмом принялись рассуждать о том, что еще можно улучшить. Когда они дошли до того, что надо-де переоборудовать один из трюмов левого борта под курительную комнату, я понял, что эти двое просто издеваются… Правда, после того, как я объявил тестю о терзающих меня сомнениях по поводу необходимости существования «адмиральского часа»[14] на гражданском судне, смешки прекратились. А боцман, почуявший, что следующим моим нововведением может стать замена обеденной рюмки для экипажа вторым компотом, тут же сдал назад и уже вполне серьезно стал прикидывать, какие работы нужно провести в доке, а с какими команда справится и в море… В общем, мы друг друга поняли.

А через два дня, едва солнце поднялось над горизонтом, «Варяг» вышел из дока и, проскользнув под бортом у огромного торговца, двинулся по недавно открытому Конуградскому морскому каналу, чтобы спустя четыре часа, миновав Вислинскую косу и Вограм, выйти в открытое море.

Вот тут-то «Варяг» и показал, на что он способен. Едва удалившись на пару миль от берега, Белов приказал дать полный ход. Палуба под нашими ногами чуть дрогнула, до ушей донесся тихий гул выходящих на маршевый режим накопителей, и яхта словно сорвалась с цепи. Взрезая форштевнем невысокие волны, «Варяг» понесся на запад со скоростью в двадцать четыре узла. Специально узнавал у тестя. Правда, ответив на этот вопрос, он тут же выставил меня с мостика, рявкнув для порядка и поддержания капитанского имиджа, и пришлось мне искать другое место, с которого можно было бы сполна насладиться открывающимися видами и скоростью хода моей яхты. Моей! Звучит-то как, а?

– Виталий Родионович! – Услышав раздавшийся из-за спины голос, я было подумал, что опять помешал кому-то из команды, и меня сейчас вежливо попросят отойти на пару метров в сторону, но обернувшись, увидел лишь Леопольда Юрьевича. Инженер с Хольмского завода, очевидно, уже успел нарваться на боцмана, громогласно рассуждающего о том, как, по его мнению, следовало бы поступать с нерадивыми пассажирами, болтающимися под ногами у занятых людей, поскольку с явной опаской оглядывался по сторонам и осторожно обходил суетящихся вокруг различных судовых приспособ матросов.

– Слушаю вас, Леопольд Юрьевич. – Кивнул я инженеру.

– Лада Баженовна уже велела накрывать к обеду в кормовом салоне. А мне наказала сыскать вас.

– Тогда чего же мы стоим? Идемте. – Я указал «Лёвушке» на как раз освободившийся от матросов проход по правому борту, и мы направились к салону. Двигаясь следом за инженером, мысленно я не переставал удивляться тому, как скоро решился вопрос о его «вписывании» в нашу теплую компанию. От недавнего официоза не осталось и следа. Немного освоившись в нашем обществе, Попандопуло перестал «застегиваться на все пуговицы», оказавшись на деле чуть застенчивым, но весьма эрудированным молодым человеком, немного неуклюжим в быту, но чрезвычайно увлеченным изыскателем, что не прошло мимо внимания Высоковских. Но если Берг просто обрадовался такому совпадению интересов и увеличению числа понимающих оппонентов в их ежевечерних с сестрой и профессором диспутах на философские темы, то Хельга, присмотревшись к молодому человеку, призвала на помощь Ладу, и дамы тут же взяли инженера под свое крыло, опекая его, словно младшего родственника, эдакого немного неуклюжего растяпу-племянника… Чему Попандопуло, кажется, совсем не противился, моментально приняв как должное авторитет «тетушек» в бытовых вопросах и с удовольствием выполняя их указания и поручения. Зато в беседах о будущем естествознания инженер отрывался по полной программе, жестко отстаивая свою точку зрения даже перед Хельгой. В отличие от Высоковских, Попандопуло был искренне убежден, что дальнейшее развитие прикладной философии возможно только в тандеме с техническим прогрессом, и не стеснялся вступить в полемику по этому вопросу даже с такими признанными мэтрами естествознания, как тот же Берг.

Вот и сейчас, за обедом, несмотря на недавнее обещание, данное всеми исследователями, они опять сцепились в жарком споре, напрочь забыв обо всем на свете. Я обвел взглядом сотрапезников. Хельга внимательно следила за их беседой, так же как и брат, забыв о стынущем перед ней сырном супе, Тихомир и Грац тихо переговаривались о чем-то своем, и к их беседе прислушивался лишь сидящий рядом Лейф. А я, честно говоря, был рад, что не нахожусь на его месте, поскольку слушать во время обеда о различии раневых следов, оставляемых бебутом и абордажным палашом, не очень-то приятное занятие. А вот Лада, кажется, была сильно расстроена.

– Что случилось? – тихо поинтересовался я у супруги, на что та лишь тяжело вздохнула и указала взглядом на окончательно разошедшихся исследователей, уже принявшихся выкладывать хлебными палочками на белоснежной скатерти какую-то мудреную схему. Хм. Не удивлюсь, если вскоре в качестве наглядного пособия они привлекут посуду и столовые приборы. Я погладил Ладу по руке. – Оставь, пусть наговорятся. В споре рождается истина, так, кажется? Вот пусть и… того, рожают.

– Да ну тебя. – Улыбнулась она. – Мне отец с де-ства твердил, что едой играться нельзя…

– Ну так, может, пусть он и им об этом говорит, а? – Я кивнул в сторону сидящего у противоположного торца стола тестя, хмуро наблюдающего за действиями спорщиков.

– Это невежливо… – Вздохнула Лада, – всё же я хозяйка стола…

– А он капитан всего корабля, «первый после бога» и так далее. Так что имеет право. – Ухмыльнулся я, и Белов, словно услышав мои тихие слова, сказанные чуть ли не на ухо жене, вдруг треснул со всей дури кулаком об стол. А едва все присутствующие замерли на полуслове, разразился длиннющей тирадой, после которой наши спорщики стали похожи на подростков, получивших заслуженную взбучку. Красные от стыда и надутые от гнева.

– Право же, не стоило так резко, всё же они не дети малые. – Покачал головой профессор, но получив в ответ яростный взгляд капитана, примирительно взмахнул руками. – Молчу-молчу, Важен Рагнарович.

Обед заканчивали в молчании, которое было нарушено лишь с уходом капитана. Постепенно наши изыскатели отошли от устроенного им разноса, и в салоне снова начался очередной спор между «менталистом» – Бергом и «техником» – Леопольдом. Правда, поскольку посуда со стола уже была убрана, а кофейные приборы были недостаточно многочисленны, эти двое вооружились блокнотом из запасов Попандопуло и, вырывая его друг у друга, принялись чертить свои схемы.

К вечеру яхта украсилась ходовыми огнями. Белов приказал сбросить ход до половины, и, чуть довернув вправо, «Варяг» ушел от береговой линии, весь день маячившей по левому борту, продолжая тем не менее двигаться на запад, к Руяну. Хм. Если мы так и будем идти дальше, то к логову ушкуйников прибудем уже завтра к обеду…

С этими мыслями я и отправился спать. И уже устраиваясь в постели, под боком у сладко посапывающей жены, довольно подумал о том, что на своей яхте мне никакие правила приличия не указ, и спальня у нас с Ладой одна на двоих… Что тоже не может не радовать.

Утром меня разбудил не уже привычный, но от того не менее сладкий поцелуй Лады, а заполошный трезвон рынды и чей-то топот за дверью. Хотя почему чей-то? Можно подумать, что кто-то кроме охранителей Особой канцелярии умеет так нагло грохотать сапогами… Правда, я их вроде бы отучал от этой дурной привычки, иногда весьма вредной в их работе, но… кажется, у нас что-то случилось.

Поцеловав только что проснувшуюся от шума жену и наказав ей не выходить из каюты без моего разрешения, я быстро оделся и, не тратя времени на бритье, двинулся выяснять, у какого идиота родилась в голове мысль использовать рынду в качестве будильника, и кто надоумил охранителей заняться шагистикой под дверьми моей каюты…

– А, Виталий Родионович, доброе утро. – Едва я оказался в коридоре, из своей спальни выглянул сонный Грац. – Вас, верно, тоже разбудил этот грохот… Что случилось, не знаете?

– Даже не предполагаю, Меклен Францевич. – Пожал я плечами. – Вот, иду разбираться.

– Вот и славненько. – Покивал профессор. – Как выясните, не сочтите за труд, сообщите и мне о причинах столь ранней побудки, сделайте одолжение.

– Разумеется, профессор, – согласился я. Вот только что-то мне подсказывает, что как только Грац закроет дверь, он тут же рухнет обратно в постель и уснет, забыв о своей просьбе. Уж больно сонный вид был у нашего адъюнкта. Хм.

Оказавшись на палубе, я, недолго думая, взлетел вверх по трапу на мостик и, не заходя в рубку, остановился у комингса. Здесь дым стоял коромыслом. Явно не выспавшийся Белов, без кителя, вглядывался в огромную полупрозрачную панель, вделанную в стол, и, не сводя взгляда с сияющих на ней точек, линий и пунктиров, отдавал команды. Повинуясь им, рулевой бешено вращал штурвал то в одну, то в другую сторону, а еще один матрос, также следуя приказам капитана, судорожно дергал рукоять корабельного телеграфа. Команды вместе с матами лились из тестя рекой. Вот прозвучала еще одна, совсем мне незнакомая: «Пелена! Сброс обманки!» И сразу следом: «Самый полный вперед!» А потом полминуты тишины, и по ушам ударил довольно сильный взрыв где-то за кормой.

Белов отвалился от сияющей панели экрана и, вытерев пот со лба, повернулся ко мне лицом.

– Вот так-то, Виталий. Так и живем, – усталым голосом проговорил тесть.

– А что случилось, Важен Рагнарович?

– Скорее уж, не случилось. – Слабо улыбнулся Белов. – Блуждающие мины. Подарочки от Нордвик Дан, так сказать. Пакостить по-крупному они опасаются, знают, что могут нарваться на ответ ушкуйников, а вот разбросать таких малюток с какого-нибудь нордвикского «купца» на торговом маршруте, да подальше от передающих телеграфных станций, это пожалуйста. Блуждающие мины, они на шум винтов реагируют. Заряд невелик, но лишить хода ушкуй или «торговца», вполне хватит. А нас такая «рыба» и вовсе ко дну пустит… М-да… Вот, дан мины сбросит, да в сторонке схоронится и ждет, пока какой-нибудь бедняга о них не споткнется. А дальше всё просто. Абордаж, корабль на дно, концы в воду. Так-то. Да только не вышло по его на этот раз. Спасибо защите вашей, уберегла. А от дана этого мы уйдем. Вряд ли его лоханка больше двадцати узлов даст…