Цепкие лапы времени

Командующий ВМС Великобритании адмирал Дж. Филдхауз и непосредственный исполнитель на месте контр-адмирал Вудвард в не меньшей степени осознавали необходимость решить задачу до наступления сильных холодов. Но ничего не могли поделать.

Сами бритты столкнулись с не меньшими неприятностями – системы ПВО кораблей оказались не на высоте. Техника не выдерживала длительного нахождения в штормовом море, начав давать многочисленные сбои в самый неподходящий момент.

Британское соединение продолжало оставаться на исходных позициях в тактической зоне TRALA, однако состояние океана доходило порой до невыносимого, вынуждая корабли и суда искать защиты в заливах островов. На кораблях проводили срочную ревизию, привлекая представителей фирм – изготовителей оружия.

Стоит ли говорить, что этим не пытались воспользоваться аргентинские ВВС, устраивая небезопасные для них же самих налеты штурмовиков. Впрочем, англичане ни разу не рискнули загнать в опасные ловушки авианосец. Где они и могли себя спокойно чувствовать, так это на архипелаге Южная Георгия. Что естественно еще ближе к Антарктиде, где заваленные снегом корабли буквально обрастали льдом, заметно проседая в ватерлинии.

Немилосердные погодные условия вызвали задержки с восстановлением подраненного «Таравы».

Облегчением для флота Ее Величества стало то, что по мере совершенствования и насыщения береговой системы ПВО можно было постепенно уводить разгрузившиеся вспомогательные суда.

Уменьшалась нагрузка и на военные корабли.

В поселке Сан-Карлос был организован полевой аэродром, способный принимать самолеты вертикального взлета и посадки. Но так или иначе, наступившие холода заморозили практически всю боевую активность.

Мало летала авиация. Обледеневали радарные решетки на кораблях. И на суше солдаты с обеих сторон больше были озабочены согреванием собственных тел, а не шинкованием свинцом тел противника. Воевать зимой вообще мало кто любит… и мало кто умеет. Только у немногих получается: однажды у финнов, и не однажды у еще одних, у тех самых, у которых «позади там что-то… и отступать, мать-перемать, некуда».

Но не будем отвлекаться на лирику.

На сухопутном, досель нестабильном, разбитом на две островные группы (Западные и Восточные Фолкленды) фронте фаза войны приобрела неожиданно четкие и стабильные очертания.

Аргентинцы владели теми позициями…

Англичане владели этими.

Нет. Упрекнуть британцев было не в чем – они проводили вылазки, периодически атаковали, прощупывали оборону противника на прочность. Но были лишь старательны. Без огонька.

Холодно.

И все прекрасно понимали, что тактическая пауза продлится не более чем пару месяцев, пока не потеплеет. И обе стороны по возможности накапливали силы для будущих столкновений.

Зная, как все повернулось в той, другой (известной), истории, можно сказать, что эта передышка для аргентинцев оказалась желанной и однозначно удачной версией событий. Они успели создать на архипелаге сравнительно развитую систему обороны. Особенно у своего главного форпоста – так называемой оперативной группы «Мальвинские острова», в районе Порт-Стенли, где устойчивости обороны способствовал окружающий залив возвышенный рельеф местности, позволяющий организовать удобную защиту плацдарма. Там же располагался аэродром, способный принимать грузовой транспорт.

По мнению аргентинского полевого командования, рапортующего в штаб на материк: «На имеемых в данный момент хорошо подготовленных позициях, в доступности к запасам и источникам снабжения, войска имеют все шансы успешно сдерживать британский натиск». При этом делалась невнятная оговорка: «…до наступления климатических изменений…»

Именно снабжение было слабым местом аргентинской сухопутной группировки. Даже и в тех ненастных и неблагоприятных для использования «Харриеров» и ударных вертолетов условиях, взлетно-посадочная полоса Порт-Стенли регулярно подвергалась бомбардировкам. Ее всякий раз терпеливо восстанавливали, и тогда «по звонку» удавалось принять транспортный самолет С-130 «Геркулес». Но удавалось далеко не часто.

Несмотря на то, что аргентинский флот оставался в локальном пассиве и морские транспортные перевозки, обеспечивающие островную группировку, были сведены к минимуму, основное снабжение гарнизона все же осуществлялось по морю.

А ближе к августу ветра поумерили буйство. Полез вверх температурный столбик.

Обе стороны зашевелились.

Стоит вспомнить, что советский сухогруз-твиндекер «Физик Курчатов» с военными грузами прибыл еще в июле и…

Москва. Кремль

– Ну и как продвигаются дела «кровавой гэбни»? – по тону Андропова нельзя было точно сказать, шутит ли он… но замерший с отчетной папкой Крючков сделал правильный вывод: Юрий Владимирович со свойственной ему самоиронией все же ерничает, отталкиваясь от бытующих в «демократическом веке» штампов.

– Мы привыкли, что такое мнение о нас – это непременно вражеская западная пропаганда, – продолжал скрипеть тихим голосом Андропов, – тогда как все наши помыслы направлены на защиту интересов страны, социалистического справедливого строя. Для нас это непреложная аксиома… парадигма. Лично я никак не замечаю своей «кровавости». Неужели мы слепы, неужели замылился взгляд, а люди видят в нас именно и только эту «гэбню»?

Это был вопрос «в никуда»… риторический, и генерал-лейтенант терпеливо слушал, лишь мельком подумав: «Щелоков, придя начальником в МВД, выдвинул девиз “Нас должны любить и бояться”, а КГБ на любовь даже и не претендует».

– Несомненно, – Андропов так и не поднял головы, казалось, будто он что-то вычитывает из разложенных на столе бумаг, – мы не безгрешны, в партию лезут карьеристы и беспринципные негодяи, формализуя саму суть и идею коммунизма. А власть всегда надменна… и чем мельче сошка, тем больше пуп. Но во всех этих политологах и журналистах, в их обвинительных оценках, помимо западной пропаганды, я вижу еще и бездарное невежество… Они берут лишь то, что лежит на поверхности, не углубляясь в технические детали и сложности управления обществом. Или мы все же допускаем профессиональные перегибы?

Крючков молчал. Он вообще относил подобные отступления шефа к слабости, списывая их на его старость и обрушившуюся неожиданную «правду грядущего».

«Распустились они там – в будущем, это к бабке не ходи. Пусть мы чего-то недоглядели, где-то перегнули… но порядок, даже в той проклятой гласности и интер-мать-его-нете они там, при президенте из КГБ, сумели навести. А значит, и мы сможем!»

Сам считал, что собрав все факты, надо лишь выбрать правильную стратегию, отстояв завоеванное, вытащить страну из той трясины, в которую ее завели оседлавшие партию закостенелые карьеристы и, что уж скрывать, одряхлевшие члены Политбюро.

Против Андропова он ничего не имел, тем более что тому уж недолго осталось, но, конечно, генерала волновало, кто потом возглавит партию и страну. Себя на «вершине» он по скромности не видел, но около, рядом с властью, – несомненно.

Едва стала доступна информация из будущего и раскрылся шокирующий текущий исторический сценарий, включая даты, сроки, персоналии, переход руководства к Андропову – «второму человеку в партийной иерархии и государстве» – становился почти неизбежным. Одним из аргументов служило то, что так произошло, сложилось исторически… по известным фактам. Во-вторых, вся операция с «крейсером-близнецом» сразу попала в ведение КГБ, во главе которого известно кто стоял[37]. В-третьих, скоропостижность такого хода была предрешена остротой момента и ситуации – надо было реагировать немедленно.

Самым простым образом, без лишних сложностей и проволочек, не созывая полного состава Политбюро, «утрясти» этот щекотливый вопрос виделось в прямом обращении к Брежневу.

Действующий генсек уже не однажды подавал заявления, отпрашиваясь на пенсию, но старого больного человека соратники по партии безжалостно и «любовно» держали «до последнего», опасаясь, что после его ухода начнутся нежелательные пертурбации в аппарате власти.

Тем не менее и Андропов до поры тянул с докладом обо всем происходящем на Дальнем Востоке, тщательно и избирательно готовя материалы для подачи генеральному, в первую очередь, вымарывая собственные ошибки.

Долго скрывать от генсека неординарность ситуации, военно-морскую операцию, само происхождение крейсера, конечно, было невозможно – несмотря на свое дряхлеющее состояние, Леонид Ильич регулярно посещал Кремль, все еще «держа руку на пульсе».

Заручившись поддержкой военных, Андропов планировал явиться к Брежневу узкоколлегиальным составом, вооружившись документальными киноматериалами, и, выложив на голову больного человека ушат шокирующей информации, предложить ему уйти в отставку, пожалуй, лишь сохранив за ним номинальный пост члена ЦК. А полноту власти передать… например, чрезвычайной комиссии.

Перестарались. Старика после просмотра некоторых кадров хватил удар, парализовав одну сторону. (Возможно, кто-то циничный счел такой исход даже более благоприятным.)

На следующий же день состоялось заседание Политбюро, где был поднят вопрос об избрании нового генерального секретаря.

Слово взял Черненко. Константин Устинович, «главный канцеляр партии», был уже включен в обойму посвященных.

Перед заседанием Андропов даже высказался с неожиданным предложением:

– Я могу переуступить тебе бремя власти, – тогда он, наверное, впервые обратился к Черненко на «ты», выказывая доверительную спайку общим секретом, – но согласись, нам многое придется менять в руководстве страны. На места надо ставить профессионалов, а не тех лояльных подхалимов, что развел вокруг себя Леня. Мне же кардинально решать кадровый вопрос будет проще – я не связан старыми отношениями и привязанностями.

Черненко, в основном всегда ходивший на вторых ролях, не возражал, сделав свой выбор и предложение кандидатуры, назвав на экстренном пленуме ЦК фамилию Андропова. А когда министр обороны Устинов со своего места уверенно объявил:

– Армия поддерживает! – Настороженная, ропщущая дискуссия закончилась, не начавшись.

Проголосовали единогласно.

Вступив в новую должность, Андропов продолжал работать в здании ЦК на Старой площади. В Кремль же если и частил поездками, то, как правило, на заседания Политбюро (по четвергам)… И вот в последнее время, созывая специализированные, профильно-отраслевые, нередко и секретные совещания. Там же на Старой площади был создан экономический отдел. А новоназначенный генсек едва ли не сразу тогда расставил приоритеты:

– В вопросе устойчивости государства на первом месте для нас стоит проблема хозяйствования. Все определяет экономический базис. В общем… товарищи, никуда мы не ушли от материального – стало голодно, люди вышли на улицы.

В кабинете генерального располагалось два стола: непосредственно рабочий генсека и большой для совещаний. Обычно, когда Андропов с кем-то беседовал, переходил за совещательный стол. Сейчас же…

– А люди… они всего лишь люди, – Юрий Владимирович оставался сидеть за письменным столом в глубине кабинета в полумраке (все из-за тех же диабетических проблем со зрением), и чем-то воландским, булгаковским повеяло от этих его слов. Так и просилось далее: «…квартирный вопрос только испортил их…»

Не прозвучало. Но дополнилось весьма близким по смыслу:

– Идеологией нашего человека уже не проймешь, не призовешь на подвиги. Прошли те времена, когда можно было выехать на лозунгах «затянем пояса» и «враг не дремлет». Самое отвратительное, что ничего не изменилось и враг действительно не дремлет. Проблема не только в том, что нам надо менять внутренние экономические стратегемы. На нас давит внешняя экономическая диверсия Запада, массовая техническая дезинформация, наносящая хозяйственный урон советской экономике.

Хозяин кабинета наконец принял бумаги у генерал-лейтенанта, просмотрел, сделав какие-то отметки в своем блокноте.

До официального вступления Андропова в должность так называемая «чистка», реализуемая Крючковым, велась крайне избирательно и тонко – нельзя было преждевременно перепугать руководящую элиту страны «призраком репрессий». Но кадровые перестановки, устранения непрофессиональных, дискредитировавших себя деятелей начинали набирать обороты.

– Они всего лишь люди, – фраза повторилась, но касалась уже не рядовых граждан, – я уже неоднократно говорил – уберем этих негодяев, им на смену выползут другие. Еще раз повторю – основная причина распада и развала страны связана с процессами деградации экономики.

Что можно сказать, глядя сторонним взглядом (в первую очередь взглядом членов Политбюро) на приход к власти Андропова?

«Юрий Владимирович хорошо воспринял брежневский стиль работы» – именно таким аргументом воспользовался Черненко, выдвигая кандидатуру Андропова на пленуме ЦК, наверняка подразумевая, что ничего на вершине «кремлевского олимпа» не изменится и все ключевые, уж по крайней мере «свои», фигуры останутся при своих постах и должностях.

Поначалу (опустив какое-то время на раскачку нового генсека, на инертность всей партийно-кремлевской машины) так и происходило. Но мало кто сомневался – после восемнадцатилетнего правления Брежнева «пришла новая метла»!

Что сказать о самом Андропове.

Несомненно, обладая управленческим талантом и правильной оценкой назревших проблем Советского Союза, новоиспеченный генсек в известной истории и без всяких подсказок извне затеял в стране масштабные преобразования.

Впрочем, не он один осознавал необходимость реформ. Некоторые хозяйственные схемы уже прорабатывались. Тот же экономический отдел на Старой площади был запланирован еще по инициативе Брежнева, явно с подачи ряда профессиональных товарищей. Единственное, что у группы лиц, во главе которых стоял Андропов, теперь был совсем уж козырный ресурс – знания будущего, своего рода готовые рецепты правильных действий и выбора нужных направлений.

Вместе с тем эти знания будущего несли еще одну составляющую, ломающую идеологические основы. Они (эти знания) буквально открывали глаза, приподнимали шоры, невзирая на то, что сам Андропов, уже находясь на вершине власти, обладая доступом к любой самой засекреченной информации о положении дел в стране, будучи несомненно умным и аналитически мыслящим человеком, все это и раньше воочию наблюдал и видел.

Так вот, помимо того, что дискредитировала себя номенклатура – люди: карьеристы, пользующиеся партийным билетом как возможностью возвыситься, а также безответственные словоблуды, просиживающие штаны на местах, – рушилось само содержание марксизма-ленинизма, не выдержав напора времени и человеческой природы.

Стагнирующее партийное руководство потеряло уважение, и прежде всего у собственного народа. Следом тянулась потеря авторитета СССР на международной арене. А вместе с этим проигрывала и сама коммунистическая идея.

Из материалов будущего делался неутешительный вывод: коммунистические движения выродились в лучшем случае в идеалистов… или популистов (примером компартия Российской Федерации). Был еще Китай, но его невероятный выверт смеси социализма и капитализма, скорей всего, держался только на азиатском менталитете.

«Это провал и поражение, едва ли не по всем идеологическим статьям, – болезненно бродило в голове генерального, – уже набившие оскомину догмы вряд ли будут работать в управлении массами».

А потому… единственное, что он мог от себя предложить, это вместе с перестройкой социально-экономической системы СССР провести серьезную реструктуризацию основополагающей партии.

Только вот как теперь старому человеку, старому партийцу, всю жизнь существующему в одной, можно сказать, единственной коммунистической парадигме, преодолеть свои укоренившиеся императивы? А еще надо убедить товарищей, можно сказать – соратников. Учитывая, с каким трудом он смог преодолеть свою косность, это представляло почти не решаемую задачу.

«Либо все пойдет, как уже случилось, сведясь к непонятной, ублюдочной демократии российско-постсоветского разлива… либо к власти прорвется, например, Романов, ужесточив режим так, что грянет взрыв похлеще уже пережитого. Страна попросту погрязнет в очередной кровавой гражданской войне! Всеобщей, а не только по республиканским окраинам. Но опускать руки мы не будем. Не для того нам дан шанс с этим заблудшим во времени крейсером».

Примечания