СК – Ноль

– Без проблем.

– Скажи лучше главное Пиф. Как отличить настоящее от не настоящего?

– О, друг. Тут нужна, особая черт характера – беспристрастность называется. Кроме как с опытом этот навык приобрести нельзя. Нужно просто смотреть на вещи, максимально непредвзято и объективно, так чтобы ум твой оставался в этот момент пустым и открытым. Вот тогда вещи и предстают перед тобой во всей истинной красе, незамутнённого рассудка.

– И что для этого нужно делать?

– Думаю ничего. Само должно придти. Главное почувствовать это пробуждение. В тридцать лет это уже довольно поздно, как в твоём случае. Но лучше поздно, чем никогда.

– Ладно, Пиф. Убедил. Особенно если взять за основу твоей теории, все последние события и этого кенгуру в частности. Но как же мои родители?

– А их у тебя и не было никогда.

– Это уже сущие глупости Пиф. В такое я не поверю. Я же знаю, что они у меня есть, причём вполне себе молодые. Не старенькие.

– Ну и пошли к ним, проверишь. Чего я тебе буду второй раз, очевидные вещи рассказывать. Лучше убедись сам воочию.

– Ты меня пугаешь Пиф. Как нам спуститься? Я не знаю что это за район кстати. Сверху непонятно, по крайней мере.

– Да не всё ли равно где мы. Вот здесь давай спустимся, подъезд открыт. Даже стрелять не придётся. Я тебя не пугаю. Скорее это ты сам себя пугаешь, тем как сильно ты себя раскрутил на голом месте.

Сориентировавшись на местности, мы попрыгали до моих родителей. Я представлял, каким Пиф будет выглядеть глупцом, когда я ему покажу их в полный рост, живыми и здоровыми. Впрочем, уже ощущая идиотом, немного себя в данный момент, раз решил доказывать ему эту непреложную истину и подвергая её заранее сомнению. Но как бы я себя не корил или не был уверен в обратном, подозрения всё равно закрадывались, причём глубоко, что он может оказаться и здесь прав. И что тогда?

Лучше заранее не загадывать. Если изменить ничего нельзя, то есть ли мы смысл тогда беспокоиться? А смысл беспокоиться определённо есть. Пиф волей не волей, втягивал меня, в какую-то свою безумную игру. Вот, я уже в полном обмундировании ковбоя, верхом на кенгуру, следую с ним к своим родителям. Доказать факт их существования, тогда как он намеревается раскрыть мне свои карты, убеждая меня в обратном. Трижды подумаешь, на кого из нас ставить десять к одному.

Первые странности начались с того, что охранник не хотел нас пускать через главные ворота заезда на стоянку. Оставить кенгуру на улице без присмотра, не было даже и мысли. Район хоть и приличный, но времена другие. Странности не в том, что он не хотел пускать животных в чертоги дома, а в том, что он не узнавал меня, хотя ранее мы здоровались, он должен был меня помнить.

Думаю всё дело в нетипичном наряде и моём спутнике. Он корчил рожи, когда мы говорили и вообще, вёл себя крайне не серьёзно. В итоге нам пришлось отступить, но не сдаться, а зайти с другой стороны в наступлении. Заметив с другой стороны дома, въезжающую в подземный гараж машину, Пиф рванул за ней. Я знал, что он хочет делать и поспешил догнать его. Мы успели вовремя, прежде чем ворота закрылись.

Зайдя в лифт, мы потеснили там женщину с ребёнком. Женщина не могла поверить, в то, что с ней в лифте стоят два кенгуру и два ковбоя на них верхом, зато её дочь откровенно радовалась и кормила кенгуру Пифа с руки остатком яблока, на что он снисходительно закрыл глаза. Они вышли на шестом этаже.

– Она была близка к тому, чтобы начать понимать, что вообще с ней происходит. Но предпочла просто не верить собственным глазам и искать оправдания.

– Это потому что ей ребёнка растить ещё.

– Да нет, не прикрывай её девочкой. Это здесь не причём.

– А вот и наш этаж.

– Тринадцатый.

– Да, пошли. Квартира номер 139.

Ещё на подходе в коридор, я стал замечать не совсем типичные вещи. Полы всего коридора, были наполнены мелким сором. Словно в спешке, все жильцы покидали свой этаж, унося на руках все свои вещи и в той же спешке роняя их. Из конца коридора, где находилась квартира моих родителей, доносился шум.

– Мы не вовремя. Застанем их, – из слегка приоткрытой двери доносились шум возни, суеты и топот множества ног.

– Кого это их? – спросил я, заметив как на бедре Пифа, уже лежит рука с зажатым в ней кольтом и взведённым курком.

Вдруг дверь пошатнулась, из неё вытянулись огромные, угольно серые, хитиновые члены. Пиф показал мне свободной рукой, чтобы я посторонился к стенке. Сглотнув я сделал, как он сказал. Из двери, едва в неё протискиваясь вышло это. Жуком или зверем назвать это было нельзя. Жирное уродливое тельце, на огромных, четырёх метровых, с четырьмя изгибами хитиновых лапах, стукало твёрдыми и острыми, как портные иглы конечностями по полу. На ней был ворох бумаг, канцелярских принадлежностей, посуды и небольшой торшер. Её или его морда, всё время что-то пищала, потому что наваленные сверху вещи сыпались, на пол. Так на моих глазах разбилась половина блюдец, любимого маминого сервиза.

Тварь прошла мимо нас, разбежалась и ловко сиганула в раскрытое окно, в конце коридора. Куда она там скрылась с тринадцатого этажа, можно было только несмело догадываться. Я уставился на Пифа, немо требуя немедленных объяснений.

– Это стиратели Гриф. Они не опасны. Они тут подчистят всё и уйдут. Я не рассчитывал, что мы их застанем.

Выхватив револьвер, я спрыгнул с кенгуру и вбежал в квартиру, раскрывая дверь с хлопком. На меня неслись сразу два лапастых стирателя, нагруженных последними мелочами из пустой квартиры. Я едва успел отпрыгнуть в сторону, как они улизнули из квартиры с остатками вещей, как последние воришки. Обойдя все комнаты, я ожидал найти самое страшное, что только может быть. Однако вместо этого, на полу лежали только две плоские фотографии моих родителей в полный рост, из ламинированного пластика. Они улыбались с фотографий и выглядели довольно счастливыми. Сзади тихо подошёл Пиф.

– Ну вот. Такие они на самом деле. Всё равно, что их нет, правда? – на голос Пифа, из кладовой, словно донёсся скрежет.

– Последний стиратель? – разозлился я, взводя курок.

– Теперь не уверен. Лучше нам уходить. Это может быть пожиратель.

– Давай я поквитаюсь с ним, за моих фальшивых родителей.

– Он здесь не причём. С цепной собакой квитаться нет смысла. Лучше найти её хозяина.

Двери кладовой стали дрожать, а потом осыпаться в мелкую муку. Что-то прогрызало их изнутри со скоростью бензопилы, превращая в труху и деревянную пыль. То что на нас зыркнуло шестью глазками, когда двери кладовой были полностью выпилены, ввергло меня в настоящий ужас и я уже не контролируя себя, на нервах выпалил в его ужасающие жвала весь барабан. Нечто заверещало и стало высовывать свои хитиновые конечности, чтобы вылезти. Я рванул вон из квартиры. Пиф открыв стрельбу, выходя спиной.

– Вызывай лифт! – заорал он мне. – Мы его разозлили!

Я уже был верхом на кенгуру и яростно тыкал кнопку лифта. Едва Пиф перезарядился и запрыгнул на своего прыгуна, нечто по имени пожиратель, вылезло в коридор, волоча за собой, своё безмерно длинное серое пузо, в котором читались даже некоторые знакомые предметы. Например, из его бока гротескно выпирала часть пианино и ножка. Как он его заточил, не прожёвывая было сущей загадкой. Но то, что оно следовало за нами, утробно рыкая и приводя в движения свои жуткие жвала, заставило меня пропотеть раз девять подряд. Пиф вновь расстрелял по ней свой барабан. На этот раз пули улеглись ей в морду, одна даже лишила тварь глаза.

– Лифт не едет! – сказал я, под вой пожирателя, от принесённых ранений новыми пулями.

– На лестницу амиго! – почти панически заорал Пиф, вышибая силами прыгуна две двери. – За мной Гриф!

Мы перепрыгивали все лестничные пролёты за раз. Для кенгуру это не было проблемой, благо ещё позволяли высокие потолки не сломать себе шею. Пожиратель, цепляясь восьмёркой длиннейших цепких членов, волоча быстро своё непомерное пузо, вместившее всё имущество квартиры, сползал за нами, чтобы отведать нашей плоти. Вместе с шумом и клацаньем жвал, его пузо прыгая на ступенях, издавало приглушенные звуки расстроенного пианино. Это сильно действовало на нервы. Так что я даже был рад грохоту выстрелов Пифа, лишающих его глаз и заставляющими его не бежать так быстро. Попутно выстрелы Пифа, заглушали его антимузыкальную поступь.

Мы оказались на улице. На нас выбежал охранник. Мы обогнули его, а потом когда спрятались в зелени, услышали, как он затих и быстро был сточен проголодавшимся чудовищем. Осмотрев на редкость, пустую округу, чудовище доволочилось до края тротуара и соскочило в канал. Раздался грандиозный плюх. До нас долетела часть брызг и больше мы его не слышали. Пиф шумно и с облегчением выдохнул, убирая свой револьвер. От охранника на тротуаре, осталась только чёрная фуражка.

– Да ты побледнел не в шутку, Грифон Горынович. Убери револьвер. Не надо его сжимать так сильно.

– Что это такое было?

– Я же говорю пожиратель. Расправляется со всем, что есть. Наводит финишную приборку. Работает как большой пылесос, когда пропадает необходимость создавать иллюзию жизни людей в каком-нибудь из секторов ячеек. Ну, ты всё сам наглядно видел, на примере своих родителей.

– И чем эти стиратели отличаются от пожирателя? – с омерзением вспомнил я тех созданий, покидающих первыми квартиру.

– Стиратели выносят всю важную мелочь, а пожиратель работает с крупняком.

– Тоже самое произошло с моей девушкой?

– Поправка, бывшей, несуществующей девушкой. Да. Только в её случае, мы пришли позднее.

– Что произошло с моей личностью? А как же мои остальные родственники и другие друзья?

– Здесь всё проще. Им достаточно было подчистить ближний круг родных и близких. У остальных просто будет стёрта память. Половине даже стирать ничего не придётся, на утро они сами всё забудут.

– А кому это, «им»?

– Да их по-разному называют. Но в основном они у нас здесь шифруются под Службу Контроля. Может быть, видел когда-нибудь логотип «СК». Так вот все кто её носит это её элементы. Для простоты и удобства оперируется это понятие применимое для общей структуры, которая пытается править бал.

– Это ты мне про спецслужбу рассказываешь. А как всё на самом деле.

– А как всё на самом деле, ты узнаешь сам. Всему своё время.

– А разве они не ведут охоту, на таких отщепенцев как ты? По-моему это должно входить в их первостепенные обязанности.

– Входит. Но это если часто высовываться, привлечёшь внимание. А если действовать так же осторожно как я, то всё обходится.

– Расскажи об этой организации подробнее Пиф.

– Смотри Грифон. Вся эта структура, работает в рамках, условной, аля не существующей на деле конторы, под общим названием СК. Если ты о ней что-то и слышал, то это всё вранье, порой намеренно распространяемое в «узких» кругах, для широкого охвата особо упорото интересующихся этой темой. Причём густой слой вранья, чтобы никто и никогда не докопался до правды. Та её часть, что занимается стиранием, тебе уже знакома. Но туда входят и обычные люди. Такие как мы с тобой.

– Тебя сложно назвать человеком, тем более обычным.

– Будем считать это комплиментом. А стирают они не только людей, и их истории. Порой стирают они просто личности, давая им другие имена и жизни. Стирание касается истории, реликвий, артефактов, прошлого и всего того, что неугодно в данный момент и противоречит навязанной концепции видения мира. Через общий информационный слой того отборного вранья, про который я уже говорил, происходит зомбирование на всех уровнях, вот потому в последнее время, эта волна набирает обороты в масскульте, как никогда быстро. Правда главная беда в том, что и сам человек не особо пытается осознать, что происходит вокруг и слепо верит всему что видит, слышит и преподносится под видом очевидной жизни и её закономерностей. Тогда как на деле всё не так.

– Как к этому побегу пришёл ты Пиф? Ведь не бегством, это не назвать.

– Скорее не бегство, а способ остаться на месте и больше не стремиться идти дальше по предлагаемой дороге. Не плыть по общему течению и вообще перестать совершать какие-нибудь действия. Жизнь человека, как бегство хомяка в колесе. Только смерть может его остановить. Или такой хомяк как я, который придёт и сломает его колесо, которое даже не клетка. В любой момент он может из него выйти. Но есть такие упоротые хомячки, на всю преподносимую за правду систему, что если их вытащить из колеса, то они побегут искать новое. Такие хомячки самые неадекватные и в первую очередь занимают все госдолжности. Причём чем быстрее, тем лучше. А хуже того, что последнее время, создаются как раз такие колеса для хомячков, что даже при его остановке, выйти из него, может не получиться. Как если бы у него были прозрачные стены.

– Лекция про хомячков, весьма интересная и всё же я не пойму, почему тебя ещё не поймали представители этой широко направленной конторы СК.

– Я умею играть. Ты умеешь играть. Не путать это слово, с тем, чем ты занимался последние пятнадцать лет своей жизни. Умение играть дано не всем. Но многие могут ему научиться. Игра помогает выйти из заданных условий или притворяться, что ты играешь по «их» общим для всех правилам. Умение играть делает тебя свободным, а там ты выбираешь сам, уходить в полное отчуждение, как это сделал я, или продолжать крутить или не крутить колесо, сильно притворяясь хомячком, чтобы остальные ничего не заподозрили и не подняли тебя в штыки.

– После всего увиденного, я врядли смогу вернуться в свои колёса Пиф.

– Совершенно верно. Только если добровольно сойдёшь с ума. А для этого нужны годы тренировок. Чтобы так запросто сойти с ума самостоятельно. Я и сам не предполагал такой реакции структуры, на твоё отсутствие в привычном колесе. Это для меня удивительно.

Обычно на любые отклонения, сразу подсылают бота, под видом человека и тот внимательно следит за человеком, проверяя, достаточно ли сильно он отклонился от заданного ему при «рождении» вектора. А с тобой как-то всё слишком быстро прошло. Структурное отчуждение сработало быстрее раз в семь. Так что твой выход из привычной жизни, всего лишь на день, повлёк структурные последствия, отразившиеся на мгновенной пропаже твоей подруги и родителей.

– А что мы могли, по привычным меркам, пропадать неделю без последствий? Что же мне так не повезло. Может я хотел бы и дальше притворяться хомячком, якобы крутящим свои колеса.

– Да какую неделю. В семь раз это метафорически. Мы могли пропадать месяц, если не больше. Прежде чем запустился бы процесс твоего обнуления. Так что я даже и знаю, чего ещё нам ждать.

– В этих кустах конечно хорошо прохлаждаться, тенёк и всё такое, но может уже составим план, куда мы теперь пойдём. Я бы хотел проведать своих друзей для начала. Если процесс моего обнуления ещё не прошёл до конца, у меня есть шансы.

– Постой. Вон те две машины. Подозрительно давно стоят без движения. Там их не было, когда мы убегали от пожирателя. Да и шляпа охранника пропала. Пасут нас Грифон Горынович, как кенгуру яблочка дать пожевать с руки.

– Они за нами?

– Скорее присмотреть за квартирой твоих бывших родителей. Заодно особо любопытных загрести.

– Тогда пошли что-ли отсюда. Правда, наш вид верхом на кенгуру, слишком вызывающий, не находишь?

– Наоборот. Это лучший камуфляж, притворится безумным ковбоем, а верхом на кенгуру, это вообще верх цинизма по отношению к принятым нормам. В общем, ждём немного, а когда они покинут салоны, двинем вдоль канала на мост.

– Мы затихли. Через пару минут, двери действительно открылись и семь человек в штатском, вышли в нашем направлении.

– Твоя теория не сработала Пиф.

– Теперь это точно похоже на засаду. Валим Гриф.

Не дожидаясь моего ответа, Пиф верхом на кенгуру, споро попрыгал в сторону моста. Я слегка дёрнул мягкую кожу на шее своего прыгуна и стремглав помчался следом. Скрипнули колёса и машины, забрав группу людей, двинулись за нами, прямо по газонам. Мы успешно допрыгали до моста, как вдруг, из окна высунулись пару мужчин с большими страшными на вид ракетницами. Одна пушка издавала какую-то волну. Те из прохожих кто в неё попадал, валились с ног на месте.

Нам повезло добраться до моста раньше, чем мы впали под её невидимые и толи усыпляющие, то ли смертоносные лучи. Поспрыгивав с прыгунов, мы теперь пригибая им головы и пригибаясь сами, бежали по округлому мостику на другую сторону канала. Заработала вторая пушка. Лавина свежести стала буквально замораживать всех, кто в этот момент остановился на мосту посмотреть на наш зрелищный расстрел и побег.

– Дальше не пройти Пиф! – предупредил я, чтобы он не совался из укрытия.

– Да вижу я. На счёт два. Я прикрываю, а ты бежишь за аптеку. Понятно? Не в переулок, а за аптеку. Только не забудь прикрыть оттуда меня.

– Ладно. Я понял.

– Поехали. Раз. Два, – Пиф, высунулся из-за укрытия, и открыл пальбу из револьвера.

Такой быстрой стрельбы из шестизарядного кольта, я не слышал даже в вестернах. Пиф не просто попал. Пиф вывел из строя их две самые мощные пушки и ранил в ноги четверых. Я под его вторичную стрельбу уже допрыгал до края, как заметил там ещё две машины и наставленные в мою сторону наплечные внушительные пушки и пистолеты. Первой пострадала идущая через переход бабушка с собачкой. Она словно замерла на месте, вместе с собачонкой и покрылась прозрачной синевой. Мне же удалось уйти за угол и под свист летящих в меня, на первый взгляд обычных пуль, скрыться в переулке. Припоминая план Пифа, я высунулся, чтобы разрядить свой револьвер, но застал его упрыгивающего и прячущегося одновременно за проезжающим мимо длинным туристическим автобусом.

– Не туда Гриф! Давай за мной! – прокричал он мне, но едва я хотел дать сигнал прыгуну подо мной, как стенка рядом со мной, стала превращаться в крошево.

Слишком поздно. Гриф вновь одномоментно разрядил револьвер и скрылся за поворотом. Я попытал удачу и рванул по переулку, чтобы найти выход на поворот, по которому сейчас должен прыгать Пиф. Едва я углубился, за моей спиной донеслись выстрелы. Пиф сработал успешно, но их было слишком много. Одна вражеская пуля даже попала мне в шляпу, сбив мне её на глаза, так что кенгуру оставшись без пилота, сам принял решение и упрыгал по одной ведомой ему траектории.

Когда я приподнял шляпу, узкий тоннель через старый дом, вывел нас на соседнюю улицу. Пифа, нигде не было. Машин тоже. Едва я её пересёк, вновь загудели моторы и донеслись новые выстрелы. Своим агрессивным поведением, Пиф заставил их не брать нас живьём, а вести огонь на поражение. Так что не было смысла изображать невинность, прогуливающегося верхом любителя экзотических животных. Я сделал три выстрела, прежде чем скрылся сам. Револьвер громыхал довольно оглушительно и с приличной отдачей. Кажется, даже один из них кто перемещался в пешем порядке, согнулся пополам. Неужели я попал? Вот, знайте наших ковбоев. Пуля 44 калибра, внушительное подспорье любым современным лучам смерти. Вон его как на асфальте раскатало и крови-то, крови.

Двигаясь по новым проулкам, с бешенной скорость, я не рассчитал один поворот и слетел с кенгуру. Благо всё обошлось, но мой прыгун будто не заметив пропажи, помчался дальше.

– Стой! – кричал я, досадуя, что не успел дать ему или ей, кличку или имя. – Стой же!

Из-за угла выскочила пара мужчин, и я обречённо открыл огонь, оставшимися в барабане патронами. Две из трёх прилетели куда надо. Парочка упала. Перезарядка на бегу, далась мне не очень легко, но это стало неважно, когда в меня выстрелили сеткой. Сталистая сетка мягко ударила в спину, обволокла целиком с ногами и тут же, обогнув меня, замкнулась в шаре. Я повалился кубарем и выронил револьвер. Сетка продолжала стягиваться по фигуре. Нож я не успел достать. Да и помог ли бы мне он, уже не узнать. На меня набросились новые люди, в тактической одежде и проворно пеленая, сделали укол, после которого я сразу же обмяк.

«Пиф, ты беги без меня…» – застряло у меня в горле, последнее пожелание новоиспечённому другу, перед тем, как я потерял сознание.