Книга Ужас Данвича - читать онлайн бесплатно, автор Говард Филлипс Лавкрафт. Cтраница 9
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
Ужас Данвича
Ужас Данвича
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 0

Добавить отзывДобавить цитату

Ужас Данвича

Что касается первых находок Чарльза Варда, то ему и в голову не приходило делать из них тайну, так что даже доктор Лиман колебался в диагнозе до конца 1919 года. Вард откровенно и обо всем говорил с родителями, хотя его матери не очень нравилось иметь в предках Карвена, и со служителями разных музеев и библиотек, в которых он работал. Обращаясь за содействием к владельцам семейных архивов, он не скрывал цели своих изысканий и разделял с ними насмешливый скептицизм в отношении авторов давних дневников и писем. Но при этом выказывал явное любопытство к тому, что произошло полтораста лет назад на ферме в Потюксете, следы которой он напрасно пытался отыскать, и кем на самом деле был Джозеф Карвен.

Когда ему в руки попались дневники Смита, а также кое-какие архивы и переписанное письмо Иедедии Орна, он решил поехать в Салем и поискать там следы деятельности и жизни Карвена, что и сделал во время пасхальных каникул 1919 года. Его весьма благожелательно встретили в институте Эссекса, который был ему хорошо знаком по прежним визитам в очаровательный старинный городок с разрушающимися фронтонами и двускатными крышами на домах пуритан, и он обнаружил там довольно много материалов о Карвене.

Теперь ему было известно, что его предок родился в деревне Салем, теперешнем Данверсе, расположенной в семи милях от города, восемнадцатого февраля (по старому стилю) то ли 1662, то ли 1663 года и в возрасте пятнадцати лет сбежал за море, явившись обратно через девять лет в платье, с манерами и выговором настоящего англичанина, чтобы опять поселиться в Салеме. Он почти не поддерживал связей со своей семьей, зато большую часть времени проводил, читая привезенные из Европы странные книги и ставя опыты с веществами, доставляемыми ему из Англии, Франции и Голландии. Его прогулки по окрестностям вызывали немалое любопытство местных жителей, которые шепотом пересказывали слухи о таинственных ночных кострах в горах.

Близкими друзьями Карвена стали Эдвард Хатчинсон из деревни Салем и Саймон Орн из самого Салема. Его часто видели беседующим с ними об их Общих Делах, и они нередко хаживали друг к другу в гости. У Хатчинсона имелся дом возле самого леса, к которому чувствительные салемцы относились с предубеждением из-за криков, доносившихся оттуда по ночам. Поговаривали, будто он принимал странных визитеров и свет в его окнах не всегда был одного цвета. Подозрительным было и то, что он довольно много знал – и не скрывал этого – о давно умерших людях и давно забытых событиях, а когда началась ведьминская паника, он исчез и больше о нем в Салеме не слышали.

В это же время исчез и Джозеф Карвен, однако в Салеме скоро стало известно, что он поселился в Провиденсе. Саймон Орн оставался в Салеме до 1720 года, пока его моложавость не начала вызывать пристальное внимание окружавших его людей. Тогда он тоже уехал, но через тридцать лет явился его сын, похожий на него как две капли воды, и предъявил права на наследство, которое он получил, так как невозможно было оспорить документы, написанные рукой Саймона Орна, и Иедедия Орн прожил в Салеме до 1771 года, пока письма из Провиденса, адресованные преподобному Томасу Барнарду и другим почтенным жителям Салема, не побудили их без лишнего шума выпроводить его подальше от этих мест.

Некоторые документы о том времени вообще и о странных событиях того времени были предоставлены Варду институтом Эссекса, судебным архивом и архивом мэрии, и они включали в себя как безобидные списки местных названий и договоров о продаже, так и весьма интересные сведения: например, четыре или пять непосредственных откликов на суды над колдунами. Так, например, некая Хепзиба Лоусон свидетельствовала десятого июля 1692 года в суде под председательством судьи Хеторна о том, что «сорок Ведьм и один Черный Мужчина сходились на шабаши в Лесу за домом мистера Хатчинсона», а некая Эмити Хау заявила восьмого августа судье Гедни, что «мистер Д.Б. (Джордж Берроуз) в одну из ночей наложил Дьявольский Знак на Бриджет С., Джонатана А., Саймона О., Деливеранс У., Джозефа К., Сьюзан П., Митабл К. и Дебору Б.». Здесь же отыскался каталог непотребных книг из библиотеки Хатчинсона, которую он бросил из-за спешного бегства, и незаконченный трактат, написанный его рукой и зашифрованный так, что прочесть его никому не удалось.

Вард заказал фотокопию трактата и, получив ее, сразу же засел за расшифровку. После августа его работа приобрела лихорадочный характер, и есть основания думать, судя по его тогдашним речам и поведению, что в октябре или ноябре он нашел ключ к шифру. Однако сам он ни разу не признался в этом.

Необыкновенный интерес представляли материалы Орна. Варду не потребовалось много времени, чтобы по почерку сохранившихся документов и письма, адресованного Карвену, доказать, что Саймон Орн и его так называемый сын – один и тот же человек. Ведь и сам Орн сообщал своему адресату о трудностях, возникших в связи с его долголетием, из-за которых он вынужден был на тридцать лет покинуть Салем и вернуться обратно в качестве собственного сына. Орн предусмотрительно уничтожил большую часть своей корреспонденции, однако граждане Салема, занявшиеся им в 1771 году, нашли и сохранили несколько писем и документов, которые привлекли их особое внимание, ибо состояли из загадочных формул и диаграмм, написанных его и не его почерками. Вард или сам тщательно скопировал их, или заказал фотокопии, а в почерке одного особенно таинственного письма, которое изыскатель сличил с книгой актов в архиве мэрии, он безоговорочно узнал руку Джозефа Карвена.

Это письмо Карвена с необозначенным годом не могло быть тем, на которое прислал известный конфискованный ответ Орн, но по его содержанию Вард установил, что оно было написано если не в 1750 году, то ненамного позже. Имеет смысл привести это письмо целиком как образчик стиля того, чья жизнь была столь ужасна. Адресовано оно «Саймону», однако имя зачеркнуто (неизвестно, то ли Карвеном, то ли Орном).


«1 мая, Провиденс.

Брат! Приветствую тебя, мой Старый добрый друг в Поклонении и истинном Служении Тому, Кто наделит нас беспредельной Властью. Мне только что стало известно нечто интересное и для тебя относительно Последних Событий и того, как теперь должно поступать. Я не расположен следовать твоему примеру и бежать Прочь из-за моих лет, ибо в Провиденсе, в отличие от других мест, не гоняются за необычными Людьми и не тащат их в Суд. Меня привязывают к месту Корабли и Товары, и я не могу поступить, как ты, еще и из-за моей фермы в Потюксете, под которой есть То, что не будет тридцать лет ждать моего Возвращения под Другим именем.

Однако и я готов к тяжелым временам, как я уже писал тебе, поэтому постоянно думал о том, как возвратиться к Начатому, если придется все Бросить. Вчера Ночью я узнал наконец Слова, которыми теперь могу призвать ЙОГ-СОТОТА, и в первый Раз лицезрел того, о ком писал Ибн Шакабак в…

Он сказал, что в третьем псалме Проклятой Книги содержится Ключ. Когда Солнце перейдет в пятый Дом и Сатурн будет в Триаде, начерти пентаграмму Огня и трижды повтори девятый стих. Этот же Стих повторяй каждую Страстную пятницу и в канун Дня Всех Святых, и нечто появится во Внешних Сферах.

Из Старого Семени родится Тот, кто поглядит Назад, хотя и не будет знать, что он ищет.

Но не будет Ничего, если не будет Наследника и если Соли или Способ приготовления Солей не будет Прочитан для Него. А в этом, признаюсь, я не предпринимал почти никаких Шагов и не преуспел. Дело это трудное и движется медленно, а также требует большого количества Опытов, для которых мне Не хватает материала, несмотря на матросов из Вест-Индии. Да и Люди начинают любопытствовать, хотя мне до сих пор удавалось держать их на расстоянии. Купечество хуже Простонародья, ибо более Дотошно и пользуется доверием. Парсон и мистер Мерритт, боюсь, уже ведут разговоры за моей спиной, но пока я не предвижу Опасность. Химические вещества доставать легче, ибо в городе есть две хорошие аптеки, которые принадлежат доктору Боуэну и Сэму Кэрью. Я следую за Бореллием и много полезного нахожу у Абдулы Алхазреда в седьмой книге. Все, что станет мне известно, будет известно и тебе. А пока не пренебреги Словами, которые я пишу тебе отдельно, ибо они Правильные, если пожелаешь увидеть ЕГО. Скажи нужные Стихи в Святую пятницу и в День Всех Святых, и если Род не прервется, через много лет придет тот, кто оглянется назад и использует те Соли или те Вещества для Солей, которые ты оставишь ему. Смотри Книгу Иова XIV, 14.

У меня есть отличная лошадь, и я подумываю купить коляску, так как в Провиденсе одна уже есть (у мистера Мерритта), хотя дороги у нас плохие. Если ты расположен отправиться в путь, то заверни ко мне. В Бостоне садись в почтовый дилижанс и езжай через Дедхам, Рентам и Аттлборо, где есть отличные таверны. Остановись у мистера Болкома в Рентаме, ибо у него постели лучше, чем у мистера Хэтча, но обедать ходи к мистеру Хэтчу, ибо у него повар лучше. Поверни в Провиденс возле Потюксетского переката и поезжай мимо таверны мистера Сейлса. Мой дом стоит против таверны мистера Эпенетуса Олни рядом с Городской улицей, первый дом на Олни-корт. От Бостона до Провиденса прим. XLIV мили.

Остаюсь твоим преданным другом и слугой во имя Алмонсин-Метратона

Джозефус К.

Мистеру Саймону Орну,

Уильям-лейн, Салем».


Как ни странно, именно из этого письма Вард узнал о точном местоположении дома Карвена в Провиденсе, ибо никакие архивы не сохранили эти сведения. Находка оказалась вдвойне ценной, так как указывала на место, где Карвен поставил свой новый дом в 1761 году и где он стоит до сих пор. Вард отлично знал его еще из своих скитаний по Стэмперс-Хилл. Кстати, он находился совсем недалеко от его собственного дома, построенного чуть выше на холме, и принадлежал негритянской семье, занимавшейся стиркой, уборкой и чисткой дымоходов.

Вард был под большим впечатлением от находки, сделанной в далеком Салеме, которая дала ему доказательство того, чем это семейное гнездо было в истории его собственной семьи, и он решил немедленно по приезде обследовать его. Более загадочные куски письма он счел символическими и не обратил на них внимания, хотя и отметил с изумлением, что отлично помнит стих четырнадцатый в четырнадцатой главе Книги Иова: «Когда умрет человек, то будет ли он опять жить? Во все дни определенного мне времени я ожидал бы, пока придет мне смена».

2

Юный Вард возвратился домой в состоянии приятного возбуждения и всю субботу посвятил осмотру дома на Олни-корт. Этот дом, обветшавший со временем, никогда не был роскошным – обыкновенное деревянное строение городского типа в два с половиной этажа в стиле колониального Провиденса, с остроугольной крышей, широкой трубой посередине, великолепной резной дверью, над которой было окошко веером, с треугольным фронтоном и стройными дорическими колоннами. Он почти не подвергся переделкам, и Вард чувствовал, что подобрался совсем близко к страшной цели своих изысканий.

С негритянской семьей он был знаком, и Аза с толстой женой Ханной почтительно проводили его внутрь. Здесь перемен оказалось больше, чем можно было предположить, глядя на дом снаружи, и Вард посетовал, что уже нет доброй половины каминных украшений и резных шкафов, а великолепные деревянные панели и лепнина поломаны, замазаны, расцарапаны или заклеены дешевыми бумажными обоями. В целом он узнал гораздо меньше, чем ожидал, однако он удовольствовался волнением, которое испытал, стоя в стенах дома, принадлежавшего такому страшному человеку, как Джозеф Карвен. Его затрясло, когда он заметил, как тщательно стерта монограмма владельца со старинного медного дверного молотка.

С этого времени и до самого окончания школы Вард все время проводил за расшифровкой рукописи Хатчинсона и сбором сведений о Карвене. С расшифровкой у него ничего не получалось, но сведений у него вскоре скопилось довольно много, и много документов оказалось в частных архивах Нового Лондона и Нью-Йорка, так что он собрался в путь. Поездка оказалась очень продуктивной, ибо подарила ему письма Феннера с рассказом об экспедиции на ферму Карвена и переписку Найтингейла-Талбота, из которой он узнал о портрете на деревянной панели в библиотеке Карвена. Его особенно заинтересовал портрет, потому что ему очень хотелось знать, как выглядел Джозеф Карвен, и он решил еще раз осмотреть дом на Олни-корт в надежде найти изображение своего предка под слоем старой краски или под обоями.

В начале августа Вард начал поиски, внимательно осматривая все стены во всех комнатах, которые могли служить библиотекой их первому и зловещему хозяину. Особое внимание Вард уделил большим панелям над каминами и уже через час испытал ни с чем не сравнимое волнение, когда соскреб немного краски с широкой панели над камином на первом этаже и убедился, что она темнее остальных. Сделав острым ножом еще несколько аккуратных соскобов, он уже твердо знал, где находится писанный маслом портрет.

Проявив, как настоящий ученый, недюжинную выдержку, мальчик не стал рисковать портретом, хотя ему очень хотелось немедленно его увидеть, и удалился за профессиональной подмогой. Через три дня он возвратился с известным художником, мистером Уолтером Дуайтом, чья мастерская располагалась недалеко от Колледж-Хилл. Опытный реставратор немедленно принялся за работу, действуя профессионально и применяя правильные химикаты. Старый Аза и его жена, несколько встревоженные поведением странных визитеров, были щедро вознаграждены за причиненное неудобство.

День за днем, пока художник делал свое дело, Чарльз Вард с возрастающим любопытством следил за появлением новых линий и теней, извлекаемых из забвения. Дуайт начал с нижней части панели, а так как портрет был сделан в три четверти натуральной величины, то лицо появилось далеко не сразу. Сначала Вард убедился, что перед ним худощавый стройный мужчина в темно-синем камзоле, вышитом жилете, коротких штанах из черного атласа и белых шелковых чулках, сидевший в резном деревянном кресле на фоне окна, в котором видны были причал и корабли.

Когда Дуайт расчищал голову, то первым делом он взялся за аккуратный парик, а потом за тонкое, спокойное, ничем не примечательное лицо, показавшееся знакомым и Варду, и художнику. Лишь в самом конце, когда бледное лицо было расчищено полностью, у художника и его заказчика от изумления перехватило дыхание. Они поняли, какую зловещую шутку сыграла непредсказуемая наследственность. Только когда художник в последний раз прикоснулся к портрету и на свет явилось то, что столетиями было скрыто от людских глаз, пораженный Чарльз Декстер Вард, вечно устремленный в прошлое, увидел самого себя в облике своего ужасного прапрапрадедушки.

Вард привел родителей, чтобы они тоже посмотрели на его открытие, и его отец немедленно решил купить портрет, хотя он был выполнен на деревянной стенной панели. Сходство с сыном, несмотря на облачение восемнадцатого века, было поразительным. Природа ровно через полтора столетия создала двойника Джозефа Карвена. Зато миссис Вард совсем не походила на своего предка, хотя она вспомнила кое-кого из своих родственников, которые были похожи и на ее сына, и на давно умершего Джозефа Карвена.

Ей открытие пришлось не по душе, и она сказала мужу, что портрет лучше сжечь, чем тащить в дом. Она уверяла, что не видит в нем ничего хорошего, наоборот, он противен ей своим сходством с Чарльзом. Однако мистер Вард был человеком действия, властным дельцом, который заправлял большими делами, имея многочисленные ткацкие фабрики в Риверсайде и долине Потюксет, поэтому не имел обыкновения прислушиваться к женской болтовне. Портрет произвел на него неизгладимое впечатление сходством с его сыном, и он не сомневался, что мальчик заслужил такой подарок. Нечего и говорить, что тот немедленно встал на сторону отца, и через несколько дней мистер Вард, пригласив владельца дома и нотариуса, маленького человечка с крысиным лицом и глуховатым голосом, стал владельцем камина и панели с портретом, сразу назвав сумму, которая исключила возможность торговли и почти неизбежных сетований на трудную жизнь.

Оставалось только перенести панель в дом Вардов, где для нее уже было приготовлено место над электрическим камином в кабинете Чарльза на третьем этаже. На Чарльза была возложена обязанность проследить за перемещением портрета, и двадцать восьмого августа он сопровождал двух опытных рабочих из фирмы Крукера в дом на Олни-корт, где камин и панель над камином были с большой осторожностью вынуты из стены и перенесены в машину.

Глазам присутствовавших открылась кирпичная кладка дымохода, и там-то юный Вард обнаружил углубление шириной в фут, по-видимому, на уровне нарисованной головы. Сгорая от любопытства, он заглянул внутрь и нашел кроме пыли пожелтевшие бумаги и толстую тетрадь в переплете, а еще несколько кусочков истлевшей ткани, в которую они, видимо, были когда-то завернуты. Сдув пыль и обтерев грязь, Вард взглянул на надпись и сразу же узнал почерк, который в первый раз увидел в институте Эссекса: «Журнал и заметки Джоз. Карвена, джентльмена, родом из Салема и проживающего в городе Провиденс».

Безмерно взволнованный своей находкой, Вард показал тетрадь рабочим, которые были с ним. Они клятвенно подтвердили подлинность найденных бумаг, и доктор Виллетт опирается на их свидетельство, выстраивая свою теорию, говорящую о том, что юноша не был сумасшедшим, когда проявились первые странности в его поведении. Все бумаги были исписаны рукой Карвена, и на одной из них, вероятно самой важной, Вард прочитал: «Тому, кто придет потом; как ему одолеть время и пространство». Другая оказалась шифрованной, однако Вард не стал расстраиваться, предположив, что шифр тот же, что в рукописи Хатчинсона, который до тех пор ему не поддавался. Зато на третьем листе он нашел ключ к шифру. Четвертый и пятый лист были адресованы «Эдв. Хатчинсону, эсквайру, и Иедедии Орну, эсквайру, либо их наследнику или наследникам, либо лицам, их представляющим». Шестой – последний – лист был озаглавлен: «Джозеф Карвен, его жизнь и путешествия между годами 1678 и 1687, где он бывал, кого видел и что узнал».

3

Мы как раз подошли к тому времени, которое более ортодоксальные психиатры считают началом психического заболевания Чарльза Варда. Обнаружив бумаги и тетрадь, мальчик тотчас же заглянул в них и нашел нечто, поразившее его до глубины души. Показывая заглавия рабочим, он принял все меры предосторожности, чтобы они не прочитали больше, и беспокоился об этом гораздо сильнее, чем предполагало историческое значение находки. Возвратившись домой, он смущенно сообщил новость родителям, словно ему хотелось внушить им, как важны попавшие ему в руки бумаги, но так, чтобы они поверили ему на слово. Он даже не показал им заголовки, а только сказал о документах, написанных рукой Джозефа Карвена, «в основном шифрованных», которые требуют тщательного изучения для понимания их истинного смысла. Похоже, он и рабочим ничего не показал бы, если бы они не загорелись любопытством. Скорее всего, ему не хотелось демонстрировать нарочитую скрытность, чтобы не возбуждать лишнего интереса.

Всю ночь Чарльз Вард в своей комнате читал найденные бумаги и не оторвался от них, даже когда наступило утро. Его еда, по его настоятельной просьбе, после того как мать послала узнать, почему он не спускается к завтраку, была послана ему наверх, и он появился лишь на несколько минут, когда пришли рабочие устанавливать камин в его кабинете и вешать деревянную панель с портретом. Следующую ночь он спал урывками, не раздеваясь, и лихорадочно расшифровывал рукопись. Утром его мать обратила внимание, что он занимается фотокопией трактата Хатчинсона, который раньше часто ей показывал, но в ответ на ее расспросы он сказал, что ключ Карвена к нему не подходит. Днем, оторвавшись от бумаг, он нетерпеливо следил за тем, как рабочие крепили панель над великолепным электрическим камином, выдвигая чуть вперед стену над ним, словно в ней в самом деле есть дымоход, и закрывая ее другими панелями под стать остальным в комнате. Передняя панель с портретом была установлена на петлях и стала заодно дверью устроенного за ней шкафа. Когда рабочие ушли, он перешел в кабинет и то смотрел в разложенные перед ним бумаги, то на портрет, словно видел перед собой историческое зеркало.

Припоминая его поведение в это время, родители Чарльза Варда говорили о том, как в нем проявлялась отсутствовавшая раньше скрытность. От слуг он редко прятал бумаги, которыми занимался, так как совершенно справедливо полагал, что они все равно не разберут причудливый несовременный почерк Джозефа Карвена. А вот с родителями он вел себя осторожнее. Если изучаемая им страница не представляла собой сплошной шифр, россыпь загадочных знаков или непонятных идеограмм (как, например: «Тому, кто придет потом…»), то он закрывал ее ничего не значащей писаниной, пока посетитель не покидал его комнату. На ночь он запирал бумаги на ключ в старинный ларец и так же поступал, уходя из комнаты. Вскоре его жизнь вошла в привычную колею, разве что он прекратил свои долгие скитания по городу и теперь почти постоянно находился дома.

Начались занятия в школе, в которой он учился в последнем классе, и это, по-видимому, ужасно ему досаждало, отчего он постоянно повторял, как ему не хочется тратить время на колледж. Он говорил, что проводит собственные важные исследования, благодаря которым получит куда больше доступа к любым знаниям, чем в каком бы то ни было университете.

Естественно, только человек, уже имеющий репутацию кабинетного червя со странностями, мог бы долго вести такой образ жизни, не привлекая к себе особого внимания. Вард же всегда этим отличался, и его родители не столько удивились, сколько огорчились его скрытности. Но и они сочли довольно странным то, что он ничего им не показывает из своих сокровищ и не рассказывает о расшифрованных документах. Однако Чарльз просил их подождать, пока у него будет что-то стоящее внимания, но шли недели, и в отношениях между мальчиком и старшими стала нарастать напряженность, тем более что его мать постоянно выражала недовольство его интересом к Джозефу Карвену.

В октябре Вард снова зачастил в библиотеки, однако теперь его не интересовала старина. Колдовство и магия, оккультизм и демонология стали предметом его изучения, а когда хранилища Провиденса иссякли, он отправился в Бостон, в библиотеку на Копли-сквер, прославившуюся своими богатыми фондами, в библиотеку Уайденера в Гарварде и Сионистскую научную библиотеку в Бруклине, где можно было отыскать самые редкие книги по библейской тематике. Он и сам накупил множество книг и даже заказал стеллаж для них в свой кабинет, а на рождественские каникулы совершил несколько поездок, в том числе в Салем, чтобы просмотреть рукописные материалы в институте Эссекса.

Примерно в середине января 1920 года на лице Варда появилось выражение победителя, которое он никак не объяснял. За работой над рукописью Хатчинсона его больше не видели. Вместо этого он взялся за химические опыты, приспособив для них неиспользуемый чердак, и изучение статистических данных в городских архивах Провиденса. Опрошенные впоследствии местные поставщики лекарств и химических веществ для научных лабораторий представили на редкость бессмысленный список того, что заказывал Вард, зато в архивах и библиотеках пришли к единому мнению насчет интересовавших Варда материалов. Он лихорадочно искал могилу Джозефа Карвена, с надгробия которой когда-то предусмотрительно стерли его имя.

Понемногу родителям Варда стало ясно, что с их сыном творится неладное. Чарльз и прежде самозабвенно предавался своим увлечениям, но такая таинственность и поглощенность странными поисками были ненормальными даже для него. Школьные занятия его совсем не интересовали, и хотя все экзамены он сдавал благополучно, было совершенно очевидно, что от былого усердия не осталось и следа. Совсем другое занимало его мысли. Если он не работал в своей новой лаборатории, обложенный со всех сторон алхимическими трактатами, то штудировал погребальные книги или изучал оккультные науки в кабинете, где с панели над камином на северной стене бесстрастно взирал на своего потомка поразительно – и все больше – походивший на него Джозеф Карвен.

В конце марта Вард прибавил к своим занятиям в архиве малопривлекательные поездки на старые городские кладбища. Зачем это было ему надо, стало ясно позже, когда в городском архиве сообщили, что он как будто нашел ключ к разгадке. Он резко изменил направление поиска, и теперь ему требовалась могила некоего Нафтали Филда, а не Джозефа Карвена, и эту перемену удалось объяснить, когда по его стопам была отыскана оборванная на середине запись о захоронении необычного гроба Карвена, чудом избежавшая уничтожения: «10 фут. южнее и 5 фут. западнее могилы Нафтали Филда на___________». Отсутствие в уцелевшей половине указания на кладбище осложнило поиск, и могила Нафтали Филда долгое время казалась такой же ирреальной, как могила самого Джозефа Карвена, однако в отношении Нафтали Филда не существовало всеобщего заговора молчания и можно было надеяться рано или поздно отыскать надгробный камень, даже если не повезет в архиве. Вот Чарльз и ходил по всем кладбищам, начиная с церкви Святого Иоанна (бывшей Королевской) до старинных захоронений конгрегационалистов посреди кладбища в Свон-Пойнте, так как он уже нашел запись о том, что единственный живший в Провиденсе Нафтали Филд (умерший в 1729 году) был баптистом.