
– Ладно. Жди ответа. Я позвоню начальству. Пусть решает.
По голосу подполковника Данилко можно было подумать, что он просто рад свалить на начальство решение задачи.
Но наушники тут же донесли до меня взволнованный голос Николая Васильевича:
– Виктор Вячеславович, ты слышал?
– Слышал, – отозвался я и пополз по скользкой и жутко вонючей транспортерной ленте.
– Что подскажешь?
– Звоните, ведите переговоры с бандитами. А я ползу по ленте в их сторону, к сожалению, не могу просто подняться и идти к ним в полный рост.
Теперь уже разговора о мастер-классе я не заводил. Не до того было, чтобы хвастаться своей подготовкой. Мне предстояло совершить очень серьезное дело. Спасение пяти заложниц – это вопрос чести не только спецназа, но и настоящего мужчины. Я это прекрасно понимал.
Я полз, поборов в себе брезгливость. Это удалось мне без особого труда. Сказывалась тренировка. Еще будучи молодым курсантом я на учениях доставал пакет с указаниями насчет дальнейших действий из кишечника убитого кабана. Он был спрятан туда специально, чтобы привить мне, будущему офицеру спецназа, умение перебарывать свою естественную брезгливость.
Тогда это меня возмущало. Я думал, всегда сумею сделать это усилием воли, однако впоследствии понял, что оно – ничто в сравнении с прецедентом. Кто сумел один раз, тот в дальнейшем уже не будет даже сомневаться.
Я не сомневался в себе и сейчас, когда полз по всем этим рыбьим кишкам. Пистолет при этом я пачкать не желал, спрятал под куртку. Тут, как назло, у меня начал жутко чесаться нос. Но сделать с этим я ничего не мог, вынужден был терпеть. Хорошо еще, что проползти мне осталось немного.
Вскоре я вышел на новую позицию, и тут передо мной встала еще одна дилемма. Можно было бы стрелять прямо с транспортерной ленты. При этом я не знал, когда ее включат, и произойдет ли это вообще при сложившейся ситуации.
– Виктор Вячеславович! – раздался в наушниках голос Данилко. – Наверх прибыла группа подполковника Балакирева. Они блокировали все выходы из подвала. Но у меня связь с ними только телефонная. Балакирев спрашивает, что ты думаешь предпринять.
– Я уже на месте. Только что спрыгнул с транспортера. Подбираюсь к пулеметчику. После его ликвидации вы можете смело выдвигаться вперед. Если, конечно, бандиты не выведут под пули женщин-заложниц. Что у нас со временем?
– Восемь минут прошло. Еще две в запасе.
– Все. Я работаю.
Беда была в том, что я подбирался к пулеметчику в темноте, не видел, что находится у меня под ногами, и потому осторожности ради предпочел передвигаться на четвереньках. Недавно я забрал из чужого шкафчика бронежилет, но, к сожалению, не взял налокотники и наколенники, хотя видел их там же, просто не посчитал нужным. А они сейчас очень пригодились бы. По крайней мере, я не испытывал бы таких неудобств при передвижении.
Подбирался я к пулеметчику, даже не зная, есть на нем бронежилет или нет его, но по своей боевой привычке предпочитал считать, что таковой имеется. Поэтому я держал в одной руке пистолет, а в другой – нож. Тем и другим я владею одинаково хорошо как с левой, так и с правой руки.
Нож был нужен мне для того, чтобы поразить противника в шею. Если бронежилет и прикрывает ее, то только в самой нижней части. Округлый противоосколочный воротник не сможет защитить от правильно нанесенного удара ножом.
Пистолет я стал бы применять только в самом крайнем случае, если бы пулеметчик обнаружил меня. Это было крайне нежелательно. Пистолетный выстрел по звуку сильно отличается от пулеметного. Его последствием мог бы стать расстрел женщин-заложников. Я, естественно, никак не мог этого допустить.
Я пробирался вперед, подтягивал под себя то одну, то другую ногу, был готов совершить стремительный рывок и нанести смертельный удар ножом. Я был в себе уверен, нисколько не сомневался в том, что сумею сработать так, чтобы мой противник не смог издать ни единого звука. Главное, чтобы бандиты в это время не вывели в коридор заложниц.
Пулеметчик все же услышал меня в самый последний момент. Расстояние между нами составляло полтора метра. Мне под колено попался какой-то обрезок металлического уголка. Он слабо звякнул. Это насторожило пулеметчика. Тот поднял голову и попытался посмотреть через плечо. Этот тип не понимал, что за звук донесся до его уха и откуда он взялся.
Моя согнутая нога стремительно выпрямилась. Я совершил скачок, обрушился на тело пулеметчика, нанес удар ножом сбоку в горло и попал в сонную артерию, как и намеревался. Кровь хлынула сразу в большом объеме, забулькала, попала мне в рукав и облила всю кисть.
Я вытащил из горла нож и, не выпуская его из руки, просто перекатился по телу пулеметчика и оказался сбоку от него, около стены. При этом я успел бросить взгляд на сам пулемет и даже удивился. Это было совершенно новое оружие, еще не поступившее ни в армию, ни в спецназ. Пулемет «Барсук» АЕК-999 с тактическим, как я и предполагал, глушителем, калибра семь целых, шестьдесят две сотых миллиметра.
Эти стволы специально готовились на Ковровском механическом заводе для вооружения различных видов спецназа, но пока еще, насколько мне было известно, не прошли государственные испытания. А у бандитов они уже имеются.
Да уж, ФСБ есть чем поинтересоваться в этом вопросе.
Насколько мне было известно, в основе конструкции «Барсука» лежал пулемет Калашникова модернизированный, по крайней мере автоматика была взята именно от него. Но конструкторы сумели избежать многих недостатков прототипа. Самое главное состояло в том, что смогли сделать оружие, не требующее в течение длительного боя смены ствола, к чему приходилось прибегать при использовании ПКМ.
На Ковровском заводе для изготовления пулеметного ствола стали использовать тот же сплав, который шел на тридцатимиллиметровые автоматические авиационные пушки. Скорострельность и кучность боя от этого не пострадали. Непрерывная очередь увеличилась до шестисот пятидесяти выстрелов. Система боепитания и приклад остались без изменений, точно такими же, как в ПКМ.
Но теперь уже благодаря глушителю за полкилометра от точки расположения пулеметчика совершенно не слышно было выстрелов. К тому же глушитель прекрасно исполнял и функции пламегасителя.
Однако долго думать над тем, какими путями к бандитам попало экспериментальное оружие, у меня не было ни времени, ни особого желания. С этим пусть разбираются в ФСБ. Моя задача была намного проще и конкретнее – освободить заложниц.
Тут-то я и услышал какой-то грубый окрик. Впереди меня располагался дверной проем, в котором метнулся луч фонарика. Я не мог позволить бандитам выставить заложниц перед собой и спрятаться за ними, быстро проскочил мимо дверного проема и остановился, не замеченный противником.
В это время в наушниках раздался голос майора Конопольского:
– Что там у вас делается, Виктор Вячеславович? Почему так долго?
Вопрос был задан откровенно не вовремя. Поэтому я предпочел не отвечать на него.
Хорошо, что подполковник Данилко соображал лучше командира группы захвата.
– Сможет говорить – скажет. – Эти его слова были, видимо, обращены к майору Конопольскому. – А пока время не подошло, наверное. Мне, Виктор Вячеславович, не отвечай. Просто довожу до твоего сведения, что двоих бандитов наверху группа Балакирева блокировала. Они уже сидят в наручниках. Значит, перед тобой сейчас максимум четверо.
Мне хотелось сказать, что бандитов осталось только трое, но я промолчал. Тем более что уже слышал шаги.
Бандиты выводили женщин-заложниц на показ. Возможно, они готовились демонстративно одну из них застрелить, чтобы поторопить руководство ФСБ или каких-то других ответственных лиц с принятием решения. Первыми вышли два парня с автоматами и осмотрелись по сторонам.
Хорошо, что я успел пересечь коридор и спрятаться в самом темном месте. Иначе мой силуэт отчетливо виднелся бы на фоне света даже слабой далекой лампочки. Транспортерная лента, как это ни удивительно, вдруг снова начала движение, скрипела, помогала мне прятаться, скрывала все мои шаги.
Следом за двумя автоматчиками за проем вышли пять женщин разного возраста. Последними шагали две совсем молодые.
За ними нарисовался высокий тощий хлыщ. Это был тот самый поганец с визгливым голосом, который и разговаривал с подполковником Данилко через весь коридор. Я даже затрудняюсь сказать, как это определил. Оружия он в руках не держал, но на поясе у него висела кобура с пистолетом.
Говоря честно, я добился результата, прямо противоположного тому, на который рассчитывал. Два автоматчика в этот раз оказались впереди женщин. Заложницы разделяли нас. Но это меня не сильно расстроило.
– Эй, ты, из ФСБ! – крикнул тощий хлыщ во все горло, чуть было не сорвал свой визгливый голос и вынужден был даже прокашляться.
Громкие речи были ему категорически противопоказаны.
– Что там твое начальство решило? – осведомился он. – Мы ждать устали и начинаем заложниц убивать. Для начала, чтобы ты поторопился, я пристрелю только одну. Она, кстати, мать троих детей. Ее смерть будет на твоей совести. – Правая рука мерзавца потянулась за пистолетом.
Мне хотелось сказать ему в ответ: «На твоей, скотина, исключительно», но я удержался, просто шагнул вперед и воткнул ему нож в горло. Там я его и оставил и аккуратно придержал тело от падения, которое сопровождалось бы шумом, совершенно излишним в данный момент.
Двое автоматчиков ничего не услышали. Валики и ролики, по которым проходила транспортерная лента, грохотали довольно сильно.
А вот две молодые заложницы зажали себе рты натруженными и многократно, наверное, порезанными пальцами вонючих рук. Они смотрели на меня выпученными от испуга глазами.
Я спокойно раздвинул женщин руками, шагнул между ними и сразу ударил ближнего к себе автоматчика рукояткой пистолета по затылку. Второй, видимо, уловил мое движение и начал медленно разворачиваться. Однако он не понимал, в чем дело, и оставил ствол нацеленным вперед, поскольку атаки сзади не ждал. А зря.
Я с ходу нанес ему такой злой и мощный хай-кик с левой ноги под ухо, что, честно говоря, опасался, что снесу ему половину головы. Парень уронил автомат, рухнул на стену, крепко ударился об нее головой и остался лежать под ней.
Но тут одна из женщин, физически крепкая и, судя по лицу, из тех, кто «коня на скаку остановит, в горящую избу войдет», вдруг сняла с ноги тапочек, наступила первому автоматчику босой пяткой на нос и подпрыгнула. Нос бандита, естественно, сразу сплющился, размазался по лицу под стокилограммовым весом. Женщина с трудом удержала равновесие, но довольная спрыгнула на бетонный грязный пол и сразу отыскала ногой свой тапочек.
– Он обещал со мной позабавиться, перед тем как убьет, – сказала она. – А у меня сын старше его и дочь, наверное, ровесница. Этот скот и до нее обещал добраться. А у дочери муж сержант полиции, хоть и тупой, но дубинку носит. Он бы этому хмырю быстро ноги обломал. Вместе с тощей шеей.
Тут же обе молодые заложницы, женщины крупные, объемные и сильные, под стать первой, дали по пинку тощему хлыщу с высоким голосом, увы, уже покойному. При этом они норовили попасть ему в пах. Видимо, кобелиные настроения среди бандитов проявлялись ярко, и женщин это задевало.
Я поправил на шлеме микрофон не для того, чтобы меня лучше слышали, а чтобы женщины поняли, что я не к ним обращаюсь.
Хотя уразуметь это они могли бы и из моих слов:
– Николай Васильевич, все в порядке. Заложницы освобождены. Жертв среди них нет. Из бандитов двое еще живы. Надеюсь, по крайней мере, что двое. Один – точно.
– Со мной на связи подполковник Балакирев. Он со своими бойцами идет с противоположной стороны. Спустился по лестнице. Хотел тебе помочь, но, как видишь, не успел. Ты и сам управился. Мы тоже идем. Со своей стороны. Постарайся в нас не стрелять. По группе Балакирева тоже палить вовсе не обязательно.
– Хорошо. Я попытаюсь, – пообещал я почти торжественно. – Выходите. Главное, спросите у охранников, где здесь можно срочно принять душ, а то я насквозь провонял рыбьей кровью. Да и человеческой, кстати, тоже.
– Андрей говорит, что здесь же, в подвале, есть душ в раздевалке. Он однажды туда слесаря приводил.
– Пусть покажет, где раздевалка.
– В другом конце коридора. Где Балакирев находится.
– Выдвигайтесь сюда, товарищ подполковник. Женщины вас ждут. А я в душ двинул. Смою с себя все, что смогу. Прямо в одежде под воду полезу. Да, у бандитов, может быть, и одежда приличная в раздевалке найдется. Тогда я ее и нацеплю. Двое из них, похоже, моей комплекции. А где группа Балакирева? Почему я их не вижу?
– Они допросили пару мерзавцев, задержанных на первом этаже. Из тех, которые убили наших сотрудников у ворот. Эти скоты и сообщили, где груз находится. Балакирев услышал, что ты с делом справился, и пошел его искать. С пленниками оставил солдат и одного своего бойца. Он сказал мне, что руки им связал по правилам спецназа ГРУ. Это что за правила такие?
– Это не правила, Николай Васильевич, а способ упаковки. Тыльные стороны ладоней составляются вплотную и привязываются друг к другу. При таком вот методе клиент не сможет ничего предпринять. Если он, скажем, в браслетах будет, то сумеет сразу двумя руками ударить, причем ой как чувствительно. Я, например, в наручниках могу человека в нокаут отправить. А если руки связаны по-нашему, то ими трудно не только нокаутировать охранника, но и даже пощечину ему дать. Иногда, если есть необходимость задержанного обломать перед допросом, мы ему связываем вместе с кистями запястья, а потом и локти. Через двадцать секунд вывернутые руки начинают невыносимо ныть. Пленники просят развязать их и на допросе готовы расколоться, лишь бы снова так не страдать. Есть еще способ, который мы называем «на бабу-ягу». В этом случае руки стягиваются между собой за спиной коротким концом веревки, дальше она перебрасывается через горло и завязывается на ноге, подогнутой к самой заднице. Нога затекает, пленник желает ее выпрямить и душит сам себя. Здесь, однако, следует быть осторожным. Нельзя оставлять человека без пригляда. Я знаю случай, когда арестант, чтобы ничего не сказать на допросе, этаким вот манером покончил с собой. Так какой метод использовал Балакирев?
– Честно скажу, что даже не подозревал о таких методах. Ничего не могу сообщить по поводу действий Балакирева. Но он без пригляда пленников не оставил. Там два солдата-водителя и один парень из ЦСН. Они за бандитами присмотрят.
– Ну и хорошо, – согласился я, видя, как по лестнице в конце коридора спустился майор Конопольский с двумя своими бойцами.
За ними шли люди в гражданском, хотя и с автоматами. Это были члены следственной бригады. Замыкал процессию подполковник Данилко, продолжающий разговаривать со мной. Я поднял руку в приветствии. Майор Конопольский ответил мне тем же жестом.
– Ладно, отправляюсь искать душ, – сказал я. – А то от меня уже даже бывшие заложницы шарахаются. Они готовы даже здесь свои маски надеть, – проговорил я.
Я, конечно, преувеличивал, что делал довольно часто. Женщины смотрели на меня с радостью, как на своего спасителя. Одновременно они испытывали ужас. Ведь я только что прямо здесь, рядом с ними, совершил несколько убийств. Пусть моими жертвами были и бандиты, но такой поступок – тоже не самый лучший повод для знакомства. Спаситель и убийца в женской логике никак не желают уживаться вместе.
Хорошо, что Тамара у меня такого мнения не придерживается. У нее воспитание не то. Она сама, конечно, женщина стопроцентная, но очень опасная и убивать умеет.
Глава 9
Я быстро пошел вперед по длинному коридору, вскоре оказался в раздевалке, вдоль стен которой стояли деревянные шкафчики, и поочередно заглянул в каждый из них. Ну да, как я и предполагал, в них находилась верхняя одежда, принадлежащая бандитам. Она очень даже могла мне пригодиться.
За раздевалкой располагалось небольшое помещение, что-то типа предбанника с многочисленными вешалками. Я вернулся к шкафчикам, вытащил из них все мыло и прочие моющие средства, прихватил полотенца, пошел в предбанник и развесил их там на вешалке так, чтобы самое свежее было в конце. Дальше, за полотенцами, я оставил свой шлем, отсоединил гарнитуру связи и пояс с аккумулятором, который, как я догадывался, лучше было бы не мочить. Хотя сам аккумулятор был в пластиковой водоотталкивающей упаковке на тот случай, если спецназовец в полной экипировке вдруг угодит под проливной дождь или упадет в болото.
После этого я без сомнений вошел в следующее помещение, где находились душевые лейки. Обнаружилась там и табуретка. Я поставил ее у стены, уложил на нее оба свои телефона, документы, пистолет и вообще все, что было нежелательно промачивать. После чего я включил воду в самом крайнем душе, отрегулировал температуру, прямо в бронежилете, как был, зашел под тугие струи и какое-то время стоял под ними не шевелясь, сбрасывая с себя недавнее нервное напряжение момента, переживания из-за вони и вообще все, что было для меня в настоящий момент лишним.
В этот момент, как от удара ногой, вылетела дверь, и в душевую ворвались два бойца с автоматами. Я узнал их, как и они меня. Это были ребята из группы подполковника Балакирева. С ними вместе я ходил на штурм квартиры, где мы рассчитывали застать Боба. Они кивнули мне и вышли из душевой.
В двери тут же показался сам подполковник Балакирев, мой недавний соперник в схватке по рукопашному бою.
– Здравия желаю, товарищ подполковник! – сказал я.
– Здравия желаю, товарищ подполковник! – ответил Балакирев мне в тон.
– Вы меня ищете? – Я взял с подставки кусок мыла и стал намыливать обшивку своего бронежилета. – Присоединяйтесь.
– Я как-то привык мыться раздевшись, – сказал Балакирев. – Кстати, если вам интересно, мы нашли всю партию наркотиков, приготовленную к отправке на новый склад. Часть даже уже расфасована на дозы. Это во многом благодаря вам. Мне подполковник Данилко рассказал о ваших мастер-классах от спецназа ГРУ. Вы прекрасно проявили себя в этом деле. Особенно хорошо все прошло с заложницами. Я знаю ваш уровень подготовки и заранее представлял, что все будет обстоять именно так. С чем вас и поздравляю.
В это время на табуретке зазвонил телефон, предназначенный для связи только с полковником Самохиным. Рядом с табуреткой стоял подполковник Балакирев. Я подался вперед. Он заметил это мое почти инстинктивное движение, взял аппарат в руки, посмотрел на него и сразу передал мне.
– Да, Тамара, рад слышать тебя, – сказал я.
Полковник Самохин правильно сориентировался, сразу сообразил, что я не имею возможности беседовать с ним при посторонних.
– Позвони мне, как сможешь, – сказал он.
– Как у тебя самочувствие? – осведомился я, выдержал паузу, потребную на ответ, и продолжил: – Вот и слава богу. Нет. Я сейчас душ принимаю. Хорошо, как смогу, позвоню. – Я отключился от разговора.
Балакирев, естественно, знал, что Тамара – это моя жена, был в курсе всего того, что с ней приключилось, поскольку выезжал в областную больницу, чтобы забрать оттуда меня для участии в операции. Отправлял его группу полковник Альтшулер. Он наверняка рассказал ему всю предысторию.
Подполковник не стал спрашивать, что приключилось с Тамарой, чем подтвердил мою догадку о том, что находится в курсе событий.
– Поддерживаете с женой шифрованную связь? – поинтересовался он.
Я не растерялся и тут же нашел что ответить:
– Такие телефоны остались у нас с Тамарой со времен службы в спецназе военной разведки. Кажется, они шифруют разговоры, но я точно не знаю. Есть у нас и обыкновенные аппараты. А эти вот предназначены только для разговоров друг с другом. Здесь и внесен только один номер. Грубо говоря, прямая связь. Если звонок на этот телефон, то уже ясно, кто тебя беспокоит.
Подполковник Балакирев был не из тех людей, которые показывают, удовлетворены они ответом или нет. По его внешнему виду вообще никогда нельзя было догадаться, подозревает ли он тебя в чем-то или же тебе это просто кажется.
– Так что, мыться вы не надумали? – спросил я. – А я, с вашего разрешения, еще и разденусь, а потом продолжу эту процедуру.
– Мы пошли. Не будем вам мешать. Не прощаюсь, Виктор Вячеславович. Мы еще, я думаю, увидимся сегодня. Завтра, вероятно, моя группа уезжает домой. Мы свои дела завершили. Если нам и прикажут задержаться, то не дольше чем на день или два. Но я надеюсь, что мы успеем до отъезда пообщаться.
В этих его словах мне снова послышалась угроза, хотя, возможно, ее там и не было.
Балакирев вышел из душевой.
А я мылся долго, с удовольствием и даже напевал что-то себе под нос, хотя знаю за собой полное отсутствие музыкального слуха. Медведь, как говорится, мне когда-то на ухо наступил.
Вытирался я чужими полотенцами поочередно и бросал их себе под ноги. Только в этот момент я и вспомнил, что забыл спросить у подполковника Балакирева, какой метод связывания, позаимствованный у спецназа ГРУ, он использует. Видимо, начал сказываться возраст. Раньше я ничего и никогда не забывал. В принципе, это был вопрос не глобального значения, и особо переживать здесь, наверное, не стоило. Тем не менее провал в памяти был очевидным, и это меня расстроило настолько, что я даже петь перестал.
В одном шкафчике я нашел практически новый камуфлированный костюм точно такой же расцветки, как мой, только сшитый из более плотной ткани. Там же меня дожидались бритвенный станок и флакончик с пенкой для бритья.
После этого я отодрал фальшивую бородку и обнаружил, что краешек ее отклеился под душем раньше времени. Я не знал, заметил это подполковник Балакирев или нет. Скорее всего, нет, иначе он сказал бы что-то по этому поводу. Хотя это вовсе и не обязательно. Да и отклеился совсем маленький кусочек. Это вообще могло бы показаться дефектом самой бородки, в которой волосы растут не все в одну сторону.
Бородку от набора грима я сунул в карман новой куртки, которую уже считал своей. Ведь бандиты, задержанные с оружием в руках, едва ли вернутся в это помещение.
После этого я снова пошел в душ, радуясь тому, что не успел одеться. Там я побрился и вернулся в раздевалку. В дверцу шкафчика было вставлено зеркальце. Я рассмотрел себя, значительно помолодевшего, и остался вполне доволен. После чего оделся, забрал все свое и рассовал по новым карманам, которых оказалось больше, чем было у меня прежде. Собственную мокрую одежду и бронежилет я собрал в кучу, которую связал куском проволоки, найденным там же, в другом шкафчике, и забрал с собой.
Солдаты с ярко-голубыми погонами, проходящие службу в ФСБ, выносили из соседней комнаты мешки с каким-то белым порошком и грузили их в салон большого старого автобуса, окна которого были закрыты мелкой сеткой-рабицей. Я отметил, что этот процесс охраняют и полностью держат под присмотром не только бойцы ЦСН, но и почти все участники операции, включая подполковника Данилко, словно опасаются, что солдаты прихватят с собой хотя бы по мешку на двоих. Не хватало тут только майора Конопольского.
Я сразу направился к воротам, около которых уже стояли другие охранники, не знакомые мне.
– Микроавтобусы еще там? – осведомился я, проходя через будку.
– А вы, извините, кто будете? – спросил меня старший охранник.
– Я буду тот самый человек, который Андрея вашего уложил под воротами и эту будку захватил.
Моего объяснения хватило, чтобы парни меня беспрепятственно выпустили и даже не поинтересовались, что за узел я выношу. Видимо, они посчитали опасным уточнять этот момент.
Сквозь стекло я видел, что оба микроавтобуса стоят рядом с будкой. За ними находился автобус, тоже с решетками на окнах. Туда, видимо, были загружены пленники и тела убитых бандитов и спецназовцев. Думать так мне позволял караул, выставленный и внутри автобуса, и снаружи. Солдаты держали автоматы на изготовку.
В нашем микроавтобусе сидел майор Конопольский. Он уложил планшет на колени, на него пристроил блокнот большого формата и что-то писал. Скорее всего, это был рапорт командованию. Наверное, майор не забыл отметить в нем и мои действия.
Я бросил на пол свой узел. Пластины бронежилета громко звякнули.
– Как вернемся, бронепластины вытащу, а обшивку повешу куда-нибудь сушиться, – объяснил я свои намерения.
– У нас там специальная сушилка имеется, – подсказал Конопольский, колыхнув животом, который мешал ему писать, с удобством укладывался на блокнот. – Часто бывает, что под дождь попадаем. Потом сушить приходится. Как самочувствие?
– Нормально. Отработали, заложников спасли.
– Потери у нас в личном составе. Двое убитых, один ранен. У вас такое бывало?
– Где у нас? У меня лично? Среди моих подчиненных?
– В спецназе ГРУ.
– В Первую чеченскую с командованием были проблемы. Московские генералы за орденами приезжали, распоряжались. Сам бы их расстрелял с превеликим удовольствием! Столько парней положили! Да и потом неразберихи было достаточно. Хотя уже не в массовом порядке. А в моей практике были только раненые. Одного пришлось на инвалидность отправить. А так бог миловал. Мою разведроту беды стороной обходили. С офицерами всякое случалось. А солдат мы берегли. Нам их жизни их матери и отцы доверили. Вот мы и старались, хотя постоянно на Северном Кавказе бывали, в боевых операциях участвовали с каждым, по сути дела, призывом. А это получается, полгода на базе, столько же в командировке. Приходилось солдат готовить по ускоренной программе. Нормально это сделать можно, пожалуй, только за пару лет, не меньше. Нынешнего года службы явно не хватает. Полгода – тем более. Потому раненые и случаются.